Исказка навалом в мазь

Енотий Швадрин, мэрий Череповец - самый
низинький откус лысоватого лупня в росточек, 
имевший челку, с хновой выкраской под рог, и
знатно-родовую хату, прям у Днепра косы,
с песком и кругленьким пляжем - слюбился с Манюней.

Дело вошкалось под коржёвой фабрикой,
что на Сбивках, около приднапустившего
вечора во дворовых закаулках глядь-да глядь.

Пойманая за шашлей, Манюня, которая,
как ни ляпай выросла верзилой под хват обвеса,
в два десятка метров без шляп, и Енотий,
отловленный со спущенными до колен штанцами,
со шматом в брод, под расплод слухов,
решили всё ж, обвенчаться на Крынке -
площади у булата церкви -
ровно в три не мешкая чтоб.
 
Брыкая отступ ступеней, счастливцы парой,
колупали мощные ступени в храм и пульсировали
смычками рук друг-дружки в упорном исполинском сжатии.

И не случайно зыря на свод, как на манну,
перевоплощались в доискренность суи,
и радостно воскликались об истолк.


Мимо сковчали кубарями дощатые щенки,
пендалями разлетающиеся ото всюду,
да куры с голубями отваливающие в пыль.

Но как бы пивная не разлилась по площади,
от напада об сеё приятие, ровно без зараний,
все Череповцы ждя у колокольни бросались
исключительной ржёй  в прыск...


Высоченная Манюня в полосатых гетрах,
прижав под мышкой Енотия Швадрина в пологом,
палтусовом костюме, взашла на приступ церкви,
красна-красной от пуха с люстр и выстроилась
пред батюшкой, став светом не заря, как ягница.

Пошло святие.

Короны держали до усёра исполненный именинник Гаспар Хлов,
над еокшим Енотием, покачиваясь от бестолка шнуром.

А над богоявительницей Манюней было якши двое -
на шее у грубатого Яшки сидела Галюня в порчовой
хулии и тряся неслась по крупинке-капельками из
последних силочей мошкой потничка,
икая об быстром завершении сего.

Конфузило всех.

Енотий, ни бельмеса не разобрав в душевном излитии -
пьяный в шкат - молол батюшке всякую чушь понукая и
даже лил слезу, в прошении об отмене и возможном
откуплении сотней гусев.

Но батюшка помочив Енотию маслицей лоб,
примял тихонько сливу, чтоб никто видел
и не гавкал, и испросил молча совладеться
с желанием заткнуться - стать приобщней,
и вовериться в довершение.
 
Так и кликнулось.

А в завершении гульба и пляс до утра.

Вот таки мастырики.