Побочный эффект - глава 11

Глава 11.

        Ah, gentlemen — you know why we are here
        We've not much time and quite a problem here
                Tim Rice.

По сложившейся традиции совещание начал босс.
Он прибыл на Совет Восьми без опоздания, и шесть человек, что ждали его за круглым стеклянным столом в полутемной комнате, освещенной низко висящей лампой, невольно покосилось на часы.
Шеф прибыл, как всегда, без опоздания, ровно за минуту до встречи.
Босс был крупный, уже пополневший, но вполне бодрый и сильный мужик. Это был именно тот тип людей, что никогда никому ничего не простят и не спустят. В том числе и себе. Поэтому он, не смотря на свой сорокапятилетний возраст, продолжал заниматься греко-римской борьбой, поднимать штангу и ходить на матчи по футболу и регби, чтобы при оказии подраться с нацистами.
Он любил подчеркнуть свое африканское происхождение, тщательно выбривая голову и одеваясь ярко, но не пестро. Вот и сегодня он был одет в желтый костюм из блестящей отражающей ткани и сорочку вызывающе-лимонного цвета, от чего шоколадная кожа Папы в полутьме комнаты казалась угольно-черной.
На этом цыганская пестрота одежды, присущая всем африканцам, заканчивалась. Костюм, не смотря на свой кричащий цвет, был строг и лаконичен, а из украшений Папа одел лишь массивный золотой перстень. Да и то – по случаю Совета Восьми – как-никак, подарок.
«ПАПА» — было выгравировано на этом перстне, да так витиевато, что босс прочел это слово лишь месяц спустя и наконец-то смог оценить тонкость этого подарка: в глаза его так никто никогда не называл, кроме «Мамы», но Маме было «можно».
Впрочем, босс перстень так и не полюбил, как не любил и все другие украшения.
Разве что часы.
А точнее — время. Точное время.
Золотой "Солекс", одетый «под перстень», он не воспринимал как что-то престижное или дорогое. Для Босса престиж этих золотых механический часов, снова вошедших в моду, состоял, прежде всего, в возможности узнать точное время, а не в желании произвести впечатление на других.
— Начнем, господа, — сказал Папа на интерлекте, пробежав взглядом по лицам коллег, сел на свободный стул и опустил глаза.
Поймать взгляд шефа было непросто. Он очень редко удостаивал кого-либо из «первых» вниманием своих глаз. Но все знали – если кто-то удостаивался чести поймать взгляд Папы, то это означало, что Папа либо доволен, либо согласен с ним.
Но в данном случае его взгляд означал всего лишь приветствие.
— Джентльмены, у нас проблемы, — начал своей коронной присказкой, слегка картавя на русском, Мама, заместитель шефа, что явился вместе с Папой на эту встречу.
Мама был лысоват, носил очки с толстыми стеклами, а его серый костюмчик был слишком дешевым и вовсе не смотрелся на нем. Маму, в отличие от Папы, никто не боялся и любой мог позволить себе подшутить над ним. Однако подтрунивать над Мамой было себе дороже – он не понимал шуток и тут же начинал задавать глупые вопросы, от чего проще было уйти от разговора, а лучше – и вовсе не начинать его.
И уж тем более – горе было тому, кому приходилось иметь с Мамой дело!
— Задание, за которое мы взялись, оказалось не таким простым, как это казалось вначале: во-первых — у нас осталось не так много времени, во вторых — ставка снижена на 33%. — Мама сделал акцент на цифре, и сидевшие за столом удивленно переглянулись.
— В третьих… — продолжал Мама, не обращая внимания на молчаливые эмоции собравшихся — …мы потеряли человека, способного выполнить подобное задание, и тот задаток, что мы ему заплатили. Теперь нам нужно решить, что делать дальше. Поэтому если у кого есть мысли по этой ситуации, то пусть он их скажет, а мы все внимательно послушаем.
Мама сел, посмотрев, как и остальные, на Папу. Тот сидел, облокотившись локтями на стол и, словно впервые, рассматривал перстень, вращая его на пальце.
— Дело принимает скверный оборот... — нарушил тишину мягким голосом красивый голубоглазый европеец, что сидел как раз напротив Мамы.
Он был самым молодым из собравшихся и потому был одет по последней моде начинающих бизнесменов в костюм из хамелеоновой ткани, которая в температуре комнаты приняла светло-зеленую окраску. Четкие, даже немного злые черты лица Леонардо Паццеко — так звали молодого мафиози — никак не совмещались с мягкостью его голоса и аккуратной короткой прической. Глядя на него и не зная его профессии, его можно было бы одинаково легко принять и за удачного бизнесмена, и за бездельного наследника, и даже за торговца сверхгероином, что недавно провернул удачную сделку, с доходов от которой он и купил этот стильный костюм, бликующий в полумраке комнаты желто-зелеными линиями по изгибам ткани.
— ... Наши затраты едва окупят доход от планируемого предприятия. К тому же мы не смогли договориться с клиентом о повторном внесения задатка. Поэтому, может быть, есть смысл отказаться? — спросил он как бы в пустоту, и все посмотрели на Папу.
Кожа под перстнем, не привыкшая к золотому плену, вспотела и начала зудеть. Папа вращал перстень вокруг пальца, разглядывая его. Украшение завораживающе подмигивало ему золотым блеском, и боссу внезапно пришло в голову, что окажись он где-нибудь без денег, этот знак роскоши смог бы выручить и (кто знает?) спасти. Золото есть золото.
Больше Папа сейчас почти ни о чем не думал. Он давно понял, что решение Совета Восьми, если оно принято в такой вот спокойной обстановке, будет наиболее правильным. И в наступившей тишине все неожиданно поняли, что как бы Лео не был трижды прав, и как бы не пытались теперь остальные уговорить босса отказаться от «Охоты на Стрепета», окончательное решение Папы будет совершенно противоположным. И дело тут даже не в том, что Лео нарушил неписаное правило и начал высказывать свои идеи первым, без предварительного рассуждения старших — в этом его никто никогда бы не упрекнул.
По крайней мере – в лицо.
Плох был тон и интонации этого мальчишки. Он говорил так, будто знает больше остальных, и позиция этого сопляка — самая верная и правильная.
— Отказаться мы всегда успеем — это, Папа, Лео погорячился, — сказал Мама, отечески улыбаясь, уловив общее настроение остальных присутствующих. — В конце концов, мы ничего не теряем, и у нас есть время, чтобы изменить ситуацию.
Перстень Папа все же снял и теперь задумчиво рассматривал его внутреннюю сторону, на которой тыльная часть вензеля своим узором и отверстиями напоминала то ли инопланетянина, то ли автомат Калашникова последней модели.
— А мне послышалось, что времени у нас в обрез, — продолжал Леонардо, очевидно почувствовав, что хватил лишнего, но отступать было поздно и оставалось лишь и дальше гнуть линию дракона своего самоутверждения. — И вообще... что-то меня настораживает в этой истории. Киллер был рекомендован нам достаточно компетентными людьми, и мне сдается, что нас просто подставили... или же я сильно ошибаюсь насчет исполнителя заказа.
Все, кроме Папы, углубленно изучающего клеймо, посмотрели на пожилого корейца Кима, сидевшего по левую руку от Мамы. Кандидатура Ю Тхэ Гвона была предложена им.
— Вообще-то мои знакомые этим не занимаются, — произнес Ким тихо, единственный из всех присутствующих заметив короткий и быстрый взгляд Папы в сторону Леонардо. — А человек, предложенный мне людьми вполне компетентными и порядочными, был гастролер, поэтому может все так и получилось... По крайней мере точно известно, что киллер был не новичок. К тому же у его Клиента не было охраны, и я думаю, что все дело — в неудачном стечении обстоятельств.
— Да и не в деньгах дело, — подхватил Мама, шурша глазами по присутствующим, выискивая в их взглядах поддержку. — В шоу-бизнесе крутятся большие деньги, а у нас там очень слабые позиции, а точнее говоря, после того, как мы потеряли Небо-и-Землю — полное их отсутствие. Иметь там человека, которому мы сделали услугу — всегда приятно и очень полезно. В любом случае, если мы что и теряем — так это только немножко времени на организацию дела, так что давайте по существу, — какие у нас имеются связи, чтобы осуществить намеченное?
Воцарилась тишина, в которой явно угадывалось нежелание каждого из присутствующих обнаруживать свои связи и тратить на это «немного времени».
— Ну? Неужели ни у кого ничего... — продолжал Мама просительно-вежливо-заискивающе зыркая всем в глаза, но его уже никто не слушал, потому как Папа одел перстень и встал из-за стола.
Он поочередно окинул всех взглядом и в конце концов остановил свой взгляд на Лео. У остальных тут же отлегло от сердца, а через мгновение они даже испытали некоторое возбуждение и радость — наконец-то этот мальчишка допрыгался, и это воистину гиблое дело поручат ему.
— Засиданийе акончино, — произнес босс уже на русском хрипло, но громко, мысленно отругав себя за то, что забыл прокашляться, хотя басовые обертона затекшего горла добавили голосу суровость и мощь. Слегка кашлянув и протянув руку Леонардо, Папа произнес:
— Ни пращаимся, гаспада.
... И вдруг, увидав странный огонек, промелькнувший в глазах зеленого хамелеона, что сейчас жал его руку, Папа своим чутьем, никогда не подводившем его, неожиданно осознал, что совершает ошибку, и исправлять ее поздно:
«Неужели мальчишка этого и добивался?... — подумал он, удивляясь такому повороту дела. — Ну-ну, посмотрим...»