Я научу тебя... жить

Ранее утро. Питер только очнулась ото сна, медленно наполняя пустые улицы прохожими.
Звякнул колокольчик, оповещая хозяйку цветочного магазина о госте. Она приветливо ему улыбнулась и махнула на свободное от цветов место рядом с прилавком. Он бывал здесь почти каждую неделю по 2-3 дня подряд. Его молчаливое спокойствие всегда действовало на нее успокаивающе, делая более терпимой к привередливым клиентам.

Он как обычно улыбнулся ей и установил мольберт. Достал кисти и краски. Сегодня он намеревался наконец–то закончит то, ради чего ходил сюда уже чуть более 20 месяцев.

– Как дела?
– Хорошо.
С этого диалога начиналась каждая их встреча.
– Что будешь рисовать?
– Розы.
Каждый раз она слышала новый ответ на свой вопрос. И каждый раз он рисовал две картины. Одну – открыто, напоказ, хоть и очень тщательно, а другую – тайком, урывками… Она так и не смогла ни разу ее увидеть.

Легкий поворот головы, приветливая улыбка, изящество в каждом движении… Он никак не мог уловить этого… Это злило его. Каждую ночь он смотрел на холст. Каждое утро озарялось всполохом огня… Но ему кажется, что сегодня он все-таки сможет…

– В чем дело?
– Ни в чем. Пока.
– Пока…
Вечер. Магазинчик закрывается. Они расходятся по домам. Но почему ей кажется, что они видятся в последний раз?
–Дин, – она первый раз окликнула его по имени.
– Да? – он замер.
– Можно я приду к тебе? Хочу посмотреть на твои картины, – она немного смущенно улыбнулась.
– Конечно, приходи, – на всегда бесстрастном лице не мелькнуло и тени удивления, бушевавшего где–то внутри.

– Почему? – он беспомощно смотрел на холст, не понимая своей ошибки. – Почему?
От тяжких раздумий его отвлек стук в дверь:
– Можно?
Он торопливо задвинул злополучную картину в груду недописанных натюрмортов и открыл дверь.

Она неуверенно перешагнула порог и в восхищении огляделась.
– Все-таки ты очень хорошо рисуешь, – она успела заметить, как он еле уловимо покраснел. – А что это?

Он даже не успел среагировать, как она вытащила на свет эту злосчастную картину. Неоформленный порыв замер и увял. Несчастный художник поник…
–Хм… красиво, но… мертво, – удивительные голубые глаза тщательно осмотрели картину. – Это ведь я? Да?
Он кивнул.
–У них нет названия. Они все мертвы. Почему?
– Почему? – повторила она его вопрос. – Потому что ты сам как неживой. Тебе просто нужно научиться жить.
– Как? – он резко шагнул к ней, испытующе заглядывая в глаза.

Буквально несколько секунд, показавшихся вечностью, она колебалась в нерешительности… Но этот художник не выходил у нее из головы уже пятую неделю.

Ему показалось, что сердце остановилось, а затем во всем теле как будто вспыхнула шаровая молния. Все последующее они оба воспринимали как штрихи, последние мазки кисти к готовой картине.
Нежная кожа и жаркое дыхание на шее… Чуткие пальцы художника, находящие самые заветные уголки ее тела… Стройные бедра на его талии… Алая краска, словно кровь, выделяющаяся на бледной коже… Страстные, задыхающиеся поцелуи… Боль в расцарапанной спине… Синяки на тонких запястьях от его пальцев… Два тела переплелись на полу в странном диком экстазе… Он перекатился, оказавшись сверху, во все стороны брызнула голубая краска из плохо завинченного тюбика, оказавшегося под ними…
Яркий, красочный взрыв накрыл их волной экстаза…

Тяжело дыша она обняла его, уткнувшись носом ему в грудь и тут же уснула, полностью обессилев. Осторожно высвободившись из кольца ее рук, он бросился к чистому холсту…

Из лихорадки вдохновения его вырвал нежный поцелуй в зеленую от краски кожу.
– Теперь ты понял? – ухо щекотнуло ее дыхание.
– Кажется да… – тихо выдохнул он, осматривая картину.
Зелень леса, озаренного теплым, ласковым солнцем. И девушка в легких одеждах. Ее волосы развеваются на легком ветерке. В глазах пляшут задорные чертики. Казалось, что она сейчас лукаво подмигнет и скроется в сени деревьев подобно дриаде, спешащей на свидание к своему фавну.
– Спасибо, – тихо слетело с его губ, – за… жизнь.