Глава 1. Час пик

Девять часов. В это время большинство пробок в Городе завидует метро. Из окон своих застопоренных автомобилей водители рассеяно наблюдают, как толпы пешеходов растворяются в дверях метрополитена, становясь ближе к своим делам. Могут ли завидовать себе те полусонные и откровенно спящие  люди, которых без участия головы собственные ноги несут на работу? Спросите их, и они не ответят вам, ведь их проглатывает  совершенно особенный, ни на что не похожий мир, мир, который они в силу привычки, не замечают. 
К центру земли тащит людей эскалатор, так медленно, чтобы удобнее было рассматривать галерею лиц, поднимающихся из адовых глубин. Одно совершенно серое, помятое сменяет другое не менее серое и, уж тем более, не менее мятое. Различаешь их, пока глаз не привыкнет к однообразности, и мимолётные образы не превратятся в сплошной бесцветный поток. Да и сам как часть течения сползёшь с эскалатора, когда услышишь напутствие быть взаимно вежливым и предупредительным.
Станции метро представляют собой площади под площадями. Их залы тянутся под улицами Города и вмещают жителей не меньше чем мир естественного освещения. Сотни разнонаправленных векторов, на секунду совпавших в своей массе, определяют движение всего этого водоворота. Сутолока направляет потоки, против которых не удаётся противостоять в одиночку. Тут лучше всего видно, насколько не правы те, кто считает, что обществом движут Личности. Толпа! вот самопровозглашённый виновник хода истории. В толпу станции погружаешься как в чавкающую реку звуков. Произнесённое тобой слово только раствориться в общем гаме. Прислушавшись, можно разделить шум на составляющие. Так особенно дробно, горстями, чуть пришаркивая, звучит симфония каблуков о мраморный пол склепа, выбивая неопределённый ритм, смешанный с эхом. А немного выше воздух заполнен шамкающими и шипящими волнами голосов пассажиров. Низкие басы настилаются на шершавые баритоны и ложатся под совсем невесомыми, но отчётливо слышимыми женскими колокольчиками сопрано. Можно различать ещё множество брякающих и стучащих вкраплений в полотно станции, но лучше спрятать уши в наушники, а глаза в книгу и в таком мумифицированном виде добраться до поверхности, чтобы вновь вернуться в реальность, к которой более приспособлен человеческий рассудок.
Метро – место для проявления локального благородства и низости. Общество равных сделало возможным каждому проявлять такие высокие чувства: пусть в скромных дозировках, но зато в самых пёстрых красках. Всю гамму продемонстрирует подъехавший вагон, который засосёт толпу в свои автоматические двери. Остановившись на секунду, вдоволь налюбуешься, как люди трамбуют друг друга, заполняя предоставленное вагоном пространство. А если всё-таки протиснуться между чьим-то пальто и чьей-то сумкой, то порядочные пассажиры не постесняются проявить себя. Угрожающе хлопнут двери, разделив мир на две половины, на тех, кто успел и на тех, кто нет. По эту сторону, не благородство происхождения или ширина кругозора, не толщина кошелька или почётный возраст определят более выгодное положение. В диком мире природы место под солнцем получает сильнейший, в диком мире метро – наглейший. Тем немногим, что успели занять место, оттопчут ноги, отобьют колени, всё вроде бы невзначай. В них будут впирать презрительные взгляды, не без надежды на совестливость счастливца. Заедаемые общественным порицанием граждане, устроившиеся на жёстком сидении, имитируют сон или всецело погружаются в чтение пёстрой рекламы на стенах. Остальные же так и будут стоять, отгородившись от соседей только собственным телом. Чувствуя свою беззащитность, они напряжены и раздражены, готовые при первой возможности слить своё недовольство на другого. Вспыхнувшую перепалку не остановит даже тот самый примиритель, который всегда найдётся среди толпы. Противник обязан получить оплеуху всеобщим смехом или неудовольствием. В спор включаться только трое. Для прочих ничего не происходит, они глубже вжимают головы в плечи и настраивают себя, что они не слышат и не видят, увлечённые делами наступившего дня. Привычка давно научила их молчать. Всегда и везде. Спасает покой граждан только остановка, на которой выходить хотя бы кому-нибудь. Как в трещину в сосуде, в открытую брешь устремляется поток людей, утаскивая за собой тех, кто встал на дороге. Моментально пустые кресла заполняются снова, возвращая выкинутых и впуская новых пассажиров. Снова от каждого вдоха раздувается весь вагон.
Поезд мчит к намеченной цели без преград и отклонений в пути. В окне, за которым проносится темнота, люди видят только призраки своих лиц и стараются местечково улучшить изображение. Незаметно, как бы утренним приветствием, они поправляют чёлку, или, прокашлявшись, удачнее пригладят усы. Главное всё успеть, стать лучшим, добиться всего, чего нет у соседа, всё ради успеха. А для достижения лучшего надо торопиться, надо идти по головам или просто по ногам, топча ценнейшую обувь сограждан.  И вот кто-то наступит соседу на дорогие ботинки, кто-то заденет своей ладонью чью-то руку, кто-то залезет в чужую сумку. И скандал повторяется снова, пока клапан вагона опять не заместит старую кровь на новую.
«Дайте выйти!» - дама хочет пробить криком заграждение из пассажиров. Её визгливый голос заставляет обернуть к ней внимание всего вагона. Человек зовёт на помощь! Команда галантных работяг расчищают подходы к дверям. Тут уж не до сантиментов. Смерть каждому, кто встанет на пути! Вперёд арктический ледокол! Суетливое движение расталкивает всю толпу по стенам и выкидывает пару лишних человек на платформу. Ничего, ничего – малая жертва на благо ближнего…
Слишком много лишнего движения – Моя Вселенная не качнётся. В ней нет зеркала, чтобы там отразилась ваша сумятица, она не треснет под напором эмоций окружающих. Она только отслеживает поток сознания… Мой выход. Выход из сумасшедшей смеси запахов пота, духов, искусственной кожи, натуральной кожи, пены для бритья, мокрой шерсти, бензина, сигарет, здорового полноценного завтрака, шампуня – выход из запахов, замкнутых стенами вагона, делает воздух станции необычайно свежим, но посторонним, лишённым чёткой привязки к источнику. А ведь раньше метро для меня пахло по-другому…

Сейчас даже легче обо всём вспомнить, просеялись сквозь память лишние подробности, осталось только основное. Те же стены, те же ступени. Я на них поднимаюсь вверх к своему намеченному плану. А нацелясь вниз, подняв голову с вниманием, от которого ничто не ускользнёт, с вниманием, отрешённым от забот, нисходила Она. Она улыбалась своим неведомым мыслям. Её улыбка точно подсвечивала белокурые до рыжины волосы. Что заставило её задержать на мне взгляд? На что можно было обратить внимание, глядя на серого очкарика? Но Она обратила, и улыбка девушки отразилась в моей. Это произошло почти машинально, неосознаваемо и необременительно – за день можно встретить около десяти тысяч человек, а вероятность повторной встречи близка к нулю. Такой статистикой я вполне удовлетворился. Мы проехали параллельно друг другу в разные стороны. Приятный эпизод, но, конечно, всего лишь эпизод. Задержать его в памяти дольше чем на полчаса не нашлось причины. Но наша встреча произошла снова. Вот так же на эскалаторе. Причём случилось это примерно через пять дней. Мы также переглянулись и абсолютно также расстались. С тех пор она появлялась в моей жизни с разной периодичностью. Я мог встретить её трижды на неделе или ни разу за месяц. Но когда она появлялась, я знал, что день будет удачным. День действительно удавался, когда я поддавался чарам собственного заблуждения. (Как часто люди стремятся закрепить за чем-то роль талисмана, ограничивая мистицизмом собственный успех! Они задавлены своим страхом. Тогда я был настолько же слаб).
Она исчезла спустя примерно полгода, как раз когда я уволился с работы. Первое время ощущалась какая-то незавершённость во всех делах. Я даже не знал, связано ли это с потерей работы или с чем-то ещё. Потом моё тело остро ощутило нехватку в той девушке. Я не совсем понимал, чем вызвана тоска. Я был инородным телом в своём организме, сам себя не понимал, за себя не отвечал, изучал себя с трудом, будто постороннего. Я искал её глазами в метро и наивно полагался на случайность. А не получалось найти её именно потому, что я её искал. Метания и сердцебиение, совпавшее с общим ходом жизни, мешало просто посмотреть поверх проблемы. Разве нужны эти определённости, эти капканы, в которых все загоняют себя и не могут выбраться. Если отбросить всё лишнее, то видно, что вещи проще, чем хотят казаться. Даже не надо было искать выход. Просто взглянуть под другим углом. Схема оказалась простой. Наши дороги пересекались совсем не по случайности, а из-за закономерности. Мы встречались нерегулярно из-за моей посменной работы, когда каждая неделя отличалась от предыдущей. Разложив расписание по полочкам, я установил время, когда Она появляется в метро. Прозрение настолько же прозаичное, насколько и гениальное. Я не стал ждать помощи с небес – иногда чудеса надо делать самому. Отлично помню тот вторник. Я ждал её внизу эскалатора и, завидев знакомые светлые локоны, произнёс свой неуверенный «привет».