случай из богемной жизни

Хочу рассказать простую историю. Просто рассказать, ничего не приукрашивая. В оценках современников  столичный город ограничивается местонахождением высшей власти, но я определяю столицу по наличию богемы. Просто молодежной тусовки высшего порядка. Итак, город давно наполняла атмосфера людской гибели, модной стала красивая смерть. Словно конкурс на лучшее исполнение запретной песни, так изобиловала жизнь своим противоположным началом.
  Хендерсон знал, что его мечте встать на путь законопослушного фермера мешала одна проблема, часто мучившая душу несоразмерным состраданием ко всему. Он жил, как писал картину – широко, не замечая неприятностей и полагаясь на свою образную память. Отдаляя миг ответа за безоблачное существование в течение долгих лет, Хендерсон надеялся успеть сделать ряд важных дел. Они не представляли собой что-то страшное или вызывающее. Речь идёт о продолжении той линии жизни, которая пронеслась  счастливым детством, юностью,  затем вынесся на обочину всех - родных, друзей и врагов.
 Возможно, кто умирает первым, передаёт нам возможность разобраться в причинах заразы, появляется право остаться в живых у хотя бы немногих. Но  поскольку всё уже предрешено, надеяться не на что.
  Город и Хендерсон,  и вот они остались наедине, и только шум падающих листьев отвлекал от серьёзного выяснения отношений. Лавина психических вывертов осенней погоды остановила наметившуюся полосу просветлений. Дорогой в никуда можно было назвать недавние действия Хендерсона. По запаху он определил, кто пил до него из  давно потерянной и сейчас найденной фляжки. Глубокие древесные ноты говорили, что Йодль жив, где-то рядом и нужно быть осторожным. Хендерсон помнил свой последний разговор с беднягой Йодлем, потом, вспоминая детали, он  сразу определил начавшееся душевное расстройство друга. Но важным теперь казалось то, что сегодня при полной луне следовало опасаться и собственных действий.
 Туго соображая, он, повинуясь инстинкту, разобрал в голове то, что поможет предотвратить попытки зла устранить поползновения добрых сил. Во-первых, предстояла задача освободить все желания от призрачного ощущения тайны благодарения. Свойство мира - переходить на новый уровень через уничтожение существующих отдельных форм жизни. Кто успеет осуществить задуманное, тот останется надёжной подмогой в ежесекундном перевоплощении жизни.
 День перевалил  за свою половину. У Хендерсона были кое-какие деньги, чтобы отовариться в продуктовом автомате. То отвращение к еде, которым его наградила бывшая жена, подолгу приковывало внимание к другим инстинктам, но чувство голода проявилось сейчас самым сладостным ожиданием. Причмокивая, Хендерсон перестал бояться, мысли в голове выстроились сообразно обстановке, стало понятно для чего созданы этот мир и он, Хендерсон, сын моряка и рыбообработчицы.
  Идеальное детство и свободное ощущение там своего тела и его запросов – всё теперь говорит об одном: в чувствах и мыслях он остаётся таким же простым, думающим также просто, как и всегда жил. Чего всегда хватало в избытке, так это вечно мешающего, ничего себе незначащего зла.
 В своих снах  Хендерсон не замечал свободных и приятных тем. Всю жизнь его мучило несоответствие задач высшего порядка и возможностей мелкого эгоиста. Поделиться радостью безвозмездного душевного общения с нескрываемым чувством гордости и найти в скромных запросах путь к  счастью,  к выполнению долга другим людям за свои достижения – только этим сохранялась интрига, пик домыслов о смысле реальности.
Что тяготило в этот предпоследний день Земли Хендерсона, так это жажда былого прежнего счастья, радостного ощущения праздника. Оставалось не так много времени на сборы в небытиё. И тут он вспомнил давнюю историю. Вышел как-то на улицу, был ещё молодым. Всё цвело, даже девушки никак не могли надышаться воздухом города свободы.  На проспекте прогуливались разношерстные компании. Кто-то хулиганил, другие занимались развитием творческих способностей, но это лишь подчеркивало нынче необыкновенный ветер времени, его кажущуюся новизну. Уличная певица достала  мегафон и громко запела блюз. Никто из присутствующих не заметил несоответствие негритянского голоса и белой коротко стриженой головы, щуплой фигуры и непропорционально длинных рук.  Хендерсон подумал, что кто бы мог полюбить эту странную девушку, но на  её  руке была заметна татуировка, при рассмотрении которой можно было прочитать четыре мужских имени. Да, ошибиться можно всегда, но ничего не стоило на этот раз Хендерсону вновь окунуться в любовную пучину. Он раньше знал эту девушку. Чуть было не лишился жизни, но помнил чувство полноценного, живого отношения к памяти, к любви прямой и безрассудной. Теперешнее отсутствие команды мозга к мысли действовать говорило о многом. Но как он узнал такое распространённое лицо? По шраму на переносице. Он всё рассчитал. По причине сомнений Хендерсон понимал, что сейчас не время для совместных объяснений и воспоминаний. Видимо, для обоснованной оценки происходящего могло понадобиться трезвое отношение к непредвиденным событиям. Пошёл лёгкий дождь. Это приблизило и дало возможность отдалиться от тяжести важного поступка. День, тем не менее, продолжал своё яркое воздействие. По заметным в небе цепеллинам можно было  определить неплохое будущее для погоды на сегодня и завтра.  Хендерсон отошёл в сторонку, отметил, что всё увиденное не повод отчаиваться. Через минуту подошла певица. «Майя,- обратился к ней он. – У тебя есть время оказать мне добрую по отношению  к жизни услугу? Знаю, что твои друзья обеспокоены этим положением, что всегда твои поклонники от тебя что-то требуют. Представь, от решения сейчас зависит многое» Она молчала. Тут подоспела её компания. Объяснять ситуацию было бессмысленно. Хендерсон помнил, что шагал через площадь без сил, пустым, в его глазах, наполненных упущенным счастьем, читалась усмешка. Мир ещё узнает его, но всё, что зависит от него,  будет оттолкнуто, как бы это не стоило миру спасения.
Переместившись на много лет вперёд, в трудную минуту планеты Земля, Хендерсон понял: люди отринули саму возможность спасения. Было очевидным, среди зла и кайфа человечество выбрало силу гибели, смертельной эйфории упадка. Кто-то сопротивлялся, но становилось решённым одно – только новая жизнь без застарелой инфекции духа была вправе отстоять право нести смысл своим бытиём. Всё кончилось, свобода воли не выбрала спасение.