Цена вечной жизни Лина Бендера, часть 2 продолжени

             Глава 8
                "Здравствуйте, Гай Урат Барракург!"

                Х                Х              Х

  Серафине показалось, будто проснулась она сама, но, открыв глаза, увидела склонившегося с озабоченным лицом Кямала.

- Ты кричала во сне?  Увидела кошмар?

- Да…  Нет….  Не знаю!

  Серафина попыталась ответить, но пересохшее горло свело, а тело не повиновалось.  Перед ее мысленным взором продолжали маячить, непотребно извиваясь, две ярко зеленые точки – глаза то ли зверя, то ли человека.  Того, второго.  Кистехвостый мавр как-то уж очень быстро стерся из памяти, да и не произвел солидного впечатления, являясь не человеком, а выходцем из низин, о котором и думать-то грешно.  Ее беспокоил тот, второй.  Сверлил ей мозг мелкими буравчиками фосфоресцирующих в ночи глаз, призывая к неведомому, чудовищному кощунству, и торжествующая ухмылка не сходила с полных чувственных губ, существовавших отдельно от такого же похотливо голодного тела.  Что сказала бы тетя Клава, узнав о персонажах, посещающих целомудренную племянницу в нечестивых сновидениях?  Наверно, посадила бы на целый день с томиком Ленина в углу, заставив читать вслух длинные, сложно выписанные фразы.  Было у них в семье подобное наказание, и труды вождя рядами стояли на двух полках обширного книжного шкафа.  Правда, скромница Серафина редко настолько ужасно провинялась, и большая часть томиков осталась непрочитанной.

- Серафина!  Что с тобой?  Тебе плохо?

- Угу…  Пора Ленина читать…

  Со старушечьим кряхтеньем сползла с жесткого ложа, проковыляла к выходу и склонилась за углом от приступа невесть откуда взявшейся тошноты.

  С вечера, едва ступив на порог удачно встретившейся на пути лесной избушки, они повалились, кто куда, и моментально уснули, не удосужившись осмотреть временное пристанище.

- Что случилось?  Ты заболела?  Сможешь завтра идти?

- Смогу, - прошептала Серафина и, плюнув на приличия, напилась из ближайшей мочажины.

  Добравшись до поваленного поперек сухого дерева, с одышкой опустилась на шероховатый ствол и прошептала:
- Уходить обязательно надо.  У сторожки, смотри, обжитой вид.  Не иначе, лесничество близко.  Не сегодня- завтра кто-нибудь явится, и тогда…

  Она красноречиво махнула рукой.

- Но ты что-то увидела во сне?  И при чем тут этот…  Ленин, монумент которого стоит на вашей главной площади?  Он тебе родственник?

  Не удержавшись, Серафина тихонько хихикнула.

- Придумал же!  Тетушка меня так наказывала, если сделаю гадость, заставляла читать противные труды вслух.  Нудное же дело, честно признаться!  Тебе никогда не приходилось?  В наше время в школе уже не задавали?

- Я не учился в ваших школах, но историю примерно знаю… вплоть до восемьдесят третьего года.  Но читать книги в наказание, даже если их автор гегемон какой-то кровавой революции?  Возможно ли такое?  Твоя тетушка большая оригиналка.  Уж не она ли припрятала тебя в сумасшедший дом?

- Скорее, все получилось из-за нее, но это к делу не относится.  Мне приснилась неслыханная мерзость, вот я и вспомнила…

  Серафина потерла пальцами виски и осторожно попыталась выпутаться из крепких мужских объятий, но Кямал скрестил руки замком, не оставив ей свободы движений.  Испуганная, она отчаянно рванулась.

- Что с тобой?  О чем ты подумала? – с легкой иронией поинтересовался он.

- Но я не хочу…

- Сиди, я тебя не съем.  Ты вся дрожишь.  И давно у тебя такое?

 - Что?!

- Патологическая боязнь мужчин?  Как-то не вяжется с велением времени.  Уже в восьмидесятых у вас царила полная половая раскрепощенность, я не ошибаюсь?

- Не помню.  Я тогда только родилась.

- Тогда что произошло?

- Со мной – ничего, если имеешь в виду маньяков и насильников.  Просто я не люблю близкого общения с чужими…

  Агрессивно настроенная, Серафина хотела сопротивляться, но не могла.  Во сне зеленоглазый высосал из нее последние силы.

- Пока ты спала, случилось что-то ужасное, пойми.  Ты почти полумертвая.  Это странно даже после выпавших на сегодня бурных приключений.

- Кажется, я видела во сне упыря…  Нет, это чушь!  Такого не бывает!

  Кямал сильно вздрогнул, и оба едва не свалились с бревна в грязь, растоптанную не сегодня чьими-то посторонними сапогами.

- Ты видела упыря?  И какой же он с виду, этот упырь?  И вообще, что ты конкретно успела рассмотреть?

  Голос его звучал напряженно, и Серафина физически почувствовала исходившее от нового знакомого странное волнение по поводу, которому любой здравомыслящий человек рассмеялся бы от души.  Ночные кошмары не пользовались популярностью в жизни, несмотря на ставший мировым бестселлером широко известный триллер «Кошмар на улице Вязов».  Она продолжала колебаться, терзаясь противоречивыми чувствами.  Хотелось поделиться с понимающим слушателем замучившими ее неразрешимыми загадками, но боялась показаться смешной, а, хуже, настоящей сумасшедшей.  Вопрос напрямую застал ее врасплох, не готовую к откровенности с почти незнакомым мужчиной.  Но почему у нее упорно сохраняется ощущение их давнего, на короткой ноге, знакомства?  Откуда они друг друга знают?  Где и при каких обстоятельствах встречались – не в реальной жизни, нет!  В данный момент Серафина готова была окончательно уверовать в дотоле сомнительную теорию о переселении душ.

- Ты видела меня во сне.  Я тебя тоже.  Это не просто, пойми.  Но есть и третий, верно? – не дождавшись ответа, продолжал Кямал.

- Нет, четвертый.  Он и есть упырь.

- Нас только трое.  Четвертого нет, - уверенно сказал Кямал и, помедлив, уточнил: - Вместе  с тобой.

  Серафина колебалась с продолжением.  Непривычная, смущавшая ее застарелое целомудрие близость случайно встреченного человека, от которого неизвестно, чего ожидать, вызывала смутное беспокойство, мешающее сосредоточиться.  Кямал терпеливо ждал.  Поколебавшись, она начала рассказывать и не остановилась, пока не выложила все.  Изредка Кямал задавал наводящие вопросы, показавшиеся ей слишком откровенными.  Несомненно, знал он гораздо больше, нежели положено случайному попутчику.  И потом, его поразительное сходство с блондином из Белого Города…

- Но разве ты не догадалась?  Здесь, на Земле, мы приобретаем телесную оболочку, максимально приближенную к оригиналу, духовному аналогу, обитающему в других, более высоких сферах.  Это привилегия не каждого встречного, а тех, кто духовно принадлежит другим планетам и оставил там свои корни.  Это нужно, чтобы при встрече мы могли безошибочно узнавать друг друга, если знакомы, помогать в дружбе и опасаться врагов.   А тебе это так дико?

- Н-не совсем.  Что-то похожее я читала, правда там не было сказано об обязательном сходстве с оригиналом…

  Тут холодный пот окатил ее.  Серафина вспомнила три фотографии, украденные ею в дальнем путешествии по чужим, не приглашавшим ее в гости сферам.  Но признаться в краже не хватило сил.  Она съежилась в комок, сгорая от стыда и срама.  И почти догадывалась, ЧТО ИМЕННО скоро услышит от своего нового знакомого.

- А при чем тут… зеленоглазый?  У него-то нет оригинала, он весь в единственном числе? – шепотом спросила она, стараясь, чтобы Кямал не догадался о причине охватившей ее жути.

   А если он и мысли читать умеет?  Но такими страшными способностями новый знакомый, кажется, не обладал.  Он принял ее дрожь за страх перед упырем.

- Ну да, у Гая все с собой: и бессмертное тело, и душа, и волчья шкура, и вороньи перья.  Уникальный набор, нам недоступный, но это-то и хорошо.  Тебе же не хочется однажды деградировать до положения рептилии?

- Ой, ужас?  Неужели такое бывает?

- До утра немного времени.  Тебе не хочется спать?  Тогда расскажу, кто я, кто ты и кто он.  Я не милиционер, наверно, ты уже догадалась…

  Серафина слушала, затаив дыхание, не замечая промозглого холода апрельской ночи.  Кямал говорил об Ундастаре, отце своем Кильбире и зеленоглазом Гае Барракурге, блудном сыне вдохновителя уникальной экспериментальной идеи Дамьена Беагара.  Той Идеи, ради которой однажды на всех семи уровнях существования людей свершилась революция во имя равенства и братства – где мирным путем, по договоренности, а где не обошлось и без кровопролития.  Однако эксперимент не выдержал проверки временем, выродившись в нечто совсем уж непотребное, признаки которого он, Кямал Зардани, имел возможность лично наблюдать по дороге к лечебнице.  Сокрушался о трупах, вынужденных оставлять на пути и честно сомневался в милосердии к ним Ордена Квадригала.   О многом он рассказал в ту ночь, но ни словом не упомянул Белый Город, а Серафина постеснялась спросить.  Одно поняла: похожий на него блондин также не вхож в заветные ворота.  И ее уже не беспокоила чересчур непосредственная близость незнакомого мужчины, если он не делал попытки ее домогаться.

- И ты…  бросил все и примчался меня спасать?  Неправда, такого в жизни не бывает!

  Даже ей, воспитанной добродетельной тетушкой у алтаря щепетильности и порядочности казался невозможным, непостижимым человеческим разумом шаг.   Надо же - бросить псу под хвост общественно полезную жизнь, почести, не дутые, как у большинства известных личностей мира сего, а полученные по законному праву, - и отправиться в опасную неизвестность, в одиночку ввязавшись в кровавые разборки с бандитами.  Спрашивается, ради чего?  Спасения ее скромной персоны, ничего подобного не заслужившей и никогда не сумеющей окупить затраты, на которые пустились где-то там, наверху умные и высокопоставленные вершители человеческих судеб?  Она с трудом собирала сведения в логический пучок, стараясь не растерять их в отказывающемся воспринимать невероятную действительность мозгу.

  Итак, существует Орден Квадригала, после долгих раздумий выдавший Кямалу разрешение на переход через зеркальный туннель и благословивший миссию спасения ее ничем не примечательной особы.  Очень громко звучит и выглядит невероятно!  И она задала единственный, мучивший несоответствием на протяжении этого шокирующего повествования вопрос:
- Кямал, но зачем?  Зачем ты это сделал?  В ущерб себе, окружающим и…  практически без надежды на успех?  Что это за…  благотворительность такая, от которой становится неловко и хочется плакать?

  Кямал удрученно покачал головой, дивясь ее непонятливости.

- Я люблю тебя, неужели не догадалась?  Люблю на протяжении многих веков, вопреки рассудку и здравому смыслу.  Нам никогда не приходилось жить вместе, как полагается мужу и жене, не придется и сейчас.  Ты невеста двух женихов, и с тех пор, как господин Араграт провел над нами повторный, кощунственный по сути обряд, ты считаешься неприкосновенной для нас обоих, и правила строги, как данный Богу обет.  Ни один не имеет права коснуться тебя…   без твоего согласия.  Ты забыла, как это происходило, но моя-то память не стерта, помнит об этом и Гай.  Теперь и он, несчастный, наконец понял, сколько важных и нужных дел (неважно, добрых или злых) можно свершить рядом с любящей половинкой, обладающей способностями не меньшими, а возможно и большими.  Но – поздно.  Я никогда не отдам тебя ему.   Пусть формальный обряд венчания проводил господин Араграт, но он ДЕЛАЛ ЭТО СЕРЬЕЗНО!  Что означает не меньшую силу, нежели напутствие, данное нам Иерархами Ордена Квадригала в самом начале пути, когда мы четверо были молодыми и неиспорченными.

- Нас все-таки было четверо? – прошелестела Серафина.

- Четвертой женщины нет.  Она давно состоит на службе братства Аервода и не смеет покинуть нижних сфер пристанища нечеловеков. Духовно она погибла, и нет смысла ее вспоминать.

- Это была твоя женщина, Кямал?

- Когда-то ее отдали мне.  Но она предпочла Гая.  Это ее выбор, и я не смею его судить.  Но мы говорим не о том.  Я всегда любил одну тебя вечной, неугасимой любовью, которой не существует у вас на Земле.  Наверно потому мне позволили повторить попытку.  Я хочу, чтобы перед высокими Иерархами Квадригала ты уже решительно могла сказать, кому из нас отдаешь предпочтение.  Ты видела Гая.  Теперь видишь меня.  Я не прошу судить сразу.  Смотри, оценивай, вспоминай наши прошлые воплощения и – решай.  Это главное, что я хотел сказать тебе, Дара Каури!

- Что?  Как ты меня назвал? – жалобным, хриплым шепотом спросила Серафина.

- Это наши настоящие имена, а наши духовные отцы ждут нас там, где мы должны будем жить дальше.

- Они…  они разные, в смысле, отцы?

- Естественно, Дара Каури, то есть Серафина.  Мое имя Карг Даргон.  Родственные браки не допускаются ни в одном из цивилизованных миров.  Моего отца зовут Кильбир, твоего я не знаю, но не сомневаюсь, что он не менее достойный человек, хотя и не занимает высокого поста в Иерархии Квадригала.

  «Я, я знаю!» – хотела крикнуть Серафина и в ужасе прикусила язык.   Также не похожее на земное, имя отца упорно не вспоминалось.   И потом, тогда пришлось бы признаться в унизительной краже, совершенной под шумок, там, где ее не ждали.  Серафина не усомнилась ни в одном его слове.  Сказано было слишком просто и доходчиво, чтобы не поверить…

- Но разве он, Гай, не потерял на меня права?  Насколько я понимаю, отпустить тоже не собирается – из принципа «сам не гам, и другому не дам»?  Это похоже на дележку неодушевленного предмета.  Моего-то согласия никто не спросил!

  Кямал долго молчал, опустив голову и носком ботинка выкапывая из земли застрявшую веточку.  Потом тяжело вздохнул.

- Нет, почему же?  Как раз твое слово и станет решающим.  Ты любила Гая на протяжении многих веков, ко мне же относилась дружески, но безразлично.  И сегодня нет гарантии, что отдашь предпочтение мне.  А что касается «не гам» и «не дам», то сегодня ты нужна ему больше, нежели он тебе.  Обстоятельства круто изменились, у господина Араграта одинокие злодеи не в почете.  Однако дела по-прежнему складываются в худшую для тебя сторону.

- Я не могу любить того кто однажды…  нет, не раз и не два предал меня, - брезгливо скривившись, проговорила Серафина, вспомнив зеркальные отражения, о которых еще не успела рассказать.

- Но чтобы понять это, тебе пришлось пройти очень долгий, не в одно воплощение, путь.  Также как и Гаю, растерявшему изрядную долю самоуверенности, сообразить, что без любимой второй половинки ни жизнь, ни Ремесло неполноценны.

- Ремесло!  В который раз слышу это слово, и оно мне не слишком нравится, - пробормотала Серафина. – И намерения этого Гая…  Где гарантия, что он не вздумает заклать меня у сатанинского алтаря?  Говорят, на обряды идут только кошки и девственницы.

- Полагаю, у Гая более серьезные намерения, нежели использовать тебя вместо кошки, - с грустной усмешкой покачал головой Кямал.

- Какие? – невольно вздрогнула Серафина.

- Точно не скажу, но могу догадываться.  Утащить тебя вместе с собой в услужение Араграту.  А способов много.

- Араграт – ведь это…

  Оторопевшая Серафина не нашлась с ответом. У нее судорогой перехватило горло, на глазах выступили слезы.  Поняла, наконец, насколько хрупко едва установившееся равновесие, и где гарантия, что однажды стечением роковых обстоятельств чаша весов не качнется в пользу Гая?  Нет, не потому, что продолжает позорно любить изломавшего ей жизнь зеленоглазого, да и тетя Клава прокляла бы ее за подобные знакомства.  Не поэтому, но в силу неких таинственных обрядов, краем глаза подсмотренных в талмуде, принадлежавшем сыну покойного Мирона Кузьмича.

- Значит, он способен вернуть чувства с помощью магии? – Серафина почти шепотом выговорила страшное слово.

- О, ты и не представляешь, что можно сделать с помощью запрещенного Ремесла!  Правда, любовь будет суррогатной, а чувства способны трансформироваться в нечто непредсказуемое, но важен момент пленения души.

  Видя, насколько неприятно Кямалу вместе с объяснениями вспоминать неведомые ей события, Серафина поспешно сменила тему, поинтересовавшись, как он попал в лечебницу.

- Ну, очень просто.  Ты же сама вызвала милиционеров.  Мне оставалось подкараулить их на дороге, когда они обсуждали размер взятки, а заодно и захоронения валявшегося на дороге бесхозного тела.  В лесу, где собрались копать яму, лже - покойничку пришлось воскреснуть и лишить их оружия и мундиров.  Признаться, не люблю взяткохватов, от них слишком много бед на этой грешной земле.  Тех бандитов на берегу другой реки я убил в драке, но на этих не поднялась рука.  Пришлось привязать мздоимцев к дереву, но муравьиной кучи, признаться, не заметил.  Пожалуй, злые твари крепко пощиплют их за нежные места, - криво улыбнулся Кямал, а Серафина, наоборот, захохотала, как безумная.
  Он встал и легко опустил девушку на землю.

- Полагаешь, все будет хорошо? – с сомнением спросила она.

  О злокозненном сопернике, словно сговорившись, больше не упоминали.

- Но милиция ищет нас как преступников.  Там остались трупы…

- А ты могла предложить иной вариант? – грустно спросил Кямал.

- Нет-нет, ты не понял! – испугалась она. – Выхода у нас, точнее, у тебя, не было, верно, но милиции, особенно покусанной муравьями, ничего не докажешь.  Нас станут искать по всем направлениям, разошлют фотороботы.  Мы не сумеем воспользоваться ни автобусом, ни электричками…  ни любым другим транспортом!

- Я прекрасно понимаю, - Кямал в задумчивости потер подбородок и, нащупав отрастающую щетину, с брезгливостью вытер пальцы, словно вляпался в гадость. – Вот еще проблема – физиономия террориста! Это слово я узнал только здесь, но, признаться, не пойму значения.  В свое время я проходил общий инструктаж, изучил основные правила вашей жизни, но…  Время не везде летит одинаково.   Там, на трассе у реки Воронки, я понял, что опоздал по меньшей мере на двадцать лет…  хорошо, не больше!  Изменились порядки и власть в стране вместе со знакомыми принципами развития общества.  Представь, меня едва не сдали в дурдом за сунутый кондуктору в автобусе советский червонец…  то-то же потешался народ!  Мне едва удалось удрать.

- Ужас какой! – пробормотала Серафина.

- Да, люди стали другими, более злыми, жестокими, что ли…  Представляю, что сказал бы Дамьен Багар, услышав слово «терроризм»… хотя ему должны бы уже донести…  Ладно, не в этом дело.  Вместо того, чтобы помочь тебе устроиться в привычном окружении, я вынужден тащить тебя за собой в неизвестность.  К сожалению, адаптация практически невозможна, если не помогут наши агенты.  Но…  у меня дурное предчувствие.  Может, зря я тебе это говорю?

- Ничего не зря.  Вместе мы придумаем что-нибудь.  Не удастся вернуться, останемся здесь… - она в ужасе осеклась.

- На нелегальном положении, - насмешливо заключил Кямал.

  Они поговорили об отвлеченных темах, стараясь развеять окутавший души мрак, медля нарушить уединение, но небо на востоке начинало розоветь.  Спать не хотелось.

  Алик сердито ворчал и отбивался, когда его поднимали с топчана.  Тюремно – больничное заключение ничему хорошему его не научило.  Серафина принесла с улицы кусок летошнего снега и без церемоний сунула соне за воротник.  С пронзительным воплем Алик вскочил и привычно завизжал, заматерился, но, наткнувшись на хмурые взгляды собратьев по несчастью, обидчиво замолчал и демонстративно отошел в сторонку.

 В сторожке нашли рабочие спецовки, на полках – крупу и картошку.  Завтрак получился сухим и невкусным, но и есть не хотелось.  Беглецов грыз главный вопрос: на чем добираться до города?  Иного вывода, кроме естественно вытекающего из сложившегося положения, не напрашивалось – на своих двоих.  Другого транспорта в лесу не водилось.

              Х                Х                Х

  Поля, луга, перелески сменяли друг друга с удручающим однообразием, похожие на кадры немого кино в замедленном прокате.  Чуть слышно шелестел легкий ветерок, качавший дымчато – зеленые, покрытые едва распустившимися листиками кроны деревьев.  Ярко голубело небо, в лазурной дали которого, невидимая глазу, звонко свиристела веселая птичка.  Мягкая влажная земля пружинила под ногами, доставляя неслыханное удовольствие ступать по ней босыми пятками, и Серафину болезненно пронзило острое ощущение узнавания.  Она остановилась и осмотрелась, внимательно и придирчиво.

  Да, это случилось за день или два до первого неудачного побега из лечебницы, состоявшегося около десяти лет назад.  Ей снился сон: точно также, босиком, шла она бесконечными проселками…  Вспоминается вон та раскидистая яблоня на краю поля, над которой в небе возникли далекие и недоступные купола Белого Города, ставшие для нее синонимом недостижимости цели.  Невольно задержавшись, Серафина посмотрела в идеально голубое небо, ожидая видения наяву.  Но Небеса молчали.

- Что случилось?  Ты заблудилась? – озабоченно поинтересовался Кямал, и у нее едва не сорвался с губ ответный вопрос, но посмотрела на ехидно ухмыляющегося Алика и промолчала.

- Наверно, тебе стоило остаться в дурдоме.  Некоторым свобода действует на башку, того и гляди, откроется не белая, а зеленая горячка - от свежей травки и бешеных птичек.  Не удивлюсь, если наша мадам опустится на четвереньки и примется щипать клевер, - издевательски прошепелявил он.

  Хрупкое очарование разбилось.

- Это ты-то хорошо в школе учился?  В специальной, для дураков?  Жалко, в нашем дурдоме только лечили, и то бездарно.  Не мешало бы тебя научить еще и правилам поведения, - демонстративно обгоняя бывшего напарника, презрительно бросила Серафина.

  Ничтожный конфликт не мог испортить превосходного настроения.  С интересом поглядывая по сторонам, Серафина бодрым шагом топала по плотно утрамбованному проселку, полной грудью вдыхая чистый воздух свободы, пусть относительной, и милиция, возможно, уже гонится за ними по пятам.  Но пока беглецы довольствовались иллюзией.  Много лет подряд Серафина видела из узенького зарешеченного окошка у самой земли лишь серый кусок забора с облупившейся, некогда желтой штукатуркой и жалким пучком травы с парой одиноких одуванчиков по весне, а осенью картина открывалась и вовсе удручающая.  И не раз, не два страстно мечтала не во сне, а наяву пробежаться босыми ногами по мягкой траве.  В середине апреля трава не успела вырасти, но ее с успехом заменяла влажная земля, сохранившая остатки прохладной послепаводковой свежести.  И шагала беглянка действительно босиком, поскольку ботинок на ее долю не досталось.  Если кто-нибудь сказал бы прежде, будто она на голых пятках сумеет одолеть не один десяток километров, посмеялась бы от души, посчитав за оригинальную шутку.  Оказывается, не только вполне возможно, но и доставляет неслыханное наслаждение.

  Отстав на несколько шагов, Алик и Кямал вполголоса увлеченно беседовали.  Освоившись в родном амплуа, бывший пациент просвещал старшего попутчика относительно тонкостей современной жизни и куда-то агитировал…  наверно, предлагал составить протекцию в сутенеры.  Серафина презрительно сморщилась.  Алик нравился ей все меньше и меньше, но не бросишь же бывшего напарника в лесу, с большим трудом переправив через реку – и вдруг на съедение волкам! «Жалко усилий, затраченных на пустую требуху!» - злилась и нервничала Серафина, не представляя, что способен придумать извращенец для неискушенного в здешних порядках человека.  Да и она плохая помощница во всем, не знающая современной жизни, новых законов и переродившихся, судя по заявлениям в прессе, в дикое, способное на бросок со спины нечто, совершенно противоположное добропорядочному советскому гражданину.

   Они похожи на бомжей, маргиналов без определенного места проживания.  Неужели туда им всем и дорога?   Зачем тогда стоило бежать из одного сумасшедшего дома, чтобы попасть в другой, не менее ужасный?  Незаметно Серафина оглядела себя и мужчин.  Если Кямал в милицейских брюках и распахнутой на груди ветровке выглядит вполне прилично (на нем любая одежда сидит удивительно элегантно, Серафина сразу отметила этот поразительный факт), то Алик в рабочей спецовке растерял изысканный шарм и похож даже не на тракториста или сантехника, на карикатурную их пародию.  На себе она старалась не зацикливаться, чтобы излишне не расстраиваться.

  … Внезапно послышавшийся шум мотора за поворотом заставил их шарахнуться в лесополосу.  Кямал замешкался на дороге, но Серафина с Аликом в панике затаились в кустах и не сразу обнаружили отсутствие третьего.

- Черт его подери, зачем он там застрял? – сквозь туго стиснутые зубы прошипел Алик. – Слышь, Симка, странный они какой-то, твой знакомец, или ослепла совсем?  Обо всем расспрашивает, а ни до чего конкретно не договорились.

- А тебе есть что предложить? – изумилась Серафина, с беспокойством вглядываясь в тонированные стекла остановившегося напротив микроавтобуса.

  Кямал непринужденно болтал с водителем.  Алик больно пихнул ее острым локтем в бок.
- Гляди, да там баба!  Не иначе, по низам озабоченная, если бомжей на улице подбирает.  Запала на смазливую физиономию твоего протеже.

- Он такой же твой, как и мой! – окрысилась Серафина.

- Не ко мне, а к тебе прицепился.  Вопрос – зачем? – глумливо захихикал Алик. – Если бы не твоя унылая рожа, подумал бы в…  женихи набивается.  Гляди, а тетка-то, тетка!  Сейчас из кабины вывалится и сапоги ему вылижет.  Вот если бы подбросила до места…

- Наверно, ты спятил! – обозлилась Серафина.

  Однако, переговорив с женщиной – водителем, Кямал обернулся и призывно махнул рукой.

- Дипломат, - завистливо вздохнул Алик. 

  Бодренько, точно сладкая парочка, крепко держась за руки от возбуждения, они выскочили из зарослей и полезли в фургон, успев приметить за рулем не старую, привлекательную женщину в джинсовом комбинезоне.  Пол между сиденьями в салоне был до отказа завален стройматериалами: бочками, банками с краской, пакетами шпаклевки, цемента.  Ровными штабелями высилась кафельная плитка.  Осторожно, стараясь не натворить гостеприимной хозяйке убытку, Серафина и Алик пробрались на заднее сиденье и улеглись валетиком, ничуть друг друга не стесняясь.  За полгода обитания почти бок о бок, они успели привыкнуть к общей территории, как единоутробные брат и сестра.

- Наверно, она посчитала нас за бомжей, - борясь со сном, пробормотала Серафина.

- Наплевать ей на нас.  Она вон о нем подумала, о том, что спать сегодня станет не одна, - цинично хохотнул Алик.

- До чего же ты испорченный фрукт, типун тебе на язык, - сморщилась Серафина.

- Не всем к лицевой части патологическая наивность, - тихонько заржал бывший напарник.

  Но скоро тряская дорога укачала обоих, и под мерный шум работающего двигателя они сладко уснули.


                Между сном и бодрствованием:

  Серафине снился сон из той же неразменной серии, но за короткое время с момента, когда она встретила Кямала, верный друг из Белого Города ушел, а главным героем видений стал зеленоглазый.  Ослепительно красивый, излучающий необыкновенную колдовскую чувственность, он вопреки разуму и воле заворожил Серафину, заставляя под гипнозом выходить на свидания.  Наяву испытывая отвращение и гадливость, во сне она с тревожным нетерпением ждала от сновидений нового и неизведанного.  Зато потом  происходила обратная психологическая реакция, нечто сродни извергающему яд химическому процессу.   Не получив желаемого, Серафина неизменно просыпалась отравленной невидимыми миазмами и опозоренная – вроде бы в состоянии дремы, в плену неясных ощущениях только собственной души.   Но сама себе казалась втоптанной в грязь публично, на широкой площади.  И отчего происходила подобная метаморфоза, она не понимала.

  Сейчас она видела те же поля, перелески, дороги, наяву пройденные в течение нескольких дней, но во сне прозаический пейзаж приобрел ярко выраженную рельефность, четкость очертаний, словно для всех предметов вдруг открылось фантастические четвертое измерение.  Густая темно – зеленая трава, путаясь в ногах, мешала идти, деревья шелестели над головой плотными тяжелыми листьями.  Серафина шла, почти бежала, спотыкаясь и разрывая босыми пятками упругие стебли.  Всем ее существом владело ожидание.

  По широкому ровному полю навстречу мчался всадник - черной масти конь под ним, такого же цвета широкий плащ огромными крыльями развевался за спиной.  Зрелище завораживало нереальностью.  Серафина в замешательстве остановилась, не ожидая увидеть сюжет средневековой сказки на широких просторах российских равнин.   Она была шокирована наповал…   хотя во сне принималось за данность многое из того, чему в реальности не находилось объяснения.  НО ЭТО и во сне показалось чересчур СЛИШКОМ!
 
  Не доезжая лесополосы, всадник остановился и грациозно спешился, накинув сверкающую золотом и драгоценностями уздечку на ветку дерева.  Его облик, помпезное появление среди полей до странности не вязалось с обыденной, земной картиной окружающего пейзажа.  Серафина посмотрела сначала на него, потом подняла голову к мерцающему весенней россыпью звезд ночному небу.  Такими же, но ослепительно  зелеными звездами сияли глаза великолепного вельможи – да, именно так, другого определения не подобрать к его внешности и горделивой выправке.  Вдруг без усилий всплыло в памяти и сорвалось с губ недавно услышанное имя:
- Гай Барракург?!

- Иди, иди ко мне!  Перешагни разделившую нас черту – и приди!


  Голос его, мягкий, мелодичный и обволакивающий, прерывался напряжением сдерживаемой страсти.  Серафина опустила глаза и не увидела, скорее почувствовала едва заметную тоненькую энергетическую нить, отделяющую ее от вожделенной встречи.  Мучимая непонятным страхом, сделала пару неуверенных шагов, вплотную приблизившись к черте и нерешительно протянула вперед руку, тотчас встретившуюся с прохладными пальцами Гая.

- Ну, иди же! – голос его прозвучал решительно и властно, как приказ привыкшего к повиновению окружающих монарха.

- Гай Барракург… - будто пробуя странное имя на вкус, задумчиво прошептала Серафина и нахмурилась, мучаясь всплывающими в память впечатлениями, нечеткими, но, несомненно, неприятными образами и воспоминаниями.

- Нет, нет, что-то не так…  не так…

- Иди же, ну!  Иди-и-и! – в нетерпении пронзительно провыл вельможа и рука его, крепко державшая Серафину, впилась ей в кожу длинными острыми когтями.

- Ой! – прошептала ошеломленная девушка, недоверием спровоцировавшая преждевременное и невыгодное Гаю  превращение.

  Ее держала не человеческая рука, а мохнатая, поросшая черной шерстью звериная лапа, насильно тянувшая через невидимый рубикон.  Потеряв голос от страха, Серафина попыталась схватиться за ветку ближайшего дерева, и когти скользнули по тыльной стороне ладони, оставив четыре отчетливых кровоточащих царапины.  Одновременно страшная волчья морда припала к выступившим каплям, целуя ее руки и одновременно слизывая кровь.
 
 Волчище почти перетянул ее через препятствие, и его разверстая, пахнувшая почему-то мятной жвачкой пасть тянулась к ее лицу, намереваясь то ли укусить, то ли поцеловать.  Серафина опомнилась и отчаянно завопила.  Зверь отпрянул, одним прыжком взлетел на коня.  От дикого, на грани непотребства зрелища, Серафина впала в ступор.  Конь и зверь слились воедино и взмыли в воздух, а она осталась сидеть на земле, едва покрытой тоненькими стебельками пробивающейся травы, окоченевшая и ошеломленная. Нормальная чувствительность и восприятие реальной действительности возвращались медленно, и она никак не могла выпасть из ступора, сковавшего члены ледяной неподвижностью трупа…


Рецензии