Очень Солнечные Зайцы. Ленка

Лет в 8-9 я лежала в больнице то ли с бронхитом, то ли очередной пневмонией. И оказалось, что находящаяся в том же отделении, но в другой палате девочка примерно того же возраста, такая же тощая, белобрысая и черноглазая - цыганка. Тогда моё национальное сознание было весьма смутно, на уровне уроков во втором классе: "Мы русские, мы живём в России, мы говорим на русском языке" (кстати, я на самом деле не очень уверена, что все мои одноклассники были русские, как минимум двое были удивительно похожи на евреев, но изучали тот же самый текст). Однако цыганочка, выслушав ответ на вопрос: "откуда у тебя, такой беленькой, глазки такие чёрненькие?", чётко меня "прописала":
- Да ты цыганка! Гадать умеешь?
- По руке, - призналась я. За полгода до того я прочла статью, посвящённую практической хиромантии и физиогномии, а точнее, вычислению характера человека с их помощью. Как известно, от характера зависит и то, каким образом человек поступит в разных ситуациях. Проникнувшись этим, я постоянно проводила "считывания" людей, которых часто видела, и наблюдала за их поступками и реакциями, пытаясь про себя анализировать и классифицировать всё это дело.
Ленка - именно так звали цыганочку - протянула мне грязноватую ладошку с налаченными мне на зависть ногтями, выслушала мои стеснительные мекания и бекания и одобрила:
- Хорошо гадаешь. А на картах можешь? Давай научу!
И она научила меня какому-то незамысловатому раскладу. А потом таинственным шёпотом сказала:
- Это что, это фуфло, настоящие гадалки все по-своему гадают, у каждой своё придумывается, что никем не придумано!
Потом Ленка пела мне блатные и жалостливые песни, рассказывала какие-то страшные истории с могилами и червями, и ещё, хихикая, спрашивала, видела ли я картинки с сексом и буду ли я делать секс, когда вырасту.
Все наши дальнейшие вечерние общения проходили по тому же сценарию, с единственной поправкой: вскоре я притащила Ленку в нашу палату со всеми её коричневыми веснушками на длинном носу, вздыханиями в начале фраз и бесподобными, непередаваемыми движениями глазных яблок. Они даже соревновались с другой девочкой, тоже Леной, но голубоглазой и постарше нас, в том, кто знает больше жалостливых блатных песен :)
А ещё цыганочка любила книги, но сама читать не любила. Она давала мне очень потрёпанный любовный роман (надо сказать, весьма целомудренного содержания), вытягивалась на моей кровати, подкладывала руки под голову и морщила лоб, слушая, как я вслух и с выражением читаю этот бред. Читала я автоматически, так что содержания практически не помню, зато помню душераздирающие вздохи, издаваемые Ленкой в особо, по видимости, чувствительных местах. Иногда цыганочка вскакивала, возбуждённо металась по палате, обсуждая вслух только что услышанное и очень жалея героиню, потом снова плюхалась и застывала во внимательной неподвижности.
- Хорошо читаешь, прямо артистка, - говорила она с восхищением, когда я уставала и захлопывала книгу, и убегала с романом в свою палату. Там, я знала от других девочек, она плюхалась животом на свою кровать и некоторое время напряжённо рассматривала сильно потёртую обложку книги, где были изображены главный герой и главная героиня в преддверии объятья.
Медсёстры к Ленке относились со странной смесью недоверчивости, снисходительности, брезгливости и восхищения, часто угощали её маленькими карамельками, которыми она охотно делилась и со мной, и с сопливыми, вечно грустящими по мамам малышами. Делилась она и гостинцами из дома.

Ленка-цыганка выписалась раньше меня. За ней пришла целая толпа народу: мама, бабушка, папа, старшая сестра, тётя и тётин сын. Они все покорно ждали снаружи, о чём-то разговаривая на цыганском, пока мама, смугловатая (но заметно светлее прочих родственников), темноволосая, остроносая, помогала Ленке одеваться. Они шумно встретили её на улице, женщины по очереди её обняли, смеясь. Потом Ленка что-то им сказала, показывая на моё окно. Они все повернулись, нашли меня взглядом, улыбнулись золотыми и белоснежными зубами и хаотично замахали растопыренными ладонями. Ленка что-то крикнула, но слышно сквозь закрытые окна всё равно не было. Я помахала ей в ответ, и маленький табор ушёл из-под больничных окон. Я не видела, но знала, что на дороге они сядут в два подержанных, заботливо выкрашенных ярко-красной краской "жигулёнка", которые "охранял" тётин муж, и уедут в соседний маленький городок.

Гадать "своим собственным" способом я научилась уже после выздоровления, через почти два года.


Рецензии