Эпидермия Глава 2

2

Вася нудно пробудился, приподнялся на локте, оценил обстановку и ухватился за обрывки снов. Снились ему кошмары: сначала это был школьный физрук Николай Иванович Огурцов, который учил их стоять на баскетбольном мяче, потом вёрткий старик с ученическими тетрадями во рту (тетради были скручены в трубочки, из них лезли вонючие звуки), подходили инопланетяне со спортивными фигурами, а потом приснилось, будто бы Васю поразила невероятная напасть, и на пальцах стали сами собой вылезать непристойные синие буквы. «Вот приснится же нелепица!» – опасаясь и тревожась, подумал Василий, нашарил на полу пепельницу, пачку сигарет, чиркнул зажигалкой и увидел на пальцах синее слово «В А С Я».
«Да чтоб меня!» – Тутаев стал изо всех сил щипать себя за нос и за живот, дергать за волосы, потом аккуратно прижёг лодыжку сигаретой и, наконец, решил, что он всё-таки не спит. «Вот хренота-то», – подумал Тутаев и стал торопливо собираться на работу. Кое-как он отыскал в комоде белую рубашку. Воротничок уже темнел характерной несвежей полосой. Сколько шею ни мой, эта полоса все равно проступит. Появление полосы Тутаев ещё мог себе как-то научно объяснить, а вот что с пальцами творится… Он подождал, пока разогреется утюг, наскоро погладил рубаху и сразу же надел. Васе нравилось, как теплая ткань касается его тела, было в этом нечто материнское... А Михаилу Боярскому по-прежнему снился конь: «В лицо мне дышит рыжий конь... косит лиловым глазом...» – негромко доносилось из старого радиоприёмника.
– Косит, косит, – машинально повторил Тутаев и приглушил мушкетёра.
В ванной комнате обстановка была достаточно аскетичной. Никакой импортной сантехники – только отечественная. Ванна – толстый чугун. Стеклянная, замазанная известью форточка в туалет. По стене змеится и булькает зелёная труба-сушилка. На полочке под зеркалом только всё самое необходимое: одноразовый станок, бритвенная пена, одеколон. Василий сунул пробку и наполнил раковину горячей водой, сел на щербатый край ванны, помочил руки и начал осторожно тереть пемзой буквы на пальцах. Пальцы покраснели и распухли, но буквы тем не менее оставались на своих местах: «А» на среднем, «С» на безымянном, «В» на указательном, «Я» на мизинце.
Из небольшого шкафика возле раковины Василий извлёк аптечку, в которой находились: бинт, йод, горчичники, напальчник, шприц, соска, вазелин, клизма, стрептоцид, гематоген и маленький пакетик с мумиё, который был больше похож на ляпку цыганской маковой ханки. Василий достал пластырь и аккуратно залепил каждую букву. Он выпрямился в рост, провёл пару раз расчёской по светлым волосам и придирчиво осмотрел себя в зеркало.

Плавный ход мыслей прервал внезапный пароксизм неведомой болезни: сквозь белую ткань рубашки, рядом с карманом, явственно синело крупное пятно. Василий на секунду замер, потом закрыл глаза, глубоко вздохнул и энергично потер ладонями уши. Открыл глаза – пятно оставалось на месте. Не отдавая отчёта своим действиям, он схватился руками за воротник и сильно рванул. Хряснула материя, лопнули нитки – весело подпрыгивая и постукивая, пуговицы поскакали по синему кафелю в разные стороны. На левой груди красовался грубо сработанный портрет. Личность на портрете была легко узнаваема. Строго и оценивающе взирал на Василия товарищ Сталин.
У Тутаева закружилась голова, он снова закрыл глаза и облокотился на раковину. Внутри нетерпеливо затрещал тёмный ужас, из маленькой точки в глубине живота стал расти отвратительный холод, и, расширяясь, двигаясь вверх, он заполнил всю грудь, дополз до горла, медленно, как нефтью, залил глаза и застыл чугунным слитком между мозговых полушарий. Вася быстро открыл глаза, отпрянул от раковины и, чтобы не смотреть на тревожно-белое, торопливо выглянул из ванной. Товарищ Сталин уже лично присутствовал в коридоре. Он был обнажён по пояс. Его пухлый осетинский торс был густо покрыт курчавым рыжим мехом. Сухая рука без привычной френчевой поддержки чувствовала себя неуютно и нелепо свисала далеко к полу. Второй рукой товарищ Сталин держал коротенькую казацкую трубку, от дыма которой он лукаво, по-растамански щурился. На груди у Сталина был выколот череп.
– Товарищ Сталин? – робко осведомился Василий.
– Да, Василий, это я, – ответил Сталин и несколько раз пыхнул трубкой.
– Что же это происходит, товарищ Сталин, объясните мне?
– Всему своё время, Василий. Скоро ты сам всё узнаешь. Черёд придёт. Вот и у меня сына тоже Василием звали. Командовал он в войну тридцать вторым гвардейским авиаполком. И всё вроде хорошо шло, а потом случилась эта злосчастная «рыбалка». Подобрались в том авиаполку девять заядлых рыболовов, среди них и мой Вася. Договорились они с инженером полка, чтобы тот снарядил им какое-нибудь взрывное устройство, тол или гранату. А тот отвечает: какой ещё тол, «эрэс» – реактивный снаряд опустим, в нём почти сто кило взрывчатки, так шандарахнет – мало не покажется. Рыбы будет – вагон. Ну и рванули… Было это под Осташковом в 43-м году. Прав оказался светлоголовый инженер, мало никому не показалось. Из девяти человек шесть получили ранения, инженера на месте убило, Васе же пятку оторвало начисто. Боль была такая, что стонал он, не переставая. Полк после того случая, конечно же, разогнали. – Товарищ Сталин несколько раз затянулся и глубокомысленно выпустил сизое облако, похожее на брокколи. – Ты, Василий, друзей держись, они тебе помогут. Вот про моего говорили, что не было у него настоящих друзей, подхалимы одни... Какие подхалимы? Скажем, Всеволод Бобров – хоккеист и футболист с мировым именем. Ему надо было подхалимничать? Или народный артист Николай Крючков, которому славы и без Васи хватало. Если у тебя настоящих друзей нет, то, считай, пропадёшь. Пропадёшь, как пузырь на воде, как говорил наш великий Гоголь.
Товарищ Сталин ещё немного посипел трубкой и, неторопливо кивая, растворился в зеркальной амальгаме. Тутаев понемногу пришел в себя и повертел головой. Сталина нигде не было. Только сизое облако постепенно ускользало в открытую форточку, оставляя за собой странный запах – то ли ладана, то ли «Герцеговины Флор».
«Привидится же чертовщина!» – подумал Тутаев и опустил взгляд себе на грудь. С груди, из-под белой рубашки, с достоинством посматривал синий профиль товарища Сталина. Василий разразился бессильной матерщиной, неловко плюнул товарищу Сталину на голову, сел на пол ванной, обхватил голову руками и тихо заплакал…

+ + +

В офисе с самого утра вертелась командированная менеджерица ростовского филиала, видная девица, обряженная в деловой костюм пепельных тонов с мелкими агатовыми брызгами. Нещадно накрашенные глазки она строила в офисе всем, независимо от возраста и вероисповедания, расточая направо и налево флюиды легкодоступности.
Несколько раз она прошмыгнула мимо кабинета Василия, мельком любопытствуя через приоткрытую дверь происходящим внутри, пока наконец не заявилась вся целиком, оценивающе осмотрела Васю, растянула улыбку до ушей и начала беседу:
– Добрый день, а вы не подскажете, где у вас тут пообедать можно?
«Можно и пообедать. А можно и того, вжик-вжик, поебатьдать», – подумал Василий и в задумчивости потеребил ухо:
– Пообедать… пообедать… Проблематично у нас тут с приличным обедом. Поблизости одни офисы, все нормальные места в это время битком забиты, замучаешься ждать. Правда, есть тут в нашем здании столовая одна пролетарская, можно попробовать туда заглянуть.
– А мне нравятся такие столовые, – оживилась девица. – Есть в них что-то ностальгическое. Тарелки с надписью «Общепит», доброжелательные тётушки на раздаче, комплексный обед за пятьдесят рублей. Да и сама я пролетарской закалки, у меня отец – технолог на литейном заводе.
– Ну что ж, тогда я провожу вас туда. Не забоитесь работяг?
– А чего мне их бояться, простой человек – он честен и открыт, не то что некоторые офисные грызуны. Знаете, веет от них какой-то такой первозданной силой, волей, что ли... И руки их грязны по делу, от работы, а не от мздоимства!
«Бздоимства! Знаем мы, чем от них веет», – подумал Василий и сказал: – Я вот только закончу одно письмо, а вы можете пока тут на стульчике расположиться, присаживайтесь!»
Она села на краешек стула, как-то чуть боком, выгнула в Васину сторону свою прилежную грудь, ласково просвечивающую сквозь ажурную бязь, и положила ногу на ногу. Василий незаметно развернул камеру, стоявшую у него на столе, и написал Вовке в аську:

Найтов (14:06:30)
Зацени телку, чувакт!
Кайтов (14:07:09)
Да пидорша какая-то, в рот забаненая.
Найтов (14:07:45)
Ать! Эть! Хе-хе
Кайтов (14:08:00)
Мохнатку сфотать не забудь!
Найтов (14:08:45)
А хер тебе заворотнюк, – ответил Вася и отключился.

– Можно идти, – сказал он и повёл свою спутницу путаными коридорами.
– Меня, кстати, Русланой зовут, – и она быстро изобразила смущение, затрепетав ресницами.
– Очень приятно, а меня Василием, – он протянул руку.
– Василий, а что у вас с пальцами такое? – обратила внимание Руслана на залепленные пластырем пальцы.
– Да пустяки – порезался.
– Это как же так можно порезать все пальцы сразу?
– Да бандит один ножом угрожал, ну я и схватился за лезвие, воспользовался замешательством и нейтрализовал.
– Какой вы смелый, Василий, – притворно сказала Руслана и соорудила искусно пощипанными бровями два куцых шалашика.
– А мне кажется, что я вас уже тут видел, – поспешил сменить тему Тутаев.
– Да, я уже приезжала как-то раз на общий семинар.
– Вот как. А откуда, если не секрет?
– Из Ростова, из Великого.
– Ростов – это хорошо, Ростов – это тепло, Ростов – это фрукты, – Василия покоробило от морозной мысли о предстоящей зиме, и он механически подумал о витаминах, они представились небольшими жёлтыми, красными и синими шариками – это, наверное, из детства или из рекламы.
– Да что хорошего, дыра дырой этот Ростов! – жаловалась Руслана. – Пойти толком некуда, одеться как следует – тоже проблема, да и вообще, бесперспективно как-то, неприлично. То ли дело Москва! – Руслана сладко улыбнулась.
– А что Москва. Тесно, грязно и воняет – вот вам и вся Москва, – хладнокровно заявил Тутаев.
– Не скажите, Василий, зажиточно в Москве живут. Я вот в Ростове не на последнем счету, а в Москву приезжаю, так сразу чувствую себя классом ниже среднего, золушкой просто, – сокрушалась Руслана.
– Так в чём проблема? Не приезжайте и будете чувствовать себя отлично.
– Да, вам, москвичам, этого не понять – вы-то жизни уже как следует покушали, – она вздохнула и задумалась о своих столичных чаяниях.
Некоторое время они шли молча.

– Вот мы и пришли, – сказал Василий, отворил дверь, которая ему почему-то всегда казалась влажной, галантно пропустил гостью вперёд, наскоро оценив доброту филейной части ростовской мученицы.
Общепит изнутри оказался не таким уж и радужным, как представляла его себе Руслана. В нос ударил странный запах, но Василий уже знал, что в этой столовой так пахнет рассольник. Подойдя к стойке, Руслана обнаружила набор овощных салатов, обильно приправленных петрушкой и майонезом, громоздкую горку выпечки, многочисленные тарелочки сельди с луком, люто порубленные куриные тела и трёх сердитых, хорошо поживших женщин на раздаче. Одна подавала желающим первые, вторые блюда и компот, вторая сидела за кассой, третья подносила добавочный корм и пустую посуду. Женщины не очень усердствовали в своём питательном труде, и посетителей сейчас было не особенно много, но отчего-то женщины злились и грубили. «Чё ещё?» – вопрошала в клубках пара у очередного оголодавшего работяги раздатчица, массивная женщина с мятой поварёшкой в руке; из бородавки на её подбородке лукаво торчали три седых волоска. Лысый нескладный мужчина, стоявший впереди Русланы, попросил жаркое и рожок «Жирик». Вторая пищевичка в это время разливала жидкий оранжевый компот. Лила она щедро, напиток плескал через край и стекал по её руке в уже налитые стаканы. Голодный люд гомонил.
За ближайшим к кассе столом, накрытым криво обрезанной клеёнкой с квадратными узорами, сидели трое мужчин в столярных камзолах и сосредоточенно поглощали куриные ляжки. Один украдкой что-то подливал в компот из укромной скляницы, остальные, причмокивая, облизывали пальцы, беспощадно высасывали костный мозг и от удовольствия тихонько матерились. Немного пьяненькая и оттого вдвойне прекрасная посудомойщица в розовых резиновых перчатках вытирала со столов куском вафельного полотенца и тихонько напевала себе под нос.
Руслана брезгливо взяла поднос за самый краешек и начала внимательно изучать исчирканную ручкой разблюдовку. Сзади её уже нетерпеливо подталкивал к стойке какой-то вихрастый ухарь в клетчатой рубахе и джинсах с надорванными карманами. Руслана решила сориентироваться с выбором еды на месте и поставила поднос в хвост движущегося людского состава.
– Чё? – сухо поприветствовала её раздатчица.
– Можно каши? – робко спросила Руслана.
– Какой каши?
– Овсяной, если можно.
– Нету. Кончилась овсянка. Чё ещё?
– А гречневой можно?
– Нету гречневой.
– А какая есть?
– Гороховая. И рисовая. Нет, рисовой тоже нет.
Руслана почему-то думала раньше, что гороховой каши не бывает – её специально выдумали, для того чтобы пугать маленьких детей. За спиной раздатчицы промелькнул человек в сером халате, он на мгновение разметал клубы кухонного пара. Руслана увидела двух сосредоточенно урчащих мужчин – они сидели на табуретах и чистили короткими ножами картошку в обыкновенную эмалированную ванну.
– А капуста тушёная есть?
– Капуста есть, секунду, – женщина подошла к баку, поскребла там и вдруг, не оборачиваясь, страшно заорала: – Дашка! Силос кончился! Пожрали весь! Ташы ещё давай!
Когда женщина подняла лицо, Русланы уже поблизости не было. Василий же проводил взглядом малодушное бегство своей спутницы, но догонять не стал, поскольку вид горячей пищи разбудил в нём иные аппетиты.
Мужчина в синей робе расплатился, отошёл от кассы, неся громоздкий поднос и добрым лицом наблюдая колышущийся и дымящийся, налитый до краёв борщ. Борща сегодня не хотелось. Василий, машинально прикинув, что почём, попросил салат «Нежность» из тёртой редьки, рассольник «Ленинградский» и курицу. Он вспомнил, что ему один коллега рассказывал, как курам, жутко раскоряченным на уличном гриле, делают инъекции формалина. От этого они, истекая жиром, не портятся на жаре неделями, даже без рефрижератора. «Интересно, каким генетически модифицированным ширевом обколота моя птичка?» – подумал Вася, глядя на внушительный окорок; довершил он свой заказ компотом и тремя кусками чёрного хлеба. Он отметил, что почти никто в очереди не мог удержаться, чтобы дойти до кассы и не отпить от компота пары глотков. «Жажда», – справедливо постановил Тутаев. Сзади Василия раздался хохот: «Главное – не похудеть!» – вскрикнула небольшая хриплая женщина, похлопала подушку живота строительного человека и снова залилась чистым хохотом.

Взяв довольно-таки тяжелый поднос (неужели вся эта пища с тарелок сейчас окажется внутри моего тела, тревожно подумал Тутаев), он обошел столик, за которым интенсивно жевали двое усачей в мятой железнодорожной форме, нашёл свободное место, расположился, поперчил и посолил рассольник, погонял ложкой одинокую фрикадельку, размешивая белую лужицу сметаны, и аккуратно намотал куриную кожу на вилку. И тут же он вспомнил одного своего доброго знакомого, Григория Куприяновича, – тот любил поедать курицу до умопомрачения. Когда-то давно он преподавал в Васином институте почвоведение, но теперь Куприяныч заглядывал туда лишь изредка, навещая своих старых приятелей по кафедре. С Васей они сдружились случайно, на студенческом сабантуе по поводу Дня Победы. Григорий Куприянович Желдак ростом был невысок, имел жилистый пунцовый нос, массивную лысину, также в глаза бросалась карикатурная диспропорция ступней и ладоней. Он носил обувь сорок восьмого размера, а в детстве его звали Жора-мухобой. Он был прекрасный преподаватель и отчаянный винопиец. Общаться с ним было одно удовольствие.
Как-то, уже после окончания института, Василий встретил Куприяныча на вечернем Патриаршем пруду, в руках преподавателя была рваная поросячья нарезка в измочаленной вакуумной упаковке. Почвовед вольготно располагался на лавке и, не таясь недалёкого милицейского патруля, расходовал дагестанский коньяк.
Тогда, после двухчасового времяпровождения, за которое пришлось дважды сбегать в магазин, Григорий Куприянович успел проиграть случайное пари и смело отправился исполнять проспоренное – нужно было дважды переплыть пруд голым. В первый раз, достигнув цели, требовалось выбраться на сушу и спросить у публики, далеко ль до берега, а второй раз доложить: «Босфор пал, товарищ капитан первого ранга, Дарданеллы наши!» Василий, хохоча, стоял над водой – суетливые мальки сразу же накидывались тощей стайкой и с удовольствием клевали Васину коричневую, дербентскую слюну. Седое сердце Григория Куприяновича билось быстро и нервозно. Старик скинул одежду, юноши приникли к биноклям…

Василий улыбнулся воспоминаниям и с удовольствием вырвал из курицы мускулистую жареную лапу.

Через пару лет Желдак стал жертвой своей бессмысленной похоти. Не в силах сопротивляться природе, Григорий Куприянович завлёк к себе на холостяцкую квартирку изрядно сладострастную хохлушку Олю из Лисичанска, и там, во время шумного акта единения братских народов, что-то у Куприяныча предательски хрустнуло и смертельно подломилось. В дальнейших потугах кое-как нарастить мужскую плоть Куприяныч целыми днями объедался ятрышником, за неимением орхидей. Но вскоре он отощал, заотшельничал, окончательно отошел от мужских дел и уехал в деревню насаждать рапс. Василий навестил его как-то инкогнито. Выглядел Куприяныч, как помидорный куст, основательно побитый крупным дождём. Он теперь был фанатичный уринист, травник и записной фитопользователь…
Зайти к нему Тутаев не решился.

Мимо Васиного стола, совсем рядом, прошла девчушка, по-матросски покачивая кормой, и чуть не задела его своим сиротским подносом. «Пора заканчивать трапезу, боярин», – подумал Вася, поелозил салфеткой по губам, скомкал её и бросил в бурелом куриных костей в стакане. О чём же они тогда поспорили на пруду с Куприянычем?

+ + +

Вернувшись на службу, Василий обнаружил приготовления к нечаянному банкету. Поводом он интересоваться не стал, лишь заметил, как в большой переговорной комнате перемещают и накрывают столы. Опытные женщины из бухгалтерии выгружали из котомок салатики, нарезки, холодец, сельдь в виноградном уксусе, жюльен с почками, тарталетки с фестонами и китайскую вермишель.
Намётанным взглядом Василий оценил алкогольную составляющую стола и сам не заметил, как облизнулся. Он зашёл в свой кабинет, водрузился в кресло и принялся за повседневные обязанности. Посмотрел текущий курс доллара и сделал соответствующий вывод. Не читая, ликвидировал тридцать два рекламодательных письма. Проследовал по нескольким ссылкам из аськи. Одна из них вела на картинку, где голую женщину начиная с природного шрама режут надвое циркулярной пилой. Василий заботливо положил картинку в папку особого назначения.
После Василий отписал несколько деловых писем по поводу предстоящих переговоров, подготовил и отослал куда следует необходимые документы. С чувством выполненного служебного долга он погрузился в интернет-интриги и сводничество. Мысли его наполнил едва уловимый запах лаванды.

Настроение масс было совершенно нерабочим, и, не дотерпев до вечера, активисты стали созывать всех за стол. Антон Бесхмелицын, у которого был индивидуальный график работы, в основном по ночам, воспользовался всеобщим ажиотажем и незаметно растворился с рабочего места.
Рассаживались согласно рангам. Во главе стола Виктор Николаевич Басаврюк, справа и слева его первые замы, ну и далее, согласно приходному ордеру. Руслана уже успела полноправно расположиться между бухгалтерией и логистикой.
Василий, зайдя в переговорную, быстро провёл рекогносцировку, локализовал цель и выбрал диспозицию в непосредственной близости. Он аккуратно подсел к своей ростовщице, подхватил бутылку винца и затеял укрощение.
– Вино французское, рекомендую.
– Ой-ой, мне совсем чуть-чуть, – ложно заскромничала Руслана.
– Конечно-конечно, чисто символически, – и Василий плеснул от души до краёв, себя же не обидел коньяком.
– Василий, ну что вы! Столько я за весь вечер не выпью, – юлила ростовчанка.
– Вот заодно и проверим.

После нескольких анонсированных бокалоподнятий общая беседа распалась на куски и развалилась по разным концам стола. Слева от Василия обсуждали прелести диеты по Монтиньяку, справа – очередные туманные перспективы нашей футбольной сборной. Напротив сидела главбух в черепашьих очках и оживленно беседовала по телефону с помощью всего лишь двух-трёх слов: «Да… Да… Это невозможно… Да… Да… Ни в коем случае… Да… Да…»
После второго бокала Руслана слегка размякла и порозовела, но вида старалась не подавать и поддавать не прекращала.
Несколько человек стали проталкиваться на выход в курительную, Василий проследовал за ними. В курилке было уже оживленно и тесно. Один низкорослый сотрудник в розовых щёчках признался со смехом, что когда он однажды заболел гриппом и ехал в одном лифте с беременной узбечкой, то специально дышал на неё своим заражённым воздухом, чтобы она тоже заболела, и у неё, по возможности, родилось уродливое и больное потомство. Вася внутренне содрогнулся от ужаса, но вида не подал и одобрил сотрудника: «Хе-хе, дело, дело, старичок!»

Вася глубоко затянулся. Долговязый паренёк Толясик из доставки пристально посмотрел на Васины пальцы.
– Слышишь Василий, это что у тебя с пальцами такое? Не грибок случаем? – Толясик судорожно стал вспоминать, здоровался ли он сегодня с Василием за руку.
– Да не, это у меня в подъезде какие-то умники лезвия на дверную ручку прилепили, да так, что пока носом туда не залезешь – не видно. Я, конечно же, не заметил, ну и дёрнул, чтоб дверь захлопнуть… С детства ненавижу, когда кровь из пальца берут, а тут изо всех сразу полилось в разные стороны и на пол каплет. Чуть в обморок на месте не свалился, а мог бы и шею с лестницы свернуть.
– Вот скоты какие малолетние, за это нужно таких вломить, чтоб в следующий раз неповадно было. Иначе их ничему не научишь, они ведь по-человечески не понимают.
– Ага, – подключился к общему негодованию дядька с бордовой головой, в возрасте и при усах, – с тоской я смотрю на наше поколение. Ну что за уроды такие, кепки набок, штаны ниже жопы уже висят, а в голове маргарин один плещется.
– Я вот вспоминаю, какие у нас были игры в детстве, – сполз Василий с темы, – в «московские прятки», «пекаря», «чижа», «казаки-разбойники», «сто-двести-триста». А первая в жизни электронная игра про волка с яйцами? Одна на весь двор была! Эти же присосались к матрице, дома по компьютерам сидят в своих виртуальных мирах, чатятся, света белого не видят, физкультуру не уважают.
– Вот-вот, для нас мультфильмы событием были, а эти в любое время и сколько хочешь, только успевай за новинками. У меня подруга одна, воспитательница в детском саду, делала сыну день рождения, детей пригласила, напридумывала конкурсов разных. Так они после второго конкурса заныли, чтобы она им мультики включила и в покое оставила.
– Правильно, сначала на мультики подсаживаются, потом на клей. И это – будущее России!
– Пропадёт держава с таким генофондом.
– Да ты открой глаза, посмотри на этот генофонд, русского человека в Москве меньше, чем приезжего. Я недалеко от Лефортовского рынка живу, так вечером на улицу выхожу и понять не могу, то ли я в Душанбе, а то ли в Ашхабаде, – подхватил Толясик.
– А у меня…

Василий вернулся за стол и шутки ради распустил слух, что настаивает водку на копчёном мясе, отчего та приобретает ярко выраженный вкус краковского сервелата и никакой более закуски не требует. Некоторые дамы даже записали точный рецепт. «Ну до чего же бабы – дуры», – думал Василий и незлобиво потешался. Словно в подтверждение румяная Руслана старательно улыбалась во все стороны. «Нет худа без добра, хорошо, что я не за рулём», – подумал Вася, замахнул ещё коньяка и посмотрел на Руслану: тёплые коромыслица бровей, чуть подтаявшие реснички… Тутаев мгновенно влюбился и стал выжидать удобного для взаимности момента.
Закуска быстро иссякла, перестала красть градус, и далее стало твориться невообразимое. Дамочки включили музыку и стали кривляться кто во что горазд, потрясая офисным целлюлитом. Толясик тоже выкатился из-за стола и пустился в пляс, запутался в коленцах и, к всеобщему веселью, повалился на пол.

– Ох и задал я им тогда такого щорса! – буквально четверть часа назад балагурил первый зам, а сейчас находился на диване в печальной позе вырожденца с бессмысленными, как после сильного чоха, глазами и механическими руками кушал с блюдечка бледную халву бежевого цвета. Суетливая Лидочка сидела рядом, увлечённо рассказывала о своих приключениях в Египте и порывалась увести зама под благовидным предлогом демонстрации фотокарточек.
Вася было увлёкся напитками, но вовремя спохватился и заметил, что предмета вожделения на месте уже нет. Он пошарил глазами по комнате и зафиксировал блеск агатовых брызг в компании розовых щёчек и бордовой морды. Оба сделали стойку на доступную плоть, распетушили хвосты и изощрялись в небогатом острословии. Оба девушке явно наскучили, и она плавала взглядом по комнате, присматривая более подходящий круг общения. Вася без труда поймал её взгляд и подмигнул. Руслана подмигнула в ответ и сделала лёгкое движение в направлении двери. Тогда Василий практически невидимо кивнул и, вдохновлённо подняв рюмку по брови, громогласно понёс витиеватый и глупый тост, отмечая походя передвижение нужного женского тела в сторону выхода.
Юная преподавательница с подзакисшими подмышками, направленная в Васину контору на предмет неведомой практики, стала весьма бегло цитировать всего Александра Сергеича, всего нашего Пушкина. Василий победоносно прошествовал на выход. «Ай да Пушкин! Ай да сука! – с этими мыслями Василий проскользнул в дверь, зашёл в уборную и ради женской оральной гигиены поплескал себе водичкой куда следует, а сам с тревогой подумал о товарище Сталине. – Свет пригашу, и ништяк, пожалуй. Не заметит. А заметит – восхитится. Дура ж, деревня. Скажу, что я – лидер банды, рэпер, ёпта, Тупак Шакур».

Когда Василий вышел, то столкнулся с Русланой, которая в нерешительности мялась перед мужской уборной.
– Какой сюрприз? Что это вы тут делаете? – радостно закричал Василий.
– Вас жду, – не нашла ничего более умного Руслана.
– С какой целью ожидаете? По процедурному вопросу или… по личному? – Василий, не дожидаясь ответа, приобнял свою пассию за талию и увлёк вглубь коридора, – давайте я вам экскурсию небольшую устрою. Вот здесь у нас логистика, здесь бухгалтерия, а вот здесь – серверная.
– А что это такое?
– А это – святая святых наших компьютерщиков. Здесь размещается головной мозг нашей компании. Вся информация, архивы, бухгалтерская отчётность, почта, даже наш сайт в Интернете – всё находится в этой комнате.
– А как сайт может находиться в комнате?
– Ну, как попроще объяснить, там стоит машина, на которой веб-сервер вертится, ну и страница на нём висит.
– Какая ещё машина, легковая? – дурила Руслана.
– Да нет, компьютер обычный, только помощнее.
– Всё равно непонятно, ведь Интернет – он же виртуальный, как он может в комнате находиться?
– Очень просто, пойдём, покажу, – и Василий распахнул дверь в электрические владения Антона Бесхмелицына.

Руслана аж ахнула от обилия суматошно подмигивающих огоньков. Тут и там стояли развинченные системные блоки, из шкафа кустистыми пучками росли жёлтые провода. Остальное пространство было покрыто всевозможными платами, схемами и деталями. Они напоминали непослушных зверьков, которые выбрались из отведённых для них коробок и ящиков, разбежались по столам, запрыгнули на все полки и шкафы, залезли в самые дальние углы. Василий изловчился и быстро поцеловал Руслану в шею.
– Ах, Василий, вы только не подумайте, что я девушка ветреная. Я, между прочим, ещё не замужем.
«Вот это как раз и не совсем хорошо», – решил для себя Василий. Он воспринял сказанное как сигнал к активному действию и решительно скинул рубашку. Товарищ Сталин с укоризной взглянул на Руслану и приподнял густую осетинскую бровь.
– Это что ещё такое? – удивлённо посмотрела Руслана на Сталина.
– Это отец народов – товарищ Сталин, – бодро проследовал Василий стезёй правды.
– Какой же это отец, – возразила Руслана, – это же первый кровопивец и душегуб.
– Зато порядок в стране был, не то что сейчас. Знали все, какие наказания ждут за любое нарушение, знали и боялись, оттого и работали усердней, оттого и шагали впереди планеты всей, фашиста победили, в космос полетели, а теперь, тьфу, одни азерботы на улицах, – Василий, раскрыв доверчивые объятия, шагнул к Руслане.
– Между прочим, сам он, Сталин твой, тоже азербот! – дерзко огрызнулась Руслана и скустила брови не хуже отца народов.
– Нет, не азербот, Русланочка, – не оставлял надежды Тутаев.
– Нет, азербот, – сделала шаг назад Руслана.
– Нет, не азербот, а грузин он, – Тутаев сделал шаг влево, отрезая путь к отступлению.
– Какая разница? – заметалась запертая в углу ростовчанка.
– А ты вот у грузинов и спроси, они тебе подробно втолкуют, – Василий неловко закрыл лицо товарищу Сталину ладошкой, чтобы лишний раз не смущать отца народов и нахлынул на Руслану.
– Ничего спрашивать я не буду. Лицо кавказской национальности и всё тут! – Руслана довольно удачно отпихнула сопящего сластолюбца.
– Ничего подобного, грузины – нация благородная, а Сталин – лучший её председатель во все времена!
– А я тебе вот чего расскажу, – зашипела Руслана, быстро тыча когтистым пальцем в глаза товарищу Сталину. Василий невольно отстранился. – Столько этот таракан людей умнейших заживо сгноил, уничтожил, репрессировал. Вот дед мой инженером был, метро в Москве строил, в проектировке станции «Стадион народов» участвовал. Должны они были успеть к Победе станцию открыть… Да не успели. Деду десять лет без права переписки дали, а семью из Москвы выслали. Мыкались бабка с матерью по всей стране, от Находки до Урала, пока в Ростове не пригрелись. Так что я потомственная москвичка и если бы не Сталин твой, жила бы здесь, у Лужка за пазухой – горя не знала.
– Да ладно тебе, не обращай внимания, это ж рисунок только. Как у рэперов, знаешь? Типа Тупак Шакур, сечёшь? Знаешь, я ведь ещё и музыкально одарённый, Русланочка!
– Дурень ты, Вася, – сказала Руслана и негусто плюнула в изумленное лицо товарища Сталина, застегнула свой пиджачишко на все пуговицы, одёрнула вниз юбку, собрала растрёпанные волосы, достала помаду и выпятила вперёд верхнюю губу.
Василий попробовал пристроиться сзади и запустил руки в её подмышки, но чувствительно получил локтем в печень и моментально осунулся.

– Пойдем, Васенька, пора мне. До Казанского вокзала ещё доехать нужно, поезд через полтора часа отходит.
– Оставайтесь у нас, ночлег и питание обеспечим.
– Да? А ещё что обеспечите?
– Всё, что пожелаете, то и обеспечим, в удовлетворительном объёме.
– Спасибо, Васенька, я сама справлюсь, – Руслана чмокнула Васю в щёчку и исчезла за дверью. «Сука!» – подумал, а затем и озвучил свою мысль оскорблённый Тутаев.

Через некоторое время дверь в серверную вдруг отворилась, и на пороге снова появилось румяное лицо Русланы. «Ага, стыдно стало!» – торжествующе подумал Вася, решил без лишних слов переходить к делу и суетливо расстегнул брюки. Однако Руслана изобразила негодующее недоумение и сказала:
– Василий, ты чего это затеял? Я попрощаться зашла, у меня для тебя небольшой сувенир есть, на память, чтобы ты не скучал тут без меня, – она протянула сжатую в кулак руку, сунула Васе какую-то тряпочку и, неприлично громко расхохотавшись, выбежала из серверной. Тутаев разглядел и обнюхал презент – это были женские красные трусы с игривыми цветочками и кружавчиками. Он в сердцах плюнул на пол, однако трусы в карман затолкал. Настроение угасло, Василий ещё долго сидел в серверной и наблюдал за хороводом разноцветных огоньков. Наконец он привёл себя в окончательный порядок, вышел и огляделся. В переговорной осталось лишь несколько совсем невменяемых рож. Они курили, вели бессвязные беседы и гасили окурки в тарелках. Пахло затхло. Бухла уже не было. Вася, немного стесняясь, заглотил недопитую кем-то рюмку коньяка и отправился восвояси, он решил немного пройтись и отдышаться. Выйдя на улицу, он расправил плечи, сверкнул зажигалкой и затянулся полной грудью. Московский воздух остро пах выхлопным газом и дымом тлеющего торфа, со всех сторон неслись недовольные перегуды застрявших на забитых дорогах автомобилей. Василий остановился и задрал голову вверх, сквозь дымку небо различалось слабо. «Как редко люди смотрят вверх, – подумал Вася, – как свиньи. У свиней шея устроена таким образом, что они не могут вверх посмотреть, только жрут и салом обрастают. Кстати, со свинины самый доход и идет».

Добравшись до дому, Василий докурил комочек из золотинки и в приступе нахлынувшей деловитости затеял генеральную приборку. Распахнул настежь окна, собрал и вынес пять пакетов с мусором, осколками, бутылками и какой-то женской непотребностью. Включил погромче музыкальный центр и расположился у раковины, в которой уже завелась склизкая тина. От выкуренного комочка дело спорилось ловко, Василий перемыл всё что можно, пока отпечатки пальцев не сморщились в кашу. Тогда Тутаев взялся за пылесос, всосал мелкие осколки, ниточки (и откуда они только берутся на ковре, дома вроде никто не шьёт), мусор и прочую шелуху. Васе нравилось, как мелочь и пуговицы стремительно залетают в трубу и там постукивают. В порыве трудового энтузиазма он не поленился, отодвинул кровать и ликвидировал шлангом несколько плотных валиков скопившейся пыли. Вытирая со столика, он обнаружил чёрный блокнот степного мужчины и осторожно заглянул внутрь:

10-е – Пошёл искать работу. В баре познакомился с девушкой. У нее красивые ноги и длинные косматые волосы. Ничего интересного далее не произошло.
Жизнь моя становится всё скуднее и скуднее.
Я, наверное, похож на безрукого рака.

11-е – Сегодня решил устроить себе завтрак туриста. Раненько встал – метнулся в магазин к хачикам, взял банку горбуши и пузырёк 0,5. Схоронился в лесок за церковью. Лучшая закуска – горбушечные позвонки и кости. Они сочны и приятно катаются во рту.
Долго играл костями по нёбу.
Потом дал немного двум хитрым воронам. Как хорошо, что мы скоро перестанем завидовать птицам! Воронам горбуша пришлась очень по вкусу, через несколько минут прилетело ещё несколько птиц – это были ихние друзья.
Родилась мечта – серые крылья!
С сожалением расстался.

13-е – Разложиться и упасть – вот счастье!

14-е – Стал похож на мужчину с выпившим лицом. В зеркало стараюсь смотреть пореже. Там стоит кто-то удивлённый.
За спиной бормочут.

15-е – Вечером заблудился в лесу около церкви. Сильно замёрз. Плакал от досады и беспомощности.

16-е – Превращаюсь в мужчину-традесканцию…

17-е – Опять заблудился в чёрном лесу. Занял более удобную позицию.
За мной из кустов следил одноглазый мужчина в кальсонах.

19-е – Пил пиво, шёл гулять на бульвар.
Думал за Господа нашего Иисуса Христа: ведь он был сын человеческий – значит пил, ел – справлял всякие потребности. Пил вино, значит пьянел, значит сквернословил, выходил из себя, приставал к женщинам… блудодействовал, значит обманывал и дрался из-за баб с мужиками, воровал, нет – он, наверное, не воровал, он же всё-таки волшебником был. А то, что его на кресте распяли, так это он немощный был, безвольный… расслаблялся повсюду.
Опять видел кривого мужчину в неприятных подштанниках. Он быстро маячил за деревьями.
Пил с приятелем водку за 45 рублей. Выпили три бутылки – остались чрезвычайно довольны. Сначала закусывали двумя бутербродами с колбасой, потом купили пол батона и острый плавленый сырок. Сырок потом куда-то потеряли.
Когда мы пили, я нехорошо думал о всех женщинах сразу.

25-е – Жадный постник, сальный постник. Хищный выворотень. Накройте бетоном лицо. Когда я священнодействую – людей тошнит.

27-е – Продал чахлому старику мамины любимые босоножки. Вырученную суму употребил.

30-е – Видел утром в своих руках бутылку водки.

2-е – День не пил. Вечером из бара «Щёки», после единственной кружки пива, меня, хохочущего, волокли под белы микитки домой надёжные друзья. Это что за истерика у меня такая?

Вскоре чтение Василию надоело, он отложил злополучный блокнот в сторону и сосредоточился на картинках, вылезших на теле. Василий смотрел на свою руку и монотонно читал вслух: «ВАСЯ… ВАСЯ… ВАСЯ… ВАС… ЯВАС… ЯВАС… ЯВАС…» – тьфу, Вася вдруг вспомнил одного лопоухого выходца, чрезмерного юношу, который во время случайной их встречи не замолкал ни на секунду, а все его байки были исключительно о хождениях гомосеков по мукам. Судя по его лохматым ладоням и толстой очковой оптике, женщинами он не пользовался.
При мысли о женщинах Василий вспомнил о строптивой ростовской козе: «Тоже мне, королева говна и пыли, что она вообще о себе возомнила, да таких тут в Москве навалом по пять рублей пучок! Скатертью дорога, катись в свой Ростов или куда там, дура набитая, сучка драная. Не больно-то, собственно, и хотелось! – незаслуженно разгорячился Тутаев, достал из кармана красные трусы и задумчиво покрутил их на пальце вокруг буквы «В». Потом посмотрел на монитор, где всё ещё красовались зелёные стринги. – Так у меня скоро целая коллекция этих аксессуаров соберётся», – подумал он и загадочно улыбнулся…

+ + +

Василий долго не мог уснуть, он ворочался, ежеминутно подскакивал и осматривался, не появилось ли ненароком чего нового на его теле. Он промучился большую часть ночи, всё тело охватил необъяснимый зуд. Наконец издёрганный Василий, почёсываясь, словно шелудивый пёс, ненадолго задремал.
Однако с первыми лучами солнца он снова очнулся и стал осматривать себя с головы до ног. Не найдя новых знаков или посинений, Василий немного успокоился. Радость была недолгой: он вытянул вперёд руки и увидел на одной родные уже буквы «В», «А», «С», «Я», на другой руке синели три массивных перстня. На первом перстне паук-крестоносец раскинул хищную паутину. На втором – кинжал, обвитый змеёй. Третий перстень был полностью синим. Паук, змея и синий квадрат – и что бы это, чёрт побери, значило?! Василий наполнился свежей яростью и кому-то крикнул в потолок: «За что ж ты меня мучаешь, сволочь? Что ж я тебе такого сделал-то, а?!»
Так же внезапно ему стало стыдно и страшно. Он быстро лёг в постель и туго завернулся в одеяло. «Приехали, – подумал Василий, обречённо пошевелил руками и добавил: – Вот ведь пидоры…»



целиком роман "Эпидермия" можно прочесть вот тут:
http://falanster.su/catalog/index.php?ELEMENT_ID=49266