Материнская любовь

В середине июня луг перед нашим домом превращается  в жёлтый ковёр из одуванчиков, которые дружно и  весело тянутся к солнцу, ветру, небу и облакам. Недели через две  он становится белёсым, как будто одно маленькое облачко спустилось полюбоваться  на такую красоту и целует каждый цветочек…
Моя старенькая учительница, которую я частенько навещаю, не устаёт удивляться этому чуду вновь и вновь. Вот и сейчас она сидит на заботливо сколоченной кем-то скамеечке и смотрит вдаль. Я тихонечко подхожу и здороваюсь. Она поворачивает голову ко мне и улыбается:
-Здравствуй, красавица моя. А что ты такая грустная сегодня?
_- Да опять с мамой поругалась, - вздохнув, ответила я.
- Из-за чего на этот раз?
_- Да как всегда из-за ерунды. Теплынь такая, а она меня кутает как маленькую. Хотела шорты надеть, а она не разрешила, сказала, что рано ещё, вот будет теплее –тогда – пожалуйста. А я уже всем подружкам сказала, что в них приду. Объяснила маме, что пообещала – всё равно не разрешила – потом, мол. А что они мне теперь скажут? Обманщица я, вот и всё.
-Обидно, конечно, ничего не скажешь. Но, давай, Юленька, послушай лучше сказку-не сказку, быль-не быль, которую  мне давно-давно рассказала моя бабушка, когда мама отхлестала меня крапивой уж и не помню за что. Слушай.
Давным-давно, когда не родились ещё наши отцы и прадеды, в одном селе жила женщина. Как её звали, никто не помнил. Мужа её задрал медведь на охоте, и осталась она с годовалым сынишкой на руках. Сына её звали  Чавадар. Всё сердце, всю любовь нерастраченную, всю ласку и нежность отдавала она ему. Вырос юноша красивый, статный, добрый, красивый, умный. Мать души в нём не чаяла. Так и звали её на селе «мать Чавадара».
Но, как водится, ничто не вечно  на этой земле. Откуда ни возьмись  -  нахлынули иноземные воины, разоряли селение за селением, угоняли в полон женщин и детей, жгли хлеба и дома.
Тогда и решили жители окрестных селений выслать на врага войско-дружину. Много нашлось охотников защищать своих жён. детей, матерей. Чавадар и тут первым был - возглавил отряд защитников.
Селяне проводили войско и стали ждать вестей. Но проходит день, второй, третий, четвёртый уж на исходе – а от отряда  всё нет и нет весточек. Тревога поселилась в селе. Тревожная тишина.
Ночь пришла. Никого. Неизвестность, увы!
Вдруг послышался топот копыт.
Звук такой – он надеждой звенит…
Только кто же там? Матери сын.
-Мать, родная, пусти,
Нас так мало в живых,
Всех побили почти враги,
Дорогая, прости, но мне хочется жить,
Ты пусти, защити, помоги.
-Ты не мой сын, сквозь слёзы ответила мать.
Чавадар мой и горд и силён,
И по речи по этой его не узнать,
Так не может сказать мой родной.
-Мама, мамочка,
Раны мои так болят,
Я в крови, обессилел совсем,
Ну же, мамочка, мама, родная моя!
Не бросай же меня насовсем!
-Ты не мой сын, - и голос её задрожал,
Сын не бросит друзей на войне,
 И не станет себя и меня унижать,
Не сбежит он на верном коне.
А потом зашептала она:
-Ты, родной?
Ты ли это, кровинка моя?
Да ,я помню,
 Как дружно жилось нам вдвоём,
Как счастливой была я тогда.
Синяки, все-все ссадины, шишки твои –
До сих пор вспоминаю их я.
Не смыкала ночей, сны твои берегла,
Хворь, невзгоды гнала от тебя
Не война бы, не бой – я впустила б тебя,
Накормила, умыла, одела,
Позабыла б про сон, про людей, про себя,
У постели твоей бы сидела.
Я б промыла все раны чистейшей водой,
Холшевицей бы перевязала…
Но ты трус, мне не нужен сыночек такой…
И без чувств мать на землю упала.

После этих слов долго стояла тишина, но потом послышался удаляющийся топот копыт. Всадник поскакал прочь от ворот, поскакал к своим товарищам, бьющимся с врагами не на жизнь,  а на смерть. Ночь прошла. День загорелся ярким рассветом,  и селяне нашли мать, лежащую у ворот всю седую от горя и печали.
И этот день закончился, а от дружины снова нет вестей. Было решено собрать всех, кто мог пойти на поле брани, чтобы узнать, как закончилась битва, чтобы похоронить отцов, мужей, братьев и сыновей., чтобы помочь оставшимся в живых, раненым, добраться до родного очага.
С содроганием и ужасом увидели люди на море крови, горы тел  людей и коней предстали перед ними. Стоны доносились от раненых и умирающих. Кто среди тел находил убитого мужа, кто закрывал глаза сыну или брату, кто выкрикивал любимое имя,  в надежде услышать ответ.
Старая, сгорбившаяся женщина, превратившаяся за ночь в старуху, тоже искала своего сына. Что чувствовала она тогда, жалела ли о том, что не открыла ворота Чавадару в ту ночь – не знаю. Но слёз в её глазах не было. но молчаливое горе ещё труднее было видеть,  чем слышать истошные вопли и плач. Целую ночь ходила мать  в поисках сына, всматривалась в каждое лицо умершего или раненого. Но так и не увидела ни в одном из них дорогие и милые черты.
Как вдруг до неё донёсся тихий шепот:
-Мама, ты ли это? Ты простила меня, дорогая моя, любимая?
Бросилась мать  на голос и увидела своего ненаглядного Чавадавра.
-Милый, нашёлся, родной мой, - целуя его, повторяла она снова и сноа. На окровавленном лице юноше блуждала счастливая улыбка, глаза сияли:
_- Ты узнала меня,  ты узнала мой голос, ты услышала меня, мамочка, спасиба, родная , тебе. Больше всего на свете я хотел, чтобы ты узнала мой голос. Мама….
Так и умер Чавадар на руках своей матери, с её именем на устах, умер счастливым. А мать держала в руках голову своего сына, перебирала его волосы, и горькие слёзы капали на глаза, на лоб, на губы, её любимого Чавадара.
Всю ночь не отходила от своего сына мать, что-то шептала спёкшимися губами, глядела вдаль невидящими от слёз главами. И звёзды, видя её горе, тоску и печаль, тоже беззвучно плакали своими золотыми слезинками.
-А что дальше? – чуть слышно спросила я, не стесняясь вытирать слёзы, бежавшие по щекам.
-А дальше…Дальше… Утром люди увидели на том месте, где сидела мать Чавадара и плакала над телом сына, небольшой холм. Весь седой был этот холм. Возле него бил родник прозрачной ключевой воды – слёзы матери…
Вот такая история. И ещё долго сидела я своей учительницей на скамейке, глядя на одуванчиковое покрывало луга и думала о великой материнской любви.