ПУТЬ... или несколько историй о реинкарнации души

               

«Хорошо быть песчинкой в море,
Быть послушной его потокам,
Ветром быть в голубом просторе…
Только б сон не продлился Вечность».


Это давняя история и даже более того…

С одной стороны, я удивляюсь способности памяти хранить в себе всё, вплоть до самых незначительных мелочей. С другой стороны, поражаюсь её жестокости: ведь, она всегда ранит, не зависимо от того, пробуждает она плохое или хорошее; одно нельзя исправить, а другое – повторить.

Вот почему я на стороне сердца. Удивляюсь тому, как оно выдерживает, когда память поднимает со дна наверх события и переживания давно минувших дней…

Защищая нас от болезненных воспоминаний, разве не проявил Господь милосердие своё, положив «печать забвения» между этой жизнью и жизнями прошлыми? Глубокое невежество затмевает разум того, кто думает, будто душа проживает одну жизнь. Достаточно будет сказать, что их было множество…

Радуйтесь, что вы можете жить, как малые дети, не обременённые ранящими воспоминаниями из далёкого прошлого, отдалённого от этих дней на века и даже тысячелетия. Достаточно той боли, что вы пережили в этой жизни – пусть она научит вас милосердию, которого всем нам так не хватает…

*

Знаете сколько песчинок на дне океана? А сколько из них попадает в ракушку-жемчужницу, чтобы потом стать ядром будущей жемчужины?

Легко ли стать избранным среди бескрайнего количества песчинок?

Насколько же поразительнее этого везения – человеческое воплощение!

Слой за слоем песчинка обрастает перламутром. О, как долог путь к вершине совершенства! Изо дня в день растёт она - пока не станет прекрасной жемчужиной, достойной украсить корону Царя.

Так и множественные воплощения, через которые мы проходим, окутывают наши души своими «перламутровыми слоями», придавая им всё больший и больший блеск, пока они не достигнут небесной чистоты.

И всё это для того, чтобы однажды произошла самая удивительная из всех встреч, о которой мечтает каждый из нас, хотя и не всегда готов признаться в этом.

Встреча с Ним – это завершение твоего долгого путешествия по мирам и временам.

Вот когда ты узнаёшь, что начал свой Путь давным-давно, но только теперь ты готов к тому, чтобы оглянуться на оставшуюся позади Бездну и не потерять при этом самообладания.

Но самое удивительное потом…Ты вдруг вспоминаешь самое главное: всё это – Твоя Игра. И она завершилась. Ты проснулся …

 

                ***

 

               
                ШАМАН

 

Я удивляюсь природе своего ума: сколько мудрых наставлений было дано мне с юных лет, сколько затем поучительных примеров предоставила мне сама жизнь, но как-то всё без ощутимой пользы…

То ли по природе своей я был глуповат, то ли какие-то демонические силы настраивали меня на несерьёзное отношение к тому, что говорилось для моей же пользы, однако же, я норовил ткнуться носом едва ли ни во всякое дерьмо, лежащее на моём пути…

Наблюдая за моими жизненными коллизиями, мой дед – тунгусский шаман, однажды выразился так: « Мудрость одного растёт по мере того, как растёт глупость другого…»

Тогда я только лишь заподозрил, что дед сделал выпад против моей персоны, но не сильно оскорбился, потому что не понял, что собственно он имел в виду…

Годам к шестнадцати, то ли повзрослев, то ли изрядно устав от своего безрассудства, я в задумчивости произнёс: « Сколько дерьма не ешь – сытым не станешь...» Дед, сидевший тогда рядом со мной, вздрогнул и оглянулся по сторонам, словно хотел убедиться, что это сказал я, а не кто-то другой.

-  Откуда такая мудрость? – косясь, спросил он меня. – Услышал от кого?

-  Увидел, - ответил я ему. – Иду домой и вижу: одна собака оправилась, а другая подбежала и стала есть «это»... Я прямо остолбенел. Хотел прогнать её, но она оскалилась так, будто я что-то хорошее отнимаю. Я сел и стал смотреть. « Дура ты, дура, - думаю я. - Сколько дерьма не ешь – сытой не станешь…» Вспомнил, как ты ругал меня за разные шалости, но я не слушался, словно глухой был… Думаю: «Вот так же и я: мудрые люди советуют мне одно, а я, словно на зло им, делаю другое… Разве не похож я на эту собаку?» Противно стало.

Дед обнял меня и радостно воскликнул:

-  Радость какая! Душа домой вернулась. Ах, как хорошо! Как хорошо! Сегодня большой праздник …

 

С того дня всё в моей жизни переменилось. Годам к сорока я стал знаменитым шаманом. Чтобы вам не показалось, что всё это мои выдумки, я вам поведаю о первом уроке, который преподал мне мой дед – тунгусский шаман. Он говорил так:

« Ты думаешь, что тайны, которые в нашем роду передаются от деда к отцу, а от отца к сыну – это просто хитрости и не больше? Думаешь, что быть шаманом – это плясать с бубном вокруг костра, дурача этим всех остальных? Наверное, есть и такие… Но мы – настоящие шаманы.»

В тот день он заставил меня работать до усталости. Вечером, когда я готов был уснуть даже стоя, он сказал:

-  Ложись спать. Но постарайся не засыпать – борись со сном.

-  Как это? Я хочу спать. Зачем это нужно: бороться со сном?

-  Этот приём принадлежит нашему роду, - пояснил дед. – С его помощью из всех детей семьи выбирали того, кто больше других способен стать в будущем настоящим шаманом. Пока что я не могу раскрыть тебе, что должно быть дальше. Сейчас твоё дело - выполнять то, что я буду тебе говорить. Борись со сном!

Я молча кивнул головой и лёг. Это было нелегко: я проваливался в пропасть сна, но в последний миг, собрав все силы, пробуждался – и так было много раз. Кажется, я ни от чего так сильно не уставал, как от этого издевательства над самим собой. Наконец, наступил момент, когда я понял, что сейчас будет последняя попытка – у меня просто не осталось сил. В тот миг мне показалось, что мой ум остановился…

« Когда я почувствовал, как подо мной разверзлась земля и я полетел в какую-то чёрную пропасть, я сделал последнее усилие и … Я сел и выругался.

-  Всё, я больше не могу. Мне надо хотя бы немного взбодриться. Я встану и похожу чуть-чуть. Слышишь, дед?

Я встал и оглянулся. Сидящий рядом дед, продолжая напевать свой шаманский гимн, даже не поднял головы. «Он оглох, наверное », - подумал я и опустил глаза к своим ногам. Вот когда я испугался до смерти: мои ноги были прозрачны, как стекло – через них я увидел чьё-то тело, лежащее позади меня; а когда я оглянулся, то увидел, что это было моё тело, настоящее тело!

Дед перестал петь, встал с коленей и, глядя сквозь меня на стену чума, сказал:

-  Если у нас с тобой всё получилось, то ты должен следовать за мной.

И он, выходя из чума, поманил меня пальцем за собой. Я, брезгливо переступил неподвижное тело, которое лежало подо мной, словно перешагивал труп, и торопливо покинул жилище.

Я увидел деда, спешно уходившего в тундру с зажжённым факелом в руке. На мой оклик он даже не оглянулся. Едва только я подумал броситься следом, как обнаружил себя рядом с ним.

« Сон, - решил я. – Это просто сон! »

Мой дед остановился и, оглядевшись по сторонам, сказал:

-  Слушай меня. Вот амулет шамана. Я прячу его вот сюда. Запомни это место. Завтра я прикажу тебе принести его мне. Если это случится, значит, ты – шаман. Если нет, то … В общем, запомни это место. Всё!

Мы вернулись в чум. Дед опять посмотрел куда-то сквозь меня и сказал:

-  Теперь ложись на своё тело, как на шкуру и спи. Всё!

Я развернулся и попятившись лёг. Что было потом, я не знаю. Чёрная

бездна обволокла меня и в одно мгновение проглотила. Больше я ей не сопротивлялся.»

Утром дед растолкал меня, молча дал кувшин с молоком. Я выпил и, возвращая ему кувшин, сказал:

-  Я прогуляюсь чуть.

Дед хитро улыбнулся и кивнул.

-  Иди, прогуляйся.

Через некоторое время я вернулся с амулетом шамана на шее.

-  Случайно нашёл, - улыбаясь, сказал я.

Дед, смахнув пальцем слезу радости, обнял меня и тихо сказал:

-  Слава богам!

 

 

«Сколько дерьма не ешь – сытым не станешь… Помните это с юных лет.» Это были последние слова, которые я произнёс перед тем, как покинуть этот мир.

Когда тёмная бездна накрыла меня, я вспомнил свой первый шаманский урок и улыбнулся…

Я просто встал и, не оглядываясь назад, пошёл через тундру, куда глаза глядят. Думаю, никто этого даже не заметил…

 

                ***

 

                ДОН ЖУАН

 

«Нет, это же надо было так вляпаться! О, глупая голова! Эй, там, снаружи! Кто-нибудь слышит меня? Выпустите меня! Я не хочу здесь находиться. Нет, не слышат… Выпустите меня сейчас же! Здесь сыро и темно… Эй, кто-нибудь слышит меня?! Спасите меня!!!»

 

-  Сеньор Августино, у вас родился мальчик. Поздравляю вас! – говорит акушерка, радушно улыбаясь во все свои тридцать два зуба. – Посмотрите на него…Такой бойкий малыш! Такой крикливый!

-  Спасибо, сеньора Изабэлла. Я так счастлив, так счастлив! – отзывается мой папаша.

 

« Хм! Вы только посмотрите на них – все так рады, так рады! А я? Кто у меня спрашивал? Лично я – не рад! Меня просто одурачили с этим рождением… Я даже и не собирался рождаться. Вот тебе «крест»! Я просто так полюбопытствовал, не более того… А тут меня: раз! – и втолкнули неизвестно куда… Ну, всё, посмотрели и хватит! Несите меня спать! Спать!!! Слава Богу, наконец-то можно от всего этого отдохнуть… Вот невезение! Ну, и что теперь будем делать? А ничего! Это кто сказал? Это я сам с собой? Рановато что-то …

Нет, ну, что болтать попусту: раз уж родился – так, значит, придётся жить!»

 

 

Мне двенадцать.

« Не суй свой нос, куда тебя не просят! » - разносится эхом по нашему дому. Это мой папаша говорит мне насчёт синьоры Каррины, нашей гувернантки. Не знаю, с чего он взял… Я и не помышлял совать туда свой нос.

Мне шестнадцать, потом двадцать, потом двадцать пять…

« О, Пресвятая Дева! Скоро будет стыдно выходить на улицу из-за этого паршивца! Кругом только и слышишь: эту соблазнил, ту испортил… Когда ты только насытишься, бесстыдник?! »

Это моя бедная мама.

Смотрю в зеркало: первый седой волосок, первая морщинка…

Нельзя расстраивать маму.

 

Иду на исповедь в местную церковь.

Три часа рассказываю о своих грехах, а падре повторяет и повторяет:

« Покайся, сын мой! А всё ли ты мне поведал о грехах своих?»

На другой день падре отказался от сутаны священника, а я, наоборот, её надел.

 

Мне сорок лет.

-  … Вот потому и говорю я вам, братья мои и сёстры мои:

«Не водите по сторонам взором своим в поисках беса- искусителя, а направьте его в сердце своё! Радости плоти мимолётны, а сама плоть – не более чем прах! Вам кажется, что вы подарили кому-то мгновенье восторга, а на деле – яд скорби. Заронив в чужое сердце неразрешимый для него вопрос: « Почему эта радость не может длиться вечно?», вы породили множество других «почему», которые годами будут будоражить умы и сердца. Если ваш ум, сорвавшись с цепи, как блудный пёс, будет рыскать в поисках пищи – не ждите ничего хорошего. Будьте господином, а не рабом своих желаний…»

Эхо разносило слова моей проповеди по сердцам и умам прихожан, в изобилии поливая их семенами праведности.

Мне шестьдесят.

« Друг мой, жизнь сама по себе – искушение… Если б знали вы, как я благодарен Богу за всё… Иногда мне кажется, что я – любимчик Его. Правда, правда! Да… Папа Римский – это, как сон, любезный мой…

Но, знаете, что я вам скажу? Ни капли величия я не ощущаю в сердце своём, а только восторг перед милосердием Господа нашего и умиление перед мудростью Его… Как мне, праху у стоп Его, понять Его отношение ко мне? Я, бывший повеса! вдруг, вопреки не только дурным правилам юности моей, но и ожиданию окружения моего, меняюсь настолько, что поражаю всех знавших меня новым обликом своим… Что Он преследовал этим? Показать, что Он любит не только праведников, но и заблудшие души? Или Он подтвердил этим величие творения Своего: что в любом из нас Его искра может разжечь свет Истины, пробудить божественное в нас?… Ах, Горацио, что мне сан, когда я одного хочу: понять Бога! »

 

Я умер в восемьдесят семь лет. Скажу вам, такого Папы ещё не знала ни Церковь, ни человечество. Порой мне кажется, что до сих пор не иссякли реки слёз, пролитых по мне! Это, конечно же, шутка… О, при жизни я был искусным шутником! Не знаю как, - пусть это останется тайной, - но во мне философская угрюмость каким-то невообразимым образом уживалась с искрившейся фейерверком жизнерадостностью… Вокруг меня пылал огонь жизни!

Кто-то потом скажет: « Даже его шутки подвигали меня к серьёзным раздумьям, к философским размышлениям…»

 

Знаю, вы сейчас мучаетесь мыслью: « Что же он сказал перед смертью?»

А вот что: « Моё объятье скажет Господу больше всяких слов…»

 

А на моей надгробной плите начертано: « Посмотрите в своё сердце…»

 

                ***

 

                БОЛЬ

 

Наверное, так счастлив я не был никогда…

 

« Я безумно люблю море, нашу тихую бухту, где вода круглый год тепла, как парное молоко… Наверное, я чем-то угодил богам, что был рождён именно здесь, в этом райском уголке. Я счастлив…

А какой у нас городок! Не знаю, некоторые говорят, будто Афины лучше, что они поражают своей красотой… А я люблю Помпеи.

Вот, посмотрите сюда: широкая улица, вымощена каменными плитами – она выходит на просторную площадь; все главные улицы выходят на эту площадь, лёгшую, как ладонь, у изгиба бухты… Кругом зелено и даже в зной всегда найдёшь приятную прохладу. Фонтаны, виноградники…Нет, Помпеи лучше Афин. Помпеи – земной Рай!

Я счастлив. У меня прекрасная жена: она такая красавица, что боюсь, как бы богини на Олимпе не позавидовали её красоте…

Если б вы только знали, какого чудного малыша она родила мне! »

«Кто сказал, что время лечит раны? Это ложь!

Либо в счастье своём я превзошёл богов Олимпа, если они позволили Везувию испепелить Помпеи… Боги-завистники! Что же это за боги такие?

Кругом черный пепел и черный камень – это всё, что я увидел, сойдя с корабля на берег. И это всё, что осталось от моего счастья…

Мне не дано было даже умереть с ними. Даже это отняли у меня завистливые боги.

Разве могут боги любить так, как любит человек? Нет… Любовь человека увеличивается во сто крат из-за страха потерять своего возлюбленного и проявляет себя в стремление сделать его земную жизнь счастливой. Человек смертен, но зато ему знакомы все земные чувства. Боги, конечно же, бессмертны. Но что от того, ведь им не понятна даже боль… Да! Они бесчувственны … Не потому ли они так холодны, что они лишены чувственной плоти, в котором бьётся легко ранимое сердце!

Они бессердечны… А мы, несчастные, взываем к ним о милосердии!

В наших жилах течёт живая кровь, а в их жилах течёт желчь – вот откуда в них зависть…»

 

Говорят, что от горя я сошёл с ума и умер там, среди черных развалин Помпей.

 

«Не пил я воду на берегах Леты. И когда другие, пройдя пустыню в царстве мёртвых, как безумные утоляли жажду свою в водах этой реки, я сидел на её берегу и вспоминал другой берег…

Я не хотел забывать. Я хотел помнить всё!

Боги победили меня… Боги – они сильные! Но они не сломили меня.»

 

Сколько веков носила душа моя эту боль в себе?

И боги не выдержали – вернули мне счастье моё.

Но об этом потом…

 

 

«… И ответил мне Создатель: Я - Бог, все остальные «боги» – это только силы, служащие Мне; иногда эти силы ревнуют … из-за Моей любви к тебе, ведь Я создал тебя по образу и подобию Своему и в тебе есть то, чего нет ни в одном из них – в тебе есть Я ».

 

                ****

 

                СУДЬБА


« Для каждого из нас когда-нибудь непременно наступает такой день, когда все вопросы исчерпаны. Есть только ответы…»

Лицо старого суфия озарила таинственная улыбка.

И он, закрыв глаза и слегка раскачиваясь, тихо произнёс стих:

 

«Когда Истина сбросила свой наряд,

Всё затмила Она своей красотой…

Мог ли ждать я прекраснее этой наград,

Коли, смертный, я слился в бессмертье с Тобой!»

 

 

Он открыл глаза и улыбнулся. Саи, принятый старым суфием в ученики несколько лет назад, качая головой, сказал:

-  Не понимаю, как можно сразу произнести такой стих – откуда

берутся готовые строки?

-  Ты пытаешься сочинять, - сказал старый суфий, - вот твоя ошибка.

Поэзия – язык сердца, а стих – песня сердца. Говори только тогда,

когда этого требует сердце, а не ум, и из уст твоих польётся

прекрасная песня».

-  Учитель, - сказал юный Саи, - я плохой ученик… Ты уже говорил мне, что ум – это большой притворщик и надо слушать сердце. А я пытаюсь всё постигнуть умом.

-  Ты прекрасный ученик, Саи. Ты говоришь правильно: надо всё постигать умом, а принимать – сердцем. Но при этом не следует забывать, что в сердце твоём гостит Создатель, а потому, пускай туда только доброе, только чистое.

 

«Следи за тем, что черпает твой ум,

И сторони его от грязных дум».

 

-  Учитель, позволь мне записать это к тому, что я храню у себя. Можешь ли ты сказать, что на сердце твоём сейчас?

 

« Подобно кожуре ореха с меня спадает плоть моя…

Она – лишь ветхая одежда, она - всего лишь тень моя!»

 

- Ещё! – прошептал Саи.

 

« Когда-то я, как птица в клетке, был у носильщика во власти…

И, словно в бурю океан, в моей груди кипели страсти.

 

Мой ум, подобно урагану, кружил, всю грязь в себя вбирая…

Так без возницы колесница летит, порою, всё сметая».

 

-  Объясни, пожалуйста, - попросил Саи. – Мне кажется, что я

понимаю сказанное тобой, и всё же, вдруг это не совсем так.

-  Нет, - сказал старый суфий, - лучше объясни ты.

-  Я?

-  Да, ты.

-  Хорошо. Носильщик – это твоё тело и твой ум. Так, да?

-  Дальше!

-  Ты, как душа, был во власти тела и ума, а значит, был рабом страстей. Так?

-  Да, - согласился старый суфий. – Что ещё?

-  Твой ум, как и большинства людей, вбирал в себя всё без разбора. Человек, идущий на поводу ума, похож на неуправляемую колесницу, которую тащит по бездорожью взбесившийся конь. Я правильно понял?

-  Саи, ты удивительный ученик. Знаешь, как важно мне, старому суфию, знать, что мой опыт поможет рождению нового Мастера.

-  Спасибо, учитель, - сказал Саи, смущённо опустив голову.

-  Да, мой мальчик, это большое счастье. Мне хочется, чтобы и у тебя был такой же ученик, как сейчас у меня есть ты.

-  Учитель…

-  Будь так любезен, подай кувшин с водой, - попросил старый суфий.

Саи ушёл за водой. Глаза старого суфия источали свет радости.

« Я самый счастливый человек: пусть даже на старости лет, но я достиг почти невозможного для смертного, но меня не меньше этого радует то, что и мой ученик достигнет не только этой вершины, но и превзойдёт меня».

Вернулся Саи, неся в руках кувшин.

-  Учитель, вот вода.

-  Спасибо, мой хороший, - поблагодарил его старый суфий.

Он взял кувшин и сделал несколько глотков. Саи сел напротив и сказал:

-  Скажи, учитель, ты был когда-нибудь влюблён?

Старый суфий взглянул на юношу и усмехнулся.

-  Кто она?

-  Дочь соседа, - признался Саи.

 

« Знаком мне страсти сладкий яд -

Простейшая дорога в ад », - сказал старый суфий.

 

-  Учитель, почему сразу «страсть»? Неужели, не бывает любви?

-  Бывает… Между Богом и человеком, между матерью и ребёнком.

-  И только?

-  Для меня – да, - ответил старый суфий.

-  Ты не был влюблён? – удивился Саи.

Старый суфий не ответил – он ненадолго погрузился в воспоминание. Потом, словно очнувшись от сна, стал рассказывать.

«Когда-то он и сам был учеником суфия. И его духовное восхождение очень радовало Учителя. Однако, однажды он признался своему наставнику, что, справившись со всеми привязанностями, не может победить в себе чувства ревности к своей жене – юной красавице.

-  Чего ты боишься? – спросил его Учитель. – Не того ли, что её очарует какой-нибудь красавец-повеса?

-  Да.

-  Нашёл о чем думать, - усмехнулся Учитель. – Верно, только ты один и не знаешь, что мало кто в округе не спал с твоей женой…

-  Что?! Это не правда!

-  Если ученик не верит Учителю, то ему лучше уйти, - тихо проговорил Учитель. – Я выйду в сад, а ты посиди здесь и подумай…»

Старый суфий замолчал и покачал головой. Саи смотрел на него с жалостью и даже с испугом. Вероятно, он представил себя на его месте.

-  Что же было дальше, - осторожно спросил он.

-  Наступил вечер, - продолжил свой рассказ старый суфий.

 

«Учитель вошёл в дом, сел напротив и спросил:

-  Как ты?

-  Я умер… Всё, что связывало меня с этим миром, исчезло… Я один! Нет, я тоже исчез… Я так верил в её чистоту… Я так любил её!

-  Ошибаешься, - сказал Учитель. - Ты не любил её. Вот почему ты ревновал – ты не верил в её чистоту.

-  Как так?

-  А так, - сказал Учитель. – Если бы ты любил её, то доверял бы ей, как самому себе и даже больше того. Ревность никогда не была спутницей истинной любви… Любить – это быть дыханием любимого человека. Любовь – это и есть дыхание жизни. Ты понимаешь это? Вот почему Бог – это Дыхание Жизни, вот почему Бог – это Любовь… Я обманул тебя: на самом деле я лишь хотел показать тебе, что нет привязанности, которая стоила бы твоей свободы… Жена твоя чиста перед тобой. Более того, вероятно, на сегодняшний день она чище, чем ты… Иди домой и подумай над тем, что ты услышал здесь. Хочется верить, что этот день преобразит тебя …»

 

-  И что было потом? – спросил Саи.

-  Учитель был прав, - сказал старый суфий. – Это был хороший урок. Многое изменилось с того дня. Я сказал бы даже, что постепенно всё изменилось… Позже я понял, что на самом деле, изменился я сам. «Мир обманчив», - думаем мы. Но так нам кажется потому, что мы придаём миру качества, свойственные нам самим. Это мы сами делаем мир ужасным. Наше отношение друг к другу превращает земной рай в подобие ада. И когда я говорю тебе, что мир ужасен, я имею ввиду не сам по себе окружающий нас мир, а отвратительные отношения между людьми, живущими в нём.

« Твоё сердце ужаснётся,
Взор от мира отвернётся,
Если ты, мой милый друг,
Бросишь мудрый взгляд вокруг:

Жизнь – базар! Торг - постоянный!
Продаётся - всё и вся!
Мир лукавый и жеманный
Кружится вокруг тебя!

Каждый ищет дурака! »

-  Я уже говорил, - перейдя на прозу, продолжил старый суфий,- что любое Творение Всевышнего не может быть плохим само по себе, Однако, неумело пользуясь умом, мы легко превращаем жизнь в базар, а то и в арену смертельной битвы. Если мы сравниваем ум со скакуном, вольно несущимся по бездорожью, то кто тогда должен управлять колесницей, чтобы движение её было правильным? Если скакуном управляют только его желания, то о колеснице можно забыть – она очень скоро разобьётся. Если хозяин возьмёт вожжи в свои руки и начнёт управлять скакуном, то колесница останется цела и прослужит долго.

-  Кто возничий? – спросил Саи.

-  Тот, кто выше всех, - уклончиво ответил старый суфий. – И так, что ты понял из сказанного, Саи?

-  Ни мир, ни жизнь, ни тело и ни ум изначально, по природе своей, не являются плохими. Всё зависит от того, как ведёт себя ум. Правильно? Если капризному уму позволено то, что ему хочется, значит, человек невежествен и безволен. Невежествен потому, что не отличает хорошее от плохого; а безволен потому, что не управляет умом. И то и другое – плохо. Так?

Если же человек мудр, то уму не позволено будет совершать

дурные поступки. Правильно ли я рассуждаю, учитель?

-  Очень хорошо! Теперь ты понял, что ты – это не тело и не ум?

-  Да, учитель. Но как же тогда быть с выражением « Моя душа…»

-  О, мой маленький суфий! Твоя мудрость опережает твой возраст, похвалил его старый суфий. – Мы действительно так говорим. А почему?

-  Учитель, чем дальше, тем больше я удивляюсь!

-  Если ты говоришь « Моя душа…», значит ты – хозяин её. Так или нет?

-  Так, - задумался Саи. - Тогда получается, что я - хозяин моей души? Но… ведь все души принадлежат Богу! Как понимать мне твой намёк? Нет, не понимаю… Тогда почему иногда я говорю: «Мой Бог»… Получается, что я – нечто между душой и Богом?.. Не понимаю. Кто же я, учитель?

 

«Ты – вечный Дух, частица Бога.

Ты выше тела и ума!»

Они долго сидели в полном молчании. Потом Саи встал, подошёл к старому суфию и крепко обнял его.

Старый суфий прошептал:

« Там, в далёком Индостане
Через много-много лет…

В милом сердцу Бриндаване

Я найду твой след…»

*

Я знаю, слава Саи превзойдёт всякие ожидания и в этой жизни, и в следующей…

Что касается меня, старого суфия, то я достиг всего, что можно желать в этой жизни. Я возвращаюсь в свой Исток!

 

« Я стою на вершине,

Посох брошен к ногам…

Всё, что было доныне -

Только путь к Небесам…»