Глава 9. Нюрка не хочет играть роль, а Шурка...

         - Мы, думаю, пройдемся пешком. А вот молодому человеку необходимо  помочь вернуться на площадь трех вокзалов. 
          Куролесов скорчил недовольную гримасу: 
          - Пусть идет с нами. В его возвращении  нет никакой  необходимости.               
          Шурка  сжал кулаки, но Дедушка твердо  сказал: 
          - Я обещал молодому человеку, что он вернется.
          - Тем же путем вернуться нельзя. Возвращай его  по-другому, если можешь, - огрызнулся Куролесов.
          Дедушка не на шутку рассердился. Стариковские руки мелко задрожали.
         - Извините нам эту маленькую семейную сцену, Шура. Мы сейчас все уладим.
          С этими словами Дедушка схватил под руку своего  недоброго внучка, отвел в сторону и принялся с ним   беседовать. Они говорили негромко, но в ночной тишине Шурка   мог слышать каждое сказанное ими слово.
          - И тебе не стыдно, Глеб Борисович, так разговаривать  со своим Дедом?
          - Все друг другу обещают, а выполнять их обещания  всегда приходится мне, - раздраженно ответил Куролесов на  упрек.
          - Молодой человек, насколько мне известно, неоднократно  выручал тебя, - строго, как закапризничавшему ребенку,  напомнил ему Дедушка.            
          - Лучше бы молодой человек не совал свой нос в чужие  дела и не шпионил за мной.
          - Фу, Глеб, ты же прекрасно знаешь, что им движет   юношеская любознательность!
          - Ну, отправлю, отправлю этого рыцаря к его даме,    которую спасать, кстати, нет ни какой необходимости.
          - Ты, действительно в этом убежден?
          - Она же умеет летать, - пожал плечами Куролесов и    закурил.
          - Боже мой! Глеб,  сколько же ты еще не постиг, -   засмеялся Дедушка, - Волшебник, ты наш бородатый. Но, не будем терять времени. Идем.
             Он позвал Шурку, и все вместе они подошли к дверям метро. Они, естественно, были заперты. Остановившись перед ними, Куролесов,  не оборачиваясь, протянул Шурке руку ладонью вверх и  требовательно сказал:
          - Ключ.
          Шурка достал из кармана золотой ключик, и Куролесов отпер им двери метро. Они зашли в пустой  слабо освещенный вестибюль станции  «Белые  ворота». Возле кассы  Куролесов отпер еще одну дверь.   За ней оказалась металлическая лестница, ведущая куда-то   вниз.
          - Пойдешь прямо по коридору. Придерживайся правой  стены.
          Шурка стал спускаться. Внизу была кромешная тьма.
          - Нет, - остановил его Дедушка, - так отпускать  тебя нельзя.
          Он достал из кармана белый шерстяной клубок. Привязал конец нитки к перилам лестницы, а клубок дал Шурке в руки.
          - В твоем пистолете фонарик, - бросил Куролесов.
          Шурка вынул из-за пояса пистолет и нажал на курок. Слабый лучик света осветил подземный коридор.
          - Спасибо, - сказал он, - я пошел.
          Дверь позади него закрылась. Стало совсем темно. Шурка на всякий случай решил экономить батарейку и пустился в путь в темноте. Через   некоторое время он уперся в стену. Посветил фонариком и    увидел, что коридор  делает поворот налево и   одновременно спускается ступеньками вниз. Где-то, совсем рядом, послышался шум поезда. Потом опять стало тихо. Вдруг он услышал, что навстречу ему кто-то идет. Он выключил   фонарик и прижался к стене. В полной темноте этот кто-то   прошел мимо него, тяжело дыша и шаркая ногами, споткнулся о лестницу, выругался, с шумом высморкался, и, сопя, поднялся по ступенькам.
          Когда звуки его движения стихли за поворотом, Шурка   отправился дальше. Он несколько раз поворачивал то налево, то направо, спускался и поднимался по железным лесенкам, еще    раз кто-то прошел мимо него в темноте. Только на этот раз  кто-то был гораздо более легкий и ловкий, и шел он очень  быстро и уверенно, как будто или видел в темноте, или хорошо  знал дорогу. Шурка замер на месте и затаил дыхание, и  слышал даже шорох одежды кого-то прошедшего в каком-нибудь сантиметре от него.
          Поднявшись по очередной металлической лестнице, он обнаружил, что дальше идти не куда. Он посветил фонариком и увидел, что стоит перед дверью. Дверь была не заперта и легко открылась.  Он выглянул наружу и понял,  что пришел. Привязав конец нитки совсем размотавшегося по  дороге клубка к металлическим перилам, он вышел на улицу.
          Прямо перед ним были несколько серебристых   фургонов с большими буквами "КИНО".  Он отправился бродить между ними, заглядывая во все подряд, в надежде, что в каком-нибудь из них может найтись  Нюрка. Внутри фургоны были   набиты всякой всячиной. В одном, как в магазине, было  развешано на плечиках множество платьев. В другом была  устроена парикмахерская. Третий был до отказа набит аппаратурой. Между фургончиками стояло множество    осветительных приборов, тянулись провода, а еще было наставлено много легких столов и стульев, как  в летних кафе.   
          Между всех этих вещей бегали, стояли, сидели, разговаривали, жевали, люди. Причем делали они все это  преувеличенно быстро и весело как на сцене. А впрочем, они, в самом деле, были на сцене. Плотная толпа коротавших ночь на трех  вокзалах  людей  кольцом окружала их, радуясь неожиданному развлечению.   
           Наконец Шурка увидел Нюрку. Она все еще  стояла и читала что-то в растрепанных листках, близко   поднося их к глазам. Большая женщина в белом халате  заплетала ей косичку.               
          Он встал в тени одного фургона стал смотреть на Нюрку, выжидая удобный момент, чтобы вытащить ее отсюда. Вокруг нее суетилась Маленькая юркая женщина, и  что-то ей все говорила и говорила, тыча пальцем в листки.
           Вид у Нюрки был здорово обалдевший.  Она, то пыталась оглянуться по сторонам и тогда, державшая ее волосы женщина делала ей больно, то начинала старательно читать, и тогда юркая женщина сбивала ее своими объяснениями. Кроме того, сосредоточиться ей очень мешало беспокойство о том, Шурка  вернувшись за ней, и будет ее искать. Но и на этом ей  тоже никак не удавалось сосредоточиться, ведь не каждый же день приходится сниматься в кино!
           Вверху первого листка из тех, что сунули ей в руки, она прочитала большими буквами "ХОРОШАЯ ДЕВОЧКА", внизу   мелкими буквами были напечатаны ее имя и фамилия.    
           Еще ниже от руки зеленым фломастером было написано «сцена пятая», а еще ниже была напечатана совершенно непонятная ерунда: 
           Х.Д. Добрый день. 
           З.М. Дрень, дрень. 
           Х.Д. Извините, я не поняла, что вы сказали? 
           З.М. Звали, звали. 
           Х.Д. Почему Вы бегаете вокруг и смеетесь? 
           З.М. С тетей, с тетей. 
           Дальше шло все в том же духе. 
           - Что это? - спросила Нюрка у притащившей ее сюда юркой женщины.
           - Манеры как у кинозвезды! - воздела та руки к небу, -  опаздывает, изволит не знать роль за пять минут до начала! И  это в таком возрасте. Что дальше-то с тобой будет?!         
           - Сапфира Митрофановна! - закричали сбоку.
          Она завертела  головой:
          - А? Кто меня? Иду, иду, - и умчалась.       
           «Надо же, - удивилась Нюрка, - а я-то думала,  что у нашей Сапфиры редкое имечко.      
           - Меня, наверное, перепутали, - попробовала она объясниться с Большой  женщиной возившейся с ее волосами.
           - Это тебе не роддом, - добродушно отвечала та, - в кино, небось, не перепутают. Ну-ка, повернись, так,  отличненько,  беги. скажи девочкам, чтобы тебя намазали, - и показала, где гримерный фургон.   
           Гримерка была внутри ярко освещена и наполнена многими молоденькими   красивыми девушками в белых халатиках, то и дело громко и дружно  хохотавшими. Смешил их стильно одетый  парень, прислонившийся   у дверей и жевавший огромный гамбургер.
           Нюрка направилась туда, но по пути налетела на один из  столиков. За ним сидел мрачный человек. Волосы его были  черны и всклокочены, лицо желто, а большой орлиный нос сморщен так, как будто он хочет чихнуть, но ему это никак не удается.  Человек был замотан в невероятный длины черный шарф, а глаза его были полузакрыты.               
            Налетев на  столик, Нюрка очень удачно сбросила   ему на колени пластмассовый стаканчик с горячим кофе, а  заодно смахнула на землю все разложенные на столе бумаги, которых  там лежало немало. Шурка, издали наблюдавший за ней, не  мог удержаться от смеха.
            Нюрка забормотала извинения и стала собирать  разлетевшиеся листки.
            - Новенькая? - уныло осведомился  человек, когда Нюрка протянула ему перепачканные и   слегка политые кофе бумаги.
            - Видите ли, я здесь случайно, - пожала Нюрка  плечами.
            - Твоя роль "хорошая девочка", - непонятно спросил  или констатировал ее собеседник.   
            - Да, понимаете, это просто какая-то ерунда, потому что я вовсе не собираюсь быть "хорошей девочкой"...
            - А кем же ты собираешься быть? - спросил человек, и  в глазах его отразилась  вселенская тоска.
            - Да ни кем...
            - Почему-то, - перебил ее собеседник, - все новенькие  хотят играть одну и ту же роль, а ведь она отнюдь не главная  и далеко не выигрышная. Кроме того, ты ее все равно не  потянешь, - и слегка оживился, увидев, что ему несут сухие  брюки.
            - Что, простите? - ничего не поняла Нюрка из его  объяснений.
            Мрачный человек скрылся за принесенной ширмой, а  потом, высунув из-за нее голову, изрек:
            - Когда будешь режиссером, тогда и будешь выбирать какую роль тебе играть, если и тогда еще не отпадет на это  охота.
            Тут он вышел из-за ширмы не только в сухих брюках, но и с мегафоном в руках. В глазах его светилась мрачная  решимость, и с неожиданной мощью он рявкнул в микрофон:
            -  Базар закончили! Начинаем работать. Иванов,  Петров, Сидоров ко мне. Сапфира Митрофановна, черт вас дери!   Почему людей нет на месте?!
            Нюрка увидела, что все вокруг вдруг разом перестали бегать, жевать, смеяться и говорить, замерли на секунду, а потом начали двигаться в ином, едином и четком ритме. И она сама, невольно подчинившись этому ритму, ни на кого больше не налетая, и,  ни обо что не спотыкаясь, как миленькая отправилась в   гримерную. Там уже никто не смеялся, а все сосредоточенно работали, раскрашивая лица, причесывая личные волосы артистов и их парики.
            Нюрка уселась на свободный вертящийся стул перед зеркалом, и к ней тут же подскочила блондинка с  нежно-розовыми щеками и губам,  похожая на ее   любимую куклу Катю .
           - Так, - по-деловому сказала Катя, разворачивая    стул с девочкой, - "Хорошая девочка"? Поехали, - и она   начала стремительно наносить на Анютино лицо грим. 
           Пока она трудилась, Нюрка все смотрела на ее крохотные босоножки, золотые и на во-о-от такой тонюсенькой   шпильке. Мечта, а не босоножки!               
           - "Хорошая девочка" приготовиться! – раздался снаружи мегафонный голос.               
           "Катя" мазнула Анюте кисточкой губы, отпрыгнула, посмотрела, склонив голову на бок и прищурив один глаз, что получилось, и крикнула задорно:
           - Готово!
           Нюрка встала и, даже не взглянув на себя в зеркало, пошла из фургона. Тут "Катя" накинула ей на плечи большой  павлово-посадский платок.
           - Зачем? - удивилась Нюрка.
           - А я-то почем знаю? - удивилась "Катя".
           - Катюша, - взмолился красивый актер, наряженный в   чистенькие лохмотья, - борода отклеивается! Сделай что-нибудь, ради бога! 
           - ОК, Олег Николаевич, - моментально переключилась  девушка в новую работу, и захлопотала вокруг него.
          Нюрка взглянула теперь в зеркало. Белое (где веснушки, где загар?), лицо. Постные нарисованные бровки. Разделенные идиотским, ровным как ниточка пробором и стянутые назад в тугую косичку волосы, и еще это цветастый  платок! "Значит, "хорошая девочка", по их мнению, так  выглядит", - решила она и вышла из фургончика. Здесь она остановилась в нерешительности, не зная, куда же ей теперь.
         Подумав секунду другую, он отправилась в сторону облитого ею кофе человека, но внезапно кто-то сзади взял ее за  плечи.
          - Ай! – вскрикнула,  перепугавшись, и обернулась.
          Перед ней стоял улыбающийся Шурка.
          - Ну и чучело! - присвистнул он, увидев ее грим.
           Потом, молча, взял ее за руку и потащил за собой.  Возле двери под железнодорожным мостом, из которой он вышел несколько минут назад на ободранном стуле восседал   вахтер. Шурка мог биться об заклад, что когда он выходил,  его там не было! А теперь он не только сидел здесь, а еще  и спал, вытянув ноги до самой двери и громко всхрапывая.
           И, само собой разумеется, это был Дядя Миша. Он спал, а шнурки его ботинок развязались, выползли из дырочек и, приняв боевые позы, угрожающе зашипели на ребят. Нюрка  замерла на месте, боясь пошелохнуться.
         Шурка ободряюще сжал ее пальцы и полез в карман  за спасительным  ключиком, но его там не было, он остался у Куролесова. Тут Шурка вспомнил, что Нюрка ведь тоже  получила от Куролесова ириску! 
         - Ключик дай, - не отрывая глаз от двух шнурков, попросил он ее.   
         - Ка-ка-кой клю-лю-лю-чик? - заикаясь от страха,  прошептала Нюрка.               
         - Золотой ключик, тот, что Куролесов подарил.         
         - Ты ду-ду-ду-маешь они ириски есть будут?             
         - Где он у тебя?!               
         - В ка-ка-рмане, только у меня руки не шевелятся, ты  са-сам достань.
         Шурка сунул руку в кармашек ее сарафана и  ощутил в пальцах спасительный холодок ключа. Он молниеносно  поднес его к губам и дунул, но каким-то мгновением раньше   левый шнурок бросился на Нюрку.
         Раздавшийся тонкий свист перерезал ему  путь, и он, шлепнувшись на асфальт,  остался безжизненно там валяться. Неподалеку от него  сраженный волшебным свистом как мокрая веревка лежал правый шнурок.
          А Дядя Миша продолжал храпеть. Шурка вернул ключик Нюрке. Небрежно как Чак Норрис, победивший очередную сотню киноврагов, перешагул сначала через  безжизненные шнурки, потом через  Дяди Мишины ноги и широко распахнул перед восхищенной подругой дверь в подземелье.  Она осторожно прошла следом, старательно подбирая концы платка, высоко поднимая ноги, и все еще замирая от  страха.
          Они закрыли за собой дверь и вдруг разом рассмеялись. Их  смех разнесся далеко по подземному коридору, который был  теперь освещен тусклым светом лампочек, закрытых матовыми  плафонами, и сверху еще металлическими сетками.   
          Опомнившись, Шурка приложил палец к губам и жестом  показал «Молчи».  Пожав плечами, Нюрка замолчала. Здесь за   дверью она чувствовала себя в полной безопасности, и ей хотелось столько всего рассказать.
          Но Шурка озабоченно осматривал коридор и пытался сообразить, хорошо это или  плохо, что в коридоре теперь горит свет, и кто его включил и зачем. Наконец, он отвязал от перил конец нити, мотнул  головой и сделал девочке страшные глаза, что должно было без  сомнения означать «Иди за мной, только, смотри, тихо!»
         Они пошли по коридору, и Шурке казалось, что теперь, при свете, их шаги гораздо слышнее, чем раньше в темноте. Впрочем, возможно, дело было в том, что  их стало двое, и шумели  они от того  в два раза сильнее. И так он шел впереди,  сматывал нитку обратно в клубок и напряженно  прислушивался, не идет ли кто им навстречу и не догоняет ли сзади, одновременно примечая, где можно спрятаться, чтобы   уклониться от ненужных встреч.
         Судя по размерам клубка, быстро росшего у него в руках,  они прошли уже половину пути, когда он ясно услышал, что  кто-то, пока скрытый поворотом быстро движется им на    встречу, часто и звонко стуча ногами в бетонный пол.
         Шурка сунул клубок за одну из труб, во множестве тянущихся вдоль стен и потащил Нюрку за собой в ближайшее    ответвление коридора. Оно, как и многие из встретившихся им раньше, всего через несколько шагов заканчивалось тупиком. Однако если в тех других можно было видеть совсем неинтересные вещи: метлы, швабры, пустые ведра, моечные машины, железные турникеты, то в этом стоял автомат допотопный автомат с газированной водой. Такие, он смутно помнил, были в его  очень раннем детстве на улицах.
         Шурка заглянул за него. Места там было достаточно,   чтобы спрятаться вдвоем, что они и сделали. За автоматом, правда, оказалось ужасно много пыли и им пришлось ожесточенно тереть   переносицы, чтобы не чихнуть.
         - Зачем мы спрятались? Это же гном  - прошептала Нюрка.
         Шурка молча показал ей кулак, чтобы она молчала, и она  замолчала. Они услышали звонкие шажки совсем близко.  Потом, что-то тяжелое бухнули на пол возле автомата. Потом стало слышно, как нажимают кнопки на автомате, потом   скрипучий голосок громко возмутился: 
          - Опять сломали, бездельники!
          Послышалась возня, и  автомат заработал.  Аппетитно  забулькала наливаемая в стакан вода. Потом кто-то долго пил   со сладким причмокиванием, потом долго мыл стакан. Наконец,  послышались удаляющиеся шаги.   Шурка высунулся из-за автомата, уж очень хотелось   посмотреть, кто же это был. А был это на самом деле гном,  в полосатом колпачке с кисточкой. На спине гном тащил большой мешок. И как раз в тот миг, когда Шурка выглянул из своего убежища, он проворно обернулся и встретился с ним  взглядом. Шурка от неожиданности рот открыл, а гном довольно захихикал, погрозил ему пальцем, и пошел себе дальше.          
           Шурка вылез из-за автомата и смущенно признался:
           - Он меня видел.          
           - Кто, гном?
           - Откуда ты знаешь, что это был гном? 
           - Я же тебе сразу сказала. 
           - А сразу ты откуда знала? 
           Этот вопрос заставил Нюрку задуматься: 
           - Я не знаю, откуда я это знала, но какая разница? Ему все равно нет до нас никакого дела. 
          - На Кабука он похож, только что с бородой. 
          - А кто это?   
          Шурка махнул рукой и ничего не ответил. Он досадовал  на себя и отчего-то злился на Нюрку. Он молча нажал кнопку на автомате, которая была расположено очень низко, а не так  обычно, и в стакан полилась золотистая шипучая жидкость. Шурка взял полный стакан и понюхал. Пахло изумительно.
          - Хочешь? - протянул он стакан девочке.
          - Нет, и ты не пей, - неодобрительно покачала она  головой.
          - А что? Козленочком стану?
          - Крокодильчиком.
          Шурка фыркнул и залпом осушил стакан. Едва он успел поставить стакан на место, как превратился в средних размеров ярко-зеленого крокодила. Крокодил разинул пасть и издал какой-то громкий и ужасно крокодилий звук.
          Нюрка завизжала, причем именно с такой силой, с какой  обычно визжат девчонки, когда внезапно увидят в метре от  себя зубастую крокодилью пасть или мышь, и бросилась бежать.
          - Стой, куда же ты? - догнал ее Шуркин голос.
           Нюрка оглянулась, увидела, что крокодил за ней не гонится, а стоит на месте, и тоже остановилась, но   только потому, что она была уж очень смелая девочка.
          А поскольку она была еще и очень догадливая девочка, то  крикнула издали:
          - Шурка! Это ты крокодил?!
          - Да я, конечно, - ответил крокодил и при этом снова   широко разинул пасть и издал этот ужасный крокодилий звук.
          Нюрка, чтобы случайно не убежать, схватилась обеими  руками за ближайшую трубу. Труба оказалась теплой. Это  существенно подбодрило ее, и она сказала:
          - Ты все же не подходи пока ко мне слишком близко. 
          - Что же теперь делать, может быть, знаешь, если уж  знала, что со мной это случится? - крикнул крокодил, и   в голосе его прозвучали нотки горькой иронии.
          - Ты постой там, я тебе сейчас скажу, - морща   раздумьями лоб, пообещала Нюрка.
          - А, вот! Поняла. Я это тогда потому сказала, что сейчас это уже произошло, а не потому, что еще тогда знала.
          - Понятненько, - безнадежно вздохнул крокодил, и Нюрке стало его очень жалко.
          - Я думаю, - попыталась она его утешить, что гном не от нас газировку заколдовал, а от тех, кто автомат сломал.
          У Шурки при превращении в крокодила очень испортился характер, поэтому он сварливо сказал:
          - Думала ты, как же. Если бы ты думала, то   не говорила бы про "крокодильчика", и ничего бы со мной не случилось.
          Нюрка не на шутку обиделась от таких несправедливых   слов, но взяла себя в руки и твердо сказала:
          - Нет. Ссориться не будем. Надо выбираться отсюда, пока еще что-нибудь не случилось. А потом нам может быть повезет, и мы еще раз встретим Куролесова. Он тебя    обязательно расколдует.
          Тут Крокодил опять широко разинул зубастую пасть, и Нюрка сердито закричала:
          - Зачем ты пасть все время разеваешь?! Страшно, ведь!
          - Да не знаю зачем, она сама разевается, наверное. Крокодилы всегда так делают.
          - Ну, хорошо, тогда иди впереди меня.
          И так они двинулись дальше, Нюрка и Крокодил, который  еще совсем недавно был совсем не плохим мальчишкой. Нюрка  вытащила из-за трубы клубок и стала сматывать его, шагая позади зеленой рептилии. Весь оставшийся путь она  внимательно смотрела под ноги, стараясь не наступить случайно крокодилу на хвост. Скоро, никого больше не встретив,  они   благополучно добрались до двери, возле которой к перилам металлической лесенки был привязан конец нити  клубка.
      Как только Нюрка  ее отвязала, клубок исчез из ее рук.
          - Это мне Дедушка Куролесова давал, - прокомментировал  событие крокодил. 
          - Вот не думала, что у Куролесова есть Дедушка - засмеялась Нюрка.
          Она открыла дверь и, пропустив вперед крокодила, вышла за ним.