Однажды преступив черту. Опасная встреча

Глава одиннадцатая     Опасная встреча

    Стояли  последние погожие дни сентября. 
    Обнаружив накануне многоследье косуль  у подножья  пологой сопки в  урочище  леса  из сосны, редкого березнячка и молодого осинника,  Антип решил застать  животных на утренней жировке.  Он вышел из зимовья до рассвета и осторожно продвигался  еле заметной  таёжной тропой  к месту намеченной охоты  верстах  в  трёх  от зимовья. Приближаясь к лесной  поляне,   где по предположению Антипа  должны держаться  козы,  он шёл крадучись, осторожно переступая с ноги на ногу, стараясь  не вызывать ни малейшего шороха.  Он делал два-три  шага, останавливался, внимательно прислушивался, осматривался вокруг и делал следующие  шаги,  медленно продвигаясь вперед.  Ведь слух косули  тонок,  чутьё остро. Малейший незнакомый  звук, шум, треск – и она без оглядки  несётся от опасности.
    Антип пытался уловить, откуда тянет воздух, чтобы не пахнуло  на косуль  запахом охотника, которого они так боятся. Но верхушки травы   от лёгкого   утреннего встречного ветерка клонились  в выгодном для него направлении.    Ветерок заглушал посторонние звуки, не позволял  животным  прихватить запах человека и облегчал Антипу задачу   незаметно  подобраться  к козам на ближний выстрел.
    Уши Антипа ловили  каждый таёжный звук, каждый еле слышный шорох.  Лёгкий хруст веток заставил  его насторожиться –   где-то там  невдалеке паслись  косули.Было ещё темно, видеть  их Антип  не мог,  и в ожидании рассвета    затаился   в  зарослях   низкорослой   ольхи   и осинника   невдалеке  от   места кормёжки  животных.
    Через полчаса в лесу стало заметно светлее,  и Антип  различил  среди пожухлой   травы лабиринты выбитых косулями троп.  В  двух сотнях  шагов от него на противоположном  краю поляны  стали отчетливо прорисовываться   многочисленные светлые «салфетки» - характерные белые пятна  вокруг  куцых   хвостов  косуль.  Рядом с самками   все чётче выделялся  силуэт  козла- рогача.
Антип выбрался  из-под  кустов  и бесшумно  начал подбираться к пасущимся  косулям. То он, как тень,  крался на цыпочках, держа перед собой  готовую к выстрелу  винтовку, то останавливался  и, как статуя,  неподвижно замирал, едва переводя сбившееся дыхание,  то с лёгкостью кошки прыгал  за ствол дерева или   полз по траве, устремив  зоркие глаза вперёд, к цели.Увядшая  трава, невысокий кустарник  наполовину  скрывали животных.Только  их  небольшие, словно точёные  головки с  крупными подвижными  ушами,  тонкие, гибкие  шеи, гладкие светло-серые спины все отчетливей  и  отчетливей  проступали  в   тающей предрассветной  мгле.Антип, затаив дыхание,  прицелился в шею рогача и выстрелил.
   В то же мгновение тело козла рухнуло на землю и  потонуло  в сухой   траве.
Испуганная выстрелом стайка, сделав  нескольких резких прыжков,   тотчас во всю козью прыть    бросилась  в лесные  заросли.Дым выстрела лёгким сизым облачком повис над поляной.
   Антип неторопливо освежевал убитого  рогача,  сложил   мясо в заплечный мешок, сверху впихнул свёрнутую шкуру, передохнул на валёжине,  и, взвалив убоину  за спину, направился   в сторону зимовья.
    Стоял ясный  осенний полдень. Над тайгой голубело  огромное бездонное небо.  Солнечные лучи,   пробиваясь сквозь кроны деревьев, легко  скользили по жухлой траве,  по  куртинкам  зелёного брусничника. Приятно  пьянил напоённый горьковатым ароматом палого листа воздух.
   Антип  возвращался  в зимовье знакомой тропой   в приподнятом настроении,  довольный результатами сегодняшней добычливой   охоты.
    До  слуха  его   донёсся  еле уловимый   подозрительный звук, словно кто-то осторожно  брёл по опавшей  листве,  похрустывая  сухими ветками.
    «Зверь!» - подумал Антип, приостановился,  сдёрнул с плеча винтовку, снял со спины мешок.Приблизившись  к стволу старой сосны, он прижался к нему   и, затаив  дыхание, силился  сквозь чащобу  рассмотреть приближающееся неведомое животное, чутко прислушиваясь к его шагам.Шорох  и шелест сухих листьев приближался.
     И вот,    шагах  в  пятидесяти от себя, в прогалинах между стволами,  он увидел человека с   худым, изморённым  лицом, светло-русыми, скатавшимися  в комки волосами, лихорадочно горящими глазами, глубоко посаженными в глазницы.  Одет он был в изодранные   тёмные штаны и  потёртую засаленную душегрейку, из всех заплаток которой лезла вата. В руках  незнакомец  держал  наизготовку дробовик и, сгорбившись,   двигался перебежками от дерева к дереву, непрерывно озираясь   по сторонам.Антип понял,  что незнакомец   тоже учуял  его шаги.
    «Бродяга! Разбойник! - промелькнуло в  голове Антипа. – Такой  способен на любую пакость!»
    И Антип затаился за сосной, ещё плотнее прижимаясь  к стволу.
    По рассказам охотников  и по    опыту   прожитых лет он знал, что по глухой сибирской тайге часто шатается тёмный люд, падкий  до лёгкой наживы, и как опасна   порой    встреча с чужаком в лесу.   Никогда  не знаешь кто перед тобой – порядочный ли  охотник  из окрестных деревень   или  беглый  разбойник без роду, без племени,    готовый без раздумий  на  грабёж и убийство. Встреча с ним намного опаснее  схватки  с  самым свирепым зверем.  Таёжный  зверь  страшится человека, лютует  и нападает  на него  в исключительных  случаях -    от голода,  когда застигнут  врасплох,  или,  защищаясь.  Сытый зверь почти всегда спасается  от человека  бегством,  нутром чуя,  что человек хитрее и  злее его.
При встрече же с человеком в тайге  нужно быть всегда готовым  к обороне. Человек – самое опасное и зловредное  существо на земле!  Завидев в  глухом лесу  неизвестного, лучше затаиться, переждать  и разойтись с незнакомцем, ничем не  проявляя себя. Самая малая  неосторожность, оплошность могут  стоить жизни.
    Антип  старался заглушить в себе малейшие проявления страха и не спускал взгляда  с чужака, который     остановился, как вкопанный, устремил свой взгляд в его  сторону,  и,  сделав резкий  прыжок,    скрылся  за деревом.  Антип понял, что теперь  чужак  не только учуял, но и заметил его.
    У  Антипа  мелькнула мысль достать его   пулей, прошив выстрелом дерево, за которым тот притаился. Мощь   винтовки позволяла Антипу это сделать, но он  тут же  отогнал от себя эту мысль.Антип  соскользнул  по стволу на траву и  стал отползать    назад  с намерением  спрятаться, затаиться  в ближайшем  частом кустарнике, и  ничем не провоцировать бродягу. Нервы Антипа были  напряжены  до крайности. Каждый шорох заставлял его  оборачиваться и плотнее прижиматься к земле.
    Но  неожиданно прогремел выстрел.
    Антип почувствовал, как острая боль пронзила  ногу, и по правому бедру   стало разливаться  мокрое тепло. Антип понял, что  ранен.
    Ярость и гнев  на мгновение затмили его сознание.  Дрожа от злобы и напряжения,  Антип  вскочил на колени  и увидел, как вдали в просветах между соснами  маячила  фигура  убегающего от него  лесного разбойника, и   слышался треск ломаемых  его ногами  сучьев.
    «Ах, мерзавец!» - прокричал Антип и, не целясь,  дважды выстрелил   ему вслед.
    Всё стихло.  Лес стоял безмолвный и неподвижный.
    Антип лежал на траве и чувствовал, как из раны пульсирующей струёй льётся   горячая кровь и  через штанину сочится в траву. Он  знал, что в подобных случаях надо немедля  туго перетянуть рану, чтобы избежать большой потери крови. Антип попытался присесть, но перед  глазами  поплыли  тёмные круги, в ушах зашумело,  к горлу  подступила  дурнота, нудная ломота пронзила ногу.  Чувствуя, что теряет сознание,  Антип повалился на  землю. Через пару минут  в голове прояснилось, и он,  приподнявшись на локте, стянул  с себя душегрейку, снял и разодрал на лоскуты рубашку  и поверх штанины  туго перетянул раненое бедро. Во рту пересохло,   нестерпимо томила жажда.Сильной боли  в ноге  Антип   теперь  не чувствовал,   давала  себя  знать лишь  потеря крови:    голова кружилась, в глазах темнело, земля уплывала из-под ног, как только он заставлял себя приподняться.
    Сумерки быстро сгущались,  гнетущая ночная тишина окутывала всё вокруг.  Из леса потянуло свежей ночной сыростью, и    тайга   живо наполнялась осенним  холодом. Прикопав мешок с мясом палыми листьями, накинув  ремень  винтовки на  плечо, Антип  пополз к  зимовью.
    Полз он всю ночь.Крепко перетянутая лоскутом   нога немела, нудно ныла.  Чтобы облегчить боль, он немного ослаблял узел, но из раны начинала  обильно сочиться кровь. И Антип снова, насколько хватало в руках силы,  туго затягивал узел. Порой  силы и вовсе оставляли его, и он на время погружался в полузабытье.  Но сознание возвращалось, и он вновь, напрягая волю,  всю мощь своего духа,  упорно полз   вперёд.
    Светало. На пожухлой траве, на развесистых лапах кедрача, на оголённых ветвях осин и берёз, - повсюду   белел жгучий иней. Едва живой  Антип, выжимая из себя последние силы,  подполз к порогу зимовья  и  слабым, глухим голосом  окликнул Дарью.
Та, отворив дверь и увидев лежащего на земле окровавленного   и едва дышавшего Антипа, обомлела от страха и неожиданности увиденного. Сердце её так и зашлось в испуге, и слёзы брызнули из её глаз!



                ***

    Уже которую неделю Антип  с бескровным, мертвенно-бледным  лицом, с побелевшими губами    валялся  на нарах. Серая холщовая рубаха мешком висела на его исхудавшем теле, из-под отставшего  ворота   выпирали  чётко обозначившиеся сквозь  кожу  ключицы.  Нестерпимые боли не отпускали ни днём, ни ночью, и он воем выл, метаясь по нарам.
    Дарья с убитым, заплаканным лицом не отходила от него ни на шаг, тревожась за его жизнь.
    Сквозная рана оказалась  тяжёлой. Пуля  навылет прошила наружную часть стегна  выше колена.  Судя по всему, кость  была задета вскользь и осталась цела, но прострелены сухожилия, идущие к колену.  Кроме того,  входная и выходная раны  сильно кровили.    Чем больше Дарья  разматывала  ногу, тем тяжелее и мокрее становились тряпки, пропитанные кровью.  Ей пришлось   ещё несколько дней      перетягивать бедро тряпичным жгутом, время от времени ослабляя повязку, чтобы нога не омертвела. Она парила в котелке засушенную лесную крапиву, сухие, хрупкие ветки зверобоя,  листья   подорожника.  Кашицу из напаренной   зелени  прикладывала к ранам, а густой навар   настойчиво предлагала  Антипу:
    «Пей, Антип. Ты слаб,  обескровлен, еле живёхонек. Скулы так и выпирают. Травы тебе на пользу, пей, не упрямься».
    Тот повиновался Дарье  и,  морщась,  вяло цедил  сквозь   зубы  тёплое горькое снадобье.
    Наконец,  кровотечение  остановилось, но  бедро   распухло,  кожа вокруг ран   закраснела,  и  из них  повалил  зловонный  гной.
    Ночи напролёт   Антип метался в лихорадке,  часто   бредил,   и  в забытье    настойчиво звал к себе какую-то Глашеньку, порой ночь напролёт,  упорно повторяя    бормотком неизвестное Дарье   имя. Ранее Антип никогда  при ней не упоминал его. Это несвязное бормотание  волновало  Дарью.  Но  она   успокаивала себя:
     «Мало ли  чо взбредёт на ум   хворому человеку, чо привидится  ему   в  беспамятстве?» И подолгу нежно сжимала в своей руке его костлявые пальцы.
    Один за другим томительно медленно тянулись дни. Дарья   неотлучно сидела подле  Антипа, заботливо выхаживая его: поила отваром хвои, продолжала неутомимо промывать  раны тёплыми настоями  таёжных трав и  прикладывать   к ним   целебные  примочки.
     – Кость  цела, а мясо заживёт, – ласково подбадривала  Дарья упавшего духом Антипа, – травы обязательно помогут.
    Но  его выздоровление  шло  тяжело  и  затянулось  на долгий срок.


(продолжение следует)

Рисунок иркутского художника Валерия Фитисова-Васкецова