Лавка богов книга вторая

КНИГА ВТОРАЯ.
Глава двадцать четвертая
Двадцать пять  лет спустя
Терах в последний раз взглянул  на свой уже проданный дом. Неожиданно в груди что-то заныло, захотелось плакать, вернуть все назад и начать сначала. Это был уже второй дом, который он потерял за свою  жизнь. Да разве только это осталось за пределами его жизни? Можно ли перечислить все потери, постигшие его в жизни? Терах почувствовал себя слабым и одиноким. Это чувство нахлынуло как-то вдруг и застало старика врасплох. Он даже не успел упрекнуть себя в глупой сентиментальности и понял, что не в силах обманывать сам себя. Даже чувство тяжести набитого золотом кошелька не смогло в этот раз поднять настроение Тераху. Ведь ему придется отдать почти все в уплату долгов, которые он наделал за последние несколько лет. Что тогда он, древний старик будет делать, без крова над головой и без денег? Жить на милостыню на потеху детям и зложелателям. Последних у Тераха накопилось за его долгую жизнь немало. Даже слишком много как для одного человека.
Старик сделал над собою усилие и отвернулся от  дома. Его купил на заработанные деньги его сын Абрам. Почему-то только сейчас Терах вспомнил об Абраме без злости, как это случалось многие годы. Сердце сжалось с новой силой, на глазах выступили слезы. Абрам…
Несколько лет Абрам искусно изготовлял всех известных в Сенааре богов и успешно продавал их не только жителям Ура, но и приезжим. Слава о нем дошла даже до Баб-или, откуда нередко приезжали  состоятельные купцы и вельможи и покупали изящно инкрустированные драгоценными камнями статуэтки. За вырученные деньги Абрам содержал своего отца, как и положено всякому порядочному сыну, с покорностью терпя его частые пьяные выходки и оскорбления. Это были годы, о которых Терах вспоминал с особенной ностальгией. Но что случилось потом? Почему все закончилось? Терах как ни старался не мог вспомнить того рокового момента, когда все изменилось. Терах смутно помнил только, что Абрам исчез, а он впал в немилость у жрецов. Остальные подробности годы стерли из памяти старика. Он расспрашивал о судьбе Абрама у Нахора, но тот только нехотя отмахивался от отца, утверждая, что не имеет понятия, где шляется его беспутный младший брат. Но престарелый Терах чувствовал, что Нахор знает больше, чем говорит, сам напрягал память, но все было тщетно. Никто не мог сказать, что произошло с Абрамом. Даже заметно поостывшая  к нему за последние годы госпожа Камелия лишь раздраженно отмахивалась от него, когда он спрашивал у нее об этом. Все вокруг считали Тераха выжившим из ума стариком, которому суждено доживать остаток своей жизни в нищенских отрепьях на обочинах дорог. И Терах знал, что ничего уже изменить нельзя. Он расплатится с долгами и умрет. Может быть, на его могиле постоит несколько минут со склоненной головой его средний сын Нахор.
Терах долго бы еще стоял посреди улицы со клоненной головой, если бы кто-то не подошел к нему со спины и не прикоснулся к плечу. Старик вздрогнул и обернулся. Это был Нахор. В последнее время он появлялся тотчас же, стоит Тераху о нем подумать. Старик убедил себя в том, что это должен быть добрый знак богов, решивших все-таки смилостивиться над его исковерканной судьбой. Судя по всему Нахор не разделял оптимизма отца, потому что однажды с горькой усмешкой заметил, что боги столь же бессердечны как и те, кто на них надеется. Терах по привычке хотел прочесть нотацию сыну об уважении и послушании всезнающим, но понял, что ответить нечего.
- Стар стал я и немощен, чтобы вставать на защиту властителей Сенаара, - усмехнувшись отвечал Терах, - не те мои силы, что были раньше.
- Ты действительно был их верным слугою, - успокаивал отца Нахор, - но пришло время им самим подумать о своем достоинстве и власти…
Прошло много месяцев с тех пор, как Нахор в последний раз навещал отца. Каждый раз, прощаясь с сыном, старик невольно думал о том, что видит его в последний раз. Боги могут забрать Нахора также, как забрали Арана и Абрама. Чего стоит жизнь солдата?.. Но Нахор  всегда обещал вернуться и всегда сдерживал свое обещание. Так случилось и на этот раз.
Стоя посреди улицы перед сыном, Терах на этот раз не смог поднять глаза. Как он скажет Нахору, о том, что вынужден был продать дом, чтобы уплатить свои многочисленные долги? Не сочтет ли его Нахор безумным и не бросит? Терах боялся того, что Нахор может оставить его умирать в нищете и одиночестве. Почти каждую ночь старик просыпался и с ужасом представлял себе, как  рассерженный на что-то Нахор, хлопнув дверью, уходит. Уходит навсегда.  Не бросит ли его сын сейчас, когда он, Терах лишил его наследства, не оставил ничего, кроме позора?
Несколько мгновений Терах силился что-то сказать, но его старческие сморщенные губы только дрожали, язык прилип к гортани, на глазах навернулись слезы. Что же он может сказать? Проклясть жестоких богов или проклясть себя, предать страшному проклятию тот день, когда он появился на свет? Терах не знал. Он не знал, что сказать сыну.
Но Нахору не надо было ничего говорить. Ему все было хорошо известно. Быть может даже больше, чем отцу. Ведь прежде, чем прийти домой, Нахор обивал пороги жрецов и судей Ура с тем, чтобы замолвить словечко о своем отце. Теперь, подходя к бывшему отцовскому дому, Нахор после всех скитаний во дворцах и храмах чувствовал себя разбитым и уставшим больше, чем после самого тяжелого боя, в котором ему доводилось участвовать. Ведь после любой битвы с врагом всегда виден результат: победа, поражение или ничья. Но в борьбе с бюрократической машиной Ура нельзя было рассчитывать ни на что. Все с угодливой улыбочкой брали деньги и дорогие подарки, бормотали невнятные обещания и это все, на что Нахор мог рассчитывать. Воин мог разве что еще уповать на благосклонность богов, которых так почитал его отец, но в них он не верил.
- Даже если они и существуют, им нет никакого дела до нас, простых смертных, - говорил он не раз в разговорах с отцом, - разве только тогда, когда они голодны и жаждут кровавой жертвы.
- Я продал дом, чтобы отдать долги моим кредиторам, - наконец пробормотал Терах после затянувшегося тягостного молчания, - завтра солнце не успеет перейти полуденную черту, как твой отец станет наконец-то свободным человеком и сможет позволить себе такую роскошь, как умереть с чистой совестью перед людьми и богами.
Нахор в ответ попытался одобряюще усмехнуться, но ничего не ответил, - что здесь скажешь?
- Куда ты? – спросил он у отца, - я снял для нас комнату в недорогой гостинице на окраине города. Там нас никто не будет беспокоить. Я заплатил хозяину на три месяца вперед. Пойдем.
Но Терах отрицательно покачал головой.
- С первым своим кредитором я должен рассчитаться сегодня же вечером, - сказал он, - сегодня вечером истекает срок. Еще вчера утром он грозился продать меня в рабство, если я не верну принадлежащих ему по праву денег. Мы условились встретиться в харчевне возле восточных ворот.
Нахор с удивлением взглянул на отца:
- Возле восточных ворот? – переспросил он, - но почему именно там? Разве ты не знаешь, что негоже приличному человеку, да еще и с полным мешком денег, появляться в тех местах? Трактир, о котором ты говоришь -рассадник беззакония и разврата!
Терах в ответ только покачал головой и еще больше осунулся:
- Я ничего не мог поделать, - дрожащим голосом произнес старик, - на этот раз он не присылал посыльного, а пришел сам и был весьма разъярен. Угрожал рабством и каторгой. Хотя какой с меня каторжник, посуди сам.
- Он лишь запугивал, - ответил Нахор, но тут же понял, что сам не верил в то, что говорил, - отца действительно могли продать в рабство и сгноить за месяц на рудниках только, чтобы отомстить за прошлые обиды. На свою беду в лучшие свои дни отец не отличался миролюбием и мудростью в отношениях.
- Я пойду с тобой, - решительно сказал Нахор, но это предложение сына Терах решительно отверг.
- Не смотря на мой возраст и долги, со мной еще осталось мое достоинство, сын мой! – в негодовании ответил старик, - я не дам повода для сплетников, чтобы они подумали, что старик Терах не способе уже более постоять за себя и трусливо прячется за широкую спину сына!
При этих словах, Терах откинул накидку. На широком кожаном поясе красовался короткий прямой меч.
- Ожидай меня через час возле храма Нанниру, да будет благословенно его имя, - я не собираюсь там долго задерживаться. И возьми это.
Терах отдал сыну увесистый мешок, наполненный золотом. Это то, что предстоит раздать другим моим кредиторам завтра.
Нахор взял деньги и спрятал их  в складках своего плаща. С отцом спорить было бесполезно. Нахор мог только смотрел в след его сгорбленной фигуре и боролся с желанием ослушаться и тайно последовать за ним. Что-то подсказывало Нахору, что это необходимо.
Брезгливо подбирая полы длинного плаща, Терах подошел к выступу стены возле восточных ворот и настороженно огляделся. Уже почти стемнело. Над воротами невидимая рука зажгла факелы. Стражники, размахивая руками, пересыпая речь отборной руганью, что-то оживленно обсуждали. Людей на улице становилось все меньше и меньше. Горожане, негромко переговариваясь проходили между полузакрытых створок ворот и с опаской поглядывали на не в меру развеселившихся стражников. Все спешили домой. Стало совсем темно. Условленное для встречи время давно прошло, но к Тераху никто не подошел. Старик закутался в плащ и вошел в тень стены, чтобы не вызывать к себе ненужного внимания и подозрений со стороны стражников.
- Я должен его дождаться, даже если он придет к утру. Иначе сгину в рабстве как паршивая собака, - шептал Терах, всматриваясь в каждого, кто проходил мимо. И тут старика осенила мысль: а почему бы ему не отнести деньги домой к своему благодетелю? Возможно, что господин был очень занят, устал и не нашел в себе сил прийти за деньгами. Не будет ли это знаком благодарности и глубокого уважения, если он, Терах, принесет долг прямо к его ногам?
Осторожно ступая, Терах зашагал по темной улице обратно в сторону центра города, где возвышались храмы сенаарских богов. Старик был так занят собой, что не заметил, как вслед за ним от стены отделилось еще несколько темных фигур и последовали за ним. Зато их заметил Нахор. Выругавшись, он бросился к отцу, но тут чей-то клинок уперся острием ему в шею. Подняв глаза, Нахор увидел внушительного вида верзилу в коричневой маски, из-под которой отчетливо слышалось хриплое дыхание с перегаром. Нахор поморщился от отвращения и потянулся за мечом.
- Даже и не думай, - раздался угрожающий голос позади, - твой отец сделал слишком много зла за свою жизнь, чтобы просто так умереть в чести в своей кровати от старости. Если тебе дорога твоя жизнь не ставай поперек дороги. Тебя раздавят и не заметят.
- Неужели, ты, ничтожество, думаешь, что я соглашусь оставить своего отца в беде, когда стервятники обступили его со всех сторон? – прорычал в ответ Нахор, закипая.
- Ты рискуешь сам попасть в беду, из которой тебя некому будет спасти…
Незнакомец недоговорил, поскольку Нахор молниеносным движением атаковал  стоящего перед ним верзилу. Когда тот со стоном опустился на мостовую, повинуясь внезапному порыву пригнулся сам. Над самым его плечом просвистел нож и со стуком ударился в косяк двери ближайшего дома. Перекатившись в густую тень одного из домов, Нахор развернулся лицом к противнику. Тот оказался один. Неужели они думали справиться с профессиональным воином вдвоем. А может в темноте прячется еще кто-то? Но раздумывать было некогда. Где-то неподалеку отец в опасности. У него могут отобрать деньги и лишить жизни. Нахор бросился на врага, ожидая нападения со спины, но противнику на помощь никто не спешил. Точным ударом меча, Нахор пронзил незнакомцу плечо. Противник уронил меч и бросился бежать. Видать, тот, кто его нанял, был, вероятно, не очень то высокого мнения о боевых способностях Нахора, поскольку послал каких-то трусливых головорезов, а не настоящих бойцов.
Воин побежал в ту сторону, где несколько минут назад в последний раз видел отца. Улицы большого города опустели, стало совсем темно. Только тусклый свет, пробивавшийся из-под ставен, слабо освещал улицу. Немногие прохожие казались черными бесплотными духами, без лица и голоса. Наверное, впервые в жизни Нахор почувствовал суеверный ужас, что-то в его душе проснулось, темное и страшное, чего он никогда не знал в себе, но теперь увидел вокруг себя. Мрачные предчувствия оборвали и без того натянутые нервы. Нахору было страшно, и он ничего не мог с этим сделать. Некоторое время, влекомый этим необъяснимым страхом он бесцельно бродил по переулкам, утопая по щеколодку в грязи. Затем наваждение прошло так же неожиданно, как и появилось. Нахор с удивлением обнаружил себя посреди пустой торговой площади. Луна безразлично взирала на заблудившегося солдата, покрывая уже давно спящий мир желтым дремотным покрывалом. Было поздно, а отца он так и не нашел. Возможно, он уже лежит где-то в темноте с перерезанным горлом, так и не вдохнув перед смертью столь желанный для него запах свободы и чести…
Нахор постарался отогнать страшные картины ставшие перед его мысленным взором. Надо было найти срочно найти отца. Не важно, что у него отобрали последние деньги. Важно, чтобы он был жив. Нахор вдруг понял как боится остаться один, без отца. Он разобьется в лепешку, но найдет деньги, что бы выплатить долги. Будет ползать на коленях перед кредиторами, выпросит отсрочку, предложит свою службу в счет отцовского долга, все что угодно. Только бы отец был жив…

Глава двадцать пятая

- Ты приходишь на ее могилу вот уже почти четверть столетия, - раздался тихий голос Сарах позади. Женщина обняла Абрама за плечи и прильнула к нему.
Абрам погладил свою всегда растрепанную и начинающую седеть бороду:
- Ты наблюдаешь время? – тихо спросил он.
- Женщине свойственно следить за временем, - подумав, ответила Сарах, - она с сожалением провожает каждый день и каждый год уходящей жизни…
- Тогда она спасла мне жизнь, - прервал  Абрам Сарах, - если бы не она я бы умер от чахотки, так и не встретившись с тобою.
Сарах тяжело вздохнула и ответила:
- Если бы тогда понимала во врачебном деле столько же, сколько и сейчас Ахита осталась бы жива…
Абрам нежно обнял Сарах за худые плечи:
- Не стоит сожалеть о минувшем, - тихо произнес он, - неплохо было бы подумать о будущем…
Сарах удивленно взглянула на мужа:
- О каком будущем ты говоришь? – горько усмехнувшись, спросила она, - вспомни, сколько нам лет, а у нас до сих пор нет детей. Неужели Единый прогневался на нас за то, что мы сбежали в такую глухомань?
- Вот уже сколько лет я иногда просыпаюсь среди ночи, Сарах, - помолчав, заговорил Абрам и в моей голове явственно звучат слова старика Шема о том, что я должен исполнить Его волю.
- Но разве ты ее не исполнил тогда, Абрам? Ты сберег сокровища твоей семьи от жадных лап поклоняющихся суетным богам, сохранил его для потомства…которого нет… - Сарах умолкла.
- Значит, есть еще что-то, что я упустил…
- Абрам, ты заметил, что большинство соседок стали сухо разговаривать со мной и вообще стараются избегать меня.
- С чего ты взяла?
- Они переходят на другую сторону улицы, только завидев меня. Многие из них убеждены, что проклятие богов лежит на нашей семье, поэтому у нас нет детей.
- Они злятся, что мы не молимся их богам, - усмехнувшись, отозвался Абрам после продолжительного молчания,- если бы это селение было городом, нас бы здесь не терпели.
- Соседи по улице нас терпят только потому, что ты  изобретаешь для них новые земледельческие орудия, - сказала Сарах, - почему бы не позволить каждому верить так, как подсказывает то ему его душа? Почему, если я чем-то отличаюсь от большинства – я враг?
- Ты задаешь вопросы, на которые я  не могу ответить, - сокрушенно ответил Абрам, - спроси у Него.
- В последнее время ты меня стал часто отправлять к Нему, - заметила Сарах.
- Это потому, что ты стала задавать сложные вопросы, - усмехнувшись, ответил Абрам, - полагаться во всем на Него меня научил твой дядя много лет назад.
- Почему же Он тебе до сих пор не сказал, что ты должен делать? – спросила Сарах, - неужели Он хочет, чтобы мы до самой смерти жили в окружении врагов, Его врагов, прежде всего, и каждую минуту ожидали удара в спину? Чего Он ждет?
- Возможно, Он ждет меня, Сарах, - промолвил Абрам. Они с Сарах возвращались по опустевшим улочкам домой. С запада на маленькое селение надвигалась ночь.
- Тебя? – непонимающе переспросила Сарах.
- Я не способен услышать то, что Он хочет мне сказать. Вот в чем моя проблема, - пояснил Абрам, открывая скрипучую дверь своего двухэтажного дома, выложенного из камня. В свое время его дом в этом селении был первым каменным домом. Местные жители предпочитали землянки из глины. Позже некоторые последовали примеру Абрама…
- Тогда Он должен сказать так, чтобы ты услышал! – не унималась Сарах, - Он же всемогущий и для него нет ничего невозможного. Так пусть тогда говорит к нам на том языке, который бы мы способны были понять!
Абрам сел за стол и с удивлением посмотрел на жену:
- Как ты можешь так говорить, Сарах! Он же Бог, а мы люди. И не нам Его судить…
Сарах сняла со стены масляный светильник и поставила его на стол. После чего села за стол напротив Абрама и пристально посмотрела ему в глаза:
- Если бы меня не волновала Его воля, я вообще бы не разговаривала с тобой об этом, - тихо сказала она, - и вопросов у меня к Нему никаких не было бы. Если ты хочешь иметь близкие отношения ты должен задавать вопросы, чтобы понять и быть понятым. Я хочу понять Его, поэтому задаю вопросы и желаю знать на них ответ.
За спиной у Сарах скрипнули доски. Со второго этажа осторожно ступая, спускалась Агар. В ее глазах Абрам прочел испуг.
- Что случилось? – спросила Сарах, которая также заметила волнение девушки.
- Наконец-то вы пришли! - воскликнула Агар, - я уже подумала, что не дождусь вас!
- Говори! – скомандовал Абрам.
- Какой-то неизвестный воин сегодня долго ходил возле нашего дома. Что-то высматривал. Соседей расспрашивал, кто здесь живет и как долго. Соседи, естественно все выложили, а затем ходили и злорадно зубоскалили в мой адрес. Не нравится мне все это. Как бы не добрались на этот раз к нам ищейки из Ура…
- Я тебе уже много раз говорил, Агар, - спокойно ответил Абрам, - власть в Баб-или и Уре менялась за эти годы уже несколько раз. Амману погиб во время очередного дворцового переворота…
- Кто же тогда этот незнакомец? – перебила Абрама Агар, - если он пришел с миром, почему не зашел в дом и не узнал все, что желал узнать?
- Я думаю, что если его желание достаточно сильно, - стараясь быть спокойным, ответил Абрам, - он придет еще раз.
- Ну да! С отрядом солдат! – ехидно бросила Агар.
- Почему ты так уверен, что за нами никто не охотиться? – спросила Сарах, - многобожие в долине Сенаар еще никто не отменял…
В дверь громко и настойчиво постучали. Все замерли и молча переглянулись. Абрам по привычке потянулся к поясу, но тут же вспомнил, что уже давно не носит меч. В последние годы Абраму казалось, что особой надобности в этом не было. Хотя какое-то щемящее чувство в груди все чаще не давало ему покоя по ночам. Ему казалось, что должно вот-вот что-то произойти такое, к чему он совсем не готов. Подходя к двери, Абрам понимал, что это нечто сейчас находится по ту сторону дверей его дома, и он должен ему открыть. Когда Абрам уже взялся за щеколду, Сарах молча вложила ему в руки меч.
За дверью стоял воин в поношенной видавшей виды кольчуге. На кожаной перевязи висел длинный меч в изрядно потрепанных ножнах. Вытянутое худощавое лицо незнакомца было скрыто повязкой. Глаза смотрели внимательно и холодно. Что-то в этом взгляде показалось Абраму до боли знакомым. Так смотрели на своих врагов жители юга Сенаара. Неужели о нем не забыли, и все это время продолжали охоту? Неужели такое возможно? Ведь так много всего изменилось…
- Что делает житель юга в этих краях? – наконец спросил Абрам.
Незнакомец не ответил, что еще больше настороживало. Засада вокруг дома? Местные не дадут его в обиду. Он же так много для них сделал. Да и не любят здесь южан.
- Я надеюсь, ты достаточно проницателен, чтобы понять, что этот вопрос ты задал себе, - раздался хриплый голос незнакомца, - годы обычно наделяют людей мудростью. Но по всему видно, что к тебе это не относится. Ты как был бунтовщиком, так им и остался. Ты предпочитаешь жить среди чужих в изгнании, чем в родном городе и ухаживать за престарелым отцом, как это в обычае всех порядочных людей.
- Кто ты?
Незнакомец медленно снял повязку с лица. Это был Нахор. Брат изменился до неузнаваемости. Неудивительно, что Абрам сразу не узнал его.
- Ну что? Я так и буду стоять на пороге? – спокойно спросил Нахор и указал на меч в руках у хозяина дома, - ты с самого детства встречал самых близких тебе людей с оружием в руках. Зато о чужих, как я погляжу, заботишься недурно. Нахор бросил презрительный взгляд на женщин, стоявших позади Абрама.
Абрам отступил в сторону, давая брату пройти:
- Иногда чужие ближе, чем свои, - мрачно произнес он и отшвырнул меч в сторону.
Нахор не спеша, под пристальными взглядами хозяев дома снял тяжелую кольчугу и меч, положил их рядом с собою на лавку.
- Ты остался все таким же неисправимым мечтателем и эгоистом, каким я тебя знал более четверти века тому назад. Отец не ошибся.
- Отец все же кое в чем ошибся, - произнес Абрам, не сходя с места.
- В чем же интересно? – с усмешкой спросил Нахор.
- В том, что мною можно распоряжаться по собственному произволу.
Нахор рассмеялся в ответ:
- Да, конечно! Твой отец всегда был для тебя врагом номер один. Презрение к нему ты впитал с молоком твоей матери…
- Заткнись!!! – взревел Абрам, - не смей упоминать мою мать. Ты пришел в мой дом через столько лет, чтобы терзать мою душу тяжелыми воспоминаниями? В этом доме я никому не позволю порочить память матери. Убирайся прочь отсюда поскорее и не появляйся больше мне на глаза!
Нахор долго молчал, вперив тяжелый взгляд в стол. Молчали и все остальные. Только одна мысль тревожила их сознание: привел ли Нахор с собой подкрепление или пришел сам?
- Я предполагал, что услышу от тебя нечто подобное, - наконец глухо ответил он, - но надеялся…
- На что ты надеялся? – оборвал брата Абрам, - на то, что, увидев тебя, я паду ниц у твоих стоп в покаянии? Да! Это мечта моего отца – смешать меня с собственными испражнениями! Но это дело прошлого, Нахор. И я не собираюсь в него возвращаться и даже думать о нем. Если ты пришел за этим, то зря потратил время!
Абрам попытался ехидно рассмеяться, но смех получился несколько нервным. Абрам сам удивился, насколько переживания прошлого оказались живы в нем и по сей день. А ведь он далеко не двадцатилетний юнец…
- Ты безумствуешь, Абрам, - произнес тихо Нахор и устало потер лоб, - твоя злоба сильнее здравого смысла, но мне все-таки придется напомнить тебе о прошлом, как бы сильно тебе оно не нравилось.  Я должен сказать тебе то, ради чего преодолел неблизкий путь. Наш отец…
- Опять требует денег, - с сарказмом добавил Абрам.
На этот раз Нахор в бешенстве вскочил из-за стола и схватил брата за ворот и притянул к себе:
- Ты должен уважать своего отца, каким бы он ни был. И заботиться о нем в старости! Мне очень жаль, что приходится объяснять тебе это…
Возле горла Нахора появилось лезвие ножа.
- Или веди себя пристойно, как подобает гостю или убирайся, - прошипела Агар. Ее большие темные глаза сверкали холодной сталью. На шее у Нахора появилась темная струйка крови.
Абрам одним движением освободился от хватки Нахора и отшвырнул Агар в противоположный угол комнаты.
- Не трогай его! – рыкнул он, - кто ты такая, чтобы поднимать руку на моего брата! Сарах, приготовь дорогому гостю угощение и вино лучшее! Спрячьте оружие немедленно обе!
Агар спрятала кинжал и словно дикая кошка, сверкая яростным взглядом, исчезла из комнаты. Сарах некоторое время внимательно смотрела на мужа, затем также вышла.
- Сядь за стол и рассказывай, что с отцом, - хмуро произнес Абрам, обращаясь к брату.
На столе появились мясо, вино и медовые лепешки.
- Несколько месяцев назаж воего отца за долги продали в рабство, - выпив сразу полмеха вина, начал говорить Нахор.
- Неужели ты ничего не смог сделать? – спросил пораженный неожиданным известием Абрам.
- Когда я вернулся из очередного провального похода нашего правителя мой отец продал дом и хотел расплатиться с кредиторами. Но недоброжелатели натравили на него грабителей и отобрали все деньги. Кто-то хочет сгноить нашего отца в рабстве, - Нахор отдышался. Был видно, что каждое слово об отце дается ему с трудом. Немного помолчав, он продолжил:
Я, конечно же,  сразу же попытался расплатиться с его долгами. Но у меня не хватило даже на половину. Отец вел разгульную жизнь и много тратил на вино и блудниц. Во всех своих бедах обвинял тебя, проклинал на чем свет стоит.
«Это он может, я знаю» - с горечью подумал Абрам, но ничего не сказал.
- Более того, - продолжал Нахор, - из-за того, что я осмелился ходатайствовать за отца, жрецы возбудили у правителя на меня гнев и побудили его выгнать меня из города, пока я не смогу полностью уплатить долгов моего отца и выкупить за дополнительную плату его из рабства. Если я этого не сделаю до конца осени, его отправят на работы в каменоломни, из которых нет возврата. Теперь я без работы и крыши над головой.
- Что собираешься делать? – спросил Абрам.
- Я – воин. Единственное, что я хорошо умею делать – это воевать и тем самым добывать свой хлеб. В Сенааре нынче найдется немало тех, кому мои услуги могут оказаться весьма кстати.
Нахор помолчал, а затем тихо добавил:
- Единственное мое желание, и после этого ты никогда меня больше не увидишь, - выкупить отца из рабства, и снять позор нищеты с его седой головы. Это наша с тобой святая обязанность, возложенная на нас богами.
- Это будет нелегко сделать, - подумав, произнес Абрам, - ведь деньги решают далеко не все. В Уре наверняка остались те, кому известно мое состояние. Отец, как я понимаю, разболтал всему городу, как его обобрал собственный сын. А на чужое золото охотников всегда хватает.
Нахор кивнул головой.
- Ты прав. Но там, где не решат деньги, решит меч, - возразил Нахор и внимательно взглянул в глаза брату, - до меня дошли слухи, что ты в совершенстве владеешь им. К тому же и я помогу, чем смогу…
Абрам задумался.

Глава двадцать шестая

В роскошной зале царских приемов во дворце правителя царил таинственный полумрак и тишина. Можно было лишь услышать шипение серебряных масляных светильников на облицованных холодным мрамором стенах и миролюбивый шум деревьев за высокими узкими окнами залы. Посреди на высоком подиуме со ступеньками величественно возвышался царский трон, вырезанный искусными мастерами из цельного куска белого мрамора. Два ряда колон молчаливо и грозно сопровождали каждого посетителя от дверей к подножию трона, где проситель, кем бы он ни был обязан был преклонить колено перед властью правителя городов Баб-или и Ура. У входа стояли мрачными тенями вооруженные кривыми мечами два воина, сыны востока. Правитель вошел в зал через низкую едва заметную в полумраке дверь позади трона и, выйдя на средину, остановился. Этот величественный дворец, роскошь и помпезность которого могли бы потешить честолюбие любого правителя, производил на него гнетущее впечатление. Правителю казалось, что все здесь против него, дышит враждебностью и каждая колонна, каждая фреска шепчут со злобным шипением: «заговор, заговор, заговор…». Воцарившись, правитель обнаружил здесь замысловато переплетенную сеть дворцовых интриг, граничащих с антигосударственным заговором. Кто бы мог подумать?! Жрецы Ура посягнули на святейшую власть правителя и убили его наместника! Видите ли времена великого Набонида прошли… Мерзавцы! Они думают, что он, новый правитель Баб-или, Ура и Харрана не справится с их ничтожными жреческими амбициями. Вчера он казнил десяток заговорщиков, если понадобится, завтра казнит еще два десятка, полсотни, сотню, сколько угодно, но вырвет с корнем все раскольнические настроения в своих владениях!
Правитель злорадно ухмыльнулся, сверкнув оскалом белоснежных зубов. Сейчас они все здесь ходят вокруг него, угодливо заглядывают в глаза и сладко улыбаются. Страх перед жесткой расправой сделал местных властолюбцев вдруг такими сговорчивыми. Но в  сердцах они носят горькую желчь, снедаемые алчностью и страхом рано или поздно они снова  примутся плести свои бесконечные интриги. Лживые геены притаились в берлогах в ожидании новой возможности совершать свои гнусные дела. Нечего сказать, распустил Набонид свое окружение. Ну что ж. Придется наводить порядок.
Большие створки дверей заскрипели и стражники вытянулись. В тронном зале появился сгорбленный человек в жреческой мантии с длинным белым посохом. Увидев посетителя, правитель сначала нахмурился, затем его губы растянулись в презрительной усмешке. Были времена, когда этот гордый и неприступный жрец не считал нужным даже здороваться с ним, когда проходил мимо. Много месяцев новый правитель ждал визита Тасида, главного жреца храма Нанниру и Исида, в Баб-или, который бы засвидетельствовал верность города Ура, средоточия халдейской мудрости Сенаара,  лояльность к новому властителю Двуречья. Но так и не дождался. Тасид пришел только сейчас. Сгорбленный старостью и немощью, но непокорный никакой власти более, нежели власти тех богов, которым он верно служит много лет, Тасид не посчитал нужным даже появиться на казни заговорщиков. Приказы об их казни до сих пор покоятся на его столе в мрачных покоях  храма до сих пор не подписанные. Правитель был в этом уверен. Только Тасид мог себе это позволить. Вернее, он так думал, что мог. Но спасут ли его могущественные боги от гнева нового правителя Сенаара?
- С чем пожаловал великий священник Нанниру и Исида? – насмешливо спросил правитель, выждав, пока Тасид не опустится перед ним на колени и не склонит голову. Он знал, насколько тяжело дается жрецу этот жест покорности. Набонид разговаривал с ним на равных и считал своим ближайшим советником. Считал, не смотря на то, что жрец плел бесконечные интриги против него. Нечего сказать, Набонид был великим правителем. Его имя запомнит история, но, будучи великим, он неосторожно взлелеял звездную болезнь у своих подчиненных, вложив в жадные руки местных жрецов почти неограниченную власть. Ничего, теперь предстоит расставить все на свои места в этом мятежном городе.
- Имею важные сведения о мятежниках, - коротко и негромко произнес Тасид.
- У меня есть сведения не менее важные, нежели твои по поводу местонахождения врагов престола, - покачав головой, ответил правитель.
- Готов выслушать и принять необходимые меры, - ответил жрец.
- Один из них, возможно даже зачинщик всего, стоит передо мною на коленях.
- В чем моя вина, мой правитель? – прохрипел Тасид.
- Я не видел твоей склоненной лысины в тронном зале во дворце в Баб-или с тех самых пор, как воцарился на престол, хотя прошло немало времени. Могу узнать причину такого непочтения?  Уж не потому ли, что я нежеланный правитель для Ура? И не по этой ли причине ты вознамерился убить моего наместника здесь?
- Я не причастен к убийству твоего наместника, мой господин, - возразил Тасид, - в его голосе не слышалось ни капли страха или трепета. Нечего сказать, старая птица, привыкшая высоко летать. Даже слишком высоко. Придется спустить на землю. Ну а если не получиться…
- Тебе придется доказать свою лояльность ко мне, - железным тоном отчеканил правитель, - во всяком случае для того, чтобы умереть собственной смертью!
- Здесь информация об отряде мятежников, расположенного неподалеку от Ура. Они сильны, но в их рядах есть мои люди…
- Я знаю, что твои люди есть везде, - рассмеялся правитель, - пора бы проредить ряды твоих приспешников, а то в последнее время, как я погляжу, они начинают угрожать моему могуществу.
Тасид промолчал. На его невозмутимом, сморщенном от старости лице не отразилось ни единой эмоции, хотя в душе бушевала буря. Старый лев получил первый урок смирения…
- Теперь встань и прикажи слугам зажечь лампады, - уже более мягким голосом приказал правитель и великодушно помог старому жрецу подняться, - ком не сейчас придет посетитель с жалобой на твоих людей, Тасид. До вчерашнего вечера я вершил правосудие, теперь настало время услышать народ.  Непременно будь здесь, когда я буду решать дела, которые решить не удосужился.
Тасид ничего в ответ не сказал. Он поклонился и вышел из тронного зала, оставив правителя наедине. Кто мог на него жаловаться? Кто посмел?! Почуяли слабину, сволочи… Тасид злобно ухмыльнулся. Лишившись большинства своих помощников, он потерял былую власть. Правитель не отправил его на плаху только из опаски еще больше настроить против себя знатных людей города, которых он сейчас пытается переманить на свою сторону богатым подарками и обещаниями. Люди переходят на его сторону, поскольку знают, что быть потив правителя значит быть мертвым. 
Но Тасиду также было хорошо известно, что в Уре осталось немало тех, кто готов мечом и огнем бороться за свое место под солнцем против нового властелина Сенаара. Мало найдется в Двуречье людей не ведающих о том, как достался ему трон. Его авторитет  не так силен, как ему, ослепленному властью, кажется; войско наемное, требует уйму золота; врагов много, неявных еще больше. Обычные «детские» болезни взошедшего на трон. От них либо погибают, либо выздоравливают и становятся могущественными. Тасид точно знал, что этот самозванец не должен править Сенааром и, уж тем более великим городом Уром. Жрец не любил да и привык проигрывать, поэтому был полон решимости бороться до конца. Даже если придется положить голову.
Конечно же Тасид лукавил. Ему, почти столетнему старику, хотелось еще пожить спокойно и беззаботно. Этой роскоши он не мог себе позволить с тех самых пор, как стал жрецом… 
Когда он, поглощенный своими мыслями через некоторое время вернулся в тронный зал, посетитель уже коленопреклоненно стоял перед правителем и что-то в полголоса говорил, протягивая увесистый мешок с деньгами. С первого взгляда Тасид узнал этого, одетого в запыленную одежду воина и его глаза превратились в узкие щелочки. Это был Нахор сын Тераха. Как и следовало ожидать вояка правильно оценил ситуацию и пришел выкупать своего отца не у него, а у правителя. Проклятая богами геена! Тебе же пообещали третью часть состояния твоего брата, если ты приведешь его в город. Неблагодарная чернь, теперь ты переиграл самого себя и не получишь ничего…
Увидев вошедшего жреца, правитель жестом подозвал его к себе.
- Ты как всегда дерзок. Опаздываешь к назначенному сроку, - проговорил он. Тасид почувствовал, как внимательные и насмешливые глаза правителя внимательно изучают его.
- Этот человек принес выкуп за своего отца и ходатайствует за его освобождение. Судя по расписке, подписанной твоей рукой, ты запросил за старика баснословную сумму…
- Этот человек тебе не все рассказал, - невозмутимо ответил жрец.
- Чего же я не знаю?
- Он наверняка скрыл от тебя, что у него есть брат беглый вор и бунтовщик, за которым уже почти четверть века плачет секира. Ходят слухи, что он за эти годы награбил несметные сокровища и сбежал с ними далеко на север. Судя по всему, слухи не намного преувеличены. Сам посуди, мой господин, откуда бедному воину, как этот, достать тысячу золотых. Не один правитель мира не заплатит столько даже самому лучшему воину за несколько месяцев службы, - Тасид пнул ногой лежащий у ног правителя мешок с деньгами.
- И где же твой брат? – спросил правитель, внимательно выслушав Тасида.
- Жрец прав, - тихо ответил Нахор, не поднимая глаз, - у меня когда-то был брат. Он был искусным мастером. Но много лет назад он исчез и с тех пор я его не видел.
- Откуда тогда у тебя столько денег? – спросил правитель.
-  До того времени пока он не впал в немилость, мой бедный отец был небеден, - продолжал говорить Нахор, - эти деньги я выручил, продав все его движимое и недвижимое имущество.
- Да как ты смеешь, ничтожный червь… - взорвался Тасид и ударил Нахора позолоченным носком своих туфель в лицо. Из разбитого носа на мраморный пол закапала кровь, но воин не шелохнулся, оставаясь склоненным перед правителем. Тасид хотел еще раз ударить, но его остановил повелительный жест правителя.
- Чем же занимался твой отец до того, как подлые жрецы разорили его? – с ехидной усмешкой спросил правитель Нахора.
- Не смею нарекать на служителей великого Нанниру, - еще ниже склонившись, ответил воин, - мой отец занимался тем, что изготовлял богов и продавал их у себя в лавке.
- И что случилось потом?
- Потом мой отец чем-то прогневил богов и они его прокляли, - немного помолчав, ответил Нахор и бросил быстрый взгляд на Тасида. Это не укрылось от правителя. Он едва заметно усмехнулся. В свою очередь заметив  усмешку правителя Тасид зло поджал губы. В его присутствии какой-то ничтожный воин вел против него игру перед самим правителем и он, жрец великих Нинниру и Исида, стоит словно провинившийся ребенок. Такого позора старик не испытывал со времен молодости. Тогда ему приходилось прикладывать все свое умение и изворотливость ума, чтобы, пускай по колено в крови, но дойти до заветной вершины, с которой сейчас его пытается ниспровергнуть не только правитель-самозванец, но даже обыкновенный простолюдин. Видать наступает всему конец…
- Что ж, боги порою бывают несправедливы, - произнес правитель, думая о чем-то своем, - но твоего отца они наказали поделом. Ведь он наделал много долгов.
- Не смею перечить… - промолвил Нахор, - но смею напомнить, что долг уплачен и выкуп тоже. Я рассчитываю на то, что боги все-таки проявят милосердие и мой отец умрет, сохранив свое доброе имя.
Чувствуя, как с каждым мгновением он теряет все больше и больше, Тасид решил вмешаться в разговор.
- Перед лицом справедливых богов обязан все же добавить в уши моего господина еще нечто важное, - произнес он полушепотом, - этот ничтожный человек утверждает, что не знает, где скрывается его брат-бунтовщик. Но в то же время у меня есть люди, видевшие Абрама в городе в обществе своего брата.
- Вот как! – протянул правитель.
- Люди могут ошибаться… - попробовал вставить Нахор, но жрец уже завладел ситуацией.
- Сейчас я прикажу привести бунтовщика перед священное лицо моего господина, - продолжал Тасид, теребя небольшое нефритовое ожерелье в руках, - посмотрим, хватит ли у стоящего перед тобой воина духу отказаться от собственного брата ради спасения отца.
Брови правителя поползли вверх и он еще раз внимательно взглянул на склоненного перед ним воина. Жрец, стремясь доказать свою несомненно лживую лояльность отдает в его руки бунтовщиков, которых не смог обезвредить в свое время Набонид и на которых не решается поднять руку сам. Впрочем, дело здесь вовсе не в нерешительности. У Тасида попросту не хватило времени совершить расправу над бывшими врагами. чем же они ему так не угодили? Впрочем, это неважно. Тасид – уже прошлое великого Ура. Когда-то великого…

Глава двадцать седьмая

Было темно и сыро. Откуда-то сверху капала вода, под ногами нестерпимо вонючая жижа. Сладковатый тошнотворный трупный запах не давал глубоко дышать. От голода и вони перед глазами у Абрама поплыли синие круги. Хотелось лечь, но  Абрам не мог заставить себя даже сесть на корточки, содрогаясь лишь от одного предположения что может быть под его ногами. В этой яме уже многие годы заживо сгнивали множество людей. Часто от их тех оставались лишь обглоданные крысами кости. Неужели  ему суждено принять такую позорную смерть? Для этого ли он после стольких лет вернулся в Ур? А может быть Нахор предал его, специально заманил его сюда байками про отца, чтобы пытками вырвать у него сокровища Амкелин? Кому как не Абраму знать алчную породу своего отца. Влекомый всепоглощающей страстью к деньгам он вполне мог склонить Нахора к предательству. Тем более что они родные только по отцу. Ведь Нахор ненавидел мать Абрама не меньше своего отца. При мысли об этом Абрам заскрежетал зубами и застонал от бессилия. Ломая ногти, он скреб твердые глиняные стены ямы, на его лице появлись слезы. Как он мог довериться человеку как Нахор? Попался как ребенок на уловку взрослого. Так брат поступал с ним, когда он был еще ребенком, так поступил и сейчас. Словно ничего и не изменилось, будто бы не прошло полжизни! Теперь Сарах осталась беззащитной  перед  обозленными соседями, которых уже никому сдерживать. Всюду враги, враги, враги… сквозь стон Абрам повторял только один единственный вопрос:
- Где Ты? Где?..
Как давно он Его не слышал! Только сейчас Абрам осознал, вспоминая прожитые на севере годы, что Он ни разу за последние шесть лет не являлся ему в видении, не давал даже намека на Свое существование. Почему? Неужели он сделал что-то не так? Или…
Абрам даже боялся подумать о таком, но страшная мысль была назойлива, словно большая навозная муха, и не давала ему покоя: что если все предыдущие встречи с Ним были всего-навсего плодом его воображения, и весь его бунт против злобных и жадных богов Сенаара  действительно, как твердил всегда Нахор, лишен всякого смысла и обречен с самого начала на поражение?
Впустив такие мысли, Абрам почувствовал, что ему стало страшно. Он покачал головой:
- Нет, такого не может быть. Ты существуешь, Ты не можешь быть обманом. Это невозможно. Ты существуешь!!! – страдальческий вопль узника в яме пронесся громом по безлюдному двору стражников, отразившись эхом от холодных каменных стен крепости, и взвилось в черное беззвездное небо…
Нахор вышел во двор, когда уже стемнело. Разговор с правителем и этой хитрой лисой жрецом казался ему вечной мукой. Если адские муки и существуют, был уверен воин, их он испытал именно сейчас. Впрочем, боги оказались благосклонны к нему и его семье. За те месяцы, пока он искал Абрама сребролюбивый и властный Тасид, как оказалось растерял большую часть своей власти и теперь находится в опале у правителя, который, видимо, шутки ради решился немного позабавиться. Назло жадному жрецу он согласился отпустить Тераха без выкупа. Когда у жреца отвисла нижняя беззубая челюсть, и он попытался что-то возразить,  правитель только рассмеялся ему в лицо. Теперь главное, чтобы отпустили Абрама. А вот, кажется и он…
О, боги, что они с ним сделали?! Абрам шел, едва волоча ноги, одетый в то, что раньше было его одеждой, а теперь превратилось в жалкие лохмотья. Лицо осунулось, было вымазано грязью и нечистотами. Нахор бросился к брату, но тут же остановился, встретившись с ним взглядом. Разговор, вероятно, предстоял малоприятный. Младший братец, видать, вообразил себе неизвестно что…
Некоторое время братья стояли друг напротив друга посреди двора, не говоря ни слова. Дворцовая стража, сопровождавшая Абрама, отошла на несколько шагов в сторону и с интересом наблюдала за воином и оборванцем. Когда молчание заметно затянулось, солдаты стали нервничать и подумывали выгнать странных посетителей за стены царского дворца, Абрам заговорил:
- И сколько они тебе обещали за мою поимку, Нахор? – почти спокойно спросил Абрам, - а всю эту историю с отцом ты сам придумал или тебе помог сребролюбивый жрец Нанниру?
- Наш отец по-прежнему в рабстве, - помолчав, ответил Нахор и посмотрел в глаза брату, - но к счастью с тех пор, как я покинул город, здесь многое изменилось. Тасид  нынче в опале у правителя. Это шанс для меня освободить отца, а тебе остаться при своих сокровищах. Поверь, я на них не претендую. Деньги твоей матери принесли слишком много раздоров и горя в нашу семью, чтобы  я позволил хотя бы прикоснуться к ним.
Абрам, ничего не сказав, развернулся и зашагал к выходу. Нахор поспешил за братом, на душе было противно. Хотя он вначале и обрадовался, что с Абрамом все в порядке, теперь чувствовал себя оскорбленным: как он мог подумать, что его предал родной брат?! Почему ему теперь надо доказывать свою непричастность к стремлению завладеть сокровищами Амкелин, будь они прокляты вместе со своей владелицей! Почему он, в конце концов, должен унижаться перед этим возомнившем о себе неизвестно что дуралеем, считающим, что все вокруг него враги? Но здравый смысл говорил Нахору, что эмоции сейчас надо отложить в сторону и бросить все усилия на спасения отца. Один он не справится.
Абрам опрокинул огромную кружку дорогого вина и, даже не поморщившись от выпитого, воззрился на брата, сидевшего перед ним за столом харчевни охмелевшими глазами.
- Значит ты хочешь убедить меня в том, что никому в этом городе мои деньги не нужны, все о них давным- давно забыли. А правитель спит и видит, как послужить несчастным жителям Ура?
- С тех самых пор как мы встретились с тобою на севере, Абрам, единственное, в чем я хочу тебя убедить, так это спасти отца, - устало произнес Нахор, не выпивший за весь вечер ни капли вина.
- Я внес необходимый выкуп, как ты меня и просил. Но совать голову в пасть дракона… - усмехнулся Абрам.
Тяжелый кулак Нахора вдруг с грохотом опустился на стол, напугав посетителей и самого хозяина.
- Когда же ты перестанешь думать только о себе?! – не обращая ни на кого внимания, зарычал воин, - вариться в собственных полувековых обидах, трястись за собственную задницу? Неужели прожитые в изгнании годы тебя так ничему не научили?
- В изгнании я чувствовал себя лучше, чем дома, - мрачно ответил Абрам, - на родине обо мне вспоминают только тогда, когда за мой счет хотят решить свои проблемы.
Нахор несколько мгновений смотрел на брата налитыми кровавой ненавистью глазами, затем выпрямился и накинул спадший с плеч плащ.
- Если ты считаешь позорное рабство нашего отца не твоей проблемой, тогда нам не по пути, - почти спокойно произнес Нахор, - только не попадайся мне на глаза  и забудь о том, что у тебя когда-то был брат. Прощай!
Бросив на стол несколько медяков, Нахор вышел из харчевни, сопровождаемый настороженными взглядами  сидящих за столами людей. Кое-кто стал бесцеремонно указывать пальцами на сидящего в углу Абрама, но тот не обращал ни на кого внимания. Отягощенная вином голова упрямо клонилась к столу, мысли путались, кружась остервенело крича хриплым голосом брата словно стервятники над трупами...
Он пришел. Пришел тогда, когда Абрам  меньше всего этого ждал. Но почему Его так долго не было? Столько лет!!! Почему Он допустил эту ужасную яму с нечистотами?
- Тебя так взволновало твое заточение в яме? – спросил Некто, присев рядом с Абрамом на поросший зеленой травой пригорок.
Перед ними расстилалась бескрайняя степь, покрытая изумительным пурпурным покрывалом красных маков. Дух легкий свежий ветерок с юга, по небу мирно плыли пушистые облака. Абрам ничего не ответил, даже не взглянул на Собеседника. Молчание затянулось надолго. Он не спешил прерывать его. Абрам пытался изо всех сил отвлечься от гнетущих мыслей, но ничего не получалось. Словно какая-то тень накрывала его душу, и даже присутствие Некто не помогало. А может он не хочет помочь? Тогда зачем пришел, чтобы умножить итак ставшие нестерпимыми мучения?
- Ты мог бы меня предупредить… - устало произнес он упрек, поскольку ни на что другое способен не был. Хотя, конечно же, не стоило с укоров начинать разговор с Ним. Абрам хорошо это понимал, но сказанного не воротишь.
Снова воцарилось тягостное молчание.
- Вот уже много тысячелетий я живу в душах людей, - раздался Его тихий голос возле уха Абрама, - и очень часто я чувствую себя либо как в идольском капище либо как в яме, в которой ты провел всего две ночи. Отвращение, озлобление, желание поскорее убраться восвояси, - таковыми были чувства, когда по тебе бегали омерзительные крысы или когда ты ежился под мертвыми взглядами вылепленных тобою богов?
Абрам не ответил, но Он ответа и не требовал.
- Я освободил тебя от идолов, вытащил из ямы. Теперь ты свободен. Но как прикажешь поступить Мне?
До Абрама долго доходил смысл сказанного. Очень долго. Но Он не спешил.
- В моей душе ты тоже чувствуешь омерзение и желания покинуть меня? – подняв голову, спросил почти шепотом Абрам.
- Желание убежать – удел слабых, Абрам, - усмехнувшись, ответил Он, - судьба же сильных – победить.
Абрам внимательно посмотрел на Него.
- Ты же знаешь все обо мне, не так ли? – после некоторых колебаний спросил Абрам.
Он только кивнул и  добрыми смеющимися глазами посмотрел на Абрама. Тот понял, что вопрос, только что возникший в его голове озвучивать вовсе не обязательно…
- Тебе решать, - только произнес Он.

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ ПРОИЗВЕДЕНИЙ МОЖНО ПРИОБРЕСТИ ПО АДРЕСУ: Rubie. in.ua