Цена вечной жизни Лина Бендера, часть 2 продолжени

                Глава 7.
                "Кто ты, Кямал Абу Ашер Зардани?"

  Серафина очнулась от кошмара, охая и задыхаясь, словно мавр успел напоследок ее слегка придушить, а отдышавшись, услышала в коридоре звериный рев и топот огромных мужских ботинок на шнуровке, которые носили охранники и санитары.  Открыв глаза, она долго и тупо таращилась в отсвечивающий молочным блеском зеркальный плафон.  Что ж, знакомая картина.  Зеркала, оказывается, не только напоминают о прошлом, но и способны предсказать будущее.  Серафина готова была поклясться, что санитары рыщут по палатам, разыскивая виновницу переполоха.  Наверно, приезжала милиция и содрала с них приличную взятку.  И тут, и там, во сне, ей приходилось неуютно, и муторная тревога давно свила гнездо в ее душе с тех памятных времен, погрязших в глубине седых веков и словно нарочно возникавшая в виде напоминания о прошлых грехах и заблуждениях.  Может, и зубастый мавр когда-то числился в ее близких знакомых?  А чему удивляться?  «Везде!  Везде и всюду я одинаково неудачная.  И как жить?»  Но не видела на вопрос и приблизительного ответа.  Зато сейчас его выдадут ослушнице с подробностями злодеи в белых халатах, не иначе, близкие родственники кистехвостого…  И завершится грустно и трагически ее несчастная жизнь в гнусной клоаке сумасшедшего дома.  Нечего сказать, достойная кончина для пай –девочки, ни разу не нарушившей ни тетушкиного, ни учительского запрета!  Похуже того, чем кончила глупенькая, совращенная негодяем Ассира, бросившаяся из окна на мостовую.  «Уж не этот ли, с хвостом был ее паскудной любовью?!» - яростно подумала Серафина и с гадливостью плюнула на пол, который сама же недавно мыла.  «Взять и хряпнуться из окна?  Нет, там решетки, не пролезу!»

  Топот по коридору приближался, а она не сделала ни единого движения – ни к окнам, ни к двери.  Они ее победили, что ж, пусть убивают.  Не иначе, пришел ее последний час…  «Черные ангелы в белых одеждах» - так называлась книга, прочитанная недавно, в счастливую бытность рядом с Кузьмичом.  А сегодня черные души под прикрытием медицинских халатов явятся за ней, такой же грешницей, и примутся вытряхивать из бренного тела, как поступают с провинившимися пациентами.  Только некому будет смотреть на публичную потеху.  Зрителей недавно отправили в сточный колодец.  Ах, и зря же она позвонила в милицию!  Неужели непонятно, что силовые структуры крепко друг с другом повязаны? 

  Белые халаты бесшумно обступили кровать, похожие на покойников в саванах, и это был уже не сон.  Серафина села и подчеркнуто спокойно принялась застегивать пуговички на халате.

- Кому ты звонила с пульта охраны?

  Скрипучий безжизненный голос заместителя Кирьянова звучал бесстрастно.  Странный, похожий на робота человек.  Но он лишь исполнял свою работу, умело и безжалостно, для сочувствия к подопытному материалу указаний не предусматривалось.  Правильно, с чего эскулапу волноваться, если жертва никуда не денется?  Серафине сделалось тоскливо и муторно, захотелось, чтобы экзекуция побыстрее закончилась.  Но как бы не так!

- Куда же ты звонила?

- Я не звонила, - облизнув пересохшие губы, прошептала Серафина.

- Не ври.  Камера наблюдения зафиксировала твои действия.  Кому успела позвонить?

  Пожав плечами, она промолчала.

- Возьмите ее, - приказал Кирьянов.

  Белые халаты бросились вперед, потащили с койки.  От избытка служебного рвения амбалы тянули ее в разные стороны, и никто не догадался первым выпустить добычу.  Доктор Кирьянов наблюдал за происходящим с издевательской усмешкой на устах.  Так увлеченный работой ученый созерцает копошение инфузорий в капле воды под микроскопом.

  Наконец дюжему санитару удалось перехватить инициативу, он отпихнул коллег и с торжеством, словно полученный на соревновании приз, поднял отвоеванную добычу на вытянутых руках.

- Стукнуть пару раз?  В момент заговорит!

  У парняги был счастливый вид объевшегося сластями ребенка, и Серафина с удовольствием плюнула на выбритую догола макушку, и испытала от этого неслыханное удовольствие.  И очень удивилась, когда бульдожьи черты исказила мучительная гримаса, будто у санитара ни с чего схватило живот.

  А потом воздух в палате раскололся, внезапно взорванный оглушительным грохотом.  Казалось, рухнули стены и потолки, и все вокруг перевернулось вверх тормашками.  Спустя секунду, оглушенная, но живая, Серафина обнаружила себя на полу.  Рядом вповалку лежали доктор Кирьянов и санитары.  На белых халатах быстро расползались рваные красные пятна.

  Наступившая вслед за грохотом тишина показалась ей звенящей, и время, наверно, остановилось, сконцентрировавшись в одном коротком мгновении, когда Серафина подняла голову и увидела ЕГО!

  Он стоял в дверях, молодой человек лет примерно тридцати с небольшим.  Самое странное – в милицейской форме, с автоматом наперевес.  Пугающе ирреальное видение, не представляющее ничего общего с примитивно – ублюдочной действительностью.

- Не может быть! – помотала она головой, отгоняя наваждение.

  Сидя в сумасшедшем доме, она по-настоящему спятила.  Сначала снились сны, потом зеркала стали затягивать в чужие опасные миры, а теперь вот ЭТОТ явился собственной персоной.  Да, там его звали Самирах, важный султан, опозоренный строптивой дочерью купца, потом от стыда прыгнувшей на бугристые булыжники мостовой.  Зеркальный потолок отражал растрепанную пепельноволосую девицу с отросшими до плеч неопрятными космами, черты ее изможденного лица – грубая карикатура на ту кудрявую красавицу, которую султан так и не сумел сделать своей женой.

   … Но…  минуточку! А кого же она видела только что во сне, не засохшей мумией из глубины веков, а живым и здоровым человеком из плоти и крови, с теплыми жесткими пальцами?  И как две капли воды похожего на верного друга из Белого Города?  Сколько их там и чем они размножаются?

  Серафина приподнялась, ухватившись пальцами за подоконник, и посмотрела вниз, ожидая увидеть  море, корабли и булыжную мостовую, но наткнулась взглядом на поросший пучками травы, весь в выбоинах асфальтированный двор, где царила странная суматоха.  Кажется, там кричали и стреляли.  Но все это прошло мимо ее осоловелого сознания.  А молодой человек в растрепанной милицейской форме, без кобуры и фуражки не исчезал. Он стоял и пристально смотрел на нее, и тоже молчал, а Серафина не смела заговорить первой.  И она снова поразилась пугающему, совершенно ирреальному его сходству – нет, не с султаном, жившим невесть сколько тысяч лет назад, в котором пристальным взглядом можно отыскать различия, свойственные представителям различных эпох.  Черноволосый незнакомец был точной копией именно друга из Белого Города, только его и никого другого – небо и земля, вода и огонь.  Несовместимые ни видом, ни одеждой, ни стоявшим на дворе послеперестроечным концом девяностых, прозаически приземленных, где нет места чудесам.  Однако походившие как две капли воды, как однояйцевые близнецы, слепленные по одной мерке и наделенные одинаковыми чертами лиц, выражением глаз, улыбками…  чем-то еще до боли неуловимым, возможным лишь…  да, несомненно, у одного и того же переодетого человека.

«Странный спектакль…  но кем срежисссирован?  Либо я вправду схожу с ума?»  Такого не может быть!  ТАКОГО  НЕ  БЫВАЕТ!!!

  Легко, по-кошачьи перепрыгнув гору белых халатов, он твердыми жесткими пальцами (точно как во сне) ухватил Серафину за талию и потащил от окна.  Спохватившись, она запоздало рванулась, попыталась ущипнуть крепко державшую руку, но ногти бесполезно скользнули по твердым, словно из дерева вытесанным мускулам.  Незнакомец был силен чрезвычайно.  Пристально глядя ей в глаза, молодой человек не проговорил, прошептал еле слышно:
 
                «… Нас по разным мирам раскидали
                На кривых перепутьях дорог.
                Мы с тобой клятв пустых не давали,
                Между нами – незримый порог

                Горьких судеб, ошибок несметных…
                Мы не в силах цепей разорвать.
                Приглядись!  Меня в призраке бледном
                Неужели не сможешь узнать?»

  Задохнувшись, как от боли, Серафина сквозь слезы, таким же шепотом, выговорила давно знакомые строки:

                «… Много лет на Земле пролетело,
                Но Судьбе недостаточен срок,
                Чтоб, улестив ее неумело,
                Сбросить кармы негласный оброк.

                Мне же, слабой, ухабы крутые
                Сбили ноги, измяли лицо…
                Неудобны пути вековые
                Для потерянных душ – близнецов…»

- Серафина Казимировна Хожиняк, - опомнившись, он специально назвал ее полным именем, голосом слегка хрипловатым, но без малейшего признака чужого акцента. – Ты не сошла с ума, и времена не перевернулись.  Меня зовут Кямал Зардани, я твой современник, и пришел именно к тебе.  Удираем отсюда, и побыстрее!

- А…  а некуда!  Выхода-то нет, - озадаченно проговорила Серафина, с сомнением разглядывая его милицейскую форму.

  Она не успела удивиться, откуда человек со странным именем ее знает, если честно, не поразилась и предполагаемому знакомству, над одним ломала голову:  почему на нем милицейская форма?  Мышиного цвета мундир  не соответствовал статусу благородного спасителя, и она даже обиделась на глумливые гримасы судьбы.  Не хватит ли злой индейке над нею издеваться?

- Да что с тобой, Серафина, мы в реальном времени, и опасность не мифическая, - легонько встряхнул ее Кямал и, крепко прижав к груди, как пароль, прошептал на ухо заветные строки:

                «… Этот мир не для жизни и счастья,
                Это – вечные слезы души…
                Плача, падая, но не прощаясь
                Вновь навстречу друг другу спешим…»

  Они и жили, и думали одинаково, но до поры об этом не подозревали.

- А почему…  это?

  Она брезгливо ковырнула пальцем погон.  С некоторых пор милиция вызывала в ней чувство, далекое от уважения.

- Это не мое, пришлось со служивого сдернуть.  Боялся не пройти.  Но через парадное мы не проскочим.  Значит, выхода точно нет?

- Нет, - обессилено прошептала Серафина.

- Неважно, есть подход к реке.  Будем прорываться.

  Ловким жестом сдернув с себя медальон, накинул цепочку ей на шею.

- Давай, вперед!

  На «ты» перешли моментально, будто много лет знали друг друга.  Серафине показалось, стоят они тут, над кучей белых халатов, больше часа, а на деле не прошло и пяти минут.  По коридору кто-то бежал, громко хлопая тапками.  Резким жестом Кямал оттолкнул ее назад и вскинул автомат.

  С перекошенным лицом в палату ворвался Алик.

- Симка, там…  там… зеков…

  Реакция у молодого человека, назвавшегося красивым нерусским именем Кямал, оказалась тоже молниеносной.  В последний момент он успел отвернуть ствол.  Очередь коротко ударила в стену.  Прикрывая руками голову, Алик с воплем присел на корточки.

- С ума посходили все, да? Стрельба, гроза…  А там, между прочим, зеков привезли…   а они разбежались и душат персонал.  На моих глазах санитара на части разодрали, клочья по всему коридору валяются.  Тикать надо, - простонал он и, приоткрыв один глаз, с истеричным воплем подпрыгнул выше испуганного зайца.

- Да он их убил, гляди!  С уголовником связалась?  Совсем, что ли?  Конец нам, конец, убьет и нас тоже, - в голос заревел Алик.

  Неподдельный испуг напарника вернул Серафине самообладание.  Присутствие Алика действовало на нее стимулирующее, вызывая в душе здоровое чувство соперничества, сработавшее в данный момент безотказно.

- Естественно, убил.  А что, любоваться на них надо?!

- Мент-то своих побил?  Или это уголовник?  Ой, да он же вообще чеченский террорист.  Я его по телевизору видел…

  Свой монолог Алик завершил почти шепотом, заворожено глядя в дымящееся дуло автомата.

- Разобрались, кто есть кто?  И почему заминка? – напряженным голосом спросил Кямал.

                Х                Х                Х

  - Есть одна дверь в подвале, через нее покойников сбрасывают.  Но неизвестно, можно ли там пройти, - неуверенно проговорила Серафина.

  Она нервно оглянулась на бесформенную кучу белых халатов.  Ей хотелось бежать из палаты побыстрее и подальше, но снаружи тоже творилось непонятное.  Со двора доносились крики отдаленные, но настолько страшные, что кровь холодела в жилах.  Зато в коридоре царила благословенная тишина.  Кажется, конкретно за ними никто не гнался, но это только пока.  Что произошло в лечебнице, пока она спала и видела диковинные сны, от которых столько проку, что сама едва не спятила, как несчастные сидельцы, увидев в дверях его, как там…  Кямала Зардани.  Ну, понятно, никакой он не милиционер, о чем Алику знать совершенно необязательно.

- Дверь в подвале, - заворожено повторила она.

- Миленькая, ну почему же ты раньше молчала?!

  С улицы, приглушенные плотными двойными рамами и расстоянием, продолжали доноситься дикие крики вперемешку с автоматными очередями.  Там шел бой не на живот, а насмерть.  Но в здании по-прежнему обстановка оставалась спокойной…  если не считать насмерть убитых белых халатов.

- Зеки разбежались…   прятаться надо, - зеленый от страха, шепотом прошелестел Алик.

- Ну и сиди здесь, пока они тебя не найдут и не выпотрошат, - решительно перепрыгивая через гадкую кучу, заявила Серафина.

- Нет!  Стойте!  Меня бросаете, да?  Другого нашла, кошка драная, а меня побоку? – не отвечая за собственные слова, заверещал Алик, мертвой хваткой вцепляясь в Серафину.

  Кямал наблюдал за их перепалкой с видимым нетерпением.

- У них душегубка на колесах сломалась, арестованные и разбежались, - насмешливо пояснил он таким тоном, что ни у кого не возникло сомнений, кто душегубку испортил. –  Так вы идете, или обоих на руках нести?

  Алик и Серафина рванули из палаты на такой скорости, словно покойный Кирьянов гнался за ними с полным штатом медицинской обслуги.  Обычно ночью в конце коридора сидел охранник, но теперь место пустовало, и опрокинутый вверх ногами стул с оборванным у основания шнура телефоном валялись на полу.  Корпус казался вымершим.  Сюда уже не доносились вопли с улицы, и беглецам удалось беспрепятственно спуститься до первого этажа.   Вдруг Алик передумал бежать и, вцепившись нестриженными ногтями Серафине в локоть, непрестанно зудел в ухо:
- Симка, это не мент!  Он не мент!  Он не уголовник даже…

- Какая разница?  Хоть Саддам Хуссейн, знай, шевели ластами, - обозлилась изнервничавшаяся Серафина, с силой тыкая напарника кулаком в холку.

   Неожиданно прямо перед ними вырос запыхавшийся от быстрого бега, с дурными выпученными глазами охранник с таким же автоматом Калашникова.  Две очереди смертоносных пуль не успели встретиться и порешить всю компанию.  Кямал первым швырнул оружие, как примитивную дубину, и оба мужчины покатились вниз по узкой лесенке.  Падение остановила запертая дверь.  Серафина и Алик сверзились следом на автопилоте, удачно не сломав себе шеи.  За короткие полминуты Кямал успел придавить массивного амбала, точно как кошка – опытный крысолов душит жертву, загнав ее в угол.  Упав на повисший на нижней ступеньке камуфляж, Серафина с напарником подпрыгнули, как на батуте и ринулись к двери.

- Заперто!!!

- А ты думал, тебе широко откроют – выходи?

- А ну, отойдите, - скомандовал Кямал и короткой очередью вынес замки. 

  Беглецы очутились в подвале, из-за отсутствия пациентов всю зиму простоявшем пустым.  Едко пахло газом.  Из пробитой насквозь желтой трубы газопровода вырывались острые свистящие струйки.  Взрыва не случилось чудом.  Наверно, Бог на Небесах не совсем от них отвернулся.  Сбивая замки, Кямал нечаянно повредил газопровод.  Помещение катастрофически заполнялось удушающей вонью.  Замок выходной двери не поддавался ни рычагу, ни прикладу.  Стрелять стало невозможно без риска спровоцировать взрыв.  Кямал отбросил покореженный «калашников».  Счет пошел на минуты.  В любой момент кто-нибудь мог обнаружить развороченную дверь подвала и убитого охранника.  Из-за отсутствия вентиляции газ не распространялся с большой скоростью, но постепенно окуривал каждый угол, подбираясь к людям.

- В котельной есть дрючок, которым Кузьмич задвижки поворачивал, - вспомнила Серафина, глядя, как, напрягая мускулы, Кямал тщетно пытается раскачать глубоко заколоченные в дерево литые чугунные скобы.

  Эта дверь слетела с петель от первого удара.  Серафина бросилась искать крюк.  Кажется, их было даже два…   После долгих поисков обнаружила один в мазутной луже за насосом.  Аккуратный Кузьмич никогда не посмел бы испохабить инструмент – во хмелю ли, в бешенстве.  Правда, таких пороков за ним и не водилось.  А за новым смотрителем тянулось и похуже.  По стенам галереей расстелились цветные плакаты с изображениями голых баб в отвратительных позах.  Серафина с ненавистью сорвала несколько штук и вытерла ими липкий крюк.

  В котельной царил хаос.  Оборудование успело засалиться и обрасти мохнатым слоем пыли.  На лето никто не слил воду из котла и не очистил насосы от застывшей смазки.  Оказывается, не на каждого работника распространялось указание и поддержании строжайшей стерильности.  «Блатной, поганец!» - зло подумала Серафина, с сожалением вспомнив отеческую заботу Мирона Кузьмича не только о ней, но и о приблудной кошке.  А этот, верно, и кошку утопил.  Не пожалев нескольких лишних минут, Серафина с наслаждением содрала со стен мерзкую экзотику и втоптала в масляную лужу за насосом.

  Дрючком Кямал с трудом сковырнул скобы.  В пазах заело, пришлось выбивать петли с разбега, плечом.  Дверь распахнулась.  На беглецов пахнуло весной и упоительным ароматом свободы.

 … Стояла середина апреля девяносто девятого…


                Х                Х                Х

  Замшелые каменные ступени, не настолько, правда, крутые, как показалось во сне, вели точно к реке.  Под ними шумел подземный сток – либо грунтовые воды, либо канализация.  Дальше хорошо утоптанная тропинка спускалась вниз и заканчивалась на обрыве, достаточно высоком для того, чтобы внизу оказался глубокий омут.  Серафина не переставала удивляться невероятному совпадению снов с реальностью.  Правда, видения являлись четко очерченными и рельефнее окружающих предметов наяву, отчего пропорции во сне походили на многократно увеличенные кадры стереофильмов,  казались намного больше, расстояния длиннее, а фигуры объемнее.  Но и препятствия преодолевались легче, чего нельзя сказать о реальном положении дел.

  Бегом они спустились к обрыву, свернули на отлогий берег, и едва успели скатиться под пригорок, позади ахнуло так, что беглецов взрывной волной швырнуло наземь и едва не смахнуло в воду.  Оглушенные, они не сразу пришли в себя, и долго мотали головами, прочищая оглохшие уши.

- Газ в подвале взорвался, - шепотом сказала Серафина.

- Вовремя успели.  Скоро здесь будет полно милиции, - оглядываясь, заметил Кямал, из троих оказавшийся самым живучим.  Оно и неудивительно.

  Здесь местность везде круто понижалась к реке, и берега отличались обрывистыми выбоинами, потому взрывная волна прошла поверху, положив деревья, словно ураганом.  Торцовая стена четырехэтажного корпуса обвалилась, оттуда поднимался высокий столб черного дыма вперемешку с длинными языками пламени.  Серафине зрелище напомнило некое событие из далекого прошлого, как назло после легкой контузии всплывающего в памяти без помощи снов, зеркал и прочих приспособлений.  Тогда тоже горело, но сильнее и страшнее.  Впрочем, некогда предаваться размышлениям, когда погоня готова пуститься по пятам.  Но, присев в спокойной обстановке и поднапрягшись, Серафина (она была в том уверена) без труда вспомнила бы историю целиком.  Но, как ни хотелось ей вновь прикоснуться к заманчивой тайне прошлого, пришлось удовольствоваться омерзительным настоящим, где уже успели поругаться ее новый и старый друзья.

- У меня уши заложило!  Барабанные перепонки лопнули! – неестественно громко вопил перетрусивший и обозлившийся Алик.

  Он носился по берегу, похожий на заведенного мишку, театрально хватался за голову, орал, будто резаный.

- Ну, прыгай, прыгай вниз с обрыва, - с издевкой подначивал его Кямал.

- Гад!  Подлец!  Ты куда нас вывел, Сусанин хренов?  Может, тебе за наши головы приплачено?

  Кямал фыркнул, сдерживая предательски рвущийся наружу смех.

- Заткнись, балбес пустоголовый!  Мы на свободе! – крикнула Серафина, привычно тыкая напарника в холку. – Бежим отсюда, чего выставились, как на базаре?

- Он за нашими головами пришел, - обмякнув, проскулил Алик.

- Ага, болван ты деревянный!  Сушу и вешаю дома гирляндами!

  Кямал не удержался и пнул Алика ногой пониже спины.  Тот упал на колени, испачкался в грязи и расквасил нос об упавшее дерево.

- Голова теперь испорчена, осталось бульон из нее сварить, - ехидно подначила Серафина.

  Раньше пикировки помогали, но сейчас Алик казался невменяемым, брыкался, вопил и рвался бежать пешком через лес.

- Оставь.  Его слегка контузило, это отойдет.  Понимаешь, какое дело…  до моста далеко, нас настигнут прежде, чем мы туда доберемся.  А на мосту мы вообще как на ладони, - глядя на стремительно бегущую под обрывом воду, тихо сказал Кямал, протянул руку и схватил Алика, готового в приступе сумасшествия прыгнуть на далеко выступавший вперед, готовый обвалиться в реку  кусок обрыва.

   Бросил, как курицу, наземь, наступил ногой на спину, не слушая возни и жалобных стонов.  Но, уловив последние слова, Алик вытянул вверх голову на неестественно длинной шее, похожий на придавленную сапогом змею и зашипел также зло и тягуче:
- С ума сошел, юморист?  Еще льдины не прошли.  И вообще, я плохо плаваю!

  И слух у него вдруг прорезался лучше, чем у борзой, и речь восстановилась.

- Выздоровел, бедолага?  А что ты предлагаешь? – холодно поинтересовался Кямал.

- А тебя кто просил? – Алик ужом вывернулся из-под каблука и вспрыгнул на поваленное дерево. – Ты откуда такой взялся, а?  Чего к нам прицепился?  Если из моржей, то ныряй и плыви, догонять не станем!

  И, с неожиданной для своего хрупкого сложения силой оттолкнув рослого Кямала, с воем ринулся назад по тропинке, к пылающему особняку погибшей лечебницы.

- Готов, в голове бардак.  Да и пусть идет, куда хочет!

- Нет!  Стой, урод!  Вернись!

  Серафина догнала напарника на лестнице и, безжалостно пиная в бока, шибая каблуками под коленки, погнала, точнее, покатила обратно, попутно  нахлестывая сломанной веткой, как провинившуюся скотину.

- Да отпусти его!  Неужели это ничтожество тебе настолько  дорого?

- Наша жизнь дорога не будет, если отпустим.  Нельзя, понимаешь, нельзя!  Он знает о нашем единственном убежище, на которое можем рассчитывать дома.  Я сама, дура, рассказала…

- Тогда, что ж, пусть плывет, - со вздохом согласился Кямал и коротким ударом в солнечное сплетение оборвал неумолчные вопли несчастного.  Не желая смотреть на сцену расправы с бывшим напарником, Серафина бегом бросилась к обрыву.  Широкая и быстрая в этом месте река преграждала путь к вожделенной свободе, и хотя она хорошо плавала, не была вовсе уверена, что сумеет справиться с бешеным течением, когда недавно освободившаяся от ледяного покрова вода выстудит тело.  И, боясь струсить в последний момент и отступить, зажмурилась и с разбегу бросилась вниз…

                Х                Х                Х

  … Слишком поздно до нее дошло, что лучше плавно соскользнуть с берега, постепенно приучая разгоряченное тело к холоду.  От ледяного шока у нее перехватило дыхание и, окунувшись с размаху на большую глубину, она не смогла сразу вынырнуть и долго барахталась, а течение между тем быстро сносило неуправляемое тело в сторону.   Невозможность глубоко вздохнуть в первые секунды после погружения не позволила захлебнуться, а вода сама вытолкнула на поверхность – уже на середине реки.

  Глотнув широко разинутым ртом вольного воздуха, оказавшегося намного теплее температуры воды, Серафина пришла в себя и беспорядочно заколотила руками и ногами.  Пальцы судорожно вцепились во что-то шершавое – мимо плыла по течению коряга.

  Обретя пусть ненадежную, но опору, Серафина вытянула шею и огляделась.  Поверхность реки удручала ровной, девственной пустотой.  Похоже, ее спаситель утонул вместе с Аликом, и у нее шансов практически нет.  Только сумасшедшие способны штурмовать недавно освободившуюся ото льда реку.  Впрочем, нормальные люди и не бегут из психиатрической клиники.  Серафина пригорюнилась.  Конечно, корягу когда–нибудь прибьет к берегу, но вместе с ее окоченевшим трупом.  Перспектива удручала.  Настолько, что в ледяной воде ей вдруг сделалось жарко.  Так стоило ли малознакомому Кямалу Зардани напрасно стараться?  Ей сделалось жутко, захотелось закричать, завизжать, забарахтаться, и от накативших волной бурных чувств, от страха и отчаяния ей стало горячо, как в парной.  Или в аду уже примериваются кипятить ее в котле со смолой и колючим веничком?

  «А ведь подобное со мной уже было, было!  Я тонула в этой реке.  Или все-таки в другой?»  Вдруг, как живая, перед глазами возникла молодая белокурая женщина примерно ее лет, с ее же лицом.  Новое воплощение, прожитое в одну из канувших в Лету исторических эпох?  «Нифея!» - Серафина вспомнила незнакомое, но не показавшееся чужим имя.  У той как раз было очень похожее на ее лицо – рот, скулы, глаза.  Блондинка тонула точно также, и страшно ей было, не меньше, чем Серафине Хожиняк.  Если бы не вода, не коряга, не противный дискомфорт под ногами, когда не достаешь дна и не знаешь, когда канешь вниз, она вспомнила бы историю целиком.  А как хотелось!  Она сама много веков назад, в очередном неудачном воплощении попавшая в точно такой же переплет.  И Судьба нагоняет ее в каждой новой жизни, с упорством, достойным лучшего применения заставляя увязать в похожих обстоятельствах, которые ее слабая и грешная душа неспособна преодолеть, чтобы нормально жить дальше.  Но выхода из порочного круга непрекращающегося кошмара нет.  Во всяком случае, она его не видит.  Неужели во второй или который по счету раз ей уготована одинаковая кончина?  Перед ее мысленным взором прыгали другие картинки, заслоняющие настоящую реальность.  Мелькнуло чье-то чужое лицо – мужчина, тоже блондин, очень коротко постриженный…  Вода в реке казалась Серафине горячей…

                «… Вздохни!  Тебе и больно и тревожно?
                Вода сечет по камню у лица….
                И страсть твоя к Стихиям безнадежна –
                У сказки не счастливого конца…

                Ты хочешь об твердыни стен разбиться
                Чужих, с враждебным строем, крепостей?
                Не будь последней спицей в колеснице
                Агрессоров всех рангов и мастей…»

  Неожиданно плавное движение бревна прекратилось, и тут же исчезло наваждение, а ее импровизированный плот вопреки физическим законам быстро, как на привязи, потянулся к берегу.  На суше Кямал энергично встряхнул ее и поставил на ноги, и к собственному удивлению она не упала, а, тяжело дыша, хлопала вытаращенными глазами, наполовину пребывая в том, другом измерении.

- Как ты?  В порядке?

  Серафина хотела ответить, но горло не слушалось, сжалось спазмом, даже головой не могла мотнуть в знак согласия.  Ей было очень стыдно.  Кямал выглядел так, словно в собственное удовольствие выкупался и загорает под нежаркой весенней луной.  Тугие мускулы бугрились на его обнаженном по пояс теле, но он не казался напичканным анаболиками шкафом.  Но Серафина ни на секунду не усомнилась бы, что ее новый знакомый легко гнет в дугу железный лом и ребром ладони разбивает десяток кирпичей.
- Серафина, почему молчишь?  Ты меня не слышишь?

- У-угу, сейчас!

  Она глубоко вздохнула, сглатывая застрявший в горле жесткий ком.  На противоположном берегу, над лесом, захватывая полнеба, ширилось дымное багровое зарево.  Вотчина преступного Соломона Бруля приказала долго жить.  Серафине показалось, будто вместе с пожаром дымится и ее одежда, но, привыкшая к непредсказуемым играм подсознания, она не обратила внимания, сморщившись от щекотавшего обоняние запаха горелого, вызывающего острое желание сплюнуть.  Что оба, не сговариваясь, сделали и, коротко взглянув друг на друга, поспешно отвернулись.

- Надо уходить, - тяжело переводя дух, прошептала Серафина и первая медленно поплелась вглубь леса.

- Подожди, - удивленно окликнул ее Кямал. – А друга своего забыла?

  Застрявший в развилке двух стволов, в нескольких шагах в стороне слабо шевелился повешенный вниз головой Алик, посиневший от холода и тихо сипевший, выплевывая остатки проглоченной в реке воды.

- Прости, некогда было заниматься, в чувство приводить.  Иначе ты поплыла бы до самого синего моря.

  Разве Ока впадает в море?  Серафина не знала, от полтрясения у нее вышибло из головы школьные уроки географии.   Ноги вдруг подогнулись и, съехав спиной по шершавому стволу ближайшего дерева, она громко и неудержимо, с истерическими привизгами расхохоталась.  Кямал смотрел на нее недоуменно, не понимая причин идиотского смеха.
- Разве…  ты его не…  утопил?

- Я же не потрошитель, чтобы всех подряд душить!  Как ты обо мне подумала? – укоризненно покачал он головой.

  Еще минут десять они трое, тяжело дыша, приходили в себя, потом, подчеркнуто не глядя друг на друга, потащились по лесной дороге в чащу.  Вначале поминутно останавливались, настороженно прислушиваясь к таинственным шорохам ночного леса.

  Погони не было.  Похоже, их и вовсе не преследовали…



                На грани сна и бодрствования:               
  Серафине снова снился сон, но уже из разряда кошмаров.  Они с Кямалом стояли в грязной, вонючей, продуваемой насквозь всеми ветрами подворотне, и она жалобно спрашивала, дергая своего спутника за руку:
- Скажи, а почему он не пригласил нас с собой, в Белый Город?  Там опять этот кистехвостый, я чувствую его козлиный запах.  А туда он не смог бы за нами забраться.

- Миленькая, но и нам тоже туда не попасть, - обнимая ее, мягко отвечал Кямал.

- Почему, ну, почему?!

  Серафина чувствовала удручающую неспособность подняться, как прежде, и полететь.  Произошло нечто очень отвратительное, не исключено, что вовсе непоправимое, и потому невидимый, но хорошо ощутимый пресс жестко пригнетал к земле.  Наверно, и Кямал ощущал то же самое, но знал намного больше, хотя по неизвестным причинам не желал вдаваться в подробности.  Или же в спешке бегства было не до разговоров.  А ей нестерпимо хотелось вернуться поближе к Белому Городу, издали полюбоваться золотыми куполами и утешаться уже тем, что тот, другой мир существует.  И не только существует, но и приходится родным им обоим, но опять же не могла вспомнить, вследствие какого нехорошего проступка пришлось его покинуть.
 
                «… Там чудесных городов
                Золотые купола.
                К ним на грани миража
                Рвется пленная душа…»

  А теперь им невольно приходилось спускаться все ниже, дальше уходя от родного города, от чудесных золотых куполов, которые, возможно, они никогда больше не увидят.  А по пятам гнались толпы нежити во главе с кистехвостым, решившим непременно отловить беглянку и приготовить ее себе на ужин.

  Им почти удалось оторваться от преследователей, когда высокий стройный человек в широком, ниспадающем мягкими складками черном бархатном плаще, неуместном в настоящем времени и напоминающем маскарадный костюм, словно из воздуха материализовавшись, заступил им дорогу.  Он ничего не говорил, лишь страстно смотрел на Серафину, сверкая ослепительно зелеными на мертвенно бледном лице глазами.  У него был такой вид, будто бедняга долгие годы просидел в подземелье, а еще лучше, пролежал в склепе, вроде графа Дракулы, так казалось романтичнее.  И ее до боли пронзило тревожное ощущение узнавания, как случается при встрече с некогда дорогими и желанными, но безвозвратно потерянными людьми.

  Невольно выпустив дружескую руку Кямала, она шагнула навстречу тому, другому, покорно подчиняясь демонически притягательной силе взгляда необыкновенных, мерцающих живым фосфором глаз.  Лицо этого человека также поражало яркой, оригинальной красотой, но непохожей на утонченную, ненавязчивую привлекательность недосягаемого соперника из Белого Города.  Удручающая бледность яркого брюнета резала взор, в ней было что-то неестественное, не от мира сего.  Но сейчас блондина с ними не было, и вдруг Серафина совершенно отчетливо поняла, что настоящий соперник зеленоглазого не тот, оставшийся наверху.  Его злейший враг сейчас стоял рядом с Серафиной, и носил имя Кямал Абу Ашер Зардани…

  Эти двое были врагами, не поделившими неведомое ей яблоко раздора и ходили друг за другом по пятам, до поры, до времени не имея права сойтись в последнем кровавом поединке.  Двойник Кямала, более сильный и непобедимый, ушел, оставив замену не менее достойную, но против незнакомца в плаще земные методы борьбы выглядели смешными и недействительными.  Этот, из средневековья, был настоящим магом, без шарлатанства и показухи.  А вот Кямал, кажется, им не был…

  Зеленоглазый улыбался с невыразимым чувством собственного превосходства.  Неуловимые беглому взору линии нижней части подбородка и чувственный изгиб причудливо очерченных губ наводили на мысль о жестокости и порочном сладострастии, невесть почему привлекающими женщин пуще самой строгой добродетели.

  Медленно, как загипнотизированная, Серафина вопреки собственной воле двигалась навстречу зеленоглазому, но вдруг чей-то голос окликнул ее по имени, не тому, к которому она привыкла с рождения и в повседневной жизни, но тоже знакомому, услышанному совсем недавно…  когда же это было?  Но память наотрез отказывалась выдавать нужную информацию.  Обернувшись, она увидела Кямала, также не отрывающего напряженного взора от ее лица.  Оба мужчины ждали единственно верного, по их полярно противоположным мнениям решения…

  Хрупкое очарование разбилось.  Серафина метнулась назад, отмахиваясь от зеленоглазого, как от залетевшей в комнату ядовитой осы.  С лихорадочной поспешностью нашла руку Кямала, вцепилась накрепко, насколько хватило сил…