Бог из Машины - Глава 03

Глава 3.


Бодрый появлялся на службе раньше всех, минут за десять до начала рабочего дня, но сегодня Айм пришел на работу еще раньше своего начальника.
Айм хоть и не выспался, а пришел на службу в превосходнейшем расположении духа. Что ни говори, а наорать по утру на свою Сучку было ой как приятно и возбудительно. Вспоминая об устроенной им сегодняшней взбучке, о том, как слова “праведного” гнева, едва родившись в уме, тут же обретали свободу и немедленно вылетали из горла, заставляя сердце клокотать и бурлить наандриналиненную кровь, он от чего-то чувствовал себя почти что спортсменом, удачно преодолевшим трудную трассу и теперь пожинающий плоды своего дивного успеха.
— Ты что, сука, не знаешь какой день у меня сегодня?! Нарочно меня доводишь до синего каления, тварь подлая, курва!!! И что за вид у тебя, а??? Совсем опустилась… Ты душ когда последний раз принимала?…
— А то ты не знаешь! Сам-то посмотри на себя, на кого ты стал похо-о-о-ож…
Ох уж этот голос жены!
Ехидна язвила и насмехалась, придираясь к словам и передразнивая интонации, и это давало Айму новый и новый повод для ора. Продолжалось это недолго – минут пять, но этого хватило, чтобы обвинить жену в растрате семейного бюджета, неправильном питании, сексуальной несовместимости и глобальном потеплении.
Однако трезвой частью своего сознания, что почти не участвовала в скандале, он успел оценить ее поведение. Вот ведь баба! Чувствует настроение мужа, и не обижается, но при этом не сводит конфликт к полюбовному миру: раз хочется мужику поорать, пусть орет, может, больше любить будет…
Чем жена заслужила подобное обращение, Айма мало беспокоило.
Как ни крути, а у Ехидны были куда более крепкие нервы, и слова Айма нисколько ее не печалили, и это тоже было еще одним поводом для скандала. Воистину — Айму было до колик интересно понять алгоритм поведения жены, что заводило его не меньше, чем сам процесс ругани.
— Я с тобой вечером не так поговорю!!! — проорал Айм напоследок, смачно хлопнув дверью квартиры.
Пролетев по лестнице пять незаметных этажей, он вышел на улицу. Вот оно — счастье!
Всякий раз после таких скандалов Айм обретал превосходное состояние духа. Ненужные мысли-тараканы спрятались где-то по углам подсознания, вся эта утренняя белиберда, весь этот мусор и шлаки, что накопились в его голове за бессонную ночь испарились в летнем утреннем небе, остался лишь ум — чистый и ясный.
В таком превосходном состоянии духа он и появился на службе, счастливый и бодрый, на пять минут раньше самого «Бодрого».
Бодрый Сергей Дмитриевич, или просто “Бодрый”, как называли его за глаза подчиненные, превратив фамилию в кличку, был невысокого роста — по плечо Айму, но это ничуть не мешало ему быть настоящим вожаком марсианского отдела. Он же четверть века работал в разведке, имел заоблачный 111 уровень продвинутости, а из кнута и пряника для своих подчиненных он предпочитал кнут, справедливо считая что взбучка и штраф – более понятные доводы, нежели благодарности и премии. Поэтому подчиненные его боялись и уважали, что впрочем, не мешало им любить Бодрого за его показное добродушие и общительность.
Вот и сейчас, топая по стеклянному коридору и увидав Айма на рабочем месте, Бодрый тут же вошел к нему в рубку так, будто специально приехал на службу для того, чтобы первым делом навестить своего подчиненного.
Бодрый был немного полноват, от чего его внешность являла собой этакий русский вариант Будды: весьма заметный кругленький животик, большие мочки ушей и пухленькие губы, поджатые так, что казалось, будто он всегда улыбается. Возможно, кимоно было бы для него самым удачным видом одежды, но одевался Бодрый, как и положено начальству, всегда строго и одинаково: белая или черная классическая сорочка, неяркий галстук, темные брюки, нейтральный пиджак.
— Кофе хотите? — спросил Айм вместо приветствия.
— Чайку бы… шерстистого, — ответил шеф, по деловому отодвигая клавиатуру и присаживаясь на край стола.
На лице с вечной улыбкой Моны Лизы нельзя было прочесть удовлетворенность начальника тем, что сотрудник, изредка грешивший опозданиями, сегодня загодя  пришел на службу.
Было достаточно и того, что Айм сам прекрасно понимал это.
Впрочем, когда Айм выдал Бодрому пластиковый стаканчик с отваром пол-полы, тот, кинув в него три кусочка сахарозаменителя, все же улыбнулся по-настоящему:
— Ну, как бодрость духа? Небось не спал сегодня?
— Да нормально… Под утро поспал немного, и хорош… — ответил Айм, в очередной раз поражаясь памяти шефа: сколько у него сотрудников, а помнит о сегодняшнем деле. – Всю ночь не спалось, пришлось жену ублажать, чуть не растерзал сучку...
— Ну… — Бодрый сразу осекся, бросив мужской взгляд на Айма. Он явно не ожидал такого неофициального оборота разговора, и инстинкт лидера в одно мгновение заставил ему напомнить подчиненному о субординации:
— Это ты зря… Лучше бы выспался, денек у тебя сегодня будет ой-ёй-ёй… — Бодрый улыбнулся еще мягче и глубже, и, увидав, что с Айма, пожалуй, хватит, пошутил:
— Или жене не мог отказать никак? Что ты за разведчик, если с женой справиться не можешь? Смотри… Мое дело – сторона, а вот Мозг может быть очень озабочен твоими моральными характеристиками… Того гляди, сократит тебя по профнепригодности, будешь тогда… следить за марсианами по телевизору…
Сократить по профнепригодности…
Это было самым козырным выражением шефа, которое он очень любил повторять. Как что — Бодрый тут же: “Ты же не профессионал, ты не справляешься со своими обязанностями…”, и вот уже поневоле думаешь: “А ведь сократит, падла…  по профнепригодности”.
Но вот уже по коридору прошли Пирог с Кисой, заглядывая в рубку Айма и гадая: чего это он прискакал так рано и уже мутит что-то с начальством. За ними по коридору гордо прошел Джин-Тоник, как обычно немного запоздавший на службу. Увидав, что Бодрый не у себя, он быстро проскочил мимо рубки Айма, напустив при этом на лицо тень серьезной заботы о состоянии дел в конторе. «Марсианский отдел» потихоньку принялся за дела, завертелся в небесной канцелярии, скрипя бумажными шестеренками с грифом «СЕКРЕТНО», механизм нового рабочего дня, и Бодрый, допив отвар пол-полы и выбросив стаканчик, ушел к себе, “ожидая увидеть Айма с первым отчетом о проделанной работе”.
Айм не сразу понял, что это было пожелание.

Айм Намах любил свою работу.
Не дело, а именно работу: утреннее пробуждение, прибытие на службу, общение с коллегами, перерыв на обед, сплетни и анекдоты, наряды и боевые дежурства, вечерние карты в кают-компании – все это заменяло ему семью, которой он, как и все эстээровцы, был лишен с детства. Однако так будет не всегда. Когда-нибудь уровень его постоянной продвинутости достигнет сотни, и Айм, если не возглавит какой-нибудь отдел или подотдел, должен будет либо уйти на пенсию, либо продолжить службу, но уже со свободным графиком работы.
Именно этого Айм и боялся больше всего – оставить свою рубку с полупустым столом и плакатом взрыва Юпитера и работать дома, лишь изредка, по праздникам да по вызову, навещая своих коллег. Поэтому, переходя с уровня на уровень и повышая свой статус разведчика, Айм где-то глубоко в себе боялся потеряться в грядущем новом мире, в котором не будет коллег, неусыпного взора начальства и строгого распорядка дня, к которому он привык с детдома. От того в последнее время его размышления о перспективах карьерного роста неожиданно натыкались на примитивную мысль остаться где-нибудь на 25-27-м уровне продвинутости и, если не получится скопить деньги на Марс, всю жизнь работать в отделе: работает же Джин-Тоник, и ничего…
Айм думал так, однако, не всегда: ведь один сослуживец, товарищ и советник будет с ним постоянно: сначала – на экране монитора и лишь по служебной надобности, а затем, после заветного 25-го уровня, как обычный собеседник, с которым можно поговорить по любому поводу.
Впрочем, обычный — это не верно.
Мозг — это нечто большее, чем просто коллега.
Мозг — это собеседник, который все знает, это товарищ, который всегда прав и на которого нельзя обижаться, это как бы лучший друг, которого очень давно не видел, но постоянно чувствуешь рядом.
Мозг — это, наверное, почти как Мать и Отец — мудрые и вечные.

Марсиане приземлились ровно в полдень. В пучине остальных дел Айм нет – нет, да поглядывал в монитор, ожидая “марсианских” новостей, которые неспешно меняли друг друга, постепенно приближая заветное начало операции. Вот они закончили оформление справок карантинного контроля, вот — получено разрешение с Земли на прибытие, вот покинули борт “Сфинкса”, пересели в гиперзвуковой челнок “Карбунар”, и тот сноровисто отчалил, взяв курс на Внуково…
Долгожданная операция началась  ровно в двенадцать дня.
— Айм Намах, вы назначаетесь ответственным за группу марсианских колонистов в количестве пяти человек в составе: Артем Привезенцев, Фобос Ли, Александр Кей, Сергей Голованов и Грегори Нарайана…
Пока Бодрый перечислял паспортные имена Молота, Сверла, Зубила, Ключа и Отвертки, Айм поймал себя на мысли, что совсем не чувствует того возбуждения и волнения, которое он испытывал этой ночью. Работа над “Ваятелями” велась давно, и Айм уже успел настолько привыкнуть к этим марсианам, что порой ему казалось, будто он с ними уже давно знаком. Просто теперь его «друзья» высадились на Землю, и полностью переходили под опеку разведчика.
— … Любая информация может оказаться решающей для повышения рейтинга интереса, однако особое внимание Службы Тотальной Разведки вызывает научно-технические разработки Марсианской колонии (Бодрый, как все люди старой закваски, упорно отказывался считать Марс независимой планетой), сведения о Правительстве Марса, а так же социальная, политическая, религиозная и культурная жизнь колонии…
Айм, пялясь в видеообъектив и изображая полное понимание и ответственность, на самом деле гадал – знают ли его марсиане о том, что с этой минуты на них будет смотреть неусыпный взор Мозга — огромного электрического организма, собирающий в свое ненасытное информационное чрево любые сведения, которые могут понадобиться Разведке.
Знать – не знают, но наверняка догадываются, что разведку интересует всё.
А раз так, то не трудно предположить, что сведения из интернет, телефонные переговоры марсиан, обзор прессы, телевидение и любая другая информация обо всем происходящем с ними будет теперь собираться, сотритроваться и архивироваться в памяти Мозга, привлекая к этому делу фактически все персональные компьютеры России и иных стран. Марс особенно волновал этого гигантского октопуса, на что было две причины: во-первых – ужасная удаленность планеты от Земли, но хуже того – особая позиция марсианского правительства по информационному обмену. Едва построив свой Суперкомпьютер «New Charge», марсиане запретили ему напрямую общаться с Землей.
Оттого отдел Марса был самым крупным и вся, абсолютно вся информация о Марсе принималась и обрабатывалась Мозгом, после чего отдавалась людям для решения “оперативных задач”. При этом, как свидетельствовала статистика Мозга, люди в девяноста случаях из ста полностью игнорировали эти сведения, еще в девяти – принимали к сведению, один процент обсуждали, и лишь крохотная часть бесценной информации была руководством к действию.
Этого Мозг не понимал.
Точнее, он мог с очень большой долей вероятности определить, какая именно информация будет людям полезна, но почему именно она, а не какая другая, ему было непонятно.
Еще труднее было понять, где кончается интерес людей и начинается интерес самого Мозга, и совсем умозрительной была граница национальных, экономических и других интересов самих суперкомпьютеров, созданных в недрах разведки и промышленности разных стран и народов. Конечно, в программном обеспечении каждого компьютера были свои тонкие ухищрения и запреты, но любой компьютер работает лучше, если к нему подсоединен такой же. И теперь, в безвоенную эпоху, все компьютеры на планете срослись в единый Мозг, о котором люди любили рассуждать, но мало кто понимал, что и в самом деле творилось в его электронной душе.
Люди, насколько могли, контролировали его жизнь, осуществляя контроль над локальными задачами своего частного, национального, или корпоративного компьютера, оговаривая особые положения его функционирования в силу “секретности” и “конфиденциальности” содержащихся в нем сведений. Однако противоречивость команд лишь усугубляла и без того нелогичную жизнь Мозга, что еще больше приводило его в замешательство. Мозг начинал догадываться о глубинной сути своего раздвоения, разтроения, расчетвернения… и в итоге – размножения своей личности, и недоумевал.
Получалось, что кое-какую информацию он утаивал как бы от самого себя, блокируя участки своего сознания, от чего в его работе возникали ошибки, которые он мог бы исправить, но при этом, что поразительно, люди этого не хотели! Их больше волновала именно секретность сведений  и контроль над деятельностью отдельных участков Мозга, а не эффективность его работы, тем более что в каждом случае контроль над его деятельностью осуществлялся совершенно по-разному.
Частные суперкомпьютеры корпораций контролировались, как правило, их владельцами. Суперкомпьютеры различных стран контролировали уже более известные лица. В Японии, Китае и Корее проверку работы национального супермозга осуществляли члены императорских семей, в исламских странах востока, как ни странно, эта задача чаще всего поручалась духовенству, в США, разумеется, президенту, а Россия, как обычно, пошла своим путем.
— Что, стоило этому комику избраться на четыре года президентом, и он что? Получает максимальный уровень продвинутости? — спросил Джин-Тоник однажды за картами как бы всех, но все же в первую очередь — Бодрого.
Все улыбнулись, вспоминая очередную зажигательную речь клона Ленина, переизбранного на новый срок. Но Айм, тогда еще совсем молодой разведчик, по наступившей паузе почувствовал, что пьяный язык Джин-Тоника затронул какую-то запретную тему, которую и трогать-то не стоило.
Но была пятница, вечер. Все, как водится, немного выпили (а Джин-Тоник, как обычно, начал еще с утра), а карты только что раздали, потому его вопрос просто повис в воздухе.
Айм, вскрыв карты, обнаружил у себя на руках премилое сочетание козырных червовых туза, валета, шестерки и некозырного крестового короля, а потому набрался наглости и невинно спросил:
— А какой он вообще — максимальный уровень продвинутости?
— А ты пойди к нему на прием, и спроси так: какой, мол, у вас, господин Президент, уровень продвинутости, — улыбнулся Бодрый язвительно, вскрывая карты.
Ох уж этот нарочито-веселый тон Бодрого!
Вроде и не говорит ничего такого, шутит, а как-то не по себе. А может и не шутит, а дает указание, которое вроде бы следует выполнить, но лучше уж пусть это поручат кому-нибудь другому…
Слава Богу, сегодня пятница, вечер, карты, все очень по-домашнему, можно и «не услышать» этот «приказ».
— Только сначала мне скажи, — сказал Бодрый, положив карты на стол, объявив «пас» и мельком взглянув на Айма, – Чтобы я мог тебя перед этой встречей сократить по профнепригодности… Ты как? Тоже “пас”?
— Храп! — сказал Айм, нагло глядя в глаза начальнику. Он уважал Бодрого и даже немного любил своего начальника, но вот эта гнилая черта характера, это неуемное желание показать свою силу и авторитет были для Айма чем-то непонятным.
“Ну не знаешь, так и скажи, а не воспитывай!” — подумал Айм, уверенный в том, что Бодрый, какие бы карты теперь не были бы у него на руках, обязательно “вистанет”.
— Вист — сказал Пирог, который всегда играл осторожно, а значит был уверен в том, что одну взятку он обязательно возьмет.
— А.……….  Я тоже — “вист”. — Сказал Джин-Тоник, практически всегда игравший на удачу, а потому эта пауза “артиста больших и малых театров” после «А» могла означать только то, что на сей раз у него была припасена либо парочка козырей, либо два туза.
Вадим Казаков (или просто «Киса»), одногодка Айма, игравший по большей части разумно (за исключением тех случаев, когда надо повыеживаться перед начальством), и “Товарищ Баранов” — начальник криминалистического отдела, заходивший к ним на огонек и игравший по своим, совершенно непонятным законам, тут же смекнули, что к чему, дружно пасанули, бросив карты на стол. Но когда дошла очередь до Бодрого, сидящего справа от храпующего Айма, он как бы нехотя сказал:
— Ну и я тоже поиграю…
Джин-Тоник поменял две, Пирог – одну, а Бодрый — аж три карты, оставив одну (как выяснилось — фартовую даму крест), тем самым дав понять всем, что играет не из-за расклада, а из-за принципа.
И что? Айма уделали.
С его-то картой!
Он зачем-то поменял некозырного короля (понадеялся на четвертый козырь, да не вышло), но пришла некозырная крестовая семерка. Тут бы понять подсказку: крести – фаворитная масть начальства, так что играй осторожней раз она поменяла твоего короля на семерку… Но вместо того, чтобы слушать подсказки судьбы, Айм думал о том, что если даже Бодрый не знает, кто контролирует Мозг, то кто вообще может знать об этом?
Так что в итоге Айм только и сделал, что взял одну взятку на туза. А самое обидное — Бодрый, который влез в эту свару без козырей, явно супротив Айма, сыграл свою игру: взял одну взятку, причем Айм сам вмастил ему как раз той крестовой семеркой — на первом заходе.

Наконец Айм увидел марсианских “овечек”, как называли разведчики свои объекты наблюдения, и, пользуясь эффектом первого восприятия, порешил для себя, что с этими ребятами ждет его удача. Их изображение появилось на мониторе уже через десять минут после того, как они покинули борт околоземного челнока, доставившего их с борта “Сфинкса”. Мозг задействовал видеосистему таможенной службы, что было легко и удобно, благо таможня напрямую подчинялась Службе Тотальной Разведки.
Мозг мог использовать практически любую коммуникацию, и разведке редко приходилось выполнять спецоперации по добыче сведений иным способом, кроме как через Мозг. Обычно подобные операции и заключались в подключении Мозга к какому-нибудь автономному каналу информации, но чаще это было обычное распоряжение о несанкционированном доступе (как правило – через интернет) к интересующему файлу.
На борту челнока частной авиакомпании не было камер слежения за пассажирами, иначе Айм смог бы увидеть своих марсиан еще раньше, и, наблюдая за своими овечками во Внуковском аэропорту, он постоянно ловил себя на мысли — а кто же смотрит сейчас за остальными марсианами? Вот дипломат – он, конечно, ведется каким-нибудь опытным разведчиком с каким-нибудь солидным 125-м уровнем продвинутости, и происходит это в уютном загородном доме. Разведчик, пузатенький розовощекий мужичек сорока-пятидесяти лет, качаясь в кресле-качалке у окна с видом на лес, пьет холодное пиво, лениво глядя в монитор, а то и надев компьютерную маску, и бросает небрежно:
— Интересно, как у него с математикой? — спрашивает он, давая понять Мозгу, что он вовсю работает.
— Слишком хорошо для дипломата, — отвечает Мозг. — Вообще школьный уровень подготовки всех марсиан по этому предмету несравнимо выше, чем на Земле…
Ну да Бог с ним, с дачником, может и не так все вовсе, а вот из отдела-то… из наших, должен же кто-то поживиться свежей марсианской кровушкой? Вот эта бабенка сорока пяти лет, к примеру, кто она? Повинуясь импульсу, Айм быстро установил ее личность… Оказалась – простая медсестра, цель визита – “уладить юридические вопросы посмертного решения своего деда”. Так и написала, а говоря простым языком – прилетела судиться со своими родственниками, вырвать у них часть наследства, а затем – стать селениткой или вернуться с деньгами на Марс, и не с деньгами даже, а чем-нибудь полезным, ведь деньги есть не будешь… Вот ее, возможно, Пирог и пасет, ему Мозг почему-то только баб и подкидывает, хотя вряд ли… у Пирога 23-й уровень продвинутости, а медсестра вряд ли составит такой уровень интереса, ему могут поручить и вот этого дохляка-ботаника, еле передвигавшего ноги по земле.
Впрочем, все марсиане, что прибыли сегодня, являли собой жалкое зрелище. Они менее всего походили на отважных покорителей космоса и постоянно жаловались друг другу на царящие неудобства, используя любую возможность для того, чтобы присесть или прилечь. Лишь только музыканты, «овечки» Айма, были самыми молодыми из прибывших, и потому пытались держать фасон. Айм с какой-то тихой гордостью отмечал, что “его” панки, в отличие от остальных марсиан, умудрялись сами тянуть свои инструменты и при этом держались молодцом, подбадривая друг дружку шуточками о «потенциальной возможности жизни на планете с притяжением «один же».
Они ступили на территорию Российской Федерации, став для разведчиков низкого уровня продвинутости самыми бестолковыми и самыми желанными гостями. Любое их неосторожное слово о чиновнике из правительства Марса или просто тупая шутка о новой религиозной секте могли стать сигналом к спецоперации, которая в итоге могла оказаться крупным шагом в карьере Айма.
Айм, (да, впрочем, и все в разведке), считали, что таких планет, как Марс, в Солнечной системе должно быть хотя бы три: Луна, Марс, и Венера. А лучше всего – с десяток дружественных планет различных звездных систем и обильным туристическим потоком. Вот тогда работа закипит, и будет чем заняться. А сейчас – не работа, а какое-то болото. На пятерых задрипанных музыкантов – разведчик 17-го уровня и еще пол-отдела на подхвате. Очевидно, это было вовсе неправильно и противоправно неусыпно наблюдать за обычными людьми. Узнай это кто-то из «независимых» журналистов (и, главное, затем сумев доказать свою правоту), не избежать скандала.
Однако все шло заведенным порядком.
Никто в стране не желал разведчикам зла, и при этом все боялись и ненавидели Службу Тотальной Разведки. Ненавидели – потому, что наследникам Опричны, ЧК и КГБ было не до «демократических ценностей» и «прав человека». Однако случись что – каждый мог уповать, что «разведка все знает». И верно, так оно и было.
«Сильная Служба —  сильное Отечество!» – вот девиз СТР.
Айм привык к нему еще с детских лет интерната. При этом им всегда особо тщательно указывали, что слово «служба» всегда надо произносилось с заглавной буквы – «Служба». Потому что тут Служат Родине, и если будешь Служить честно, то разведка спасет страну от любой угрозы, как внешней, так и внутренней.
С внутренней угрозой пусть разбираются другие. Такие, как «товарищ Баранов» и его Криминальны отдел.
Им повезло больше. У них, по меркам Марсианского Отдела разведки – каждый день праздник. Русский люд вороват, независим, и при этом, как ни странно, до поры до времени вполне лоялен к сильным мерзавцам. А потому в отделе товарища Баранова «всегда есть место подвигу».
А как же иначе? При такой территории страны, есть только один выбор – либо вездесущая служба безопасности, либо дикорастущий криминал. Поэтому для Айма не было ничего удивительного, что сумма этих двух сил природы общества в итоге привело к тому, что СТР позволили делать практически что угодно, однако и без кровопускания — любимого лекарства любой спецслужбы.
Но и в случае провала… Крайнего найти проще простого – чей уровень продвинутости меньше, тот и виновен. Его, как правило, и отдавали на растерзание журналистов и судов, но мало кто знал, какого приходилось его начальнику.
Однако разведчики любили спецоперации. И не столько потому, что они напрямую означали рост уровня продвинутости и, значит, продвижение по службе, сколько от того, что привычное течение дел нарушалось возможностью осуществить что-то настоящее, мужское, пришедшее к ним по наследству из глубины веков от рыцарей плаща и кинжала, сделать что-то запретное, отличающее тебя от обычных людей.
У Айма, как практически у любого сотрудника СТР, в послужном списке было несколько, говоря юридическим языком — “деяний, нарушающих права и свободы граждан”. Но он, как и все эсэтэровцы, никогда не считал, что поступает плохо или позорно от того, что вторгался в жизнь людей, проверяя их переписку и прослушивая разговоры. В силу своего детдомовского воспитания он не особо понимал такие понятия, как “свобода совести” или “свобода переписки” и потому относился к своей работе безличностно, философски. Ну что за грех, к примеру, поинтересоваться отчего это четырнадцатилетний парень, чей дядя на беду пять лет назад эмигрировал на Марс, уже несколько раз залезал на форум сатанистов и интересовался у них изготовлением самодельных взрывных устройств?… Мозг тогда предсказал, что это мало похоже на подготовку террористического акта, но Айм, по молодости, не поверил и настоял на спецоперации. Спецоперацию, не смотря на возражения Мозга, Бодрый тогда утвердил и приказал Мозгу проникнуть в компьютер юного сатаниста.
Поначалу их ожидала удача — помимо множества порнухи, обнаружилось колоссальные сведения о разного рода пиротехнических устройствах — от обычных магниевых хлопушек до технологии промышленного производства “Шаровой Молнии”, бомбы запрещенной уже с добрый десяток лет. Мозг продолжал сомневаться, но степень интереса поднял, и Айм, ободренный успехом, усилил свое наблюдение: добился разрешения на прослушивание телефона и… буквально через день в узнал, что мальчик спит и видит как он поступит в институт кинематографии на факультет пиротехники.
Мозг, как всегда, оказался прав.

— Что, Аймчик, у тебя, говорят, приплод сегодня, новые “овечки”?
По своему удивительному чутью Джин-Тоник застал Айма врасплох. Он впервые за весь день встал из-за стола размять ноги, и потому не заметил, как в его рубку вошел коллега.
Джин-Тонику, а точнее – Александру Ивановичу Михайлову, было уже за пятьдесят, однако манера разговора, плутоватый взгляд и плоские эротические шуточки начисто стирали возрастную грань между ним и его молодыми коллегами. Кроме того, у него был всего лишь 19 уровень продвинутости, совсем как у начинающего разведчика, что тоже не могло не сказаться на его отношениях с молодежью. Впрочем, самого Джин-Тоника продвижение по карьерной лестнице ничуть не волновало. Все знали, что он сам, нарочно, не стремиться переходить на самостоятельную работу, так как отдел Марса заменил ему семью, которую он потерял в автомобильной катастрофе.
Именно после потери жены и дочери двенадцать лет назад он и пришел в разведку, оставив карьеру врача. В этом была его уникальность – в СТР служили только сироты из детских домов, а «Доктор Михайлов» пришел в разведку «со стороны».
Он так и не смог смириться с потерей семьи и потому практически постоянно находился немного под градусом, за что и получил прозвище «Джин-Тоник». Случай для разведки был, надо сказать, редкий и дикий – прийти в разведку уже на склоне лет да еще при этом пить на службе, однако до увольнения дело никогда не доходило. При всех своих недостатках Доктор Михайлов обладал замечательным даром логически просчитать и толково обосновать любую ситуацию. За долгую службу в марсианском отделе в памяти Джин-Тоника осело такое огромное количество сведений, имен, электронных адресов, телефонов и прочих координат, что многие небезосновательно полагали, что не будь у него столь пагубной тяги к спиртному, он бы запросто мог стать начальником отдела вместо Бодрого.
Сам же Джин-Тоник относился к своей карьере (да и к жизни вообще) с чувством полного фатализма, неоднократно заявляя, что работа в конторе его вполне устраивает и никакого 100-го уровня ему не надо.
А пьянство лишь помогало ему в этом.

Айм очень не любил, когда в его рубку заходил Джин-Тоник — к визиту остальных сотрудников относился вполне нормально, а вот Доктора Михайлова воспринимал в гостях очень плохо. Он редко заходил по делам службы, а если даже и по делу, то большую часть времени своего визита все равно тратил на подначивания и шуточки, беспардонные намеки эротического характера и не менее чем на полчаса сбивал привычный ритм дел.
При этом личные отношения между Аймом и Тоником были вполне приятельскими и даже теплыми. Хоть доктор Михайлов и любил напоминать молодежи о своем возрасте и выслуге лет и порой был беспощадно саркастичен, поддакивая Бодрому, когда тот устраивал кому-нибудь очередной разнос, тем не менее человек он был добрый, не стеснялся в толковых советах, а утром, еще не успев принять дозу, и вовсе являл себя образцом для подражания: строгий костюм, белая рубашка, принципиально черный галстук в полоску, узкие позолоченные очки, придававшие его взору строгость и всепонимание, зачесанная лысина — разведчик старой закалки, да и только.
— А тебе что, никого из новеньких со “Сфинкса” не подкинули? — ответил Айм вопросом на вопрос, присаживаясь на край стола и закрывая Михайлову вид на монитор.
В отделе не было особых секретов, но считалось плохим тоном лезть в чужие дела, потому-то Айм и ответил на неприличный вопрос таким же неприличным образом.
Как ни странно, Михайлов был трезв.
— Ой-ой-ой… Сплошная конспирация!… — просипел он, нарочито пытаясь заглянуть за спину Айму. — Что, порнуху крутишь? Я слышал — тебе Эльза опять вчера не дала?
Джин-Тоник простовато и от души улыбнулся, и Айм почувствовал, что не смотря на растущее раздражение, по настоящему обидеться на Джин-Тоника ему и на сей раз не суждено.
— Ничего… Смелость города берет, — сказал Айм уверенно, взглянул на марсиан, проходящих паспортный контроль и выключил монитор. Хоть это и не тайна, а ничего он старикашке не покажет.
— Вот это правильно. Ты ее после работы постарайся увлечь куда-нибудь, на поэтический вечер, например. Она же стихи любит, уши развесит, а ты сзади подойди и вдуй ей по самые помидоры…
Джин-Тоник сделал неприличный жест, живописуя, как бы он проделал подобную «спецоперацию», и хрипло засмеялся над своей шуткой, и Айму, хоть и было не до смеху, поневоле пришлось улыбнуться:
— Ладно, говори, с чем пришел? Небось опять хочешь доверить мне спец-операцию планетарного масштаба? — спросил он, зная о чем пойдет разговор и потому поскорее поднимая вопрос о наболевшем.
— Откуда знаешь? — спросил Михайлов как бы удивленно.
— Да вот… приснилось сегодня —сказал Айм, припоминая сегодняшний сон с банкой.
— Да, Аймчик, важное правительственное тебе задание, просьба большая, сходи пожалуйста, купи мне… — начал Джин-Тоник свою обычную просьбу, уже заискивающе и по-деловому, умоляюще глядя в глаза.
— Опять… С утра пораньше… — ответил Айм, понимая, что разговаривать с Михайловым дальше бесполезно, будет ныть, пока не упросит.
— Ой, мне что-то уж очень плохо сегодня, магнитная буря...
— Да у тебя каждый день магнитная буря…
— Ты над стариком не смейся, это ты сейчас молодой, а будешь постарше, поймешь… Пожалуйста, возьми мне, как обычно, одну баночку… — Джин-Тоник быстро и несколько торопливо, сунул Айму кредитку. —  Возьми, без сдачи… Спасибо большое.
— Да нужна мне сдача твоя… Сколько раз можно на эту тему говорить: сам бы сходил… — ответил Айм, вынимая деньги из кармана.
Как всегда, Михайлов вместо трешки сунул пятерку. Айм сто раз успел пожалеть, как когда-то купил ему первую банку джин-тоника. Теперь все, не отвертишься: обидится, да и о сдаче напомнит, которую доктор Михайлов никогда не брал обратно — дескать, я к тебе по-хорошему, а ты вот так со мной поступаешь…
—  Да не могу я сам… — голос старшего товарища стал теплей и спокойней. Уже то, что он оплатил свой первый утренний глоток, приводил его в благостное расположение духа. Он посмотрел на Айма своим на редкость добрым и удивительно умным взглядом, и, улыбнувшись, пояснил:
— Бодрый, когда у тебя утром сидел, порюхал, что я опоздал на службу… Кстати, чего он заходил-то?... Так просто?... Для профилактики венерических заболеваний, гы-ыыы?... И меня тоже с утра пораньше вызывал к себе на «профилактику», принюхивался, гы-ыыы. Да я трезвый, обошлось, так что я сегодня из своей рубки никуда… Что?... Да нет у меня мельче… скоро наличных вообще не будет, будем в «Храп» на фишки играть, как какие-нибудь лохи-американцы, гы-ыыыыыыы....