Побочный эффект - глава 14

Глава 14.


В посадочной капсуле Марина уступила мне свое место у иллюминатора, и я проглядел все глаза, пока мы спускались на Селену.
Луна была чудесна!
В ослепительном свете Солнца она грела бока своих величественных серебряных гор, бросая длинные черные морозные тени в предгорья и плато. На равнинах, куда ни кинь взгляд, тут и там жались друг к другу цирки больших и совсем крохотных кратеров, и в середине каждой арены стоял свой конферансье из застывшей пыли, как бы приглашая нас посетить именно их шоу. В лепешку разобьюсь, но обязательно схожу на экскурсию в скафандрах – решил я.
Обратная сторона Луны мне показалась еще более гористой, и понравилась меньше. Возможно от того, что в черных непроглядных тенях привычной для меня стороны нашего спутника я часто видел электрический свет человека — перенаселенная Земля уже давно считала Луну своей огромной неосвоенной провинцией.
— Ну что, советского лунохода не видать? — спросила Мэри в один из моментов, когда моя сторона капсулы пришлась на Солнце и стекло иллюминатора мгновенно почернело. — Между прочим, один из них до сих пор не найден... грешат на инопланетян.
Трудно сказать, сколько мы летели над этой космической красотой, с каждым витком опускаясь все ниже и ниже. Наконец, дали команду приготовиться к посадке, Луна полетела навстречу, потом пропала из вида, на нас навалились толчки торможения, к которым я начал было привыкать, как вдруг перегрузки закончились, а на смену им пришло странное чувство лунного притяжения.
Это было очень приятно – выпрыгнуть из невесомости и снова почувствовать вес своего тела, но при этом оказаться в шесть раз сильнее и бодрее себя прежнего. Едва в космопорте нам позволили снять с себя постылые скафандры, как я тут же решил испытать новые возможности своего тела, легко подпрыгнув в верх на целый метр.
— Хватит резвиться, — сказала Мэри схватив меня за руку. — Еще напрыгаешься, а монорельс ждать не будет! Опоздаем – пропадет еще полчаса.
— Слушай, а откуда здесь такой запах… порохом пахнет…
— Порохом? Не знала. На Луне всегда так…
— Что, и в Мунсити тоже?
— Нет, Мунсити пахнет по-другому.
— Чем же?
— Скоро узнаешь… Деньгами, вот чем! Займи очередь в эти ворота, а я узнаю насчет багажа. Если быстро управимся, то как раз поспеем… Я сейчас…
Мы управились. Я даже не обратил внимания на все бюрократические мелочи – паспортный контроль, таможня… Какие пустяки! Ведь даже в очереди на Луне стоять приятно. Мне даже как-то не верилось, что все это происходит со мной наяву. Я – на Луне! Сколько раз, глядя по ночам на наш вечный спутник, я гадал – смогу ли я когда-нибудь очутится здесь. И вот я тут. Странное чувство – быть в дали от планеты.
Наконец, с формальностями было покончено. Мы получили свой багаж и одели наши Маски. Потом я взял оба чемодана (свой и Мэри), и, благодаря их весу, смог пройтись по Луне совсем по-земному. Интересно, что и Мэри, взяв меня за локоть, шла рядом со мной совсем обычно, не вприпрыжку, чем меня совершенно поразила.
Прекрасно зная дорогу, проскочив ничем не примечательный ПрОН, она коротким путем вывела нас на траволатор, и через несколько минут мы оказались в стеклянном модуле с прекрасным видом на лунный кратер, где как раз подавали поезд. Мы сели, и монорельс повез нас сквозь огромную стеклянную трубу, дальний конец которой упирался в исполинский Курциус — главную гору Луны, что теперь, словно червивое яблоко, была изгрызена людьми и превращена в город, в верхней части которого располагалась наша цель — Мунсити. Я опять сел у окна и во все глаза смотрел на Селену и то, что я увидел, не могло не поразить своим величием. Вокруг, куда ни глянь, на Лунной поверхности не было и клочка места, где бы ни возились люди и механизмы. Адские машины беззвучно рвали реголит, вздымая фонтаны пыли, и она медленно оседала на грузовики, бульдозера, автогрейдеры, огромные катки и краны, которые, повинуясь чьей-то неведомой воле и замыслу, тащили с места на место грунт, трубы, блоки, плиты, агрегаты и странные модули, превращая лунный пейзаж в привычную нам урбанистическую идиллию.
Глядя на слаженную решимость этих железных пчел и муравьев, я неожиданно понял, что человек — действительно царь природы. Но только — неживой. С ней он сможет справиться, и в этом нет ничего удивительного: Человек был сотворен из глины, и из космической глины он смог сделать себе и дом, и слуг.
Я поделился своими наблюдениями с Мэри, но она поняла это по-своему и доходчиво объяснила, что после постройки Мунсити “лунная земля” вокруг Курциуса быстро поднялась в цене, и лет через десять здесь будет окраина, а через двадцать — чуть ли ни центр города.
— Поэтому вряд ли кто заинтересуется твоей пирамидой… — слишком дорогое удовольствие для скульптуры. К тому же никак не могу взять в толк – из чего ты собрался ее строить – на Луне фактически нет отходов, все так или иначе перерабатывается…
— Скульптура — это автограф цивилизации, — возражал я достойно, глядя на фантастическую стройку и потому даже веря в свои слова. — Поэтому там, где человек, там его метка. А что касается расходных материалов… не забывай, есть еще и радиоактивный мусор.
— Если я правильно поняла, ты собираешься устроить рядом с Курциусом радиоактивную свалку и выдать ее за новое чудо света? – спросила Мэри с улыбкой, но, немного подумав, добавила: — А что… для Луны это вполне здравая идея.
Тут монорельс влетел в гору, и через минуту мы вышли к гигантскому стеклянному лифту, потянувшему нас на вершину Курциуса. По пути те, кто прибыл на Луну впервые, а потому жадные до новых ощущений туристы, вытеснили бывалых селенитов от стекол. Так я воочию увидел тот размах циклопического строительства, что начался четверть века назад, и которого хватит еще лет на сто.
Лифт, пролетая чрез толщи пород многокилометровой твердыни, то и дело выскакивал в освещенные ангары, заводы, жилые постройки, мигом возносился над ними и снова вгрызался в камень, не давая нам разглядеть чудеса человеческого трудолюбия, как вдруг опять мы видели тротуары, дома, лаборатории, а лифт опять и опять влетал и влетал в черную шахту, отчего создавалась иллюзия переключения каналов на гигантском телевизоре, к кинескопу которого я прижал свое тело.
Но вот лифт шуршащей песней открыл нам двери и попросил нас наружу, и я убедился, что рай есть, и он, конечно, не на Земле, а в небесах.
На Луне.
А точнее — в Мунсити.
Мунсити... “Город для богатых”, “Вертеп прожигателей жизни”, “Денежный Вамп” — вот далеко не все синонимы, которыми привычно награждают это чудо газетчики и рекламщики. Мечта многих, если не всех, землян, но лишь песчинке из их океана доводилось побывать в этом раю.
Мы прибыли на рассвете.
Да-да! Здесь, в Мунсити, соблюдались сутки, хотя и весьма своеобразные — по шесть часов. Почему именно шесть — я так и не понял, но мне понравилось. Гигантское стилизованное Солнце, с золотыми лучами и улыбающимся женским лицом поднималось из-за горизонта, раскрашивая свою половину неба в голубой, а крыши — в розовый цвет, серебряные звезды, постепенно теряя свою яркость, вспыхивали в прощальном блеске и исчезали, а огромный спящий Месяц в ночном колпаке уже прятался за крыши домов по другую сторону небосклона.
Все это великолепие небес и помпезность самого города были как на ладони – конечной остановкой нашего лифта оказалась вершина огромной кирпичной башни, с которой можно было рассмотреть весь город от края до края. Это и в самом деле был город – все пространство под небесным куполом было застроено огромными зданиями высотой в 200-300 метров, а сама застройка города была проста и гениальна, а потому не могла не впечатлять. Семь кольцевых бульваров – от Фиолетового на окраине и Красного в центре пересекались двенадцатью «Часовыми» авеню, прямыми и широкими, словно время. В центре Мунсити дома были выше, но не намного, а в самом центре города, там, где радиальные авеню должны были бы пересечься, самая высокая точка купола была соединена с городом великолепной башней, стильно расширяющейся на самом верху, от чего создавалось впечатление, что все небо зиждется именно на этой исполинской колонне.
То, что я много раз видел по телевизору, и в самом деле оказалось настоящим чудом.
— Ну как? – спросила меня Мэри, ожидая услышать наконец мое мнение о «ее» Мунсити.
— Это превосходно! – только и смог промолвить я, завороженный красотой сверхгорода.
— Это еще ерунда — вот когда ты заберешься под самый купол, и посмотришь оттуда... — она мечтательно посмотрела в сторону башни. — Когда вспоминаю то свое первое впечатление, мне даже не вериться, что могла испытывать такие прекрасные чувства...
Мы не стали брать такси (для которого в Мунсити приспособили дирижабли), а лишь сдали багаж, спустились вниз и вышли на Трехчасовую улицу, сплошь покрытую той ворсистой тканью-лепучкой, что была на “Лунном Плоту”. Поэтому если у вас нет нужной обуви, то вас видно за версту. Вот, глубоко приседая и с силой отталкиваясь, скачет по улице длинноволосый хиппи — он явно новичок, и потому норовит  перепрыгнуть через голову старичка, чья походка мало чем отличается от земной — этот явно селенит, и уж ему-то известно, что хиппи осталось прыгать недолго: до первого полицейского.
Мэри в который раз оказалась моим гидом и показала мне самый подходящий для Луны способ передвижения, который селениты называют “бежок”. Надо просто делать как бы обычные шаги, словно ты идешь по Земле, и получаются небольшие двух- трехметровые прыжки. Поначалу я наотрез отказался прыгать как балерина, но большинство передвигалось по улицам именно так, ничуть не стесняясь окружающих.
Еще больше людей не утруждали себя и этим: по середине улицы в обе стороны тянулись двухскоростные траволаторы, и зеваки просто стояли на них, глядя по сторонам. Правда, при пересечении радиальной улицы с кольцами бульваров движущиеся дорожки ныряли в недра Мунсити, выплевывая своих пассажиров на перекресток, где их всегда ждало что-нибудь удивительное: будь то цирк шапито, рекламный аттракцион, либо мудреный фонтан. Люди, весело спрыгивая с ленты траволатора, продолжали прыгать до новой дорожки или же уносились по бульвару, и я решил, что большинство из них не имеет никакого маршрута, а просто плещется по волнам своего настроения и радости.
Высота зданий никак не давила на нас. Возможно, так получалось оттого, что архитекторы, вырвавшись в новое измерение, строили все эти магазины, рестораны, бары, бассейны, кинотеатры, гостиницы, казино и мосты с большим размахом и фантазией, чем это позволяло земное притяжение. Да и улицы – широкие и праздничные, мало чем напоминали современные урбанистические каньоны. Везде было как-то подчеркнуто уютно: и обильная зелень, украшающая фасады и окна зданий, и стаи бабочек, что веселой гурьбой играли в догонялки, уличные музыканты и артисты, огни витрин и вкусные запахи... А над всем этим в голубом небе царствовали дирижабли и огромные птицы, которые на самом деле оказались людьми, облаченные в разноцветные крылья. Все это было как удивительный сон, как сказка о Золотом Эльдорадо, которая в одно мгновенье превратилась из мечты в реальность.
Мы гуляли довольно долго. Заблудиться в этом городе было невозможно, и потому я сразу понял, что Мэри ведет меня в гостиницу отнюдь не самой короткой дорогой, чему я был только рад. Но вот, среди огней витрин и вывесок я увидел изображение толстощекого трубача – добро пожаловать в “ЛУИ АРМСТРОНГ”.
Башня из красного камня упиралась в самое небо – для Луны дело привычное. Высота потолков в домах Мунсити была не менее четырех метров, а ниже пятидесяти этажей здесь не строили. Поэтому для меня оказалось настоящим потрясением войти в гостиницу, где в вышине холла меж колонн плавали искусственные облака, разукрашенные стеклами витражей.
— Это что, церковь твоего электронного братства, и без Маски сюда нельзя? — пошутил я.
Мэри уловила мое восхищение и, плохо скрывая гордость за свою гостиницу, произнесла:
— У адептов электронной религии нет храмов, наша церковь — компьютер. Впрочем, ты почти угадал – раз в год здесь проходит конгресс Электронной Церкви и форум Интернет-познания…
— Ах вот почему ты выбрала себе эту религию…
— Ты прав… отчасти. Скорее, это Электронная религия нашла меня здесь, когда я стала хозяйкой гостиницы… Зарегистрируйте постояльца в номере 44-04.
Последнее было сказано приятной молодой азиатке с вызывающе-роскошным бюстом, которая встречала нас за стойкой. Видимо, мой номер был каким-то счастливым или особым: молодуха стрельнула взглядом на свою хозяйку и, воркуя о том, как ей приятно счастливое возвращение Мэри, с интересом разглядывала меня, словно пытаясь под Маской угадать черты моего лица. Я тоже не терял времени даром и откровенно изучал вырез ее форменного пиджака, привычно приказав Маске дать небольшое приближение.
— У вас тут есть скидки для неофитов Электронной религии? – спросил я, но Мэри в корне пресекла нашу беседу.
— Во-первых, — сказала она, увлекая меня в лифт, — Скидки для членов братства определенно существуют, тем и живем. Однако ты не из нашего братства и к тебе это не относится, так что поживешь пока в моем номере бесплатно. А во-вторых, еще раз так на нее посмотришь, и будешь виноват в том, что я ее уволю.
Как я мог забыть! Ведь и впрямь, тот откровенный вырез я разглядывал “в прямом эфире”: Мэри, как обычно, глядела сейчас на мир через видео моей Маски… Мы уже подходили к двери четвертого номера в конце коридора, когда я отключил нашу связь и с удовольствием обнаружил, как Мэри на несколько мгновений потеряла ориентацию как раз в тот момент, когда уже собиралась набрать дверной код. Ей удалось это сделать (судя по всему — по памяти, а не посредством своего видеообзора) лишь со второй попытки, а я, не теряя времени, залез в цитатник, где на счастье сразу же обнаружил в нем подходящую на данный момент фразу:
— Видишь ли… каждый из нас на самом деле понимает только те чувства, которые он сам способен испытывать…
— Другими словами — я никогда не пойму, что ты испытываешь, когда пялишься на моих сотрудниц, а ты — что чувствует человек, увольняя другого… Прошу… — сказала она, элегантно сняв бесполезную Маску и открывая дверь.
В этом номере кто-то жил постоянно. Хоть он был прибран и прилизан, но по мелким предметам и общей атмосфере чувствовалось, что тут часто проводит время один и тот же человек: книги, подвинутая к окну кровать, приоткрытая дверь ванной комнаты…
— В гостинице автономная система охраны, не подключенная к Муннет, так что запомни код: 444004, а если забудешь — позови коридорного робота… Как тебе наша “Останкинская башня”? – спросила она, увидав, что я смотрю в окно. Само собой, Мэри жила с видом на центр города, где исполинская колонна поддерживала купол небес.
— Почему — “Останкинская”? — спросил я.
— Это мы, русские селениты, называем ее так. Ее официальное название — «Столп Небесный», но архитектор — потомок Никитина, создателя Останкинской... — сказала Мэри, подходя со спины и волнительно прижимаясь ко мне. — Кстати, наша башня, хоть это вовсе и не башня, а скорее – колонна, повыше будет... Так что? Тебе здесь нравится, или нет? Может быть, у скульптора этот вид вызывает болезненные ассоциации и ты хочешь переселиться в другой номер, или даже поменять гостиницу…
С детства не умел отвечать на глупые вопросы, и потому прошло очень много лет, прежде чем я привык встречать их адекватно:
— Скажи-ка, а притяжение на Луне на в самом деле в шесть раз меньше?... Значит, можно пользоваться мягкой мебелью в шесть раз жестче... или, говоря проще — в шесть раз дешевле... ну и что, что перевозка... нет-нет… я сам расстегну... а потолки тоже должны быть выше в шесть раз, а они всего лишь... аренда воздуха?... о-о-о... надо, пока не поздно, позвонить и заказать в номер дополнительное количество кислорода... он тебе сейчас пригодиться…

— Муж? — переспросила она, когда мы решили поужинать и стали одеваться. — Да что муж… Как семья мы не существовали никогда: он постоянно в полетах, на Земле бывает редко, да и то — основную часть времени проводит то в дурацком карантине, то на переподготовке... А становиться селениткой я не собираюсь, да и не такое у меня воспитание, чтобы мужа своего месяцами не видеть... К тому же, как оказалось, наши характеры, да и гороскопы, являют собой слишком яркий пример дисгармоничной оппозиции… Короче говоря, мы давно уже не вместе, а не развожусь я с ним только потому, что обещала не портить Виктору служебную характеристику. У них там с этим строго: капитан корабля должен иметь полное доверие пассажиров, а значит быть женатым. Иначе какой он капитан? Виктор потому так поспешно и женился, что ему предложили эту должность…
— Ты знала об этом?
— Да, конечно. Он человек прямолинейный… даже слишком… В первый вечер знакомства мне все и выложил. Дескать – я капитан, ты – почти селенитка, давай жить вместе. А я тогда, два года назад, совсем еще молодой была… Чё ты улыбаешься?... Решила – была не была, может это – судьба, а не получится – разойдемся. Не получилось, теперь вот – расхлебываем. Он сейчас ищет себе кого-нибудь мне на замену, а я живу в свое удовольствие, да толку-то... Конечно, он мужик видный, не пропадет, но времени у него нет, чтобы ухаживать за кем-то. А такую дуру, как я, поискать надо... — сказала она, грустно вздохнув.
— Ладно… Мы же хотели ужинать… – Мэри нажала кнопку на стене и та оказалась просторным платяным шкафом. – Если ты потерпишь несколько минут, пока я буду приводить себя в порядок и пообещаешь при этом не упражняться в остроумии, то обещаю сводить тебя в самый изысканный ресторан нашего города. И боже упаси торопить меня!

Я выполнил свое обещание лишь наполовину. Торопить я ее не торопил, ибо сам никуда не торопился, а вот удержаться от комментариев не смог. Впрочем, Мэри сама была в этом виновата: на свою беду, она решила посоветоваться со мной по поводу ее наряда, и я преуспел в советах по столь щекотливому вопросу. Костюмов в ее гардеробе было много, и она с капризной легкостью отвергала любой, о котором я мог сказать что-либо негативное. Я же был настроен критически, и потому  уже через час оба шкафа и дорожный чемодан был пусты, платья валялись тут и там по всему номеру, а Мэри практически утратила всякое душевное равновесие. Отсутствие кимоно в ее гардеробе окончательно вывело ее из себя:
— Не может быть! – сказала она, чуть не плача, для верности еще раз проверяя платяной шкафчик в углу. – Я же точно помню, что покупала себе шикарное кимоно из якутского шелка, с цветами…
Она немедленно кинулась к компьютеру, и отстранила меня от него. Я хотел, пока есть время, перекинуть записи Маски на чистый компакт-диск и уже вставил его в дисковод и подготовил для записи, а вместо этого Мэри залезла в муннет и заказала себе сразу два костюма-кимоно. Запись пришлось отложить, однако и ждать заказ не входило в мои планы. Я убедил Мэри померить свои новые кимоно попозже, а сейчас  остановить свой выбор на белом деловом костюме, (который до этой минуты ее «немного полнил», но был все же лучше, чем облегающее розовое платье, в котором она была «похожа на худосочную черноморскую креветку»).
Ресторан на верхнем этаже гостиницы, куда мы наконец-то пришли, был сделан в стиле «Рассвет в Поднебесной»: китайские беседки с низкими столиками были разбросаны по живописным островкам, между которыми текли томные ручьи с настоящими водорослями и живой рыбой в них. Народу было полным полно — свободным оказался лишь столик на уединенном островке в центре зала, куда мы и направились.
Мэри критично осмотрела наплыв посетителей и осталась довольна:
— Это из-за “Ваятелей”. Я поселила их на семнадцатом, денег с них не беру, но взамен должна получить с них специальный концерт для постояльцев гостиницы и сейшн в клубе на нижнем уровне. Кроме того, скоро в концерт-холле будет презентация их альбома, придут даже из городской администрации, так что все пока хорошо… Как бы не сглазить! Музыканты люди не предсказуемые, за ними нужен глаз да глаз, того гляди устроят какой-нибудь дебош… Впрочем, пусть устраивают. Помню, Майкл год назад привез сюда «Спиртов»… Помнишь? Группа «Спирт»?
(Я в самом деле припомнил звездочку-однодневочку с хитом «Волоокая Дева»).
— Так вот эти чудики, как и положено, напились после концерта, перепутали этаж, и вломились в номер к ребятам из «Тусон Пингвинз». Команда по бенди… ну, то есть русский хоккей по-нашему… Как что они делали на Луне?! Играли с «Мондштад Шниэмэнна», кстати… у них послезавтра матч с «Зорким», надо обязательно сходить, только не знаю, за кого болеть… Короче подрались они: «Спирты», как оказалось, не любили янки, припомнили им бомбардировку какой-то Югославии, в общем стали задираться, а американцы в драку полезли.
— И чем дело кончилось?
— Да ничем. Сильно никто не пострадал, так… пара синяков. Вина была обоюдной, американцы первыми в драку полезли – видно по записями коридорных камер видеонаблюдения, так что до суда дело не дошло. Зато шум в прессе, интервью… Жаль, про гостиницу почти ничего не писали – ни хорошего, ни плохого. Упомянули, и слава Интернету.
Мы сели за столик, робот-официант подал нам меню.
— Романов здесь? – спросила его Мэри.
— Нет, — робот на секунду задумался и добавил: — По словам коридорного робота, он поехал на Оранжевый бульвар.
— Поняятно… — протянула Мэри, о чем-то задумалась и подвела итог размышлений: — На презентации альбома Майкл собирается устроить небольшой концерт «Ваятелей»… Вряд ли он успеет договориться с администрацией Мунсити, чтобы их концерт проходил под эгидой городского мероприятия, времени осталось всего ничего.
— Мэри, давно хочу тебя спросить. Майкл и твой брат Кирилл оба музыкальные продюсеры… — начал было я, собираясь вывести ее на разговор о «Ваятелях» и брате, однако Мэри перебила меня:
— Ай, давняя путаница… — сказала она, махнув рукой. — На самом деле Майкл никакой не музыкальный продюсер, а музыкальный менеджер, то есть антрепренер, импресарио. Устроитель концертов, фотосессий, интервью… Однако люди, далекие от шоу-бизнеса, упорно называют таких людей «продюсерами». А вот Кирилл – он как раз настоящий музыкальный продюсер.
— И в чем же заключается его работа? — спросил я, уже не уверенный в том, что и в вправду знаю ответ на этот вопрос.
— Ну, во-первых, в отличие от Романова, Кирилл занимается творчеством. Музыкальный продюсер — это человек, который определяет концепцию звучания группы или артиста…
— А, звукоинженер…
— Сам ты звукоинженер… (Не разу не видел сенсорное меню? Чтобы сделать заказ, надо лишь дотронуться до названия блюда. Там есть инструкция на первой странице, а ты, как и все правши, смотришь с конца)… Так… о чем я?... А… Так вот, звукоинженер отвечает за запись, сведение и мастеринг, а продюсер… Ну как бы тебе объяснить… Он как бы видит все наперед: из чего должна состоять каждая отдельная композиция и весь альбом в целом, знает, как должна звучать аранжировка и слышит, какие инструменты должны быть записаны. Работает с музыкантами… говоря астрологическим языком – активирует их Венеру, то есть требует от них определенного настроения, исполнительской энергетики… Больше всего проблем, конечно, с вокалистами – Кирилл прям их чуть живьем не ест, чтобы они пели с нужным чувством… Впрочем, барабанщикам от него тоже нет житья… Ну и предлагает различные мульки и фишки, иногда сам придумывает какой-нибудь отрывок песни… ну, вступление или финал, например. А после всего этого контролирует работу «звукачей»… Вот, примерно, так. Я доходчиво объяснила?
— Почти… — сказал я задумчиво, наткнувшись блюдо под названием «Жареная двойная зима» (зажаренные побеги бамбука с грибами).
Мэри же по-своему поняла мою задумчивость. Как оказалось, ей было что сказать, наболело:
— Ну вот смотри… объясню на примере «Ваятелей». Они привезли на Землю свой альбом в уже спродюсированном виде. То есть на самом деле его никто толком не продюсировал, ребята лишь добротно записали треки инструментов и вокала и попросили Кирилла свести эту запись и довести ее до ума…
— А почему обратились именно к нему?
— Потому что наш старший брат уже несколько лет живет на Марсе, вот он по-родственному и подбросил Кириллу халтурку. На его месте надо бы радоваться, а Кирилл вместо этого пришел в ужас: отказать неудобно, а выполнить просьбу – тем более.
— Почему же?
— Да потому что продюсирование альбома начинается до записи, а не после.
— И чего?
— Да в том то и дело, что ничего. То есть альбом, конечно же, вышел, но дался он нам очень большой кровью. Пока «Ваятели» жили в нашем Замке да ездили по экскурсиям, Кирилл как угорелый носился с этим альбомом, устраивал его сведение и мастеринг, своих денег добавил, чтобы все было сделано по уму. На этой почве брат стал таким нервным, раздражительным, почти не спал, а если засыпал – снились кошмары... Стал на себя не похож, словно его подменили – с кулаками набросился на робота-дворецкого и сломал его, отказался от уже начатого проекта... Беда, да и только...
— А что такое – «мастеринг»? – спросил я, дабы отвлечь ее от грустных мыслей.
— Ой… честно говоря, точно не знаю… Я однажды как-то спросила брата, но так ничего и не поняла… Это какая-то окончательная доводка записи перед продажей, чтобы запись хорошо звучала не только на профессиональной аппаратуре, но и на бытовой… Только не спрашивай - в чем разница, я сама так и не уловила…. И еще – чтобы песни на альбоме звучали с одинаковой громкостью и саундом, вот… Короче брат довел альбом «до ума», расположил песни на свой вкус, а потом отказался от всего этого.
— Не понял… Как это - отказался?
— Вот и я не поняла: «Кирилл, — говорю, — Ты реально поработал над альбомом, брат тебе такую услугу оказал, подкинув тебе этих марсиан. Их же обязательно раскрутят, это же первая группа с Марса, которая добралась до нас на гастроли. Сколько можно возиться с неизвестными группами?» А он – ни в какую: «Я, говорит, альбом не продюсировал, моей заслуги в записи альбома никакой нет». Вообще-то он и в самом деле в саунд не лез, отдал на откуп звукачей, потому как, говорит, «Ничего не понимаю в марсианском рок-н-ролле»…
— Ну знаешь… Может быть он в чем-то прав… Почему ты так нервничаешь, когда рассказываешь об этом?
— А песни?! — возмутилась Мэри — Песни-то ведь ОН расположил по порядку… Надеюсь, тебе не надо объяснять, что последовательность песен определяет настроение и концепцию всего альбома? Это, кстати, к разговору о том, чем занимаются музыкальные продюсеры… Да и потом – он, не он, какая разница, кто продюсировал? Главное, чье имя написано на обложке…
— И чье же теперь украшает теперь обложку альбома?
Мэри криво ухмыльнулась:
— Чье-чье – Романова. Этот своего не упустит. Тем более – Кирилл ему сам предложил. Хотели, правда, сначала написать «Prodused by «Kramolny Vayatel», но не пропадать же добру! Конечно, «Prodused by M.Romanoff», звучит как бред сумасшедшего даже для любого робота-уборщика со студии звукозаписи — какой из него, к черту, музыкальный продюсер! А вот для владельцев клубов и казино, которые, как и ты, не понимают разницы между продюсером и импресарио — сгодится. Приходит такой вот романов устраивать концерт, вынимает компакт-диск и тычет в него: смотрите, дескать, я – продюсер группы… Вот уж в и впрямь: «Ученье – свет, неученье – звук!»
— Ну что-ж… Твой брат поступил благородно, не запятнав свое имя и оказав любезность своему другу. Вполне в духе древнего рода Стрепетов… Кстати, когда появился ваш род?
— Достал ты меня этим вопросом, я тебе уже на него сто раз отвечала!... Кстати, попробуй вот это… Скажу, когда попробуешь… Ну? Вкусно? В жизнь не догадаешься – что это. Красноухая черепаха. У меня подвал пустовал, так я там черепашью ферму открыла. Думала, передохнут, а они размножаются как кролики. Наверное, Луна повлияла.
— Растишь бедных черепашек на мясо? А еще вегетарианка!
— Парадокс, да? Я вообще-то поначалу думала выращивать черепашат на продажу, как живой сувенир с Луны. В дороге места много не занимают, не убегут, уже и с карантинной службой договорилась… Да вот что-то не вышло: никому лунные черепашки оказались не нужны. То есть они продаются, конечно, но не так быстро, как размножаются… Послушай… Я вот тут подумала… Ты знаешь, а ты в чем-то и прав. Я вот выговорилась сейчас, мне даже легче стало, и кое-что поняла. В конце концов, Кирилл в самом деле поступил честно-благородно, а значит, ему теперь будет больше доверия, нежели если бы он поставил свое имя на альбом, который он не продюсировал. Рано или поздно об этом все равно бы узнали – музыканты люди болтливые и завистливые. Опять же, слухи пойдут: «Стрепет так крут, что даже отказался продюсировать «Крамольный Ваятель»!».
—  Вот и я про то. Кстати, а какую музыку продюсирует твой брат, раз он не разбирается в «марсианском рок-н-ролле»?
— Мой брат, как говориться, широко известен узкому кругу лиц — он любит работать с элитарной психоделикой. Может быть, слышал такие группы: «Сны Волленвейдера», «Крессида-Кросс», «Танк и Улитки»?
— Да, конечно…
— Да будет тебе! Правда?
— Ну, не все, конечно, но вот «Танка и Улиток» я очень уважаю.
— Быть не может! Я, наверное, впервые встречаю человека со стороны, который слышал альбом моего братца. Откуда тебе о нем известно?
— Не помню уже… Слушай, а почему он не желает заняться более популярной музыкой, хотя бы там «спейс-метал», «кельтик-транс» ну или «прогрессивное регии», в конце концов? Там и слушателей больше, и славы, и денег, в конце концов…
Мэри странно поглядела на меня, улыбнулась, и, не скрывая гордости, произнесла:
— Трудно объяснить, нужно просто знать Кирилла. Вот, например, Романов – его лучший и чуть ли не единственный друг. Майклу нет дела до других, но зато он намного ближе к социуму и везде он «свой парень». А Кирилл очень мнителен и скорее умрет, чем будет таким, как все, но никому не может ни в чем отказать… Классический пример оппозиции натального положения Венеры и Венеры! Так все-же… откуда ты узнал про «Танка с Улитками»?
Пришлось срочно менять тему. Я пустился расспрашивать Мэри о Мунсити, и узнал много интересного. Оказывается, помимо черепах, Мэри по заказу муниципалитета разводит бабочек. Самцов потом выпускают на волю украшать город, а самок уничтожают, чтоб не размножались – скармливают черепахам.
После бабочек разговор сам собой перешел на полеты в Мунсити. Оказалось, что летать над городом на крыльях можно лишь сдав довольно строгий экзамен. Поэтому у селенитов, как правило, разрешения на полеты по собственному городу нет — из-за слабой мускулатуры.
— А у тебя есть такое разрешение? — спросил я.
— У меня? — удивилась она. — Нет, а зачем? Есть дирижабли, летать на них одно удовольствие, а просто по воздуху — тяжело, я попробовала, мне не нравилось.
— А научиться трудно?
— Нет: сила-то у тебя осталась та же, а вес — максимум тринадцать килограмм...
— Двенадцать... — поправил я. — А вот навыка – никакого.
— Навык — побочный эффект практики, — не замедлила Мэри с ответом, от чего мне стало как-то не по себе от ее заумности, и захотелось поймать на слове:
— А основной?
— Что — основной?
— Эффект.
— А основной эффект практики — это незаметно потраченное время.
“Лихо” — подумал я, чувствуя, что сейчас она в ударе и вступать с ней в полемику совершенно бесполезно.
— Ну что ж, тогда и я прямо сейчас пойду незаметно потрачу свое время, заодно обрету кое-какой навык...
— Ты решил попробовать крылья? – догадалась Мэри. – Как я тебе завидую, у тебя это будет впервые, да и время подобрал — транзит Солнца по своему натальному положению, — произнесла она непонятную фразу, но я воздержался переспрашивать ее значение.
— Составишь компанию? — предложил я. — Могу пообещать, что мы обязательно влипнем в какую-нибудь историю.
— Увы, в мое отсутствие накопилось немало дел, а к презентации надо подобрать и платье, и прическу… Нет, спасибо, на сей раз обойдусь без твоих советов… На рассвете жду на приеме. Смотри, не потрать свое драгоценное время слишком уж незаметно...

*         *         *

“Я, нижеподписавшийся, нахожусь в хорошей физической форме, здравом уме и не подвержен боязни высоты. Я предупрежден о том, что полеты на мускульной тяге сопряжены с риском для моего здоровья и могут привести к ушибам, травмам и даже смерти.
Я снимаю всю ответственность за свою жизнь и здоровье с Администрации Мунсити и после моего обучения впредь обязуюсь при полетах выполнять Три Правила Пилотажа Крыльями ( 3ППК ) на Луне:
1. Не находиться в состоянии алкогольного, наркотического или любого другого опьянения.
2. Не приближаться к кому-либо и чему-либо ближе чем на 5 метров (исключая случаи посадки)
3. В случае какой-либо опасности и/или усталости, немедленно осуществить посадку, если она не вызовет еще большую опасность для кого-либо.

     00 ч. 28 мин.   (по Гринвичу) 28 мая 2093 г.”
С интересом прочел я сей документ, неожиданно обнаружив, что уже наступил день моего рождения, но думать об этом было некогда:
— Будьте любезны, в любом месте листа поставьте Вашу подпись и дотроньтесь до нее любым пальцем ваших рук, — женским голосом прошелестел автомат, из которого вышел этот манускрипт.
Едва я подчинился его (или все же – ее?) просьбе, автомат тут же проглотил бумагу, немного подумал и предложил мне оплатить обучение.
На этом формальности закончились, и я прошел в комнату, где был облачен в шлем и полутораметровые крылья, основание которых крепилось в хитроумном устройстве у меня за спиной. В этом ранце, помимо крепежа, находился бортовой компьютер, с помощью которого крылья поворачивались в зависимости от полетной ситуации в наиболее удобном и безопасном положении относительно тела. Руки были продеты в удобные хваты в середине крыльев, которыми я мог управлять в зависимости от режима полета, а на ноги было надето нечто вроде ласт… Короче говоря, я стал похож на птицу-водолаза.
В следующем зале, куда я попал, меня для начала научили падать, а уже потом летать. Летать мне удалось не сразу – никак не мог привыкнуть к горизонтальному положению тела. Да и управление крыльями было хоть и интуитивно-понятным, но требовало навыка. Постепенно я научился взлетать, потом – парить в воздушном потоке, и, наконец-то, сумел вылететь в специальное отверстие под потолком – это и оказалось первым экзаменом.
Во втором зале я попал (или точнее – упал) в лабиринт, где я то и дело натыкался на стены и падал, падал, падал. Кроме естественных преград, были еще и искусственные – неожиданные воздушные вихри, отвлекающий свет и инструкторы. Один из них наорал на меня и при этом внезапно включил восходящий поток воздуха. Я быстро взлетел под потолок и, растерявшись, снова  стал падать, но на этот раз смог выйти из пике и полетел дальше, на лету посылая своего учителя в еще более далекие места.
В конце лабиринта меня ждал третий экзамен: цилиндрический зал диаметром в пятьдесят метров. Поначалу он показался мне самым простым, а на поверку оказался самым неприятным. Во-первых, в зале летали другие ученики, от которых надо было держаться подальше. Во-вторых, в нем не было дна: влетев сюда, я под собой увидел пропасть с городской улицей на ее дне. В довершение тут и там порхали, мелькали и кружились птицы и самолеты, которые то и дело нападали на нас. Однако вскоре выяснилось, что другие ученики бояться меня не меньше, чем я их, зал не так уж и глубок, потому как у него был стеклянный пол, а птички и самолетики – невинные голограммы. Сделав несколько кругов по залу, я обнаглел и даже погнался за синим драконом.
Спасаясь от меня, он вылетел в окно, я вылетел за ним.
И оказался в городе.
Летать, используя восходящие потоки, созданные специально для «летунов», оказалось достаточно просто и намного легче, чем двигаться за счет собственных сил. Надо было всего лишь правильно расположить тело, зафиксировать крылья и держаться трассы, которая снизу была огорожена сеткой и обозначена по границе световыми маяками. В этом я окончательно убедился, когда по ошибке не уследил за высотой, и меня занесло почти под крыши домов. Здесь летали исключительно мастера, чьи крылья были фиолетового цвета. Издали завидев меня, они благополучно облетали мои красные крылья новичка десятой дорогой.
Внизу текла ночная улица, и было довольно страшно от набранной высоты. Я в армии прыгал с парашютом, сто прыжков, но одно дело – падать, уповая на парашют, и совсем другое – держаться на высоте, надеясь лишь на собственные силы. Мой бортовой компьютер сделал мне замечание за "Преждевременно набранную высоту", но я его не послушал: что страх, что инструкции, когда это был полет птицы, еще одна моя заветная мечта, прекрасная, как сам полет!
Я летел!
Как орел в горном ущелье, я парил меж небоскребов, глядя на величественные мосты и гордые дирижабли, стремительные огни монорельсовых дорог и похотливые блики реклам. Я был выше этого — как в прямом, так и в переносном смысле. Я был один. Я был сам в себе. Я сам и был этим миром, сжатым в человеческую плоть, которой дали крылья.
Мысленно поблагодарив мою дивную фею Пахаринну, которая чудесным образом превратила сны моего детства в явь, я в который уж раз повторил себе, что сделаю все возможное, чтобы история с ее мужем закончилась благополучно — долги не платит только Бог, да и то только потому, что Он никому ничего не должен.
Я сбавил высоту, когда заметил, что крылья уже поменяли свой цвет на оранжевый, а мой путь к “ Небесному Столпу ” был пройден на половину. Я решил больше не делать взмахов и планировал к сердцу Мунсити, плавно снижая высоту. Мне это удалось, и бортовой компьютер оценил мои старания: к центральной площади города я подлетал уже с желтыми крыльями.
Площадь вокруг “Останкинской” была переполнена многоголосой толпой и, конечно, нещадно залита огнями всевозможной рекламы. Пока я по часовой стрелке облетал Небесный Столп, я насчитал два концерта, два огромных круга «Dances of the Universal Peace», четыре ярмарки и бесчисленное множество мелких людских скоплений вокруг факиров, глашатаев и прочих артистов.
Однако больше меня привлекали те счастливчики, которые вылетали из Останкинской башни. Их лица были переполнены миром и счастьем, словно река в весенний паводок, а некоторые даже плакали. Гладя на них, становилось как-то не по себе: казалось, что это ангелы пролетают над бестолковой толпой и роняют слезы, жалея ее.
Я едва дождался той минуты, когда мои крылья позеленели, и бортовой компьютер разрешил мне проникнуть внутрь Небесного Столпа. Я влетел в «Gate 13», и воздух лихо помчал меня по коридорам куда-то наверх, впрочем, то и дело постоянно приостанавливая, не давая столкнуться с другими летунами. И вот, наконец, я в огромной стеклянной шахте, за стенами которой шла бескрылая жизнь: люди спускались и поднимались в лифтах, сидели в ресторанах, что-то ели, пили, слушали музыку, танцевали и отстранено, как на декорацию, глядели на нас. Дурачье! Им было невдомек, что мы теперь – избранные, кому скоро посчастливиться оказаться на самой верхней точке Луны.
Вершина Курциуса, вот она! Я вылетел из Столпа и взлетел под самую вершину огромного стеклянного купола, венчавшего пик этой исполинской горы. Казалось, отсюда, с девятикилометровой высоты, была видна почти вся Луна, а над ней — средь сонма звездной пыли, в гуще далеких солнц, немного правей ярко горящего Юпитера светился голубой орден, высшая награда Солнечной системы — Земля.
Мне повезло: совсем недавно было “полноземлие”, и Её диск, превосходящий привычный нам лунный в три, а то и в четыре раза, был почти без ущерба. Земля ярко отражала спиралями облаков солнечные лучи, от чего были различимы те мелочи, что скрывались в тенях лунных гор. Посмотрев вниз, я разглядел ниточку монорельсовой дороги и сферу космопорта, блестевшие на Солнце. Само же светило было скрыто от нас гигантской солнечной батареей. Она постоянно двигалась, словно подсолнух, поворачиваясь лицом к Солнцу и своей тенью закрывала купол Мунсити от палящих лучей.
Здесь же, из-под купола, сквозь огромные окна внизу, мне открывался великолепный вид на игрушечный город до самого далекого дома, и получалось, что увиденное мной являло картину распространения человека с родной планеты в вакуумную пустыню и дальше в ее недра, превращая их в царство жизни и праздника.
Все увиденное смешивало в душе чувства величия, бесконечности, громадности, одиночества, покинутости, волшебности и еще бог знает каких эмоций. Марина была как всегда права — пережитое мной в тот день было самым сильным и волнующим впечатлением моей прежней жизни, которая теперь разделилась на "до" и  "после" полета к вершине лунного Вавилона.
Но всему есть время: воздушный поток, разбившись о купол, потянул меня в бок и вниз, и вот я уже пролетел ниже смотровой площадки для пешеходов. И снова туннель, коридоры, и вот уже можно выбирать высоту, на которой ты сможешь вылететь из Башни.
Однако хорошего понемножку. Я успел подустать, да и впечатлений хватило через край. На первой попавшейся посадочной площадке внутри «Столпа» я сдал крылья и зашел в бар. И лишь выпив пару глотков бренди и немного успокоившись, я, посмотрев в окно, обнаружил, что занимается заря. «Солнце от Долче Габани» (как пошутила Мэри по приезду в Мунсити) снова вставало из-за горизонта.
— Еще? — спросил меня пузатый бармен, когда я допил вторую рюмку.
Да, мне хотелось бы выпить еще столько же, но...
— Думаю, достаточно, — ответил я, расплачиваясь и приходя в ужас от царивших здесь цен — на деньги, что я оставил здесь за 100 грамм армянского коньяка, на Земле можно было бы купить пару бутылок!!!
— Дорого? — понимающе спросил бармен.
Я пригляделся, и обнаружил, что старик нетрезв. По его красному лицу с короткой седой щетиной гуляли тени прошлого. Того славного времени, когда он был землянином, и мог вот так запросто задать такой вопрос, крайне неуместный здесь, в Мунсити.
— Отец, — доверился я ему, вставая. — Сегодня мне предстоит очччень серьезное дельце…