Мышка-норушка

   Людочке было пять лет. Это была славная, маленькая девочка с большими серыми глазами, в которых всегда мигали озорные огоньки, и светлыми пушистыми волосами, которые волной падали на ее плечи и очень оживляли ее милое личико. Она была подвижной и веселой девочкой. И жила Людочка вместе с другими ребятами в детском доме. Конечно, она не могла помнить,  как она здесь очутилась. У нее, как и у всех ребят, была главная «мама» - Ирина Николаевна,  которая была директором в детском доме, а дети называли ее просто  «мама Ира». Ирина Николаевна, действительно, была мамой всем своим подопечным, потому что любила их всех от всего сердца и жалела. Когда Ирина Николаевна появлялась во дворе, к ней сразу же сбегалась вся детвора, окружала ее, тогда она напоминала курицу-наседку, вокруг которой сбивались в стаю и беспомощно пищали ее птенцы. А все остальные нянечки и воспитатели тоже были «мамами», только рангом пониже. И Людочка думала: как прекрасно устроен этот мир – у каждого ребенка есть несколько мам, чтобы они все заботились о нем, оберегали, защищали. Если одна мама заболеет, на смену ей придет другая мама. Кто-то из мам лучше печет пироги, кто-то лучше вяжет и шьет,  кто-то лучше рассказывает сказки.
   В детском доме, где жила Людочка, совсем не было мужчин. Дед Никита, который заведовал в детском доме складом, котельной, слесарной мастерской и был по совместительству сторожем и Дедом Морозом в Новогоднюю ночь, умер три года назад, оставив все свое хозяйство на попечение женщин. Гости бывали редко, поэтому девочка просто не задумывалась о роли мужчин в ее жизни. Главное, чтобы была мама!
   И вот совсем недавно Людочка узнала, что у каждого ребенка кроме мамы есть еще, оказывается, и папа. Причем полагается ребенку только один папа и одна мама! Ей рассказала об этом одна женщина, которая приехала в детский дом забирать мальчика Васятку. Все вокруг говорили, что Васятку усыновляют. Это означает, что родители нашли своего сына. Они где-то долго блуждали, искали его, плакали… И вот теперь они нашли своего сына! В тот день Васятка был очень нарядным, красивым, он просто светился от счастья! Его синие глаза сияли, он постоянно улыбался. Новые родители привезли всем детям конфет и разного печенья. Пока Васятка собирал свои вещи, Людочка набралась смелости и подошла к этой красивой женщине. Она спросила:
- А родители не ошибаются, когда ищут своих детей?
- Нет, деточка!
- А у Васятки теперь будет только одна мама и один папа? А у нас всех много мам: мама Ира, мама Катя, мама Аня, мама…
- Деточка, у ребенка бывает только одна мама, та, которая его родила. 
- А как родила?
- Ну, сначала мама носит ребенка в своем животике, а потом он рождается на свет.
В первое мгновение Людочка опешила от такой новости – как это в животике? Она  подумала: ведь маме должно быть очень тяжело и неудобно носить, например, ее или Вясятку в животике! И как там можно кушать манную кашу и пить яблочный компот? Ведь там нет совсем никакой посуды! И совсем непонятно было - как же она все-таки родила? Наверное, у мамы в животике есть волшебная дверца, которая открывается в нужный день и час. А, может,  у мамы есть невидимый мешочек, в котором прячется ребенок, а потом вылезает? Она видела такие мешочки у  животных на картинке, которые назывались кен-гу-ру.
   Людочке стало как-то грустно. Оказывается, должна быть одна мама… А еще эта женщина сказала, что Людочка живет с ребятами в специальном доме, куда сдают деток, у которых нет родителей. Она сказала, что «родители могут умереть, а иногда они отказываются от своих детей, и тогда государство берет на себя заботу о воспитании подрастающего поколения». Все это звучало слишком мудрено, а главное, неправильно: не может мама отказаться от своего ребенка! Людочка была в этом абсолютно уверена. Наверное, женщина ошибается, подумала Людочка. Ведь взрослые могут ошибаться? И она вдруг увидела, что женщина не так уж красива, как ей показалось в первую минуту. И нос у нее большой, и губы слишком ярко накрашены, и волосы какие-то рыжие, как у кошки Дуси… Ей расхотелось разговаривать с ней, стало очень грустно и от слов этой уверенной и энергичной женщины.
   Новые родители увезли Васю. На прощанье Людочка подарила своему другу рисунок, на котором она нарисовала своих друзей и всех «мам» детского дома. После отъезда друга Людочка  замкнулась, перестала бегать и веселиться,  сделалась молчаливой и задумчивой. Она стала сторониться других детей, часто садилась на свою кроватку и о чем-то думала, глядя в окно. Как будто в часах сломался какой-то механизм. Часы шли, шли, кукушка радостно извещала о новом, наступившем часе, и вдруг часы встали, и кукушка замолчала.
   На дворе стояла осень. Тихо и обреченно падали на землю кленовые и березовые листья, покрывая все вокруг красно-желтым ковром. Временами шел дождь. Он монотонно барабанил по  крыше, словно исполнял грустный осенний блюз,  заставляя всех спрятаться в доме и мечтать о горячем чае с малиновом вареньем. А ночью дул ветер, хлопал ставнями, стучался в окна, словно оповещал все в округе: осень пришла!
   А в ноябре Людочка заболела. Заболела серьезно. И болезнь была какая-то странная, с непонятным названием, как кен-гу-ру...
   Из района приехал старенький доктор. Он долго и тщательно мыл руки, потом протер свое старенькое пенсе и начал прослушивать и осматривать больную девочку. Людочка лежала бледная,  как восковая свеча, и совсем безжизненная. Ее белые локоны разметались по подушке, не блестели как раньше, а лежали тусклой, пожухлой травой. Ее ротик был закрыт, и губы были совсем бесцветными. Казалось, ни кровинки не было в ее слабом тельце.
   Доктор закончил осмотр и тихонько вышел из комнаты. Он так же тихо прикрыл за собой дверь, за которой лежала больная девочка, словно боялся ее разбудить,  снял пенсне, долго его протирал, потом склонил голову и сказал:
- Острый лейкоз. В подобных случаях медицина бессильна. Увы. Я сделаю все возможное, но из опыта… вряд ли. Может, чудо? Если вдруг в девочке загорится искра интереса к жизни, тогда возможно... Важна воля самого больного. И чудо.
   Доктор тщательно пояснил, какие нужно выполнять процедуры, наскоро попрощался и уехал, обещав регулярно навещать больную.
   А за окном бушевал ветер, ветви деревьев тревожно бились о стекла окон, шел серый, холодный дождь. Казалось, вся земля и небо наполнены печалью и тоской, такой же непреходящей и липкой, как утомительный дождь за окном… Капли гулко стучали по стеклу и стекали струйками вниз, образуя серые, темные потоки воды, которые вскоре покрыли всю землю, все опавшие листья. А дождь все стучал и стучал, как будто передавал азбукой Морзе сигналы тревоги во все края: помогите - девочка больна, девочка умирает…
   Дежурить у постели больной вызвалась Екатерина Кузьминична – «мама Катя».  Екатерине Кузьминичне было около 70 лет. Она давно  работала в этом детском доме. С кадрами было неважно, молодые не хотели здесь работать. Детский дом находился далеко от райцентра, в большом селе,  где не было никаких развлечений для молодежи. Лишь старенькая деревянная церковь сиротливо ютилась рядом с детским домом, в которой на воскресную службу собиралась горстка стариков. И сам батюшка был такой же старенький, как его прихожане. Они старели все вместе. Но старики все еще надеялись на лучшие времена, на светлое завтра. Завтра наступало, но было отнюдь не светлым, а еще более печальным и сложным, приносило новые проблемы и заботы - рост цен, безработицу, беспробудное пьянство и смерти, болезни, нищету. Оставшаяся молодежь подалась в город, дома ветшали. Но как оплот старой системы так же надежно и налажено функционировал и держался детский дом.
   Само название «детский дом» предполагает что-то радостное, связанное с детством, сказками (как пряничный домик!), но взрослые понимают, что под названием «детский дом» скрываются совсем недетские проблемы, печали и боли. И глаза у жителей этого дома всегда бывают печальными и по-взрослому серьезными. Детский дом - казенный дом. А любые казенные дома – это не радость, это печаль и боль. «От сумы и от тюрьмы не зарекайся», теперь можно добавить - и от детского дома не зарекайся. Никто не знает, какая судьба ждет родившегося человека. Достанется ли ему счастливый билет и будут у него любящие родители или ждет его горькая участь покинутого ребенка? Ни один детский дом не даст ребенку того тепла и любви, которые получает он в родной семье.
   Екатерина Кузьминична любила свою работу. Она любила и жалела всех детей. Многие выросли на ее глазах и покинули их тихий, уютный детский дом, как покидают корабли свою гавань и уходят в самостоятельное плавание.
   Кузьминичне очень приглянулась эта маленькая, светловолосая девочка с большими серыми глазами, в которых всегда светились звездочки-искорки. Она была так похожа на ее маленькую внучку! Ее внучка случайно погибла – схватилась голыми ручонками за оголенный провод.  И откуда он только взялся?! Ах, эта старая проводка! После она поменяла всю проводку  в доме, да что толку – девочку не вернуть. Больно вспоминать.  Сначала Екатерина Кузьминична все время плакала, но потом время приглушило боль, стерпелось, свыклось.  Жизнь продолжалась. Дочь с зятем после смерти дочки подались в Америку на заработки. Она отговаривала – зачем им та Америка?   Не послушали. С тех пор Кузьминична ничего о дочери не слыхала, писем не получала и доживала свой век одна в стареньком деревянном доме, у окон которого каждую весну пышно расцветала и благоухала сирень.
   Иногда лишь Екатерина Кузьминична позволяла себе пофилософствовать о жизни, о превратностях судьбы. Она с грустинкой думала: каждое деревце, каждый кустик обновляется весной, оживает, появляются молодые листочки,  а человек не может омолодиться, не может вернуть свою юность вместе с  природой… Как было бы хорошо – становиться моложе с каждой весной! Правда, теперь Кузьминична знает: и людей ждет воскрешение и обновление, их всех ждет весна. Только нужно дожить до нее, вернее, нужно умереть. Вот такой парадокс.
   Кузьминична не любила жаловаться ни на жизнь, ни на болячки, которых с каждым годом становилось все больше и больше, ни на свою сиротливую старость. Ее не пугало одиночество. Человек рождается один и умирает один. Нет, конечно, в эти мгновения кто-то может быть рядом. При рождении с тобой твоя мать, врачи, медсестры. И в час кончины рядом скорбят родные и близкие, твои друзья… Но никто не может тебе помочь, никто не разделит с тобой таинство рождения или смерти. Ты остаешься один на один. Это только твое, личное. Люди могут сочувствовать, сопереживать, помогать, радоваться или печалиться, но человек должен совершить эти таинства самостоятельно. Больше всего, конечно, тебе помогает мать. Она разделяет твои муки при рождении, готова умереть, лишь бы только ее ребенок родился живым и здоровым… И после она отдает тебе все свои силы, все сердце, чтобы ты жил и становился сильнее… «Так что нечего переживать» – думала Кузьминична – «Не я первая, не я последняя».  И всю свою любовь и внимание она направила на детдомовских ребятишек, которых жалела всем своим сердцем.
   Старая нянечка очень привязалась к маленькой Людочке. И при каждой возможности забегала к ней в комнату, совала ей в кулачок пряник или яблоко.
   И вот девочка заболела. Узнав о печальном диагнозе,  Кузьминична всплакнула незаметно, а потом отряхнула невидимые соринки со своего цветастого передника, поправила косынку на голове, на минуту задумалась и решительно направилась к директору детского дома просить о дежурстве у кроватки больной. Ирина Николаевна, конечно же, разрешила, она знала историю Кузьминичны, знала, как та любила Людочку.
   Екатерина Кузьминична тихо вошла в комнату больной, слегка раздвинула шторы, чтобы тусклый осенний свет мог проникнуть в комнату и хоть немного оживить ее.
   На стене висели старые часы-ходики, которые отмеривали минуты жизни. Тик-так, тик-так! В комнате стояло две деревянных кровати. На одной лежала девочка,  вторая кровать была аккуратно заправлена. У окна стоял небольшой стол и стул, рядом с кроватями примостились маленькие тумбочки, в противоположном углу стоял шкаф и умывальник. Вот и вся мебель. В детском доме эта комната служила изолятором. Сюда помещали особо больных детей. И вот теперь здесь лежала бледная Людочка, напоминая спящего, печального ангела…
   Доктор сказал, что нужно надеяться на чудо, нужно зажечь искру жизни. А как ее зажечь? Это ведь не костер, в который можно бросить хворост или полено! Как разжечь эту искру жизни в безжизненном маленьком тельце, которое не подает никаких признаков жизни? Лишь слабое, редкое дыхание подсказывает, что девочка еще жива.
   Чудо. Господи! Где же взять чудо? Она сама не видала никаких чудес. Разве только чудом будет тот  факт, что она все еще продолжает жить на белом свете, не взирая на все беды и напасти, и сердце ее не разорвалось от боли и сострадания, видя столько обездоленных и несчастных детей? Но этим чудом не поможешь девочке.
   В этот вечер Кузьминична долго сидела у кровати больной, вспоминала свою жизнь, молодость, мужа, которого рано потеряла – он погиб на шахте во время обвала, вспоминала свою маленькую внучку, которую так любила, свою непутевую дочь… Как там она в этой далекой Америке? Жива ли? Господи, спаси и сохрани ее душу!
   Кузьминична вспомнила, как она любила играть со своей внучкой, как они шили вместе тряпичных кукол, лепили из пластилина фигурки животных, строили дома из песка. А еще они придумали с внучкой сказку – что в подполе их дома живет волшебная мышка, которая умеет разговаривать, петь песни и рассказывать сказки; шьет наряды и носит рябиновые бусы и шляпку из желтого лютика. И эта мышка умеет исполнять любые желания! Перед сном бабушка рассказывала внучке про удивительную мышку,  которая пела веселые песенки  и рассказывала необыкновенные сказки. И девочка шептала, засыпая:

                Мышка-норушка, я твоя подружка,
                В гости приглашаю, чаем угощаю.
                К чаю есть ватрушки, славные подружки!
                Приложи старанье – выполни желанье!

   Кузьминична долго сидела рядом с Людочкой, поправляла ее одеяльце, хотя девочка совсем не шевелилась, и временами  смахивала с глаз невольные слезы. Тускло горела настольная лампа на столе, и за окном опять шел серый монотонный дождь…
   На следующий день Кузьминична достала из старого шкафа куски картона, пластилин, краски, которые остались от ее внучки, и принялась что-то мастерить.
   А вечером, придя к девочке на дежурство, старая нянечка присела к ней на кровать и начала тихонько рассказывать ей про удивительную мышку-норушку, которая живет у нее в подполе и может исполнять любые желания! Кузьминична знала, что звуки ее голоса долетают до слабого сознания девочки, и она очень надеялась на чудо. Она рассказывала, какая это удивительная мышка, какая модница и рукодельница! Что у нее на шейке надеты бусы из рябины, а на голове -шляпка из лютика, а какая красивая бархатная юбочка и кружевная кофточка! И глазки – как две черные бусинки или смородины.
- Смотри, – сказала Кузьминична – Мышка пришла к тебе в гости!
И она достала из сумки пушистую картонную мышку, на которой была надета красная бархатная юбочка, на шее висели рябиновые бусы, и из желтой бумаги была сделана шляпка, напоминающая по форме лютик, а сама мышка была серенькой и пушистой! (Пришлось распороть старую кроличью шапку и наклеить мех на картон). 
- Смотри, мышка танцует! – и Кузьминична начала двигать мышкой, как будто та пританцовывала, а потом дотронулась мягким мехом до щечек девочки.
- Барыня, барыня, сударыня-барыня! – пела Кузьминична и прикасалась легонько мехом то к ручкам, то к щечкам девочки…
   На следующий день мышка снова пришла к девочке. Она пела веселые песни, танцевала, рассказывала ей сказки и, прощаясь, всегда говорила:
- Выздоравливай скорее! И я исполню любое твое желание!
   Жители детского дома считали затею Кузьминичны напрасной и бесполезной, но не мешали мышке приходить к девочке каждый день. Со своей стороны, доктор контролировал состояние больной и регулярно навещал ее, осматривал, давал очередные инструкции и указания, которые безукоризненно и точно выполнялись.
   Казалось, жизнь в комнате, где лежала больная девочка,  замерла и остановилась. Часы тикали тихо, как будто боялись помешать своим шумом девочке. Даже ветер стал дуть тише, и капли дождя стали тише стучать по стеклу. Тишина и покой. Хотя за окном жизнь шла свои чередом – на смену осени пришла зима. Несколько дней шел белый пушистый снег, покрывший белым, сверкающим покрывалом всю землю, дома, деревья… Все в миг преобразилось и ожило – из серого, унылого, мрачного и тоскливого стало светлым, веселым, радостным и праздничным, напоминая всем, что скоро Новый Год, Рождество, скоро веселая елка, пахнущая свежей хвоей и смолой, свечи, огни, подарки, в которых непременно будут золотистые, вкусно пахнущие апельсины и мандарины, конфеты, грецкие орехи и шоколадный Дед Мороз…
   Утром и вечером молилась Кузьминична перед своими иконами, плакала и просила сотворить чудо. Она молилась Богу, Божьей матери, Николаю Чудотворцу… Она вспоминала всех святых! Она просила сотворить одно единственное чудо – не для нее, для девочки! – вернуть ее к жизни. Затем она забирала свою картонную мышку и шла к больной. Время тянулось бесконечно медленно и вязко, казалось, оно просто остановилось, и нет конца этой смертельной тишине, молчанию и боли…
   Но на 20-й день произошло необыкновенное событие – когда мышка лихо отплясывала «барыню» в проворных руках старой нянечки, веки девочки дрогнули, как две паутинки при дуновении ветра, и она пошевелила своими губам. Кузьминична скорее догадалась, что хотела прошептать девочка:
- Мышка…
На секунду Екатерина Кузьминична замерла от неожиданности, прервала танец мышки и закрыла лицо руками. Слезы хлынули из ее глаз, в горле стоял ком… Через мгновение она взяла себя в руки и сразу засуетилась:
- Сейчас, сейчас, милая моя… Ты полежи, полежи, я сейчас…
И она помчалась за доктором.
   Произошло чудо. Действительно, произошло чудо. Жизнь возвращалась к девочке медленно, но верно. Доктор удивленно пожимал плечами и качал головой:
-  Невероятно! В практике я еще не встречал подобного… Но, может быть… Да-с, наука бессильна... Чудо!
Теперь каждый день девочка повторяла все явственней и четче:
- Мышка-норушка…
Она уже реагировала на ее песни-потешки  дрожанием век, движением губ и шевелением пальчиков рук. С каждым днем девочке становилось все лучше и лучше, она порозовела, уже открывала временами свои глаза, пока еще тусклые и темные, и все отчетливее произносила слова «мышка-норушка». Но сознание ее еще было слабо, девочка с трудом воспринимала действительность, не узнавала людей  и видела перед глазами только пушистую, серую мышку, которая подмигивала ей своими глазками-бусинками, улыбалась и танцевала. Сначала девочка видела мышку плохо, та  появлялась неожиданно из темноты, потом растворялась в ней, временами совсем расплывалась и была еле различима. Но постепенно, по мере выздоровления, свет вокруг мышки становился все ярче и красивее, бледно-серый сменился красно-оранжевым, затем постепенно появились розовые, голубые и зеленые цвета, напоминающие розовые цветы, голубое майское небо и зеленый летний луг. Теперь Людочка  ясно видела красные рябиновые бусы на мышке, ее кружевную кофточку, красную бархатную юбочку и желтую шляпку. Мышка весело подмигивала девочке и заговорщически шептала:
- Выздоравливай скорее! Я исполню любое твое желание!
И в душе у девочки начало просыпаться стремление к жизни, четко обозначилось ее сокровенное желание и понимание того, что это желание нужно непременно исполнить. Во что бы то ни стало! А для этого она должна обязательно выздороветь.
   С каждым днем  Людочка становилась живее и крепче. Не ослабевал свое внимание и доктор. Несколько раз он делал переливание крови. И уже через месяц девочка чувствовала себя вполне сносно, лежала с открытыми глазами, смотрела на мышку, слушала ее внимательно и улыбалась.
   Но однажды вечером мышка не пришла к девочке. Она ждала ее как обычно, но мышка не появлялась. За окном сгустились сумерки, часы равномерно тикали, отсчитывая час за часом, в комнату заходили нянечки, поправляли одеяло, давали ей микстуры, а мышки все не было…
   Ночью девочка вдруг начала бредить и произносила лишь одно слово: «Мышка»…
Под утро она успокоилась, но сон ее был тревожным, беспокойным, девочка все время вздрагивала и звала кого-то…
   А в дом пришла беда. У Екатерины Кузьминичны неожиданно случился  сердечный приступ, и она тихонько умерла. В ту ночь она почувствовала себя неважно, какая-то резкая боль полосой прошлась по ее груди, стало трудно дышать. Кузьминична прилегла на кровать, не раздеваясь (она только что вернулась от девочки), в руках она держала картонную мышку…
   Похоронили Кузьминичну тихо, священник отслужил панихиду, и все тихонько разбрелись по своим делам. Но с уходом старой, доброй нянечки лица у всех погрустнели, ее очень любили в детском доме и взрослые, и малыши.
   Когда девочка очнулась, она увидела перед собой пушистую, серую мышку. Пришлось Ирине Николаевне взять эстафету в свои руки. Мышка улыбнулась девочке и сказала:
- Знаешь, Людочка, я получила письмо от своей родственницы – северной белой мыши, она зовет меня в гости. Я должна уехать, мы долго не увидимся с тобой. Только ты не переживай, я всегда буду помнить о тебе.  На память я оставлю свои рябиновые бусы и шляпку. И напоследок  я хочу исполнить твое заветное желание. Скажи, чего ты хочешь?
   Девочке не пришлось долго обдумывать свое сокровенное желание, оно родилось у нее в сердце давно, наверное, в тот миг, когда она прощалась со своим другом Васяткой и провожала его взглядом, видела, как заботливо и ласково поправляла женщина его курточку, а мужчина крепко держал его за руку…
- Я хочу, чтобы моя мама меня нашла.
- Хорошо, - сказала мышка – я исполню твое желание. Обещаю тебе: твоя мама обязательно найдет тебя. Только ты выздоравливай и не болей больше.
   И мышка исчезла из жизни девочки навсегда.  Но отныне Людочка была уже спокойна, она знала: мышка обязательно исполнит свое обещание, только нужно подождать.
   Когда девочка совсем очнулась и стала узнавать взрослых, она поинтересовалась – где же «мама» Катя? Она очень любила эту добрую, старую женщину, которая всегда согревала ее, приносила гостинцы – красные яблоки и медовые пряники. Людочке сказали, что у Кузьминичны нашлась дочка, которая приехала из далекой Америки и забрала с собой свою маму. Теперь ей там будет хорошо и легко. Людочка сначала взгрустнула, но потом согласилась с общим мнением – с дочкой ей будет непременно лучше.
   Девочка полностью выздоровела, опять начала бегать с ребятишками во дворе, каталась на санках с ледяной горки, играла в снежки… Она смеялась и радовалась жизни. И никогда больше никто не видел ее угрюмой и печальной. Лишь иногда она мечтательно задумывалась о чем-то и улыбалась… В ее любимой жестяной коробке от чая, на которой был нарисован большой белый слон,  хранились все ее богатства: цветные стеклышки, лоскутки золотой парчи, металлический перстенек, зеркальце, несколько красивых фантиков, и к ним присоединились красные рябиновые бусы и бумажная шляпка в виде лютика – все, что осталось у нее от мышки.
   Прошло десять лет. Жизнь в детском доме текла размеренно, по уставу, по расписанию. Обитатели дома испытывали свои маленькие радости и огорчения, жили завтрашним днем, строили планы, мечтали и надеялись.  Молодость всегда смотрит вперед!
   Людочка совсем выросла, превратилась в милого подростка. У нее так же светились большие серые глаза, кажется, они стали еще больше, просто бездонными! Ее волосы слегка потемнели, отросли, и теперь девочка заплетала длинные красивые косы.
   Казалось, история с мышкой уже позабылась, осталась в детстве, рассеялась как сон. И никто из окружающих не видел, что каждый вечер, перед сном, девочка доставала свою заветную коробку, перебирала пальчиками уже подсохшие рябиновые бусы и улыбалась…
   Она хранила в сердце свой секрет: она знала, что мышка обязательно исполнит ее заветное желание.  Только нужно набраться терпения и научиться ждать, а главное, нужно верить.

                Мышка-норушка, я твоя подружка.
                Приложи старанье – выполни желанье…