Шаги в никуда

- Лучше бы он вовсе не рождался. Такой слабый… Ваша последняя надежда, господин, это если Ольрике родит другого ребёнка. – послышался вздох. – Пусть даже это будет девочка, всё равно лучше, чем он. Что за напасть….
- Напасть! Да это позор! Он слишком похож на свою мать, чуть что, сразу обморок.
- Это из-за сердца, господин. Я же просила Вас подумать, прежде чем брать в жёны женщину из семьи Саал, ведь весь их род хворый. – раздался вроде бы неуместный смешок. – Однако, господин, я бы хотела дать Вам хороший совет…. – повисла мучительная пауза.
- Я слушаю тебя, Камила.
- Отдайте его в пажи императору Алукарду. Думаю, этот жест позволит Вам отсрочить выплату долгов казне, мало того, никто не сможет обвинить Вас в том, что Вы избавились от непригодного наследника.
- Мне нравится ход твоих мыслей, Камила….
Поежившись, Тмер накрыл рот ладонью, чтобы непрошенные всхлипы случайно не вырвались наружу. Крадучись, по над стенкой, он медленно побрёл в сторону своих комнат, старясь, чтобы его шаги не издали ни единого звука.
Так же бесшумно проскользнув за двери, Тмер сразу направился в спальню, где, не снимая одежд, упал на кровать и проплакал несколько часов. Когда слёзы кончились, он всё ещё не мог заснуть и, глядя в потолок отрешённым взглядом, стал думать о том, чтобы всё закончилось. А лучше, и вовсе не начиналось, никогда. Тмер хотел, никогда не появляться или, просто исчезнуть.
Тмер всегда был просто ребёнком, которому ничего особенного не было нужно. Ему не нужны были ни забота, ни обещания, он хотел просто быть, тихо и спокойно. Ну, разве только, чтобы иногда кто-нибудь говорил с ним, и за вязью этих слов Тмер улавливал ощущение, что он существует и в этом есть смысл.
Но Тмер родился слабым, а в среде шииданских дворян это было всё одно что позорное клеймо, поэтому все родственники и даже слуги, жившие с ним под одной крышей, относились к Тмеру пренебрежительно, а то и вовсе брезгливо.
Разговор, случайно подслушанный им в этот вечер, поставил точку в его уничтожении. Теперь Тмер знал, что ни сегодня-завтра отец продаст его императору, чтобы вернуть расположение двора. Он с новой силой возжелал исчезнуть, но понимание, что не может сделать этого сам, заставляло его задыхаться от спазмов собственной слабости.
Ближе к утру, после многих часов слёз, метаний и проклятий, ниспосланных самому себе, Тмер впал в апатичное состояние. Он поднялся и, словно сомнамбула, привёл себя в порядок, потом собрал любимые вещи, которыми, собственно, только и пользовался. Какое-то время он просидел на кровати, глядя пустым взглядом в пол, и слушая, как слабым пульсом под кожей стучат слова, сказанные ему когда-то отцом: «Никогда не теряй лица, чтобы с тобой не сотворила жизнь». Наверное, это было единственное, что родитель сказал ему непосредственно, в тот раз, когда ещё маленький Тмер захлёбывался слезами, стоя перед погребальным костром матери.
В этом году Тмеру исполнится четыре – по шииданским меркам он был уже практически взрослым. Однако, вокруг не было никого, кому бы он мог объяснить, что вырасти ему так и не удалось.

***

Дорога в Алакаманду выбила из Тмера остаток сил, поэтому, когда его вели по извилистым коридорам дворца, он чувствовал себя безвольной куклой. Ему что-то говорили, поправляли одежду и даже пару раз причесали непослушные, коротко остриженные светлые кудри.
- Ты весьма симпатичный. – говорила ему Кмила, присев на корточки и поправляя ремень на жакете. – Поэтому, пол дела сделано, можешь особо и не манерничать, но учти, император Алукард очень властный! Так что прояви послушание, не то в раз окажешься на кухне.
Тмер совершенно не слушал пожилую экономку, всё, что он знал и помнил на этот момент, были всё те же слова отца: «Никогда не  теряй лица….»
Перед ним двое нарядных латников бесшумно отворили огромные двери. Тмер инстинктивно прищурился, ожидая, что сейчас по глазам ему ударит яркий свет, однако, этого не произошло. Напротив, из-за слабой освещённости огромного помещения, распахнувшегося перед ним, Тмеру пришлось расширить зрачки, пользуя слабый дар Ночного Зрения.
Зал освещали редкие, но огромные масляные лампы, расставленные по центру, так же, кое-где на стенах были закреплены факелы – видимо, император не очень жаловал световые сферы.
Тмер обнаружил, что всё ещё стоит в дверях, когда его осторожно подтолкнули сзади.
- Ну, иди же. – услышал он тихий голос Камилы.
И он пошёл, ровной неспешной поступью существа, которое осознанно заходит в собственную клетку.
Трон императора Алукарда скорее напоминал огромный диван, нежели традиционное пышное кресло. С этого монументального сидения, на Тмера взирал молодой человек с немного хмурым, но по большей части безразличным лицом. Вокруг владыки суетились какие-то вельможи, включая и отца Тмера. Тот наклонился, и что-то оживлённо шептал господину, одежда которого напоминала нечто среднее между мундиром и рясой жреца.
- Подойди ближе. – эти слова вырвали Тмера из созерцательного оцепенения.
Повинуясь их воле, он сделал ещё несколько шагов, остановившись у подиума, на который был воздвигнут роскошный императорский диван.
- Он и правда симпатичный. – бесцветно проронил прежний голос и, подняв глаза, Тмер понял, что это сказал император. – И на сколько хорошо твой отпрыск образован? – даже не повернувшись, и по-прежнему скользя по Тмеру безразличным взглядом, спросил владыка его отца.
- Наилучшим образом для придворной жизни, владыка Алукард. – отец взял небольшую паузу, видимо, обдумывая, что можно сказать ещё. – Мой Тмер не очень способный к боевым искусствам, поэтому его образование главным образом складывалось из различных сфер культуры. Особенно он преуспел в изучении языков, литературе и руническом письме.
 - Значит ни задира. – спокойно отметил император.
- Скорее напротив. – заискивающе улыбаясь добавил отец.
Император Алукард поманил Тмера рукой и, по-прежнему не поворачиваясь к его отцу, молвил:
- А ты можешь идти. Считай, что выплата твоего долго пока отсрочена.
Бормоча слова благодарности, отец, пятясь, покинул сумрачный зал.
Неуверенно утвердив ногу на подиуме, Тмер поднялся и, стоя прямо против владыки, замер в молчании.
- Присядь. – похлопав рядом с собой рукой, увенчанной огромными перстнями, сказал император. – Хочу с тобой побеседовать.
Тмер сел на указанное место. Бессилие и обречённость выбили из него и без того худую волю, и он смотрел прямо перед собой остекленевшим взглядом зелёных глаз.
Неожиданно, его взяли за плечи и развернули вправо. Стекло взгляда отразило лицо императора.
- Скажу тебе только один раз – я ненавижу кукол! – голос владыки был вроде бы прежним, но в нём почувствовалась твёрдость гранита. – Так что сразу забудь об этой маске, что сейчас прицеплена к твоему лицу, Тмер.
Услышав собственное имя, Тмер вздрогнул, чувствуя, как его сердце больно ударилось о рёбра. Он не успел понять, что с ним происходит, когда окружающий мрак сгустился, а секундой позже и вовсе померк.

Окружающие трон вельможи тихо захихикали, глядя, как неожиданно новый паж императора слабо дёрнулся, и тихо свалился на руки своему владыке.

***

- Я так и знал, что эта каменная крыса не спроста преподносит тебе такой дар. – слова сопровождались звуком крупных, твердых шагов. – Мальчишка не просто слаб, он видимо болен.
- Остынь Корнелиус. – это был голос владыки. – Я не стану возвращать его назад. Мне он понравился.
- Говоришь, что ненавидишь кукол, а сам по-прежнему продолжаешь в них играть….
Слабость ещё не позволяла Тмеру открыть глаз, но пробудившееся, наконец, сознание уже улавливало и распознавало окружающие звуки. Страха не осталось, он потерялся где-то там, в кромешной тьме провалов, куда юноша часто падал вслед за той странной болью, что временами впивалась в его сердце. Сейчас с ним была только всеобъемлющая, какая-то липкая нега, всегда приходящая следом за обмороком.
Он хотел пить. Зная эту его особенность, дома за ним всегда наблюдал кто-нибудь из слуг, и стоило Тмеру подать первые признаки жизни, как спасительная влага орошала его губы. Однако здесь на это благо юноша не мог рассчитывать.
- Он пришёл в себя. – сказал некто, кого назвали Корнелиус. – Я чувствую.
- Ну так дай ему воды что ли. – мрачно проронил император.
- Это твой паж, значит, твоя забота. – твёрдые шаги зазвучали снова, но на этот раз удаляясь.
- Демон Грани! – выругался владыка.
Однако, вскоре кто-то подхватил Тмера под затылок, и, приподняв ему голову, прислонил что-то прохладное к губам.
- Давай, пей. – приказали слова.
Тмер сделал несколько глотков, закашлялся, и чувствуя, как вода попала на шею, проникая за ворот, нашёл, наконец, в себе силы открыть глаза.
- Кажется, твой папаша убил одной стрелой двух мглистых ушанов. – на унылом лице императора Алукарда блеснул росчерк кривой ухмылки. – И всё же, если ты будешь вести себя как безвольная кукла, я отберу у него их обоих.
Часто заморгав, Тмер попытался сесть. Это удалось, но он ещё пошатывался, поэтому судорожно стал искать опору руками.
Взяв за плечи, император снова уложил его.
- Послушай. – тихим ровным тоном заговорил он. – Я не собираюсь мучить тебя или творить разные непотребства. Просто, ты новый человек в моём окружении, поэтому, мне интересен. К тому же, я давно хотел обзавестись учёным секретарём с приятной наружностью. Если ты надоешь мне, либо не оправдаешь надежд, я отправлю тебя назад, к папаше, и пусть он делает с тобой всё, что угодно.
- Не надо назад. – едва слышно прошептал Тмер. – Лучше на кухню.
На лице императора снова образовалась кривая ухмылка, придающая его чертам оттенок хищности.
- Договорились. – молвил он. – А теперь отдыхай.

***

Тмер молча смотрел, как иногда вздрагивают складки шёлковой ткани на спине владыки Алукарда, который что-то спешно писал, сидя за рабочим столом в своём кабинете. Здесь было очень светло, огромные широкие стрельчатые окна, разбившие массивную стену от потолка до пола, щедро наполняли помещение небесным светом.
В Алакаманде, столице горной империи Шиида, днём всегда было очень светло. Не даром этот город назывался «Поднебесной» - он стоял на гладком скальном срезе горы, поднявшей свои крутые бока на два километра над лежащими окрест густыми хвойными лесами. На юге и юго-западе, словно шипастый драконий гребень, вздымались величественные пики Синих гор, острым изломанным контурам которых не было ни конца, ни края. С другой стороны от Алакаманды – на севере и северо-востоке, тоже были горы, только их линии били мягче, и тонули в бесконечных снежных туманах.
Облик столицы был суровым, но по своему красивым. Из дали, когда только подъезжаешь к ней, создавалось впечатление, что город стоит на вершине гигантского, чуть расширенного к низу постамента, к которому с соседних горных склонов тянутся около десятка длинных линий мостов. Бесчисленные воздушные причалы лучами расходятся во все стороны вокруг города-исполина, и в особо туманные дни кажется, что Алакаманда буквально парит над горной страной, словно легендарные летающие города-крепости прошлого.
Теперь, часто допоздна засиживаясь за работой в кабинете императора, Тмер, порой отвлекаясь от какого-нибудь документа, что он спешно копировал, и заглядывался на эти виды, устремив мечтательный взгляд за пределы огромных окон. Мир был велик и очаровывал взгляд юноши, однако, думая о нём, Тмер чувствовал себя птицей, у которой от рождения были слишком слабые крылья, чтобы выпорхнуть из своего дупла и посмотреть, наконец, на то, что скрыто за этой ломаной линией дуги горизонта.
Вот и сейчас, отведя взгляд от спины владыки, юноша снова посмотрел в окно: только пленительная зелень неба, в котором, пронзая хмурые клочья грозовых туч, стремительно уносились в неизвестность гигантские иглы шииданских воздушных кораблей.
«Интересно», - подумал он, - «Куда они так спешат, домой или из дому?»
Тмер не смог бы прочесть ответ, ибо не мог прочесть чувства, которое испытываешь, думая о доме. У него этого никогда не было. Где бы он не находился, в замке отца, или в одном из его имений, или, как теперь, в гигантском дворце императора Алукарда, Юноша ощущал себя каким-то неприкаянным пассажиром, который вынужден кочевать, ночуя в пути или на случайных полустанках. Он не знак, куда и от куда он едет, и когда всё это закончится. Тмер даже не знал, хочет ли он остановить этот бессознательный дрейф своего сознания, он только по-прежнему хотел, чтобы всё это вообще закончилось, чтобы он моргнул вдруг, и всё в раз исчезло, вместе с ним.
- Тмер. – окликнул его император, и он сразу же поднялся. – Подойди.
Юноша встал рядом с владыкой, справа, и стал внимательно слушать задание.
Скопировать документ два раза, принести на подпись, передать одну копию курьеру, другую отправить в архив. Потом продолжить перепись документов подлежащих обновлению. Зайти к лорду Корнелиусу и уточнить, какие из бумаг следует разослать в  какие из министерств. Потом можно отдыхать, пока не поступит новых распоряжений.
Он прожил в Алакаманде уже больше месяца и почти ко всему привык. Разве вот только ни как не мог приспособиться к частой смене настроения владыки, и по-прежнему сильно переживал, когда не понимал, как следует себя вести в той или иной ситуации. Самыми же трудными для Тмера были те моменты, когда Император Алукард звал его к себе, как он выражался «побеседовать». Всякий раз, оставшись с владыкой один на один и слушая долгие рассуждения, иногда разбавленные вопросами, Тмер не знал, как и что отвечать, а уж тем более, как реагировать на его речи.
И всё же, юноша сделал для себя по крайней мере один вывод – тот человек, которого лорд Корнелиус иногда называл «братец Ал», был сложным существом с пасмурным взглядом на мир, и ещё, как это не странно, но Тмеру казалось, что император добрый.
- А знаешь что, - уже практически на пороге кабинета, вдруг обратился к нему владыка. – Думаю, тебе надо поменять цвет волос.
Тмер замер, понимая, что это самое неожиданное, из всех неожиданных повелений, что он прежде выслушивал. Повернувшись, он уставился на императора широко распахнутыми глазами.
- Зачем, владыка Алукард? – сам не ожидая от себя, обронил юноша.
- Этот тебе не идёт. – просто ответил император и, постучав себя указательным пальцем по подбородку, добавил. – Как закончишь с делами, разыщи меня. Скорее всего, я буду в своих покоях. Сходим с тобой к моему знакомому спагирику.
Выдав всё это на одном дыхании, император вышел, оставив юношу в недоумении созерцать пустоту, что осталась позади него.
- Всё повторяется. – угрюмо прошептал Тмер самому себе.
Горькая улыбка коснулась его уст. Тмер подумал, что сказать «повторяется», было неточностью, потому что, на самом деле, всё продолжалось. Теперь уже здесь, а не в замке отца, с ним будет играть чужая воля, а он, навсегда заклеймённый собственной слабостью, снова ничего не сможет поделать.
Прижав ладони к вискам, юноша зажмурил глаза. Словно молитву, он несколько раз повторил одни и те же слова «пусть всё закончится, поскорее всё закончится». 

**

Рассматривая в зеркало свои теменно-каштановые, с красным отливом волосы, Тмер снова задавался вопросом, зачем он нужен. Не просто так, а вообще, этому миру. Простые ответы казались настолько парадоксальными, что в них было невозможно поверить. Ради продолжения какого-то там абстрактного рода? Или, чтобы служить императору Алукарду? А может, дабы некто великий и непостижимый его чему-то научил?
Последний ответ казался более-менее приемлемым. Однако, почему его, Тмера, не спросили, нужно ли ему это? Может он не желает ни почётной службы, ни великого знания, заповеданного лично ему.
Впервые Тмер испытал, что такое ненависть, когда открыл для себя эти простые ответы. Наверное, так получилось потому, что он понял одну весьма тривиальную вещь: в этой жизни его не только ни разу не спросили о том, чего он хочет, а напротив, каждый делал с ним то, что хотелось ему. Отец, Камила, владыка Алукард, и даже лорд Корнелиус. Нужен был наследник, и Тмер был этим наследником, нужна была плата, Тмер стал платой, нужен был секретарь – пожалуйста, секретарь с тёмными волосами – конечно, можно и с тёмными.
Тмер схватил себя за короткие каштановые волны волос и с силой потянул, словно желая вырвать то, что не было им.
- Когда же всё это закончится? – прошептал он своему отражению. – Когда?

**

- Так намного лучше. – рассматривая Тмера со всех сторон, молвил владыка Алукард. – Как тебе, Корнелиус?
Кузен и правая рука императора, пожал плечами.
- Он стал ярче, но всё равно не выглядит на свои годы. – и, поджав губы, добавил. – Его глаза с этим цветом смотрятся ещё невинней. Лично меня это раздражает.
- Может быть вырвите их и поставите новые, какие Вам нравятся. – глядя в никуда, тихо спросил его Тмер.
Император и его кузен, не сговариваясь, повернулись, с изумлением воззрившись на юношу.
Пока они рассуждали меж собой о том, переутомился ли их юный секретарь или только не выспался, Тмер подумал, что закончить всё можно очень даже просто. Просто вызвать гнев владыки. Его хрупкое тело не переживёт наказания, даже если оно и не будет суровым.
Он не заметил, как на его лице появилась вначале усмешка, плавно разрастающаяся в ухмылку бесноватого ликования, сильно отдающего безумием. «Этого точно хватит», - думал Тмер, - «Как же всё просто».
- Радуешься собственной шутке? – недовольно спросил лорд Корнелиус, между делом взглянув на него.
- Нет, не ей. – просто ответил Тмер, чувствуя, как уголки его губ всё ещё ползут вверх. – А простым ответам.  – он повернулся и прямо уставился на кузена императора. – Точнее, их абсурдности.
Корнелиус хмыкнул.
- Смотри-ка, братец Ал, твой питомец подался в философы.
- Может, на него так подействовала смена масти? – тоже усмехнулся император.
Не обращая внимания на их разговор, юноша подошёл к окну и стал глядеть, как на западе, от задранной вверх металлической дуги воздушного причала медленно отплывает гигантский семимачтовый крейсер, и сверкающая игла его корпуса плавно погружается в зелёную ткань неба. Лес его горизонтальных мачт раскрасился закатными отсветами и пришёл в движение, ловя воздушные потоки. С пик одной из вертикальных мачт плавно упал парус, чертя через пространство корабля косую линию.
- Хотел бы оказаться на нём? – неслышно подойдя и встав позади Тмера, молвил владыка Алукард.
- Нет. – уверенно сказал юноша. – Скорее, оказаться им.
- Хм… - император оставил вид своим вниманием и вернулся в общество кузена. – Думаю, дальше кухни тебе не улететь.
Тмер не стал с ним спорить, уверенный в том, что когда он добьётся желаемого, ни чьё воление уже не сможет его коснуться.

**

Как и любое мыслящее существо, сильно ограниченное в общение с окружающим миром, во время своих размышлений Тмер всегда проводил аналогии с собой. В попытках же спасти свой разум от абсурдности и парадоксов, он всегда искал наиболее простые и ясные объяснения.
Зная, что его появление на свет отняло львиную долю здоровья матери, причинив ей сильные страдания, Тмер полагал, что и творение мира было болью. Он думал, что некий немыслимый исполин-бог, в попытке продлить, размножить себя, причинил непоправимый вред некой исполинской изначальной матери. И то, что получилось в результате их соития – мир, и все существа, живущие в нём, именно по этой причине были обречены на страдание. Не пожелай этот бог-сотворитель узрить себя в своём потомстве, возможно, не было бы ни мира, ни боли, так густо его напитавшей.
По мнению Тмера, это и был изначальный, первородный грех. Если бы не творение, мать-изначальность не страдала бы и не продлила это страдание в своих детях. Лучше бы она так и осталась навсегда чистой девой, дремлющей в океане умиротворённости.
Конечно, Тмер понимал, что его смерть ничего не исправит, зато точно прервёт череду его личных невзгод. Да, это были эгоистичные мысли, но что у него, вообще, было собственного, кроме эгоизма и этих пасмурных умозаключений?
Тмер знал, что за пределами покоев владыки, архива и зала приёмов, лежит огромный жестокий мир императорского дворца, полный интриг, заговоров всех против всех, и даже частой поножовщины. Если его выкинут в этот мир, то он точно вскоре прервёт своё нелепое существование. Юноша думал, что если умирать и не легко, то, по крайней мере, просто.
Тем не менее, помня доброту владыки, а именно так Тмер расценивал отношение к себе императора Алукарда, он не хотел оставлять того в абсурдности неведения. Поэтому, Тмер вёл дневник, куда красиво, с особой тщательностью записывал свои мысли и выводы. Он был уверен, что прочтя эту рукопись, владыка обязательно поймёт, почему его секретарь так поступал.
Захлопнув тетрадь, куда поместил свою исповедь, Тмер отложил перо и посмотрел в окно. Прекрасные и немного грустные лики двух лун, Леи и Велы, смотрели вниз, на бескрайние просторы горного царства, кутая хвойные леса окрестных склонов в золото и белое серебро.

**

Приход небесного света был стремительным, и Тмер почувствовал, как заражается этой экспрессией от дневной звезды. Он никогда ещё не был столь решительным, думая, что правда говорят «падать быстро».
Он просто «забыл» переписать доклад посла во Флайвэйе, проигнорировал приказ лорда Корнелиуса и заснул, когда надо было передать гонцу письмо к лорду Логану из Калоры….
Когда Элидара достигла вершины Небесного купола, плечистый латник уже волок Тмера по бесконечным коридорам держа за шиворот. Юноша послушно шевелил ногами, воспринимая происходящее с полной апатией, приближающиеся запахи жареного масла и выпечки сообщали ему о конечной цели этого путешествия.
В первый день работы на кухне Тмер разбил супницу, влажные бока которой буквально выскользнули из его не приспособленных к работе рук. Конечно же, его поколотил посудомойщик, а пришедший на шум повар ещё и добавил. Быстро сообразив, что за новенького подмастерье не кому вступиться, на юноше начали отыгрываться буквально все, кому в этот день не посчастливилось.
Сам не ожидая от себя, Тмер стал драться. Это были нелепые попытки «сохранить лицо» в мире, где все его давно уже потеряли, но для юноши это было не важно, он не был настолько малодушным, чтобы цепляться за жизнь, которая, к тому же, ему уже давно не была нужна.  Главное сейчас - покончить со всем этим, пока владыка Алукард не нашёл его записи.
Подводя себя к опасной черте всё стремительнее, Тмер впервые в жизни ощутил ликование от того, что управляет своей судьбой сам. Преодолевая навязчивость инстинкта самосохранения, юноша пришёл к выводу, что разрушать гораздо труднее чем сотворять или спасать, но, если удаётся таки отважиться на саморазрушение, то наградой становится чувство бесноватой свободы, густо подпитанное силой отчаяния.
На третий день, поварёнок, с которым у Тмера накануне случился очередной конфликт, нарочно вылил ему на руки горячее масло. Тмер упал, задыхаясь от боли, а когда перед глазами юноши уже поплыли бардовые разводы, кто-то поддал ему, пинком врезав по рёбрам.
Спасительная тьма пришла не сразу, но Тмер и не наделся на лёгкую смерть. Его сердце сорвалось таки со своей хрупкой оси, и полетело вниз, в неведомую никому пропасть небытия.

**

- Что здесь за шум?! – раздался гневный голос лорда Корнелиуса. – Вы, ублюдки, заставляете нас с владыкой ждать!
С этими словами кузен императора с ноги распахнул двери кухни, и стремительно двинулся в её глубины.
- Не извольте беспокоиться! – выскочив ему навстречу, затараторил повар. – Это всё возня прислуги, ничего такого.
Оттолкнув его, Корнелиус сделал ещё несколько шагов. Столпившиеся повара и кухарки расступились перед ним, и он увидел, что на полу кто-то лежит, и пара подмастерьев тщетно пытается его поднять.
- Сколько можно терпеть этот бардак! – продолжая заводиться, заорал лорд Корнелиус на окружающих. – Всех сошлю в шахты! – он пинком оттолкнул ближайшего к нему поварёнка и нагнулся, рассматривая, кого в этот раз затравили.
- Вот демон! – воскликнул он, разгибая спину. – Ал, иди сюда.
Вся прислуга и повара попятились, вжимаясь в оштукатуренные белые стены.
- Мерзавец! – заключил император, глядя на распростёртого на полу Тмера. – Добился таки своего.
- Он ещё дышал. – всхлипывая, пропищала какая-то посудомойка, указывая на недвижимое тело и, при этом нервно теребя передник.
Кинув на неё быстрый взгляд, владыка Алукард присел возле юноши и прижал пальцы к основанию его шеи.
- Хм…, кажется, что-то есть. – он поднял взгляд на брата. – Открой-ка мне дромос, Корнелий. – и нагнувшись, поднял Тмера, закидывая его на плечё.
- Куда? – потирая ладони, недовольно спросил его кузен.
- К Габриэль, конечно. – проворчал император. – Если успею.
Огромная овальная плоскость смоляного пятна стала разрастаться вокруг вытянутых рук лорда Корнелиуса, а по её краям заплясали маленькие жёлтые и фиолетовые молнии. Когда пятно достигло размеров среднего проёма, в его центре появились концентрические круги, словно кто-то невидимый бросил туда камень.
- Пора. – констатировал императорский кузен. – Быстрее! Я не смогу удерживать его долго. Демон, слишком далеко…
Не раздумывая, владыка Алукард ловко юркнул в черноту проёма, унося с собой своего бывшего секретаря.
Корнелиус опустил руки и, потирая их о бёдра, стал смотреть, как вместе с конвульсиями исчезающего провала в пространстве, ещё что-то меркнет.
Он повернулся и пошёл в обеденный зал, думая о том, что тьма портала поглотила все догадки о грядущем.

**