Следующая станция Беловодье

Большая, белая с серизной голова пуделя, жемчужась куделями, медленно плывёт по небу, а над ним, словно мосток с умытой недавним ливнем земли к краю горнему, изогнулась радуга, отражаясь частицами в сияющих повсюду каплях… Шепчут таинственные заклинания сосны над крышей дома, и под их мерный говор наваливается дремота. Гудок поезда нарушает царственную тишь, всё приходит в движение. Сами стены дома подрагивают в такт стучащим по рельсам колёсам. Под этот монотонный гул проходило моё детство. Поезда, товарные, электрички, дальнего следования – ползли, шли и проносились мимо, по вечерам призывно горя желтоватыми огоньками. И за каждым из них рвалась моя скитальческая душа, доставшаяся телу-домоседу…
Мне грезилось, что однажды я сяду в один из этих поездов и поеду… Куда? Далеко-далеко-далеко… По всей России, по городам, по весям – так, чтобы до самого дальнего уголка оглянуть её. И домчусь, наконец, до какого-то неведомого и прекрасного края… Затонувшего Китежа, Беловодья, обетованной земли… В моей детской душе жило бессознательное искание этого утерянного рая. Оттого так чаровала, так отчаянно влекла меня дорога. Стоило мне увидеть тропу, лентой уходящую за горизонт, как являлась грёза, что там, в конце её, за светлой линией, где упирается она в небосклон, лежит тот неведомый край, о котором тосковала моя душа. И ведь – близко совсем! Добавить шагу и – дойти! Только дорога не кончалась, а тонкая линия удалялась с той же скоростью, с какой я приближалась к ней. Но неудачи не охлаждали моего стремления, и я продолжала верить, что однажды я дойду до сказочного края, мерещившегося мне.
Много позже я поняла, что его каждый носит в своём сердце, что не в скитаниях по земле, а именно там нужно искать его. Но сколь же труднее плутать по извилистым тропам собственной души, нежели по земным дорогам! Человек, подъявший Китеж из глубин собственной души, всякое место ощущает, как Беловодье, потому что сам он светел, как облако, напитанное солнечными лучами, и лучи эти создают светлое поле вокруг него, и потому всякому, попадающему в его орбиту, становится светлее. Стань светом, и тебя увидят, - так говорил Достоевский…
Много лет пролетело, а и поныне, слыша гул поездов, видя, стремящуюся вдаль дорогу, я чувствую неизъяснимое томление, будто бы кто-то зовёт меня в кроющуюся за горизонтом неведомую даль, где клубятся, пламенея в закатных лучах пугающе прекрасные облака. Я всматриваюсь в их нависшее над тёмной полосой леса зарево, и вижу силуэты несущихся коней, тройки коней, запряжённых в невидимую колесницу… Полыхающая птица-тройка Руси мчится по потемневшему небу, и от этого зрелища захватывает дух… Но, вот, догорела… Снисходит ночь, и в сумраке, над железной дорогой медленно вздымается докрасна рыжеватый диск луны, а мимо неё чёрной лентой с горящими жёлтыми огоньками окнами мчится очередной поезд. И, как в далёком детстве, мне грезится, что, долетев до очередной платформы своего маршрута, он услышит заветное, пусть и произнесённое механическим женским голосом, какой иногда долетает в ночной тиши досюда с ближайшего вокзала: «Следующая станция «Беловодье»»…