Читая Бруцкуса. 23. Д. Штурман. Послесловие -5-

5. Единый план социалистического хозяйства

Эту главу Бруцкус начинает анализом регулирующих механизмов не искаженного шантажом монополий конкурентного рыночного хозяйства. Здесь у меня есть маленькое замечание о механизме формирования рыночных цен. Бруцкус пишет: «Эта цена соответствует предельной полезности предметов для данного общества как целого; ее высота устанавливается в зависимости от субъективных оценок и покупательных сил всех его членов».

Я полагаю, что себестоимость товара для производителя-поставщика (включая стоимость трудовых затрат) тоже участвует в формировании цены. Поставщики товаров и услуг, чья себестоимость выше, чем у их более удачливых конкурентов, выпадут из игры. Но цены, не достигающие минимально возможной себестоимости, неприемлемы и для самых дешевых поставщиков. Иначе гибнет вся отрасль. Впрочем, если рынок дает ей погибнуть, значит – она ему не нужна (бесполезна)*. [* Ситуация искажается государственными дотациями в современных квазиконкурентных социализмоидных системах, поддерживающих нерентабельные производства. [[Исключительно злободневное замечание. – В.С.]]] Но со стороны поставщика себестоимость, включая трудовые затраты, тоже участвует в формировании рыночной цены. В том-то и ее организующий смысл, что она учитывает все компоненты производственно-сбытового и распредительно-потребительского циклов, интересы и возможности всех их участников.

Затем – переход к анализу плановой экономики как гигантского натурального хозяйства. И здесь, при сравнении крестьянского натурального хозяйства с государственным социалистическим, возникает важнейший момент: количественное различие переходит в качественное:

«Это сравнение, на котором наши исследователи социализма как будто успокаиваются, решало бы проблему регулирования социалистического хозяйства, если бы... если бы только обе хозяйственные организации были схожи по своим размерам. Крестьянское хозяйство можно охватить здравым крестьянским умом. Но можно ли путем соответственной интуиции охватить социалистическое хозяйство не только великой России, но и какого-нибудь маленького государства?! Именно в таких случаях количественные различия переходят в качественные».

И дальше в простой описательной терминологии здравого смысла показан факт, ныне количественно обоснованный социосистемологами, в том числе кибернетиками: нельзя объять необъятное.

«Кибернетическая система в каждый последующий момент времени может прийти в любое из большого числа состояний. Чтобы управлять системой (т.е. чтобы добиваться поставленных целей. – прим. Д.Ш.), нужно в каждый момент осуществить выбор определенного состояния из всех возможных. Для этого необходимо, чтобы разнообразие управляющих сигналов было не меньше разнообразия возможных состояний системы (точнее, согласно теореме Шеннона о канале коррекции, количество информации, переносимой управляющими сигналами, должно быть не меньше прироста энтропии системы). В противном случае неопределенность состояния системы (ее энтропия) будет неотвратимо нарастать, и система выйдет из-под управления. Кроме того, необходимо, чтобы управляющий сигнал выбирался из некоторого разнообразия не случайно, а определялся на основе информации о состоянии системы»*.[* Сб. «Принципы самоорганизации». Предисловие редактора. Изд. «Мир», М., 1966.]

Иными словами, чтобы действовать наверняка, а не вслепую, Центр должен своевременно получить и превратить в команды всю ту относящуюся к его задачам информацию, которая заключена в системе, а также – во всех вероятных вариантах ее дальнейшего существования.

Попробую существенно сузить задачу. Известный советский экономист и специалист по управлению пишет: «Разрабатывая систему снабжения Киева молоком и молочными продуктами, украинские научно-исследовательские институты торговли и общественного питания и автодорожный институт подсчитали, что уже при восьми отправителях и восьми получателях груза количество возможных хозяйственных связей достигает... 1 миллиона! Никакие человеческие качества не могут в таких случаях обеспечить оптимальных решений. Требуются ЭВМ, требуется «система» как таковая. Но создавать систему может только человек, и выбор окончательного решения из всех возможных вариантов будет оставаться за ним, потому что для решения необходим критерий. Заложить этот критерий в ЭВМ можно, но выработать его должен человек»*. [* В.И.Терещенко «Ближе к крайностям – дальше от истины». – ЛГ № 33 от
12 августа 1970 г.]

При каждой попытке решить сложную экономическую задачу Центр диктатуры оказывается в положении парадоксальной гипотетической машины У.Р.Эшби, пытающейся решить задачу до того, как в нее вложена информация для решения: «Для человеческого мозга и для машины эти ограничения одинаковы, поскольку они присущи любой системе, поведение которой упорядочено и подчинено определенным законам. Система, которая могла бы эти ограничения обойти, обладала бы волшебными свойствами». И Эшби формулирует одно из главных ограничений: «Любая система, выполняющая подходящий отбор (на ступень выше случайного), ...производит его на основе полученной информации...»*. [* Эшби У.Р. Что такое разумная машина. В сб. «Кибернетика ожидаемая  и неожиданная». М., 1968, стр. 34, 38.]

А получить всю необходимую информацию в данном случае невозможно.

Задолго до возникновения кибернетики и социосистемологической терминологии только что нами продемонстрированного типа, Б.Бруцкус в главе пятой своей работы сформулировал эти идеи. Отсылаем читателя к этой блестяще написанной главе, предвосхищающей центральные выводы современной науки о больших системах.

Бруцкус говорит о централизованном, заранее запланированном сверху распределении: «Но, если бы даже наша власть в этих экспериментах дошла до их логического конца, она в лучшем случае создала бы счастье... "сытой казармы"». На основании шестидесятипятилетнего опыта можно ему возразить: поголовно сытой казармы как правило не получается. Система работает плохо; блага дефицитны; большинство обеспечено (и то – не всегда и не везде) лишь их выживательным минимумом; преимущества распределяются частью официально-иерархически, частью нелегально («черная экономика»). Отсюда и то, в чем видится Бруцкусу «самая слабая сторона социалистического хозяйства»: «...она заключается в его стремлении централизовать в руках своей бюрократии все распределительные функции».

Поскольку эта централизованность распределительной инициативы в руках бюрократии подкреплена и обеспечена силой оружия и огромной охранно-пенитенциарной системой, она из «самой слабой стороны социализма» (слабой – с точки зрения просвещенного либерала) становится самой сильной стороной коммунистической власти, позволяющей ей регулировать поведение ее подданных посредством распределения благ. Этот принцип действует везде: от концлагерей до ЦК КПСС (см. «Один день Ивана Денисовича» Солженицына и последнюю главу «Номенклатуры» Восленского «Один день Дениса Ивановича»).

Еще не существовало в экономической науке понятия обратных связей, регулирующих поведение производителя-поставщика в свободном конкурентно-рыночном хозяйстве и отсутствующих в огосударствленной экономике, когда Бруцкус блестяще описал и эти свободные рыночные связи, и их отсутствие при социализме.

«В условиях свободного менового хозяйства каждое предприятие непрерывно отстаивает себя в борьбе за существование. Ему постоянно нужны новые материалы, ему надо обновлять свой основной капитал, его рабочие должны есть каждый день, и используемый в нем капитал должен отбрасывать прибыль. Средства для этого оно добывает себе само от народного хозяйства, вынося свои продукты на рынок. Если эти продукты имеют ценность в народном хозяйстве, если производительность предприятия высока, то рынок даст предпринимателю достаточно средств в форме всеобщего эквивалента. На вырученные деньги он сам приобретет материалы, обновит машины, оплатит рабочих и служащих; а их остаток составит его прибыль, и при достаточных размерах он часть ее может употребить на расширение производства. Если его предприятие доказало свою жизнеспособность, народное хозяйство открывает предпринимателю кредит, позволяющий ему расширить производство за пределы того, что ему позволил бы его собственный капитал.

Наоборот, если производительность предприятия низка, средств, вырученных на рынке от реализации продуктов его, будет недостаточно для продолжения производства, это для него memento mori, – народное хозяйство не позволяет растрачивать несовершенной производственной организацией своих средств. Словом, развитие каждого капиталистического предприятия стоит в точном соответствии с его производительностью.

В социалистическом хозяйстве мы имеем принципиально отличное положение: между производительностью предприятия и его питанием прямой связи здесь нет. Мы имеем здесь два акта: первый – продукт предприятия поступает в «общий котел», и второй – из «общего котла» предприятие получает необходимые ему средства для дальнейшего производства. Круговорот хозяйственных благ не совершается в социалистическом обществе на основании совершенно регулярных закономерных актов купли-продажи, не зависимых от взглядов отдельных участвующих в них лиц, а определяемых рыночными конъюнктурами. В головах некоторых служащих ВСНХ акт поступления продуктов в «общий котел» и акт поступления оттуда средств производства для продолжения предприятия могут быть приведены в связь. Но связь эта весьма неопределенная».

Далее Бруцкус убедительнейшим образом показывает, что верховный произвол в обеспечении отдельного предприятия, сдавшего свою продукцию в «общий котел», благами из того же «общего котла» неизбежен даже при неподдельном стремлении распорядителей «котла» избежать этого произвола. Вот один из его примеров, свидетельствующий все о том же непоправимом дефиците информации-времени, который не позволяет Центру огосударствленной экономики организовать адекватный учет, выработать надежный (с чьей точки зрения?) критерий оптимальности функционирования такой системы и построить отвечающий этому критерию план:

«Данный совхоз предоставил в общий котел столько-то ведер молока, столько-то пудов мяса, столько-то пудов зерна. Сколько же он за это вправе получить пудов улучшенных семян, минеральных удобрений, концентрированных кормов, голов улучшенного скота, прозодежды, топлива и т.п.? Попытка решить эту задачу, сделанная нашим авторитетным специалистом в области экономии сельского хозяйства А.В.Чаяновым, не состоятельна – таково мнение не только наше, но и марксистов. Она несостоятельна, ибо, как мы показали, в пределах безрыночного хозяйства эта задача неразрешима».

И эта исключенность автоматического (свободный рынок) и невозможность «сознательного», то есть расчетного (социализм), экономического взаимодействия между предприятием и его регулятором заставляет Бруцкуса предугадать неизбежное возрастание политического произвола власти в распределении общенародного достояния. Он замечает:

«...большой простор открывается для различных политических влияний на экономическую жизнь, которые в социалистическом государстве, где политическая власть окончательно слита с экономической, должны и без того сильно проявляться сильнее, чем в каком бы то ни было другом обществе. Поэтому даже в социалистическом государстве, находящемся в очень трудном экономическом положении, остатки средств могут растрачиваться на такие предприятия, которые совсем не являются целесообразными, а вызываются иными соображениями власти».

«Не являются целесообразными» – с чьей точки зрения? – вот в чем вопрос.

Опыт последующего шестидесятипятилетия докажет, что не «остатки средств», а их львиная доля в самых тяжких для народа условиях будет расходоваться соответственно произвольным соображениям власти. Сам Бруцкус в своих будущих статьях о коллективизации и вызванном ею голоде в начале 1930-х годов покажет, как голодная смерть миллионов не удерживала большевиков от экспорта хлеба. Но важно, что он предсказал это свойство возникающей социальной системы как ее органику. От Бруцкуса после четырехлетнего опыта функционирования социализма, еще не сложившегося и не устоявшегося, не ускользает ни одна имеющая развиться в некий основополагающий принцип существенная особенность этого строя.

«А между тем и положительная оценка ВСНХ того или другого экономически здорового предприятия далеко не обеспечивает его нормального развития. Заведывание распределением отдельных продуктов и средств производства в порядке разделения труда необходимо поручить отдельным учреждениям – Главкам. Перед каждым из них конкурирует целый ряд предприятий, и все они конкурируют бумагами и словами, которые ведь дешево стоят в противоположность тому, что происходит в капиталистическом хозяйстве, где конкурируют деньгами. Все требуемые средства производства комплементарны, только вкупе они делают продолжение производства возможным, и надо, чтобы во всех Главках по данному предприятию состоялись одинаковые заключения и с соответственным численным их выражением. 3адача эта бесконечно более сложна, чем она была в капиталистическом хозяйстве, где в худшем случае приходилось делать ту или другую надбавку при приобретении того или другого средства производства».

Здесь важна не только уже отмеченная бесконечность взаимосвязей и соотношений, которые должен осознавать Центр, чтобы достигать своих целей, о чем уже не раз говорилось. Здесь знаменательно и мимоходом оброненное замечание о конкуренции. В свободном рыночном хозяйстве предприятия с максимальным рвением конкурируют перед лицом непосредственного потребителя их товаров и услуг (общества), а потребитель (в том числе в одной из своих ипостасей и предприятие) самостоятельно отбирает все, что ему нужно, руководствуясь потребностью, качеством и ценой. В огосударствленном и централизованно управляемом хозяйстве предприятия гораздо менее рьяно (не дадут – не сделаем: зарплата идет, должность останется) «конкурируют бумагами и словами» не перед обществом, не перед потребителем, а перед верховными инстанциями, от которых зависят. Изменилось направление конкуренции, ее наводящий стимул (не заплаченный потребителей рубль, а санкционированная Центром карьера), ее судья (не потребитель, а Центр). Господствует в этой конкуренции критерий Центра, а не потребителя, то есть распределенный иерархически критерий номенклатуры. [[Здесь можно провести удивительную параллель между рыночной экономикой и выборностью губернаторов: назначение губернаторов сверху соответствует по эффективности социалистической экономике. – В.С.]]

И еще один важнейший, судьбоносный для социализма момент: в социалистическом хозяйстве нет автоматического механизма, который в условиях свободного рыночного хозяйства заставлял предприятия (людей) трудиться с минимумом затрат при максимально высоком качестве. Бруцкус выражает эту мысль так:
 
«Разница эта обусловлена, конечно, не тем, что в капиталистической обществе хозяйством руководят более интеллигентные и более добросовестные люди, чем служащие ВСНХ, а тем, что формы экономической организации здесь принципиально различные. Оказывается, что у социалистического хозяйства, в действительности, нет никакого механизма для координирования каждого отдельного производства с народным хозяйством».

И здесь, оперируя терминами здравого смысла, ученый предвосхищает фундаментальные понятия социокибернетики. В 1966 году (через сорок три года после издания в Германии работы Бруцкуса), в официально изданной в Москве книге* [* Бир Ст. На пути к кибернетическому предприятию. В сб. «Принципы самоорганизации», стр. 48. Изд. «Мир», М., 1966.] читаем: «Кибернетическая система отличается тремя характерными чертами: она чрезвычайно сложна – до такой степени, что ее структура не поддается в деталях определению. Она чрезвычайно вероятностна – до такой степени, что, будучи сложной по строению, она становится неделимой, и каждая траектория движения системы равновероятна. Нереально предположить, что такого рода система может управляться посредством предписанных извне правил. Дело в том, что такая система по определению не поддается анализу, и поэтому не существует никакого теста, посредством которого соответствие этим правилам могло бы быть доказано. Третья характерная черта кибернетической системы состоит в том, что коренное свойство организации, проявляющейся в ней, возникает изнутри; система является самоорганизующейся».

Все рассмотренные нами до сих пор размышления сводятся к признанию за обществом свойств кибернетической (термин далекого будущего, для Бруцкуса не состоявшегося) системы. Предвосхищая исследователей 1940-х – 1960-х годов, Бруцкус утверждает, что при социализме общественная экономическая система противоестественным для нее образом лишена необходимого ей автоматического механизма самоорганизации, каковым является и может быть только свободный конкурентный рынок. Признание этого факта равносильно отказу от социалистической утопии, от чего мир сегодня так же далек, как во времена Бруцкуса.

В 1969 году в несколько иной фразеологии о том же отсутствии механизма самоорганизации в социалистической экономике как о дефекте, обрекающем ее на заведомо неполноценное расчетно-директивное регулирование, заговорит акад. В.А.Трапезников*. [* Акад. Трапезников В.А. Вопросы управления экономическими системами. Доклад на IV Всесоюзном совещании по автоматическому регулированию 30 сентября 1968 г., Тбилиси. – «Автоматика и телемеханика», 1969, № 1; «Наука и жизнь», 1969, № 1.] Он назовет этот автоматический механизм «коррекцией на минимум необходимых затрат», или «коэффициентом усиления». Акад. Трапезников пишет:

«...вопрос касается коэффициента усиления в системах управления экономикой (этот коэффициент, упрощенно говоря, показывает, во сколько раз результат превосходит вызвавшую его причину). В капиталистических условиях этот коэффициент очень высок: в самом деле, изменение себестоимости продукции на 2-3% (следовательно, и прибыли) немедленно отражается на курсе акций и ведет к перетоку напитала. Высокий коэффициент усиления убыстряет переходные процессы, способствуя тем самым техническому прогрессу».

«С другой стороны, при наличии запаздывания информации о состоянии рынка, высокий коэффициент усиления приводит к колебаниям, характерным для капиталистической экономики.

У нас коэффициент усиления чрезвычайно мал: долгое время расчетная себестоимость разных продуктов (уголь, металл и пр.) на десятки процентов отличалась от действительных затрат общества на их производство. И это просто оставалось незамеченным, хотя это несомненно отодвигало экономику от оптимума*. [* То же явление наблюдается сегодня во многих квазикапиталистических социальных системах, например, в Израиле. Централизованная регуляция хозяйственных процессов зашла там так далеко, что коэффициент усиления близок к советскому. ]

С одной стороны, низкий коэффициент усиления является достоинством, т.к. он снимает колебания в экономике, с другой стороны, низкий коэффициент усиления делает систему почти разомкнутой (у нас крайне слаба обратная связь, обусловленная воздействием потребителя на производителя)* [* Я бы сказала, не «на производителя», а «на поставщика».], что лишает ее автоматизма в коррекции на минимум общих затрат. Поэтому задачу оптимализации приходится всецело решать расчетным путем, что весьма трудоемко и не всегда приводит к цели».

В 1922-1923 гг. Бруцкус убедительно показал, что задача является не «весьма трудоемкой», а бесконечно трудоемкой и что она не «не всегда приводит к цели», а никогда не приводит к ней в удовлетворительной степени.

Советские экономисты вынуждены констатировать* [*Счастливцева Л.В., Ракитский Б.В. Экомомика качества. Изд. «Знание», М., 1966, стр. 28-29.]: «При капитализме импульс техническому прогрессу дает всеобъемлющая конкуренция. Рынок надо завоевать, он недостаточен для всех, и это заставляет искать пути удешевления производства на базе совершенствования техники и организации производства. Пониженная цена и улучшенное качество – основные методы завоевания рынка.

...При социализме макроструктура* [* И микроструктура тоже.] экономики пределяется централизованно. Это исключает возможность кризисов перепроизводства, но тем самым образуется весьма своеобразная ситуация в области стимулирования общественного прогресса... что порождает тенденцию к консервированию имеющегося уровня техники, не способствует инициативе предприятия осуществить на практике технические новинки и научные достижения».

О том же отсутствии автоматического оптимизирующего механизма, заставляющем экстенсивно, плохо, с грехом пополам, решать хозяйственные задачи, капитализмом решаемые интенсивно и автоматически, кричит вся послебрежневская директивная партийная литература и особенно – управляемая гласность горбачевской поры. Тем не менее в ней ни разу однозначно не высказано главное, к чему Бруцкус пришел шестьдесят пять лет тому назад: вместо того, чтобы громоздить один проверяющий этаж на другой (при Ленине – наркомат рабоче-крестьянской инспекции – Рабкрин, сегодня – государственные приемочные комиссии над ОТК – отделами технического контроля предприятий), следует думать над плавным, постепенным и как можно менее болезненным восстановлением принципа самоорганизации (свободного частного конкурентного рынка) в народном хозяйстве.

Современному еще не полностью социалистическому миру следовало бы задуматься над ростом монополий и огосударствленного сектора экономики в своих пределах, чему Бруцкус соответствующего внимания в то время уделить не мог (см. прим. 23). Какими путями: революционным или эволюционным – общество ни пришло бы к полному уничтожению истинной частнохозяйственной конкуренции, оно неизбежно впадет во все парадоксы социализма, утратив способность к своей демократической хозяйственной самоорганизации. Об этом много – в статьях А.П.Федосеева и в его книге «Новая Россия. Альтернативы». [[Еще один удар по отказу российского общества от демократической хозяйственной самоорганизации. И написала это Д.Штурман более двадцати лет тому назад. – В.С.]]


Продолжение следует.