Побочный эффект - глава 10

Глава 10.


Утро было вполне обычным.
По крайней мере, мне так сначала показалось.
Я проснулся и отметил, что вчерашний вечер прошел без особых последствий. Никакого похмелья и головной боли, вот и прекрасно.
И лишь когда я встал и пошел в душ, только тогда внезапно открыл, что передвигаюсь в пространстве как-то неловко. Ноги еле плелись, да и само тело вовсе не хотело перемещаться куда-либо.
Когда же я подошел к турнику возле ванной, я понял в чем дело.
«Действо».
Верно, оно. Вчерашняя таблеточка все-таки дала о себе знать. Если вчера я мог позволить себе сальто, то сегодня я кое-как заставил себя подтянуться. Ежедневная зарядка далась мне с большим трудом. Сначала я вообще подумал, что подтянусь не более 15 раз. Тело, казалось, стало весить раза в два больше прежнего: я кое-как сумел сделать двадцать подтягиваний, отдышался, и на двадцать втором пальцы отказались держать меня на турнике и я спрыгнул на пол.
Я был неприятно огорчен – ведь мой рекорд – 35, ежедневная норма – 25, а тут… Старею!
К чувству вины за собственное бессилие добавились воспоминания о вчерашнем вечере.
Стыд и позор! Чего я вытворял!
Теперь я хорошо понимал Хруа. Такие препараты надо запрещать, ничего хорошего в том, что теперь каждый сопливый подросток начнет вечерами страдать манией величия, а по утрам превращаться в жалкого старика.
Да и вообще – хорошо было бы, если бы ничего из этого не было – ни водки, ни пива, ни марихуаны, ни сальвии, ни ЛСД, ни грибов, ни, тем более, сигарет и героина. И уж тем более – сахара, ну и соли, если быть последовательным до конца.
Ничего не надо... Ну, или хотя бы – только по праздникам.
— Пылесос! – прохрипел я, жадно дыша. – Давай, как обычно – матэ с медом и яичницу… по гавайски.
— Яичницу по гавайски?... Вы, наверное, хотели сказать – цыпленка… – промычал Пылесос, не пытаясь даже имитировать удивление, надо купить ему хорошую программу речи, давно пора.
— Нет, яичницу, и поживее!
— Простите, но…
Я вошел в ванную и хлопнул дверью – пусть сам думает, что я хочу. Все равно яичницу он готовит плохо. (А я еще хуже).
Когда я вышел из ванны, меня ждал вполне сносный омлет и матэ.
Что-ж, вполне гуманно. Слава роботам! Если бы у меня не было Пылесоса, то едва ли бы я стал возиться с готовкой. Даже после контрастного душа я был вял и инертен, слаб и духом, и телом.
Пока я завтракал, проверил интернет, где вчера расставил силки и капканы.
На десятке разных форумах я открыл новую тему, ожидая ответов и комментариев, надеялся получить ответы на многочисленные письма, одним словом – ожидал вестей.
Однако никто, даже двое профессиональным интернетчиков, которым я посулил неплохую мзду, не дали мне никакой принципиально новой информации о клане Стерепетов. Все знали, что это аристократы и что они есть, но вот подробностей было мало. Правда, теперь я верно знал всех живущих ныне Стрепетов: Ну, во-первых – Василий Сергеевич Стрепет, отец Кирилла. Оставив все сбережения своим детям после того, как овдовел десять лет назад, он уехал в Свободный Тибет в поисках себя.
Первенцу Сергею, иммигрировавшему на Марс семь лет назад, он оставил половину своих сбережений, который тот, очевидно, уже потратил. Теперь он, по слухам, занимает должность в Марсианском Правительстве – зам. министра Химической промышленности. Вот что значит быть аристократом: добьются своего даже при коммунистическом режиме, хотя, конечно, слухам о Правительстве Марса верить нельзя.
Дочери Марине добрый папаша подарил гостиницу. Неплохо, особенно если учесть, что отель «Армстронг» находится в Мунсити. Черт подери… Почему мне не достался такой подарок судьбы? Наверное от того, что он мне попросту не нужен, иначе даже в случае такого неимоверного везения я бы все равно разорился.
Кирилл – третий ребенок впавшего ныне в какую-нибудь глубочайшую нирвану в горах Тибета Василия Сергеевича, тоже получил долю «наследства», но денег ему досталось явно меньше, чем своему брату и сестре, но зато родовой замок остался за ним. Причем с условием – не продавать и не закладывать родовую недвижимость без согласия его отца, а в случае его смерти – «до рождения третьего ребенка».
Это все, что я смог выяснить о генеалогическом древе Стрепетов.
Получалось, что оно состоит всего из отца и трех ветвей: Сергея, Марины и Кирилла. Где же были корни этого клана, я так и не узнал. За ночь я узнал лишь мелочи, так и не поймав в расставленные мной сети ни одного нового факта, однако сказать, что я был разочарован своими поисками было бы неверно. Наоборот, именно вопрос о происхождении рода волновал меня и требовал ответа. Теперь было за что зацепиться. Стрепеты часто, а то и всегда, добавляли слово «клан» к своей фамилии: «Музыкальный продюсер – К.Стрепет (из клана Стрепетов)» – на альбоме «Танка и Улиток», «Пахаринна Стрепет /клан Стрепетов/» – на ее визитке, а если порыться в Интернете, то можно найти и фотографию ворот их родового замка, украшенную фамильным гербом. Но чей все же это герб, от кого пошел клан, что это за клан, где его корни и сколько ему лет — я не знал, а значит не знал никто.
Почти никто.
Мне ничего не оставалось, как попробовать попасть в число посвященных в эту тайну. Возможно, я ошибался, и эта версия — тупиковое направление, но иного выбора у меня не было, как не было и иных зацепок.
Позавтракав, я еще час валялся в кровати, пил кофе (Пылесос делает неплохой эспрессо, это у него не отнять) и лениво проверял информацию из интернета.
Ничего нового.
Оставалось только одно – потешить свое самолюбие и найти мою вчерашнюю схватку с роботами. В конце концов, надо же было посмотреть на свои похождения со стороны.
Найти «Схватку человека и робота» оказалось не сложно – новость еще не успела устареть. И теперь, ревниво разглядывая себя на экране, я невольно оценивал свои жесты, поведение, выражение лица и состояние своего костюма… Умом я прекрасно осознавал, что это всего лишь актуализация собственной значимости, не больше, однако когда меня показывали крупным планом, в глаза тут же бросалась сбитая прическа, торчащий ворот рубашки, порванный пиджак…
... и зачем, спрашивается, я себя так вел?…
(Кстати, о поведении. Пиджачок-то этот я вчера выбросил, едва мы приехали к дому: красовался перед Хру. А ведь можно было отдать его в ателье, хороший был пиджачок – любимый, натуральный вельвет цвета «Кофе по-венециански». Теперь надо покупать новый, а это долго, очень долго выбирать…)
Впрочем, когда меня показывали не крупным, а общим планом, поводов для серьезной критики почти не находилось. Мой теледвойник оказался приятным малым — деловым, вертким и мужественным, склонным к насилию и эпатажу.
Посмотрев запись «Схватки» пару раз, я почувствовал прилив сил и эмоций. Ну что же, начало дела хоть и не дало особых результатов (ну разве там кое-что уточнил у Китайца Лии, пустяки), но зато сложилось для меня вполне удачно. Это не могло не радовать – кто как, а я давно подметил, что начало любого дела – суть всего того, что произойдет позднее.
По этой верной своей примете выходило, что ничего толком о Стрепете я не узнаю, но повеселюсь на славу, не избежав, впрочем, кое-каких неприятностей.
Руководствуясь этим благоприятным предположением, я позвонил своему прекрасному клиенту... Интересно, неужели аристократы просыпаются еще позже, чем частные детективы?
Пахаринна, в отличие от меня, подошла к телефону уже одетой, но по правилам хорошего тона мне включать свое изображение было совершено необязательно (а порой и вредно для клиента).
— Алло...
Не смотря на то, что на сей раз она была без Маски, Пахаринна опять напомнила мне робота: та же непроницаемость и еле уловимый холод. "Хороша, плутовка..." сказал я вслух, глядя на ее милое личико, прежде чем включил связь:
— Доброе утро.
Я почувствовал, что мой голос она узнала прежде, чем компьютер выдал ей мое имя. Как ни пыталась она скрыть свои чувства, но все же мой звонок застал ее врасплох: губы поджались, а в глазах мелькнула страшилка.
— Доброе утро, — ответила она бесстрастно.
— Думаю, нам необходимо встретиться, — сказал я нейтрально, но твердо.
— Где? — задала она вопрос по существу, что говорило о том, что клиент либо заинтересован, либо дал слабину.
— Сегодня, и желательно у вас, — окончательно взял я инициативу в свои руки: — У меня есть новости, и появились некоторые вопросы, которые стоит обсудить...
— Хорошо, приезжайте прямо сейчас, — пока муж в отъезде у меня есть свободное время, — поспешно, но спокойно ответила она и отключила связь.

Приблизительно через час, пролетев на аэротакси немногим более двухсот километров  на запад от Города к дому Стрепетов, я увидел родовой замок этого клана.
Что сказать? Приятная игрушка. Не большая, не маленькая. Я видал замки и красивее, и больше, и куда более древние, но в них, как правило, сейчас музеи.
А тут был совсем иной случай. Весь этот чудный замок из розового кирпича, построенный по всем правилам фортификации времен Великой Смуты в форме пентагона, каждый угол которого защищала круглая башня (откуда раньше палили из пулеметов, а теперь – лишь флюгеры веселятся ветру), весь этот бастион с узкими бойницами на втором и третьем этажах, с паутиной подземных коммуникаций и системой чуткой сигнализации, весь этот могучий оплот безопасности для трех-пяти десятков людей (ведь меньшим количеством бойцов этот рубеж не удержать), что спасались сто лет назад в период Великой Смуты в замке от бесконечных банд всевозможных мародеров, переселенцев, "церковников" и "политических", эта обитель скорби и страданий, построенная силами и средствами людей, объединенных одной бедой, одной Катастрофой, теперь, в безвоенную эпоху, принадлежала одному человеку – Кириллу Стрепету, и была его домом.
Да уж… думаю, его папаша не долго ломал голову – кому оставить это замок. Старший сын – на Марсе и едва ли вернется, дочь – отрезанный ломоть и вообще за гостиницей следить надо, а Кирилл еще слишком молод для этого. Так что продолжателем рода Стрепетов на планете Земля стал младший сын.
«И последние стали первыми».
Повезло ли ему? Едва ли. Ведь практически кроме Замка он, по сравнению со своим братом и сестрой, ничего не получил. А учитывая уникальность этой недвижимости и красоту здешних мест, человек с подобными доходами вряд ли бы решился отдать кому-либо родовое гнездо.
Навигационный компьютер моего геликоптера посадил судно почти у самых ворот замка. Я вылез из такси и пошел по пыльной дороге к бастиону, что, прищурившись всеми своими бойницами, подозрительно глядел на чужака.
Помимо основной, большой деревянной двустворчатой двери для въезда авто, искусно обитой кованным железом в виде герба клана, по бокам от нее было еще две небольших дверцы для людей. Близняшки были сделаны в том же стиле, как и их мамаша, и испуганно прижимались к ней, стесняясь меня — незнакомца. Однако интерес к чужаку все же преодолел страх, и когда я был в пяти шагах от ворот, одна из них, правая, сама повлеклась ко мне на встречу, обнаружив за собой небольшой коридор, сворачивающий на право. Я пошел по этому проходу, в котором  не было никаких боковых (разве что — потайных) дверей, а все его освещение состояло из подсветки старинных плоских фото, украшавших стены.
Фотографии, сделанные в разное время, освещали историю замка — от закладки фундамента до реконструкции, и были подобраны в едином ключе: на них почти не было людей, и создавалось впечатление, будто замок сам строился, бедовал, радовался летней радуге и встречал нашествия саранчи, воевал, жег вражьи бронемашины, горел сам и вновь сам отстраивался, как бы создавая ту твердыню лет, что теперь лежала под этой кирпичной черепахой, век которой лишь начался, ибо у нее только-только окончилось детство, а значит — будут еще пожары и радуги, миграции леммингов и смены правителей, Луна удлинит сутки еще на час, и в этот час новая комета сотворит очередную катастрофу и тогда, возможно, все погибнет — но это уже будет ее старость, и Черепаха умрет, не жалея о прошлом.
С непонятной грустью и тревогой разглядывал я в полутьме коридора эти «светлые пятна» истории замка, пока смутная тревога не переросла в ощущение того, что дверь, только что впустившая меня в замок и сама закрывшая вход, теперь неотрывно следит за мной.
Я обернулся.
Лучше бы я оставался в неведении!
В трех шагах от себя, я разглядел того, кого и должен был здесь увидеть: лучшего охранника и неподкупного стража этого дома — сепарда.
Желто-черная сыть высотой почти метр ("...в холке!" — напомнил мне услужливый трус из подсознания), и почти три в длину ("...с хвостом" — неуклюже попытался он меня успокоить), не шевелясь, глядела на меня своими кошачьими глазами. Я и прежде видал это чудо современной генетики, и тогда, помнится, больше всего меня поразил не этот гипнотический взгляд, не грация тела этого животного и даже не знаменитый хвост сепарда, а непропорционально большая морда с безразмерной пастью от уха до уха, усеянная длинненькими шипами зубов. Оскал сепарда действительно вызывал если не ужас, то уж наверняка крайнюю степень уважения, но он-то как раз и не был виден в этой полутьме. Поэтому мне было страшно не столько от вида самого зверя, сколько именно от улыбки этого Чеширского кота третьего тысячелетья, которая гуляет сейчас по старинному замку и, может быть, подкрадывается со спины...
— Не бойтесь, — донеслось как раз оттуда. — И сенбернары, и гепарды — очень добрые породы животных.
— А я и не боюсь, — ответил я Улыбке и, сдерживая страх, обернулся.
Полувидимый образ зверя в темноте коридора сменил контур невысокой девушки в свете дверного проема.
Пахаринна встречала меня в конце коридора, которого мне осталось пройти совсем немного — шагов восемь. "Меж двух огней, — пришло мне на ум — И не известно, какой из них опасней".
Встреча началась не в мою пользу: меня вынудили оправдываться, а значит подсознательно будут относиться как к рабу, поэтому нужно было срочно что-то предпринять: блеснуть эрудицией, например...
— Насколько мне известно, сенбернары — это порода собак, выведенной еще до Катастрофы специально для спасения людей в горах. Существуют легенды, в которых эти собаки спасали даже тех путников, которые стреляли в них и ранили, по ошибке принимая за волков, — вещал я, подходя к двери, стараясь придать голосу окраску  бывалого генетика. — Так что генетически сепард наполовину очень добрый зверь. Что же касается "парды красной", то эта кошечка тоже давным-давно была приручена русскими князьями... но, правда, для охоты.
— Вы правы... но не на людей… Тубус, проходи, — сказала Пахарина сепарду, пропуская нас в комнату.
Апартаменты были обставлены строго по-деловому, явно для деловых встреч: Посреди небольшой комнаты – стол и стулья, в углу – напольные механические часы. Слева – окно во двор замка, где видны яблони и колодец, а под окном – кожаный диван, на который тут же взгромоздился Тубус. Справа, напротив окна, в небольшой арочной нише – дверь, над которой расположилось восемь мониторов. Два из них были включены, в них я увидел вид на мой геликоптер и коридор, по которому я прошел только что. Еще одна дверь у окна вела дальше, в глубь пентагона, а над ней висела картина с видом самого замка во время дождя.
Я сел на предложенный мне стул спиной ко входу, сепард, вытянув хвост и лапы, занял весь диван, а хозяйка села напротив меня аккурат под картиной — войска заняли позиции.
Я молчал.
Не столько оттого, что не подготовил специальной начальной фразы, а просто потому, что хотелось, чтобы мой потенциальный противник первым начал разговор — а там посмотрим.
— Надеюсь, вы пришли сюда не для того, чтобы переломать всех наших роботов? — наконец не выдержала Пахаринна, и сдержанно улыбнулась. — Впрочем, не думаю, что после вчерашней битвы вас заинтересуют кухонные комбайны и стиральные машины: вы ведь воюете с более крупными и более интеллектуальными формами...
Вот она, слава... из тысячи программ ее угораздило посмотреть ту, в которой меня разрекламировали как маньяка.
— С легкими роботами, — поправил я ее. — Но сегодня у меня выходной, и можете не прятать от меня вашего дворецкого.
— Вам известно про Тимучина? — удивилась она. — Но это не боевой робот, к тому же он сейчас на ремонте...
 Про их домашнего робота я ничего не знал, или может быть прочел где-то, пока рылся в интернете. Но в любом случае я уже не удивлялся скромному очарованию аристократической роскоши. Еще немного – и выяснится, что у них есть собственный космолет.
— Оставьте, — мягко сказал я. — В том заведении, где мне довелось вчера побывать, я был как раз по вашему делу. Я решил навестить владельца этого заведения, чтобы выяснить кое-что, ведь в этом заведении ваш муж несколько раз выиграл крупную сумму денег,
— Да, я знаю, — ответила хозяйка.
— А почему же вы прежде мне об этом ничего не сказали? — удивился я.
— Я и сама узнала об этом лишь вчера вечером, когда вас показали по какой-то спортивной программе. Муж подозвал меня к телевизору, и я сразу вас узнала. Вы, кстати, были великолепны, — сказала она и мило улыбнулось, и, надо отметить, как бы ни старался я остаться безразличным внешне, внутри я был весьма горд собой.
 — Я едва не удержалась сказать мужу о моем знакомстве с вами. Ну а потом, когда началась реклама, муж как бы в шутку сказал, что он выиграл на днях у этого казино крупную сумму денег, и, возможно, то, что мы увидели – это обычный рекламный трюк с профессиональным актером, для привлечения публики.
Она снова улыбнулась, глядя мне в глаза, и в этой улыбке было все волшебство и очарование, что присуще женщине — да уж, эта дамочка могла завлечь любого.
— Спасибо за комплимент, — сказал я для порядка, чувствуя как по сердцу пробежала волна гордого тепла. — Видимо, мне действительно нужно переходить в артисты, потому как мое шоу в «РОБОЛИИЗАТОРЕ» почти ничего не дало нашему расследованию. Впрочем, теперь нам доподлинно известно, что ваш муж и в самом деле играл и выиграл в этом заведении, хозяин которого и понятия не имеет о том, кто это сделал. Но, как теперь выяснилось, вы узнали это и без меня.
— Ну что вы… наоборот: не учини вы вчера эт… (очевидно, она хотела сказать «эту драку» или даже «этот дебош», но быстро поправилась:) …свое выступление на ринге, муж едва ли рассказал мне про это казино.
— Тем не менее, хоть я и не склонен полагать, что выигрыши вашего мужа — результат везения, но, по всей видимости, они либо никак не связаны с покушением, либо связаны косвенно... так сказать — побочный эффект.
— Возможно, я действительно сгущаю краски, и это глупое, никому не нужное покушение — всего лишь нелепая случайность, и я напрасно беспокоюсь… — сказала она не очень уверенно.
— Вы сами себя успокаиваете, — отрезал я.
— А вы считаете иначе?
— А как считает ваш муж, что он вам рассказал нового о покушении за последнее время?
— Да в общем… ничего нового… Он успокаивает меня, говорит, что врагов у него никогда не было, что это был маньяк, что психов на свете хватает — в таком духе.
— Есть много противоречий в этой версии — во-первых, маньяки имеют привычку преследовать людей более известных профессий: популярных музыкантов, актеров, священнослужителей — на худой конец. А музыкальный продюсер — личность известная лишь в узких музыкальных кругах. Я, к примеру, о вашем муже ничего не знал до вчерашнего дня. Во-вторых — если уж он попал в разряд знаменитостей, за которыми нужно охотиться, то почему этот псих взял с собой его фото? Неужели он боялся не узнать предмет своего обожания, и зачем ему надо было гримироваться? Как правило, эти люди покушаются на жизнь других, чтобы прославиться, а не скрыться. К тому же личность убитого установлена — бывший уголовник, сидевший за разбойное нападение, он подозревался в двух подобных преступлениях и находился в розыске. Скажем прямо — он не похож на безумного фаната творчества Кирилла Стрепета.
— Вы говорите ужасные вещи, — чуть слышно произнесла она. — Но, боюсь, что вы правы. Кириллу неимоверно повезло, что он остался жив.
— Что поделать, эти ужасные вещи теперь известны всем, кому угодно: всю информацию о вчерашнем покушении можно было узнать уже этой ночью — надо лишь знать, где искать. Ну а что касается везения... не могли бы вы подробней рассказать мне – как он сам объясняет то, что остался жив?
— Ну… Муж сказал мне, что этот африканец ему сразу показался подозрительным, он сразу заметил его и почувствовал что-то недоброе...
— Что ж, весьма убедительно... — сказал я, как-то излишне сухо, сам толком не зная, что я хотел дать понять своей интонацией.
И попал в точку. Было видно, что она по своему поняла мою фразу:
— Я тоже думаю, что он что-то скрывает от меня, и это обидно: я уже говорила, что у нас нет и не может быть секретов... – сказал она с неподдельной грустью, и я понял, что поймал нужное мгновенье.
— Скажите, — наконец решил спросить я. — А вы знаете историю Клана Стрепетов?
Она едва заметно вздрогнула, и, пристально посмотрев на меня, промолчала.
— Надеюсь, муж не скрыл от Вас историю своего рода, когда брал вас в жены? — продолжал я как ни в чем не бывало, чувствуя, как сжимается какая-то невидимая пружина, заключенная в корпус этого замка. Еще немного, и из этого пентагона, словно из древней табакерки, выскочит какой-нибудь чертик и попытается меня или напугать, или насмешить. В любом случае , что-то обязательно должно было произойти, и надо лишь не упустить и правильно воспользоваться этим мгновением.
— Зачем вам это? — еле слышно произнесла она.
— Это тайна? — «удивился» я.
— Да, у нас не принято посвящать посторонних в дела клана.
— Поймите: вашему мужу угрожает опасность, и чем больше я узнаю о том, что это за человек, чем он живет, тем больше у меня шансов помочь ему... — продолжал я настаивать, заметив, как начинают блестеть ее глаза. — Возможно, что это покушение связано с другими членами вашего клана, а я ничего не знаю о них…
— Нет, — выдавила она из себя. — Мы слишком честны друг с другом, и если я пришла в этот клан, пообещав никому не рассказывать о его истории, то ни за что не нарушу его традиций. Тем более, уверяю вас, наш клан — это... только... видимость. Мы не так уж... Короче, вы не там копаете.
"Хороша видимость — подумал я — родовой замок, герб, традиции и вот: выясняется, что это лишь видимость, причем эта "видимость" скрывается тайной (опять таки — родовой)".
— И что же вы от меня хотите? Где мне, по-вашему, нужно копать?
— Не знаю... в конце концов — это ваша работа.
— Ну, знаете... — возмутился я, — Деньги, конечно, вы мне сулите хорошие, но и у меня есть профессиональная гордость, и если клиент ничем, кроме них, не хочет мне помочь, то мне лучше отказаться от дела, к тому же...
Я не закончил: пружинка лопнула, и Пахаринна, закрыв лицо руками, расплакалась. Даже не расплакалась — разревелась. Так уж устроен чертов женский механизм: чувства долго копятся, затем переходят в сильное волнение, после которого наступает освобождение эмоций в виде слёзоиспускания и загрязнения окружающего пространства малопонятными, но почему то не по-хорошему волнующими вас звуками, а все ваши попытки воздействовать на страдалицу лишь усугубляют ее положение.
А накопилось у нее изрядно и слёз, и звуков, из которых я разобрал, что ей так тяжело, что уж лучше умереть, что она чувствует опасность, что у мужа какие-то секреты, а он лишь отнекивается и отшучивается, и она последние дни живет как на вулкане и только и ждет, что в любую секунду по телевизору сообщат о новом покушении, и вот она обращается ко мне, чтобы хоть кто-то помог и хоть что-то придумал, а я в конце концов прихожу к ней для того, чтобы сказать, что на ее мужа охотятся уголовники и его скорее всего убьют, (убей — не помню, чтобы я такое говорил!) и к тому же отказываюсь от дела...
— …Ну, во-первых, я еще не отказался... — смог наконец-то сказать я, когда мы с Тубусом насилу успокоили хозяйку дома: он — языком, а я — подвернувшимся под руку неизвестно откуда стаканом воды, выпитым ею до дна в несколько нервных глотков.
— А во вторых — у нас еще не все опробовано: я еще не изучил окружение мужа, может, это даст нам зацепку... С кем в последнее время он встречался чаще всего? – спросил я как можно уверенней и строже, наливая ей второй стакан из графина, ибо на нервной почве у нее началась икота, которая у меня почему-то вызывала не столько сочувствие, сколько иронию.
— Ну... (ик!) с этими... (ик!) "Ваятелями" — стыдясь, она быстро приняла от меня воду (бульик!).
— Кем? — спросил я, не в силах сдержать улыбку.
Она маленькими глотками допила воду, и почувствовав, что теперь может говорить как и подобает леди — без унизительного икания, устало произнесла:
— Я по-моему вам рассказывала — ребятами с Марса. Они до этого жили тут у нас в гостях — веселые ребята, и поют хорошо... если учесть, как им трудно на Земле.
— Ну вот: встречусь с этими панками, поговорю с ними, может кто-нибудь что-нибудь знает, или заметил что... — вещал я как можно уверенней и спокойней, странным образом отмечая, что мои пустые и привычные для данного случая слова возымели на нее непредсказуемое воздействие. Пахаринна не просто успокоилась, а смотрела на меня несколько удивленно и даже начала улыбаться.
— Надеюсь, они еще не улетели на Марс? — пошутил я, чтобы окончательно сгладить неприятный оборот нашей встречи.
Она глядела на меня влажными, и от этого еще более изумительными глазами, и тут я неожиданно для себя подумал, что встреться мне она, когда я был помоложе, и будь она не замужем, я бы женился скорее на ней, чем на бывшей жене...
— Какой вы хороший, — ласково произнесла она. — Вы готовы помочь человеку, который скрывает от вас что-то...— Вас надо наградить. Улетайте. Сегодня же. Вы как раз успеете.
— Что? — не понял я.
— Летите на Луну, к "Ваятелям".
— Куда? — переспросил я, постепенно постигая смысл сказанного.
— Петровский, Вы — умный, образованный человек, и наверняка знаете, как марсианам трудно жить на Земле, – торопливо заговорила она, словно нам и в самом деле надо было поспешить. – Поэтому наши марсианские гости были на Земле не столько как музыканты, сколько как паломники, и сегодня они отправляются на Луну, мой муж сейчас как раз провожает их в аэропорту. У них ожидается интересный концерт, короче говоря — вам понравится.
Действительно — организм человека, особенно его сердце, с рождения привыкший к послаблению низким притяжением, расхолаживается, и в итоге на Земле дает сбой. Я прекрасно знал это про селенитов, но то, что это так же касается и марсиан, ни разу не приходило мне в голову. Наверное, просто потому, что среди моих знакомых нет ни одного марсианина (или наоборот – от того, что марсианам трудно жить в земных условиях, их нет среди моих знакомых).
— Но... – только и произнес я, понимая смысл ее слов… Лететь? На Луну?! прямо сейчас!?
— Знаю, знаю: все расходы, как и было оговорено, я беру на себя... тем более что после выигрыша в казино роботов денег у нас прибавилось.
— А ваш муж — он тоже будет на Луне?
— Нет, а зачем он вам? Вы же не телохранитель, а с панками, как вы сказали, вам нужно обязательно переговорить — вот вы и совместите полезное с приятным.
Я снова поймал себя на мысли, что не говорил ничего подобного, но спорить не стал: не так уж и часто вам предлагают осуществить мечту детства.

*         *         *

Тубус провожал меня до вертолета.
Шествуя с ним по коридору, я почесал ему меж ушей. Он, совсем как кошка, стал от удовольствия тереться о мои ноги (в районе таза), прижимая меня к стенке. Тогда я рискнул сесть на него, но он тут же легонько тяпнул меня за ногу, после чего я решил более не злоупотреблять нашим знакомством.
Когда лопасти машины, рассекая воздух, принялись накручивать бесконечные обороты, сепард, как собака, опасливо поджав хвост и отбежав к воротам, внимательно нюхал поднявшуюся пыль, провожая меня в обратную дорогу подозрительно добрым взглядом.
Счастливо, Трубус! Лови мышей, гоняй овец, а мне надо поспешать на Луну — дела, понимаешь, дела...
И вот оно — геликоптер плавно взмыл над бардовыми крышами замка, а я еще и еще раз вспоминал эту удивительную встречу, финал которой я запомнил на всю жизнь.
— Пока вы будете лететь обратно, я забронирую и выкуплю вам билеты. Последний рейс до «Лунного Плота» через два часа, так что летите прямо в Шереметьево, там же и купите себе все, что нужно для путешествия на Луну, — сказала Пахаринна, вручая мне пластмассовую карточку на предъявителя, на которой светилась кругленькая сумма, равная, верно, стоимости сепарда.
— Пароль карточки — «двадцать-тридцать-сорок». Надеюсь, запомните.
— Но... это очень большие деньги, — сказал я, придав голосу излишнюю убедительность. — Вы не сможете скрыть столь серьезные траты от вашего мужа…
— Ну... деньги не такие уж и большие, — ответила она мне так же излишне невинно. — К тому же я ничего не собираюсь скрывать. Когда все кончится, и я решу рассказать Кириллу о Вас, он сам увидит все это. — Сказала она, загадочно посмотрев куда-то вверх.
— Увидит? — поинтересовался я, дабы проверить свою догадку.
— Ну да, — в этой комнате есть несколько видеокамер, и они сейчас включены. Не думаете ли вы, что я в отсутствие мужа могла бы встречаться с приятным, но, извините, — она мягко улыбнулась, — малознакомым мужчиной без свидетелей?
И, проворковав мне: «Удачи!», фея замка выпорхнула из комнаты в дверь под картиной, оставив меня наедине с Тубусом. Щелкнул замок, и в это мгновение я вдруг поймал то, чего мне так не хватало:
Версию.