Глава 15. Без героя

Этот карлик наседает на меня, так что от него никуда не деться. Он практически свесил ноги у меня с ушей и барабанит своими мелкими кулаками в темечко. Как бы я ни старался идти быстрее он настигает меня, смотрит мне в переносицу и быстро-быстро шевелит губами, беззвучно, потому что с обеих сторон от станции уходят поезда. Лицо его покраснело, а мышцы на шее сильно напряжены. Человечек, который едва достаёт мне до плеча явно обращается ко мне. Отвернувшись от него, я продолжаю свой путь, которую вновь преграждает карлик. Поезда, наконец, разъезжаются в разные стороны, ветер прекращает нестись с гулом в ушах. Карлик кричит на меня, сыплет угрозами и обещает убить, если ещё раз меня увидит. У него в запасе много слов, чтобы обругать меня, так что я теряю терпение, ведь я не спал трое суток. Руки и так трясутся мелкой дрожью, а под черепом будто вакуум. Реальность происходящего уже не так неопровержима: контуры сливаются, смыслы перекрывают один другой, трудно додумывать каждую мысль до конца. Может статься, что карлика вовсе и нет, тем более что он говорит абсурдные вещи. Среди его брани я слышу о слежке, о ревности, о том, что я уже не могу ни на что претендовать. Лилипут имеет тёмное, невыразительное лицо, впрочем, красивое в утончённости черт, одет в дорогой костюмчик, в каких обычно брезгают спускаться в метро. Такой богатенький красавчик, которые всё, чем обладают до самой смерти, получили от родителей. Ни хлопот, ни забот. Мам, купи то – просит господин Н – и оно уже стоит в его огромной комнате, среди тысяч игрушек, в которые он поиграл и бросил. Ножки обуть в машинку, чтобы не мёрзли, на ручки – золотые часики, чтобы всегда помнить, что "время – деньги", под мышку портфельчик, чтобы не опаздывать на тёпленькое место, которое отвёл для маленького господин Н папочка большой господин Н, где наверняка никакая простуда не достанет. А то, что в голове сквознячок, так это не страшно – забить зелёненькой бумагой и никаких проблем. Презираю таких пустышек.
Несильно усердствуя в чётком произнесении слов, я объявляю, что совершенно не понимаю, чего от меня хотят. Он стал говорить изысканно, наверно, мне назло. Как они любят покичиться своим двуспальным образованием! Карлик представляется, называя, как ему кажется, известную фамилию «Н». Я вижу, что он презирает неравных ему по положению, что он никогда не спустился бы за мной и не стал разговаривать, не имея на это весомой причины. Настолько весомой, что она задавила его гордость. Дальше господин Н бурлит вновь про слежку. Он шёл за мной по пятам от елениного дома, и теперь стоит передо мной, чтобы высказать мне всё. Его «всё» захламляется новыми ругательствами, суть которых сводиться к угрозе смерти. От его трескотни раскалывается голова, мне не уследить за его мыслью, которая у возбуждённого коротышки и так непоследовательна. Он думает, ему всё позволено только потому, что его бумажник растягивает карман. Я знаю, у таких иногда срывает с винтов нервы, они выходят на балкон и перелезают через ограждение. Это признак вырождения касты, когда её члены убивают себя сами. И этот, видимо, решил отомстить в моём лице всем, кто не стоит грязи на его ботинках, пятнышка на его костюме. Я знаю, они ненавидят меня, так же как я их. Потому что я менее удачлив, потому что могу выживать, когда уже возможностей нет. Потому что грызу землю, чтобы не сдохнуть. Потому что каждый день спускаюсь в метро и превозмогаю давку, работаю по десять часов в сутки, стою в очередях, ем, что положат, и не могу жить по-другому. 
  Стоп. Господин Н трижды повторяет имя Елены, я напрягаю сознание, улавливая суть его слов. Он звонил ей, когда мы обедали. Он следил за мной, когда я выходил из её дома. Он видел мою фотографию, умытую слезами. Он знает кто я, и я наконец-то узнал, кто он. Тот самый последний шанс Елены перед тридцатилетием иметь здоровых, обеспеченных будущим детей с золотой ложкой во рту. Серьёзный, предприимчивый молодой человек со всеми рекомендациями и жилплощадью в сто пятнадцать квадратных метров (есть, где сделать первый шаг) предлагает руку и сердце в придачу. И даже хорошо, что ревнивый, такой не даст возможности для соблазна, запрёт на всю жизнь с вязанием и Библией. Елена только того и хочет. Она попросила подумать неделю… Сегодня пятница – как раз Судный день.
И что он сделал, чтобы получить всю её с Библией и вязанием? Он не ходил по шаткому льду через озеро, не рыскал в метро, не выпячивал мужественность, чтобы хотя бы перед собой быть сильным. Просто взял и получил. Красивым и богатым всё достаётся бесплатно. Или, по крайней мере, со скидкой.
Господин Н выговаривает меня, как мальчишку, за то, что я позарился на чужое, и произносит по слогам, что слишком много вложил, чтобы так легко всё потерять. Тем более из-за такого, как я. Я неудачник, который упустил свою возможность, будучи неготовым взять на себя ответственность. Игра закончена, второй попытки мне не видать. Никакой вечности, которую мне обещала Елена. А ведь это он подарил ей уверенность в наступлении завтра. Это он показал те высоты, до которых она никогда не добралась бы. Он, он, только он! Говорит и говорит. Говорит, чтобы я держался подальше от них. Говорит, чтобы я не лез грязными руками в деликатную ситуацию. Называет меня неотёсанным, тупым, слабым, мямлей, заморышем, идиотом. Он скупец, у  которого ящики доверху забиты красотой, и он никому не даст ею любоваться. Всё принадлежит ему. Весь мир он постелил у своего камина, в тепле которого уютно полежать и пропустить стаканчик дорогого виски. Мир не для такого быдла как я. Мир для успешных, для умеющих наслаждаться. Богатенький красавчик смеётся, что я никогда не смогу обеспечить Елену, а у него она будет как за каменной стеной. И я вижу, как поднимается эта цитадель с узкими бойницами, а Елену оплетает шёлк и бархат.
Мне хочется подойти к нему и сказать: мне не важно, сколько у тебя денег, я хочу узнать, можешь ли ты добиться поставленной цели, мне неважно кто твой отец – я хочу знать, что он смог передать тебе. Мне плевать, что ты запрещаешь мне делать – мне просто плевать на тебя… Но ты слишком глуп и не поймёшь, потому мне не зачем тратить на тебя силы. Таким гнить под бетонной плитой, на которой нацарапано об их славных веках, идеальности земной жизни и, само собой, жизни загробной, с пуховыми одеялами, реками вина и вечной весны. И всё в стихах. А наверху над трупом, хорошенько выпив, любящие родственники поделят пирог тризны и счастливо забудут об усопшем.
Если бы в мире было больше таких как я, он стал бы лучше. Перестали бы грызться так из-за любой звонкой монеты. Не лезли бы в метро единственное затем, чтобы выругаться за все неудачи в жизни. Уже ничего не вернуть, зачем же тогда махать кулаками и строить из себя героя? Господин Н надеется, что я не отвечу. В его круге не принято отвечать кулаком на слово, но я не спал уже трое суток, и недавние «хозяева улиц» теперь мне гораздо ближе, чем этот разукрашенный павлин. Снова и снова он зовёт меня идиотом, а когда я хочу отвернуться и уйти, карлик подскакивает и обвиняет меня в трусости. Мне нужно продолжить путь. Поезд через два часа. Я не спал трое суток. Я бомба с часовым механизмом. Я иду в толпе с испачканными в грязи полами плаща, рукав порван, и мне приходится постоянно прикрывать дыру. Одной рукой я придерживаю ноющие рёбра. Меня передёргивает, и раздражение скрепит у меня на зубах. Не спрашивайте, почему у меня слезинка в уголке глаза, не встаньте у меня на пути. Моя голова раскалывается, распираемая напалмом, так, что лоб приобретает форму угрюмого черепа Бетховена. Обратный отсчёт самоконтроля уже начат. Я не терплю юлу у ног, я отмахиваюсь от назойливых мух. Моя дорога другая. Не стойте у меня на пути.
Я закрываюсь от господина Н своей спиной, я удаляюсь, вслушиваясь в звук замедляющего ход поезда метро. Забыв об осторожности, он забрасывает меня всё большими оскорблениями. Он думает, что он имеет на это право. Напыщенность и самолюбование. Готов поспорить, он представляет себя рыцарем в сияющих обносках. В нём взыграло чувство сохранения собственности, я не вижу за его словами хоть что-нибудь, кроме обиды за кражу. Мелкий, тщедушный человек в хорошем пиджаке орёт на меня снизу вверх, далеко выставив челюсть и в злобе своей прыская слюной. Такие как он мечтают, чтобы мир был устроен, как им захочется. Ненавижу невежество и необразованность. Заносчивость и фальшь. Злобу и зависть. Ворчливость, низость и мелочность. Всех заурядных  мелких  людишек, которые не стыдятся своей  заурядности,  костенеют  в  невежестве  и  довольстве.
Вагон остановился, из него посыпались люди. Мой вагон. Платформа быстро пустеет: кто хотел попасть в поезд уже вошли, кто хотел покинуть подземку, исчезли. Да убери же ты от меня свои руки! Я стряхиваю его маленькую будто восковую ладонь и в инстинктивном порыве отталкиваю от себя подальше. Его коротенькие ножки заплетаются, и я вырываю из его холёной глотки страшный, но визгливый крик – он, потеряв равновесие, падает между вагонами и тут же замолкает. Возможно, потерял сознание или просто не верит в происходящее. Господин Н уже мёртв, мы оба это знаем, хотя поезд ещё не тронулся с места. Всё произошло в какую-то секунду. Осознания чего-то абсолютно невероятного нет. Как будто уши мои задел не предсмертный человеческий вопль, а шлепок газеты о комара. Я смотрю по сторонам. На платформе редкие люди пустыми глазами смотрят в стену. У второго вагона кое-кто ещё пытается влезть в закрывающиеся двери. Пассажиры за окнами отводят глаза, утыкаются в книги, рекламу на стенах, только бы не видеть, что происходит вокруг. А между вагонами лежит человек, приговорённый, живой пока, но без надежды на спасение. Разве что, если взорвутся голоса, все сбегутся на помощь. Его, карлика, вынесут на руках, как бога, как царя, потому что он всего лишь жив. Как это много, чтобы стать богом. Меня же окружат и разорвут на месте под улюлюканье. Возмездие.
Героя нет. Он не крикнет и не свершится грандиозный подвиг. Люди на платформе пялятся на счастливчиков за стеклом вагона. Разве им до чужих трагедий?
Поезд трогается…