Рассказ Omnia meum mecum porto

                Omnia meum mecum porto
                (все свое ношу с собой – лат.)

     Господи, как же я завидую людям, ведущим дневники. В "проклятое царское время" в семьях существовал такой обычай: ребенок не отправлялся спать до тех пор, пока не напишет в своем дневнике пары слов о тех событиях, что произошли с ним за день, а в старшем возрасте - не выскажет в письменной форме и свое отношение к происшедшему. Таким образом, у детей оттачивался стиль письма, точность выражений и критическая оценка происходившего, появлялась необходимость доверять свои мысли бумаге и любовь к эпистолярному жанру.
     Никогда и ни у кого не вызывало сомнения утверждение, что общение маленького человека с книгой и бумагой способствует как скорости, так и качеству его умственного развития. Но в большей степени вызывал зависть тот факт, что человек, уже будучи взрослым, мог вернуться назад, к любому периоду своей жизни, взяв из сокровенного места один из своих дневников и перевернув страничку.
     Вчера получил письмишко от своей подружки Юльки из Москвы. Если уж быть абсолютно точным, то она - подружка моей дочери, а моя по совместительству, но мы с ней регулярно переписываемся, хорошо понимаем друг друга, и я полагаю, что в праве считать ее своей подружкой тоже, тем паче, что почти за 20 лет проживания в стране обетованной не только друзьями, даже знакомыми своего возраста не обзавелся. Скоро уж с Богом предстоит беседовать, а до сих пор общаюсь, исключительно, с друзьями своей дочери.
     Юлька писала, что вместе с сестрой Ритой нашли дневники своего отца, которые он (смелый человек!) вел и во время войны, и до нее. Когда родитель был жив и в застолье возглашал, что его графини целовали, над ним смеялись по-доброму, но никто не верил. А когда прочитали дневник, все стало на свои места и оказалось не вымыслом, а истиной. На самом деле, целовали его графини и приезжали, под завистливыми взглядами офицеров всего полка, на свидания в шикарных авто. Правда, были они послевоенного немецкого разлива, но глубоких аристократических корней и графских кровей, так что факт был налицо, и все обязаны были замолчать и снять шляпу.
     Я представил на минуту, сколько же интересного можно было бы почерпнуть из дневников, будь таковые у меня. Ведь достаточно всего полфразы, чтобы перед глазами вспыхнула яркая картинка прошлого, смешная или трагическая, но достоверная и очень близкая мне по сути своей.   Но увы, ничего этого нет, и к событиям многолетней давности меня возвращают какие-то ассоциативные связи, отдельные слова, даже запахи.
     На днях по телевидению транслировали баскетбольный матч НБА между командами "Чикаго булс" и "Лос-Анджелес Лейкерс". Сколько раз смотрел игры профессионалов и все равно не могу поверить, что человек в состоянии такое вытворять! Какая-то фантастика! А я далеко не восторженный человек и прекрасно понимаю, чего стоит такая легкость и четкость исполнения различных технических приемов, сколько за всем этим кроется труда, пота и боли. Знаем, плавали. Правда, труба у нашего парохода была значительно ниже, и дым пожиже.
     Эти размышления о тяжелой работе настоящего спортсмена как-то незаметно отнесли меня на несколько десятилетий назад, когда вплотную соприкасался с баскетболом. Воспоминания нахлынули не потому, что перелистал страницу своих дневников, которых у меня, к сожалению, нет, а потому, что взор упал на кривой указательный палец правой руки..., и все вспомнилось.
     После пятого курса нас небольшими группами посылали в различные военные лечебные заведения для прохождения госпитальной практики. Наша группа должна была ехать в госпиталь города Черняховска (бывший Инстербург) Калининградской области (бывшая Восточная Пруссия).
     Накануне распределения по группам мы, игроки первой пятерки сборной курса по баскетболу, ходили к начальству с просьбой послать нас всех вместе, чтобы могли продолжать свои тренировки. Мы были уверены, что просьбу удовлетворят. Зимой команда принесла своему курсу звание сильнейшей в Академии, за что все мы получили краткосрочный отпуск с поездкой домой. Это не могло не понравиться, поэтому решили не снижать форму летом, тренироваться, а во время учебы на последнем курсе повторить успех. Начальство милостиво согласилось, но жизнь внесла небольшие коррективы в наши планы. Буквально накануне отъезда одного из нас заменили в связи с какими-то обстоятельствами у него дома, и мы укатили в очень оригинальном составе.
     Трое из нас играли за сборную Академии и чувствовали себя на площадке достаточно уверенно, поскольку эта команда постоянно находилась в десятке сильнейших команд города. Четвертый играл только за курс, но действовал надежно. А вот с пятым была просто беда. Пятым с нами поехал парнишка, не имевший ни малейшего представления об этой игре. Его спортивной ориентацией была классическая борьба, и бегать с мячом в руках без пробежек он просто не мог физически. Не понимал он еще и того, как можно что-то отдать кому-то вот так, сразу. Поэтому во время тренировок мы использовали его, как "столба" в прямом понимании этого слова. Он должен был поймать летящий к нему, или мимо него мяч, прижать к себе и, не сходя с места и уворачиваясь от соперника, ждать, когда кто-то из нас подбежит и возьмет мяч из его рук. Несмотря на полный комплект, наша команда изначально давала двадцатипроцентную фору любому сопернику в атакующей мощи.
     Каждый вечер после работы в госпитале мы выходили на площадку и серьезно тренировались по полтора часа. Даже наш Стоящий На Одном Месте научился так изящно отдавать мяч, что душа радовалась. Первый сюрприз нам преподнесло политическое руководство госпиталя, без нашего ведома договорившееся о товарищеской игре с командой отдельного десантного батальона. Так замполит расшифровал аббревиатуру (ОДБ).
     Батальон располагался на окраине города, и только проехав внутрь, минуя несколько шлагбаумов, рядов колючей проволоки, охраны с автоматами и собаками, стало ясно, что замполит слегка ошибся: ОДБ имеет более точную расшифровку - отдельный дисциплинарный батальон, иными словами, военная тюрьма. Мы не ходили с экскурсией по помещениям батальона, но то, как во время матча на успехи и промахи своей команды реагировали обитатели тюрьмы, о многом могло сказать. Не было ни криков, ни свиста, ни брани. Ничего. Были аплодисменты. Да, да, как в Большом Театре, только аплодисменты. Можно было только представить себе, как умело и щедро использовало командование этого батальона всю гамму жестоких дисциплинарных мер.
     Мы выиграли. Выиграли, легко, и особенно не напрягаясь. Но никакой радости победы и удовлетворения от игры не было и в помине. Замполиту госпиталя мы очень твердо сказали, чтобы он больше о нашей спортивной судьбе не заботился. Достаточно одного раза, и в подобной игровой практике мы не нуждаемся.
     Приглашение на второй матч принес наш приятель, родители которого проживали недалеко от Черняховска в небольшом городке Гусев. Сборная команда этого городка приглашала нас на товарищеский матч в ближайшее воскресенье. Второй наш приятель в это же самое время принес другое, но более радостное известие: его ленинградская подружка в компании нескольких девочек, студенток-медичек в ближайшую субботу приезжает на практику в больницу Черняховска, и все они совершенно не возражают против совместного ужина в честь прибытия.
     Надо сказать, что лето в этот год было очень жарким, хотя в тех помещениях, где мы жили и работали, температура наружного воздуха не очень чувствовалась. Наш госпиталь и общежитие находились в каменных домах старинной прусской казарменной застройки, где даже в полуденный зной можно было ощутить прохладу. А вот на чердаке под железной крышей, где поселили наших новых подруг, был ад кромешный.
     Сначала интерьер нам очень понравился. Койки девочек скромно стояли в разных углах под сводами крыши, и было не совсем понятно, стояли они так изначально, или девичья игривая фантазия расставила их в таком поэтическом беспорядке. Посреди помещения стоял большой стол, на котором красовался наш ужин: копченые угри с отварной картошечкой с маслицем и укропом, фрукты и вино "Кагор".
     К столу мы вышли, как кавалергарды на бал – подтянутые, в застегнутых до верхней пуговички гимнастерках, сверкающих сапогах, подстриженные, выбритые и благоухающие польским одеколоном "Лаванда". Но через очень короткое время мы все напоминали собой пляжную компанию. Дикая жара в этой духовке под крышей, ужасный напиток и наступившая ночь быстро сделали свое дело. За столом никого не осталось, все парами разбрелись по углам. Алкогольный дурман, близость противоположного пола и, казалось бы, полностью отпущенные тормоза,- все это способствовало логичному завершению свидания, но, как выяснилось в последствии, ничего ни у кого не получилось. И было не ясно, что послужило причиной такого поворота события,- строгое воспитание наших избранниц, предварительная договоренность или что-то еще.
     Самое страшное в этой ситуации было то, что каждый из кавалеров считал, что это "у них" ничего не выходит, а ему обязательно что-нибудь обломится и продолжал штурмовать никак не сдающуюся крепость. Где-то под утро заснули, уставшие вконец, с сильными болями в паху, и начисто забывшие о предстоящем через несколько часов соревновании. Разбудила нас всех одна из подружек, которых вчера, оказывается, мы всех пригласили в спортивное турне. Невыспавшиеся, усталые от духоты, в отвратительном настроении мы мрачно собрались и погрузились в автобус, где проспали все время пути.
     В моей спортивной карьере это был второй "международный" матч. Первый был за год до этого в Гагре, где я встретил своего двоюродного брата Юрку, искавшего кого-нибудь, кто боле или менее соображает в баскетболе. Брат был много старше меня и намного выше по классу игры. В свое время он, мастер спорта, был капитаном "Буревестника" студенческой команды Московского Авиационного Института, игравшей в высшей лиге страны. Здесь в Гаграх он встретил кое-кого из грузинских игроков, тоже давно не бравших мяча в руки, и старые соперники договорились тряхнуть стариной на радость местных болельщиков. Юркина команда состояла из трех мужчин и одной женщины, тоже игрока женского "Буревестника". Пятым пригласили меня с задачей бегать за всех пятерых - туда и обратно, снова в отрыв туда, и снова в защиту обратно. Противоположная команда выглядела посвежей, там залежалого товара было только две единицы. В начале игры все выглядело достойно и мои компаньоны не очень быстро, но уверенно продвигались вперед, очень элегантно плетя кружева вокруг вражеского щита. Беда наступала в тот момент, когда команда теряла мяч. Оказывается, в баскетболе надо возвращаться назад и, желательно, бегом. На такое в нашей команде был способен только я один, а у противника - трое. Результата я не помню, а это верный симптом того, что нас разгромили.
     Сейчас ожидалось нечто подобное, чего повторно я перенести уже не мог. Попросив наших подружек выйти из раздевалки, я впервые в жизни взял на себя функции замполита и в очень доходчивых выражениях сообщил своим друзьям, на кого они похожи, и что я сейчас о них думаю, а через несколько минут подумают зрители. Сначала говорил огульно, а потом очень конкретно о каждом, и, поскольку не затруднял себя выбором выражений, получилось так, что всем стало ясно, что требуется делать немедленно и всего-то сорок минут.
     Первый тайм окончился вничью, а в середине второго наметился перелом, мы были физически подготовлены, несомненно, лучше. Даже дикое нарушение спортивного режима не смогло подорвать те надежные основы, что были заложены регулярностью тренировок и серьезным отношением к делу. Мы стали потихоньку отрываться. И тут в какой-то стычке под щитом я получил травму указательного пальца. Взяв минутку перерыва, обратился за медицинской помощью, благо далеко ходить не надо было. Поскольку все игроки команды, а также и все сопровождавшие лица были без пяти минут врачами, то помощь последовала незамедлительно, и мой травмированный указательный палец лейкопластырем был прибинтован к здоровому среднему. По идее, происшествие яйца выеденного не стоит, но атакующая мощь нашей команды уменьшилась на очередные двадцать процентов. Разрыв стал таять.
     Спасло нас только то, что соперники совсем остановились. Они не привыкли играть все сорок минут на пределе своих возможностей. Да видать и пивко, что ребята потребляли в ларьке у проходной своего завода, стало давать о себе знать. Мы выиграли. Прошло почти полвека, а я помню счет 54-45. Не очень результативно, согласен. Но тому были объективные причины.
     Утром в госпитале мне сделали снимок: вывих основной и перелом средней фаланг. Перелом сросся не очень здорово, но это мне не мешает. Наоборот. Не будь мой палец кривым, разве вспомнил бы сегодня эти милые события пятидесятилетней давности. И не надо было искать лестницу, чтобы лезть на верхний ярус библиотеки, где в коричневых кожаных переплетах, хранятся запыленные дневники. Нет, не надо. Мои дневники со мной. Вот один из них - кривой и слегка уродливый.
     Omnia meum mecum porto.