Мефисто-вальс. Часть 19. Реквием

   
     –И тебе не страшно? – спросил Анри.
     –Я должна. Вариантов нет. Поэтому… какой может быть страх? Только вот что – увези Франсуа.

     –Я тебя не оставлю.
     –Придется. Если случатся какие-нибудь эксцессы, ребенка они не должны коснуться. Да и… не обижайся, но мне одной будет легче.
     Анри горько молчал.

     –Ты ревнуешь?
     –К кому?

     –И правда, к кому?.. – задумалась Анастасия, – Анри, послушай. В моем завещании есть такой пункт: если я умру раньше тебя, то похоронить меня отдельно от Франсуа Ростана, с таким расчетом, чтоб мой муж Анри Шарпантье, буде на то его воля, мог быть похоронен рядом. А если…
     –Если я раньше?

     –Положить меня рядом с тобой. Пусть Руслан покоится один. Он всегда был одиноким, даже когда влюбился до беспамятства, даже когда родилась Маша. А он ее обожал, безумно. Все мы посидели некоторое время на резном крылечке огромного дворца и не видели его залов, не ходили по его анфиладам. Он – загадка природы, сверхчеловек, а мы с тобой – простые люди, столько лет прожили вместе и… спать последним сном будем рядом.

     Проводила мужа и внука, помахала им рукой, когда они поднимались по трапу самолета и вернулась в гостиничный номер. «Завтра», – подумала она.

     А назавтра началось самое нудное, отвратнее чего, наверное, не имеется предмета на свете: хождение по российским бюрократическим инстанциям. Бюрократы есть везде, но российская чинуша – это своего рода раритет, кистеперая рыба в стае заурядных карасей. В конечном счете ей повезло, если только это слово подходит для данной ситуации: нашелся некто бдительный, оперативно набрал номер телефона городского отдела ФСБ и сообщил об иностранке, разыскивающей безымянную могилу. К госпоже Ростан вдруг подошел среднего возраста мужчина и показал удостоверение.

     –Вы не имеете права! Я французская гражданка! Преподаватель университета!
     –Госпожа Ростан, вы меня неправильно поняли. Я, кстати, читал о вашей поездке по нашей стране, обидеть такую женщину, гостью… – офицер пожал плечами. – Не скрою, мне бы хотелось задать вам пару вопросов, но только из желания приподнять завесу над делом, совершенно безнадежным, дело это висит на мне и никаких концов я в нем не нахожу. Вы ищете могилу человека, умершего при загадочных обстоятельствах?

     Анастасия молчала и пристально вглядывалась в лицо офицера. Но лица людей этой профессии – маски, иначе они торговали бы рыбой.

     –Я понимаю, если вам надо, вы можете взять меня в любом месте…
     –Можем, – безмятежно подтвердил офицер, – но ни в коем случае не сделаем.

     –Все же мне будет спокойнее, если мы встретимся в гостинице. Но предупреждаю, это и для меня неразрешимая загадка и знаю я еще меньше вашего. Всего лишь зловещее письмо и непонятно, зачем я ввязалась в темное дело.
     –Договорились.

     В назначенное время офицер пришел в номер. Лицо у него приобрело более мягкое выражение и причину перемены он с удовольствием сообщил:

     –Я навел о вас справки. Вы – замечательная, редкостная женщина. На каждый звонок… Поток восторга.
     –Благодарю, но лучше оставим.

     –Да. Итак, как джентльмен, я первым открываю свои козыри и отдаюсь на вашу милость. Некоторое время назад в гостиничном люксе было обнаружено тело мертвого мужчины лет шестидесяти, хорошо одетого, по внешности – рафинированного интеллигента. Руки не натруженные, ладони без мозолей. Много писал, это заметно по характерной деформации среднего пальца правой руки. Причина смерти… – посетитель не выдержал и хлопнул ладонью себя по колену. – Нет причины! Абсолютно здоровый человек! На столе стояла початая бутылка коньяка и две рюмки с его следами. Следствие сделало упор на данный факт, но безрезультатно. В крови неизвестного практически отсутствовали следы алкоголя, никаких следов яда, никаких следов насильственной смерти, ни-че-го. Издевательский, иначе не назовешь! факт: на одной рюмке отчетливые отпечатки пальцев неизвестного, вторая – девственно чиста, а из нее, между прочим, пили. Три экспертизы! Ноль.
     Анастасия сидела неподвижно, сжимала пальцами платок.

     –Вторая загадка. Мало того, что не нашлось никаких документов, никто не мог объяснить, как он устроился в гостиницу и жил в номере три дня – никаких регистрационных записей. Спрашиваю администратора, как такое могло случиться? Никак, такое невозможно. Но записи нет? Нет. Замкнутый круг.
     –При нем не нашли никаких вещей?

     –Никаких. Только несколько листков нот. Рукописных.
     –Они у вас с собой?

     –Да. Вот, пожалуйста.
     Это уж слишком… «Легенда», Генрик Венявский… «Это же признание… Девчонки, сознавайтесь…»

     –Он… был скрипач?
     –Нет. Мы показывали ноты специалистам, почерк и пометки в нотах выдают любителя. К тому же концы пальцев на левой руке…

     –Знаю. У меня и первый и второй муж скрипачи. И внук скрипач. А ноты – точно его?
     –Точно. Отпечатки пальцев. Других нет.
 
     –А приметы?
     –Видите, госпожа Ростан, не я вас допрашиваю, а вы меня! Приметы. Волосы светло-каштановые, глаза голубые, как у вас, под левым ухом родинка, на подушечке среднего пальца крохотный шрам в виде буквы «Y»… Что с вами?!

     –В холодильнике… минеральная… дайте… сердце…
     Офицер заметался по номеру.

     –Вызвать врача?
     –Не надо.

     И, неожиданно твердо:
     –У вас есть фотография?

     Эфэсбэшник колебался. Но профессиональный инстинкт подсказал: лучшая стратегия – выложить карты до конца. И не ошибся. Француженка бегло взглянула на снимок мертвого лица и вернула фотографию.

     –Вам знаком этот человек?
     –Да. Еще как знаком. Но вам бы лучше не знать, чье это лицо.

     –Госпожа Ростан! Я от вас не ожидал…
     –Да нет, я скажу, а вы попробуйте переварить. Это лицо моего мужа, Франсуа Ростана, если бы он дожил до шестидесяти лет. Я не ошибаюсь. У Франсуа были светло-каштановые волосы и голубые глаза, – о родинке и шраме на пальце выговорить не хватило ни сил, ни смелости. – Но он умер давно, двадцати пяти лет, умер на моих глазах, на глазах дочери и своего друга, который стал мне верным спутником на всю жизнь.

     –От чего умер ваш муж?
     –От того же, как и… – Анастасия не договорила, схватилась за горло и кивнула в сторону фотографии. – Один к одному. Тоже… три экспертизы!

     Липкий страх перед неведомым и непостижимым холодными муравьями пополз по телу офицера. В самом деле, дьявольщина какая-то…

     –Когда стало известно, что я еду в Россию, по почте пришло письмо, вот оно. Ксерокопия для вас, возьмите. Французским не владеете?
     –Английский.

     –Ну, не важно. «Найдите в России в городе *** могилу человека, недавно умершего при загадочных обстоятельствах и сделайте доброе дело – поставьте безымянное надгробие». Вот. Родные были против, но я почему-то решилась на доброе дело, хотя мне оно грозило обернуться злом. Кое-какие соображения у меня появились, но лучше вам задавать вопросы, вы человек опытный.

     –Благодарю вас. Первое… но извините ради Бога! ваш муж не мог… как-то скрыться?
     –Исключено. И слышать не желаю.

     –А не было у него брата?
     –Ага. Вот оно. Я и сама подумала. Дело в том, что мы… дети почти… по некоторым причинам мы вынуждены были сбежать из дома. Мои родичи ни капли не огорчились, а о его семье я почти ничего не знала и совершенно не интересовалась. По-моему, родного брата у Франсуа не было. А может был. Кто-то наверняка знает больше, чем мы, можно через Интерпол провести поиски в Эльзасе, мы оттуда родом.
     Офицер только рукой махнул.

     –Вот все. И у вас, и у меня не прибавилось ясности, зато прибавилось вопросов.
     –Что ж, напишу докладную, дело закроют. Хоть и за это спасибо.

     –Могу я выполнить волю… того, кто написал письмо?
     –Безусловно. Я лично позабочусь, чтоб не было волокиты и лишних поборов.

     –И еще… нельзя мне забрать ноты?
     –Это решает начальство. После докладной поговорите с ним.

     –А есть надежда на успех?
     –Есть. Только…

     Офицер соорудил таинственный и многозначительный взгляд и направил его несколько вверх, почти в потолок. Анастасия поняла и чуть улыбнулась.

     …Простая гранитная плита, другая, такая же, вкопана вертикально. На ней вырезано четыре строки:
    
По торжищам влача тяжелый крест поэта,
     У дикарей пощады не проси, –
Молчи и не зови их в скинию завета,
     И с ними жертв не приноси.

     –Чьи это стихи? – спросил офицер. – Я с ног сбился, никто понятия не имеет.
     –Якова Полонского.

     –Вы хорошо знаете русскую литературу.
     –Это моя профессия – хорошо знать русскую литературу.

     –Такое надгробие мог написать только тот, кто хорошо знает, что под ним лежит. Мне не за что зацепиться, вы умная женщина, но я не верю, что вы сказали мне все что знаете.
     Анастасия сузила глаза.

     –И какие меры вы собираетесь предпринять?

     Так как ответа не последовало, она презрительно усмехнулась и раскрыла сумочку. Зеленые: одна бумажка, вторая, третья… Офицер сдвинул брови и сделал шаг назад.

     –Вы правильно ориентируетесь в нашей действительности. Но все же – но все же. Взять с вас – навсегда потерять самоуважение. А я себя, любимого, уважаю.
     –Тогда поверьте вот во что. Есть правда, которую знает и в которую свято верует душа, но разум должен ее отрицать, иначе он впадет в безумие.

     –Это для меня слишком сложно, – смиренно отозвался офицер. – Я рассуждаю проще: есть события и деяния, которые не подлежат человеческой юрисдикции. Моей, во всяком случае.
     –Хорошо сказано. У вас есть дочь?

     –Есть. Шестнадцать лет. Три-четыре года и – повышение в чине: дедушка.
     –Моя тоже рано вылетела замуж. Вся в мать. Вот, возьмите, – Анастасия сняла с пальца перстенек.

     –О, нет.
     –Берите. Он дорог только тем, что был на руке вдовы величайшего скрипача мира.
 
     –Благодарю.