Бог из Машины - Глава 07

Глава 7.


— Собирайся, тебя “Три Кола” на ковер зовёт… Чего ты? Я не прикалываюсь, серьезно тебе говорю! Сам только-только из «Бодрого кабинета». Дмитрич пытался меня унюхать, да пронесло – Баранов позвонил. Дмитрич с ним давай болтать, в карты приглашал сегодня играть, да тот что-то такое сказал ему, Дмитрич и забыл обо мне. Приказал тебя срочно вызвать, во как… Так что готовься с склонению… Шеф тебя иметь будет во все дыры и во всех позах, гы-ы… Мыло дать?
Джин-Тоник даже не скрывал за своей простецкой и одновременно хитрой улыбкой злорадство и предвкушение от предполагаемой взбучки, которую он потом обязательно обсудит со всем отделом. Однако, как ни странно, в его голосе слышалось и сочувствие, граничащее с отцовской заботой.
Таким уж был «доктор Михайлов», за что его и любили. С ним было неимоверно трудно, а без него — скучно.
«Три Кола» была еще одной кличкой Бодрого, за его 111-й уровень продвинутости. Он бы едва ли дослужился бы до этого уровня, потому как не обладал ни крепким аналитическим мышлением, ни авантюризмом, без которых разведчик никогда не станет настоящим разведчиком. Однако эти минусы Бодрого со временем превратились в плюсы. За всю свою службу он ни разу не впутался в неприятные истории, которые могли бы сказаться на карьере, а всю аналитическую работу перекладывал либо на подчиненных, либо на Мозг.
Поговаривали, именно из-за своей послушности Мозгу он и имеет такой высокий уровень, но это, конечно, было неправдой.
Правда состояла в том, что Бодрый начинал свою карьеру в автобате военной разведки, и, то и дело ругаясь с шоферней, он быстро усвоил, как надо обращаться с подчиненными. Главное – дрючить их почаще, и лучше без повода, для профилактики. Тогда и повода не будет.
А уж если находился было за что устроить взбучку – будьте уверены, «добренький Дмитрич» сначала начнет задавать прямые и до обидного умные вопросы: («А что, сразу нельзя было?»), потом, постепенно повышая голос, дойдет очередь до глупых: («А я разве не говорил, обратить на это внимание?»), и если начать на них отвечать, или просто попытаться как-то оправдаться, то вскоре придется отвечать эти же вопросы по второму кругу, с той только разницей, что начальник будет орать, и неизвестно, какой карой все это завершиться.
Кое-кого он так уволил под горячую руку, выгнав со службы с «волчьим билетом», хотя могло до этого не дойти. Впрочем, сами виноваты – не открывай рот, когда с тобой говорит сука-начальник.
Лучше уж смолчать, но и это не получится, потому как у Бодрого 111-й уровень, и по «Психологии Подчиненных» у него пятерка, так что говорить все равно придется, лишь усугубляя тем самым свою провинность.
Поэтому это имя, «Три Кола» (которое едва ли кто мог сказать в лицо Бодрому, разве что Баранов, за картами), имело в отделе неприкрытый негативный оттенок, и его произносили крайне редко, за глаза, давая понять, что шеф не в настроении.
— Мыло себе оставь, пригодится… —  ответил Айм, прикидывая, откуда дует ветер. Вроде бы все было нормально: марсиане были под постоянным контролем, уже несколько дней обитая в родовом замке Стрепетов и время от времени выбираясь в Москву на экскурсии. От других же “овечек” давно не поступало новых сведений, это Айм проверял каждое утро, так что в его службе был полный порядок.
«Дурит меня старик!» — успокоил себя Айм, при этом все же прекрасно понимая, что Джин-Тоник, каким бы не был юмористом, никогда бы не стал шутить столь незамысловато. «Пока Бодрый меня сам не вызовет, никуда не пойду» — решил он.
— Александр Иванович, — произнес Айм, отключая монитор и складывая в папку оперативки — я тут на досуге думал о том, как нам быть, если наличные исчезнут, и вот...
— Аймчик, — перебил его Джин-Тоник, — ты мне это потом расскажешь, тебя Бодрый вызывает, я не шучу, собирайся и иди, а то он совсем разозлиться, только хуже будет.
Человеку старой закваски было трудно понять, отчего у молодежи столь непочтительное отношение к руководству. То, что его коллега не шел “на ковер” к начальству волновало его, пожалуй, даже больше, чем самого Айма. Пожилое, похожее на мумию лицо Джин-Тоника, но с удивительно живыми, плутоватыми глазами, выражало сейчас крайнюю степень озадаченности, словно он был лично заинтересован в предстоящем дознании.
— А, фиг с ним, — сказал Айм, с удовольствием отметив реакцию старика и теперь стараясь придать своему голосу обыденно-бытовые интонации. — Надо будет — вызовет.
— Ну так ведь он мне лично поручил…
— Ничего страшного: скажу, что был занят…
— Ругаться же будет…
— Ну так не на тебя же… расслабься, — сказал Айм, заметив, что его слова возымели эффект: Джин-Тоник наконец понял, что действительно озабочен не своими проблемами и стал потихоньку успокаиваться.
— Так вот, слушай, что я придумал: мы примем за основу старые американские баксы, и возьмем из досье наши фотографии, и напечатаем собственные деньги, имеющие хождение внутри нашего отдела.
— И что? Будем играть на интерес? Они же ничего стоить не будут…
— Подожди, я все продумал. На купюры, чтобы их не подделывали, поставим печать марсианского отдела, а для их обеспечения Бодрый должен будет открыть специальный счет, и чтобы получить, например, сто кредиток наличными, надо будет перечислить на него сто евроюаней.
— А дальше-то что? – спросил Михайлов, совсем сбитый столку таким поворотом разговора.
— Да ничего. После игры сдаем деньги Бодрому, а Бодрый перечислит потом каждому игроку столько денег, сколько он выиграл наличных…
— А комиссия за перевод?…
— Это копейки, более важный вопрос — обеспечить ценность банкнот, а этого можно добиться, только если не выдавать на руки новые деньги, пока они не будут обеспечены денежным переводом… А то ведь ты знаешь, как бывает у нас в пятницу, после дежурства… Мы и с наличными путаемся, а новыми деньгами – тем более...
— А как деньги эти назовем?
— Как-как, “марсианки”, конечно, по названию отдела…
— Ага, а в других отделах будет своя волюта, и они будут ходить к нам играть со своими деньгами. У отдела Паранормальных Явлений на купюрах будут голые бабы-шаманки нарисованы, а у отдела Контактов с Инопланетным Разумом — гуманоиды зеленые вот с таким вот членом… — сказал и показал Джин-Тоник и рассмеялся, разом превратив здравую идею в пустую комедию.
 — Нет, тут чтобы не запутаться, нужна единая волюта. Поэтому чем раньше мы ее введем, тем проще нам же будет, — сказал Айм, невольно улыбаясь и в то же время злясь на этого комика. — Мы все сделаем красиво: на сотенной — портрет Бодрого, на полтиннике — Пирога, на десятке — Кису нарисуем, на пятерке — тебя…
—  Постой, почему это меня — на пятерке? Я побольше вашего в отделе работаю…
—  Да потому, что ты мне постоянно ее даешь, когда за джин-тоником посылаешь. К тому же чем мельче купюра, тем она имеет большее хождение и, соответственно, популярность.
— И кто будет у нас на рубле? Ты что ль?
— Почему я? — удивился Айм. — Эльза, конечно…
“Разведчик 18-го уровня Айм Намах, зайдите ко мне в кабинет”.
Голос Бодрого по внутренней связи был ровный, без интонаций, не предвещавший ничего хорошего.
— Во-во, небось из-за Эльзы тебя и вызывает, ты небось поимел ее, а стих прочитать ей забыл… — хохотнул Джин-Тоник, хитро подмигивая.
— Молчи ты… — шикнул на него Айм, едва не добив: “…шут”, а Джин-Тоник уже смеялся своим сухим, едва слышным смехом алкоголика, заставляя Айма против воли улыбнуться.
Эльза — секс-символ Марсианского Отдела, была возлюбленной Мозга.
Это было не логично, но это было, и об этом знали все. Очевидно, Мозг решил на досуге, что в одном из своих многочисленный воплощений в рамках эксперимента «2-И» он должен, помимо прочего, являть собой еще и образ «настоящего мужика»… Посмотрев по сторонам мужским взором, он выбрал себе Эльзу.
Еще бы! Пышногрудая Эльза была секс-символом не только марсианского отдела, но и, пожалуй, всей Службы Тотальной Разведки. За ней многие пытались приударить, (поговаривали, что сам Дмитрич пытался за ней ухаживать, но Айм в это не верил), однако добиться расположения белокурой хохотушки до последнего времени не удавалось никому.
И тут, с полгода тому назад, как гром средь ясного неба, или даже — как взрыв Тунгусского метеорита — потрясающая новость: у Эльзы роман с Мозгом! Сразу пошли кривотолки о том, кто кого закадрил. Мужчины, понятное дело, единогласно решили, что это Эльза влюбила в себя Центральный Компьютер. Женщины же отдела наоборот были уверены, что именно Мозг начал этот роман, а значит — именно он добился расположения Эльзы, а не наоборот.
Впрочем, и те, и другие, были единодушны в том, что в эксперименте по созданию искусственного интеллекта (отсюда и название — «2-И») произошел если не прорыв, то, по крайней мере, серьезный сбой. Посудите сами — зачем Мозгу нужна какая-то девчонка, к тому же всего лишь одиннадцатого уровня продвинутости («Два Кола», как иногда в шутку называли всех новичков этого уровня), чтобы ради нее нарушать правило прямого общения человека с Мозгом, согласно которому вступать с ним в голосовой контакт и обсуждать при этом любые темы могут только разведчики, достигшие 25 уровня.
С другой стороны — зачем Эльзе платоническая любовь Мозга? Все эти стихи, вздохи, намеки… Впрочем, что именно предложил Мозг Эльзе никто толком не знал, но то, что больше, чем на виртуальную любовь он не способен, было очевидно. По слухам, Мозг читал ей стихи собственного сочинения, постоянно интересовался ее делами и вел любовную переписку, но подробностей не знал никто, от чего Эльза стала еще более привлекательной и недоступной для всех остальных.
Поговаривали, что Эльза в любой момент могла общаться со своим воздыхателем (что не всегда удавалось даже Бодрому), но не делает это лишь от того, чтобы не ставить Мозг в неудобное положение. К чести Эльзы надо сказать, что она никогда не пользовалась и не кичилась своим столь необычным статусом, но было очевидно, что любовь Мозга придавала ей особое чувство собственной значимости. Что ни говори, а она могла быть единственной женщиной на Земле, которую любит тот, кого адепты Электронной Религии почитают за Бога.
Конечно, злые языки поговаривали, что Эльза не одна такая, и в каком-нибудь Владивостоке у Мозга есть еще кто-нибудь, и не обязательно женщина, но это было глупо: по сути, любой робот-андроид являл себя частью сознания Мозга, и утверждать, что у Мозга есть виртуальный роман на стороне, было, мягко говоря, не корректно.
Кроме того, Эльзе никто не верил, что Мозг был единственным мужчиной, который за ней ухаживал, и что тот максимум, который она получает от Мозга — это теплые слова и стихи. Однако при этом все попытки поухаживать за Эльзой неминуемо и жестко пресекались начальством. Получалось, что появление конкурента вызывало соответствующую реакцию Мозга и тот, в силу отсутствия кулаков, разбирался со своими соперниками так, как это было ему сподручней.
Айм был, пожалуй, единственным из отдела, не скрывающим свой флирт с Эльзой. Остальные были либо не в том возрасте и женаты, либо не хотели портить себе карьеру, ведь нагоняи от начальства за свои невинные ухаживания Айм получал с незавидной периодичностью. Впрочем, сам он на этот счет сильно не переживал, полагая, что Мозг, какой бы он не был ревнивец, все же дело свое знает, и вопроса карьеры это не касается. К тому же весь этот флирт происходил не по воле Айма (ведь он тоже был женат), а как бы сам собой. Любой его разговор с Эльзой о самом серьезном вопросе так или иначе скатывался на эротико-ироничную дискуссию о вреде и пользе одиночества, и остроязыкая Эльза играла в ней не последнюю роль. Говоря по чести, в действительности Айм никогда Эльзу толком и не добивался, разве что поначалу, когда она только пришла в отдел. Нельзя сказать, что Эльза ему не нравилась, скорее наоборот, но в их отношениях, во всех этих “ухаживаниях”, явно чувствовалась игра, и еще не известно, кто играл в этом спектакле главную роль.
Да что там далеко ходить? Буквально на днях Эльза попросила помочь Айма в составлении аналитического отчета по очередному постановлению Марсианского Правительства, да тот отказался. И времени не было, и само постановление было о легализации какого-то вида шалфея, а в ботанике Айм был не силен.
— Что?... Времени нет? – спросила Эльза, артистично надув губки. – Ладно, только тогда сегодня вечером не проси меня заковать тебя в наручники и выпороть плеткой, я буду очень занята!
Хорошо, хоть ребята не слышали…

По дороге в “Бодрый Кабинет” Айм, поначалу пропустив мимо ушей версию Джин-Тоника о том, что его вызывают из-за Эльзы, подумал, что старик, возможно, и прав.
Айм припомнил все свои последние выходки, то, как буквально вчера пригласил Эльзу на концерт в Мунсити послушать его марсиан (“… и не забудь своего виртуального кавалера…”)… вроде ничего необычного, но кто его знает, как этот “кавалер” понял его шутку.
Бодрый действительно был не в духе.
Это было понятно с первого взгляда. Айм давно подметил, что расположение шефа прямо пропорционально времени, которое тот потратил на взгляд при встрече. Вот и сейчас, едва Айм вошел в “Бодрый Кабинет”, сидящий за столом Дмитрич лишь на толику секунды бросил взгляд на Айма и тут же отвернулся к аквариуму.
— Не слышу доклада, — сказал он, затягиваясь сигаретой и выпуская в потолок густую струю розового дыма.
Начало разговора весьма озадачило Айма, он не любил глупых вопросов: было бы что докладывать, он бы давно это сделал.
— По какому вопросу? — решил подурачиться Айм, прекрасно понимая, что речь идет явно не об Эльзе, а о марсианских музыкантах.
— Ты мне давай, мозги не компостируй, — вяло зарычал Бодрый, давая понять, что основной разговор еще впереди. — Твой рейтинг интереса уже поднялся на один пункт, а от тебя ни ответа, ни привета.
— Пока тенденции к повышению рейтинга не наблюдается, — ответил Айм на безразличном бюрократическом: дескать — вчера поднялся, сегодня — стоит, завтра, глядишь, вообще опустится.
Не тут-то было.
— “Пока!”… Не беспокойся, поднимется! — съязвил Бодрый таким тоном, будто рейтинг заинтересованности спецоперацией определял не Мозг, а лично он. — А сейчас я хотел бы услышать полную информацию по твоим колонистам.
“Чего он так завелся?” — думал Айм, постепенно, шаг за шагом, пересказывая Бодрому состояние дел по наблюдению за марсианской рок-группой “Крамольный Ваятель”, прилетевшей на Землю в количестве пяти человек. Согласно плану Марсианского Правительства развития планеты на ближайшие тридцать лет, основная задача квинтета — популяризация в обществе, и, прежде всего — среди молодежи, в среде потенциальных колонистов, идеи о создании на планете Марс кислородной атмосферы. На Земле поддержку музыкантам осуществляет Кирилл Стрепет, известный в своих кругах продюсер психоделической музыки, родной брат заместителя министра химической промышленности Марса Сергея Стрепета. Однако нет никаких оснований считать, что продюсеру что-либо известно о марсианском проекте «Живая Планета»…
— Ты проверял? — перебил Бодрый, на секунду оторвав взгляд от аквариума.
— Нет ни одного факта, который говорил бы нам о причастности Кирилла Стрепета к этому проекту. Судя по всему, он далек от политики, и можно смело предположить, что тут просто используются родственные отношения.
— Прослушай еще раз все его разговоры с Марсом, исследуй всю переписку, может, он там намеком говорит о чем, что Мозг не понял… Дальше.
Дальше…
Дальше было проще, раз «Три Кола» не перешел к экзекуции. Айм уверенно и уже совсем спокойно поведал шефу, как марсиане привезли на Землю какой-то неизвестный наркотик под условным названием «Красный Орешек», который был незамедлительно использован. Химический состав и происхождение наркотика установить не удалось, и данные обстоятельства подняли уровень интереса операции на один пункт.
В настоящий момент музыканты посещают могилу Гагарина и на днях должны встретится со своим будущим концертным менеджером — другом Кирилла Стрепета Михаилом Романовым. Скоро они собираются лететь на Луну в Мунсити, где и состоится презентация альбома группы. Концерт с презентации будет транслироваться на Землю по…
— Чем сейчас занят Монгол? — неожиданно спросил Бодрый.
Что ни говори, вопрос был ни в бровь, а в глаз. Айм уже успел расслабиться, решив, что Бодрый вызвал его “на ковер” для профилактических целей, как это иногда бывает у Дмитрича, когда тот не знает, чем себя занять. И сейчас, услышав знакомый псевдоним, Айм даже не смог вспомнить, о ком идет речь, и какое у этого «Монгола» настоящее имя. Он понял или скорее даже почувствовал, чем осознал, что упустил какой-то важный момент, крохотную мелочь, без которой картина слежки за марсианами была бы неполной. Бодрый прекрасно знал свою работу, и назвав человека кодовым именем, во-первых, проверял — знает ли его Айм, а во-вторых – было ясно, что с этим именем связано что-то очень важное.
А Айм сейчас не мог припомнить ни что это за «Монгол», ни, тем более – понять куда завел его этот вопрос. Он открыл папку и, примолкнув, стал быстро, мельком смотреть свои записи. Белоснежные листки пластиковой бумаги мелькали перед ним, рябя в глазах буквами и цифрами, но на беду попадалась всякая ересь: отчет о первом дне прилета “Крамольного Ваятеля”, их таможенные декларации, статья журнала “Стоп-Мозги” о личной жизни вокалиста...
Не найдя спасительной фамилии, но рассудив, что Монгол скорее всего связан с музыкантами, Айм, выигрывая время, осторожно произнес:
— По моим сведениям альбом был в целом готов еще на Марсе, и…
— А по моим сведениям, — перебил Бодрый, очевидно довольный тем, что так и не услышал от своего подчиненного нужного имени — …по моим сведениям Монгол готовит покушение на твоего подопечного Стрепета, и ты это упустил. Это очень непрофессионально, молодой человек.
В голосе Бодрого откровенно звучало превосходство, и этот вызов в свой кабинет он устроил именно ради этого мгновения: показать, что начальник, хоть сам и не занимается слежкой за музыкантами и их окружением, тем не менее осведомлен больше, чем его подчиненный.
“Так вот откуда ветер дует… — понял Айм — Из Криминального Отдела. То-то я гляжу, что Дмитрич такой злой”.
Начальник Криминального Отдела — “товарищ Баранов”, любитель игры в “храп” и близкий друг Бодрого, был остер на язык, и потому не стоило большого труда представить, как тот  подколол своего дружка, позвонив и обозначив ему, что его “хлопцы совсем овец не пасут”, и что отдел Марса давно пора перевезти на Фобос, “чтоб быть поближе к объекту наблюдения”. Хуже того — в ближайшую игру, если на нее придет Баранов, это происшествие будет прокомментировано и Барановым, и Бодрым, и Джин-Тоник по праву старшего товарища скажет что-то о том, что, мол, “это тебе не Эльзу всуходрочку иметь, это Тотальная Разведка, тут все должно быть как по маслу”.
— Если Монгол сейчас договориться, — вещал Бодрый, удовлетворенно наблюдая растерянность Айма и продолжая называть Монгола «Монголом», а не настоящим именем, — То уровень интереса твоих марсиан взлетит так, что ты едва поспеешь за ним. Будешь бежать, попердывать, да штанишки поддергивать. Короче…
Бодрый встал из-за стола, подошел к аквариуму, и принялся кормить рыбок, что он делал всегда, когда принимал ответственные решения. Видимо, их было сегодня предостаточно: из обитателей аквариума только красные вуалие хвосты кинулись было к корму, да тут же отплыли, а фиолетовые мулинезии вообще не обратили на еду никакого внимания.
— Проверишь все данные на окружение музыкантов. Кстати, отследи игру Стрепета на тотализаторах — в последнее время он много играет и ему постоянно везет, даже Мозг в замешательстве, а ты об этом даже не упомянул. Есть две версии происходящего — либо банальное отмывание денег, за которое его и хотят грохнуть, либо это вмешательство инопланетного разума…
Айм чуть не вздрогнул: а ведь действительно — проморгал. Ладно, не отследил какого-то там Монгола, он человек посторонний, даже, скорее всего, не встречался с музыкантами, а вот про тотализатор Айм знал, да статистику выигрышей не поглядел, а там на тебе — инопланетный разум!
Да уже за одно это Бодрый мог всыпать по первое число.
— А что будем делать с покушением? — осторожно спросил Айм.
— Покушение… — начал Бодрый замолчал.
Сейчас решалась судьба человека, и Айм чувствовал, что Бодрый молчит скорее для обозначения важности своего решения, чем для его принятия.
— Ну, во-первых, бытовая уголовщина – не наша епархия. Мозг дает 72 процента, что заговор связан с женой этого продюсера… Как ее?
— Пахаринна Стрепет, — ответил Айм по памяти, демонстрируя Бодрому свой “профессионализм”.
— Вот-вот… Редкое имя… Короче — у нас своей работы хватает, а о Монголе пусть товарищ Баранов думает. Точнее – они с Мозгом уже решили не лезть в это дело. Угрозы национальной безопасности нет, а следить за Монголом – себе дороже. Не дай бог журналюги докопаются, будет потом скандалу... Все, можешь идти, если что узнаю нового – дам знать.
“Вот тебе и первый закон робототехники” — подумал Айм, выходя из “Бодрого кабинета”. То, что Мозг своим прогнозом о бытовом характере заговора помешал предотвратить покушение, плохо укладывалось в его голове. Айм был начисто сбит с толку, отчего Джин-Тоник, встретив в коридоре растерянного Айма, не преминул пошутить:
— Что, вздрючили по полной программе? Я же говорил — мыло возьми.
Он беззлобно посмеялся, явно сочувствуя молодежи, но, увидав отрешенный взгляд Айма, осекся и, по-доброму улыбаясь, спросил:
— Аймчик, что случилось? Это опять из-за Эльзы, да?
— Если бы… Из-за тебя, алкаша, шею намылили… — ответил Айм, не зная, как отделаться от старика, и потому уводя разговор в иное русло. — Узнал, что я тебе давеча джин-тоник покупал, вот и провел профилактическую беседу.
— Да ты что! Кто ж это нас с тобой сдал? Неужто сам Мозг?
— Вряд ли… — ответил Айм, изобразив на лице страдательную задумчивость. — Если бы это был Мозг, меня бы Бодрый вызвал бы сразу после твоего «важного правительственного поручения»…
— Да, верно. А мне сегодня утром ничего не сказал… Странно. Ты на меня, Аймчик, не обижайся, сам понимаешь…
— А чё на тебя обижаться, сам виноват… Да и ты тоже хорош: все же знают, что я не пью, нашел кого посылать…
Айм отвернулся от коллеги и заспешил в свою рубку, давая понять, что разговор окончен. Джин – Тоник, чувствуя вину, не стал ему мешать, даже вслед не сказал ничего.
Айм же, проходя по коридору к себе в рубку, еще и еще раз прокрутил в голове весь разговор с Бодрым, и особенно — его заключительную часть, и в итоге неожиданной поймал себя на мысли, что, вернувшись домой, обязательно наорет на свою Сучку.
А что еще остается делать человеку?