Едкий дым

Толя упорно лез вверх по склону.
Дышать и так-то было тяжело, а тут ещё и дымом откуда-то потянуло. Едким таким дымом, вонючим.

- Кто же это, интересно, костёр жжёт? - с раздражением подумал Толя: - И ведь, наверное, мусора разного туда понакидали, гады!

Из-под ноги выскользнули несколько камней и полетели вниз.

- Бум-бум… Бум-бум-бум, - гулко застучали упавшие булыжники по какой-то фанере.

- Пожар! Пожар!

- * -

Сон не хотел отступать. Обволакивал, не отпускал.
Глаза-то Толя открыл сразу, но ещё несколько мгновений никак не мог вернуться в реальность. Картинка «загружалась» по частям, фрагментами:

- Вот спящая жена. Из-под одеяла виднеются только нос и один закрытый глаз. Её детская привычка накрываться с головой одно время раздражала Толю, но за год супружеской жизни он уже успел привыкнуть. Да и холодно этой зимой в одиннадцатиметровой комнате на девятом этаже семейной общаги, холодно.

- Вот фанерный посылочный ящик со стеклянной стенкой. В нём живёт хомяк Тимка, привезённый два дня назад женой из питерского зоомагазина. Обычно Тимка по ночам всё время скребётся и что-то грызёт, но сейчас почему-то ведёт себя подозрительно тихо.

- Вот входная филёнчатая дверь. Два слоя картона на раме из деревянных брусков. Видимость одна. Ширма.

И из-под этой двери в комнату медленно и лениво вползают язычки дыма.
Едкого, вонючего дыма.

- * -

Всё встало на свои места. Загрузилось.
Тщательно контролируя себя, Толя легонько потряс жену через одеяло за плечо и негромко спокойно сказал:

- Таня, а, Тань! Давай, просыпайся, – и, подождав пока жена откроет видимый Толе глаз, добавил: - Там что-то горит в коридоре, понюхай – дым.

Остальное Толя договаривал уже в процессе надевания первых попавшихся под руку джинсов и рубашки:

- Тань, ты одевайся и собери самое главное. Сначала – документы. Деньги ещё, но они все в кошельке. Не забудь. А я выйду, посмотрю…

Жена уже сидела на кровати и моргала сонными глазами, когда Толя открыл дверь и шагнул в плотную зеленоватую мглу.

- * -

Дышать в коридоре было нечем. Точнее – тем, что там было, невозможно было дышать.
Жутко воняло горелым пластиком, дым разъедал глаза и застревал в горле, не позволяя вдохнуть полной грудью.
Толя вспомнил совет из какой-то газетной статьи, что при пожаре надо дышать через мокрую тряпку, но было уже поздно. Никакой тряпки поблизости не наблюдалось, да и найти водопроводный кран тоже было бы непростой задачей.
Лампы дневного света в коридоре явно горели, но понять это можно было лишь по чуть более светлому оттенку дымной пелены вверху под потолком.
И в этой пелене рывками двигались какие-то мутные тени.

Удивляясь хрипу и сипу своего голоса, Толя спросил пространство:

- Эу! Где горит?

И пространство ответило таким же глухим басом:

- Вроде на кухне. Мусоропровод.

«Тогда это - ерунда», - подумал Толя: - «Потушим».

Оказалось, что тушить уже начали. Кто-то надел на сосок водопроводного крана резиновый шланг от стиральной машины и вода с гудением лилась в открытую дверцу мусоропроводной шахты.
Делать на кухне Толе было уже нечего, и он повернул назад.

- * -

В комнате было холодно. Рядом с открытым в ночную темноту окошком стояла Таня в зимнем пальто с меховым воротником и переминалась с одной посиневшей ноги на другую.
Подмышкой у жены была зажата её любимая сумочка, а правую руку Таня держала за окном, на морозе.

- Ничего страшного, - ответил Толя на немой вопрос жены: - Дыму много, но уже ничего не горит. Проветрится.

И спросил сам:

- А что ты там держишь-то? Холодно ведь, замёрзнешь…

Таня протянула в его сторону окоченевшую руку. В кулачке надёжно, но бережно был зажат хомяк Тимка:

- У него же лёгкие маленькие… Я боялась – задохнётся.

- * -

До начала нового рабочего дня оставалось три часа.
Толя и Таня спали под одеялом и двумя пальто, крепко прижавшись друг к другу.
Окно было открыто.

Хомячок Тимка сидел в своём ящике, зарывшись в опилки и поблескивая выпуклыми чёрными глазками.
Ему не было холодно. И уже не было страшно.

- * -

А по коридору ползали и летали, свиваясь в клубки и спирали, последние полупрозрачные серо-зелёные змеи.
Они бросались на тоненькие картонные перегородки, ударялись о стены и потолок и, подхваченные сквозняком, вываливались наружу через раскрытую балконную дверь.

Морозный январский ветер рвал на части их ядовитые тела и растворял в своей прозрачности.

Без остатка. Навсегда.

***
12.09.2008г. СБ