Школьные годы. 1 часть

На фото: вот он, наш 1"А". 42 человека в классе!


  А теперь я хочу рассказать о нашей школе, наших учителях, друзьях, одноклассниках и о том, какие воспоминания остались у меня от тех лет.
   
  Если вспоминать жизнь в Северном, то никак нельзя пройти мимо школы №709, которая была  не только центром образования, но и центром воспитания подрастающего поколения. Школа – это огромный и очень важный пласт нашей жизни.
  Первые осознанные детские воспоминания о школе у меня остались лет с четырех. Маму вызвала в школу Сашина учительница. Помню, что мама взяла меня с собой. Она оставила меня внизу, и сказала, чтобы я ждала её и никуда не уходила. В стене, прямо по центру, была арка, в которой стояла статуя В.И.Ленина. Так я и простояла рядом с Лениным, пока не пришла мама. Так как я сама тогда была очень маленькой, то всё вокруг меня казалось очень большим: высокие потолки, огромные колонны, мраморные ступени, чуть возвышающиеся над полом с той и с другой стороны. Мне казалось, что я попала в какой-то дворец. Даже ученики, которых я с интересом рассматривала, казались мне очень взрослыми. А на самом деле это были ребята из первого или второго класса. Мальчишки были в серо-синих гимнастерках под ремень, с огромной металлической квадратной пряжкой, и ещё у них были школьные фуражки с черным козырьком. Они бегали, толкались, размахивали портфелями, в общем, вели себя, как и подобает мальчишкам. А девочки были такие серьёзные, в коричневых форменных платьях с белым воротничком и манжетами, и в черных фартуках. Глядя на мальчишек, как они хулиганили, я думала, что и мой брат что-то натворил, и сейчас строгая Сашкина учительница ругает маму за такого непутевого сына. Когда мама вернулась, я увидела, что она идёт и спокойно разговаривает с какой-то женщиной, которая подошла ко мне, спросила, как меня зовут, ласково погладила по голове, и пригласила учиться в школу, конечно, когда подрасту. От неё веяло такой добротой, что я в неё сразу влюбилась. Это и была Сашина, а в последствии и моя первая учительница. Выпустив в 1962 году  4-й класс, где учился мой брат, она взяла 1-й «А», куда, к счастью, попала я. А до школы я постигала знания самостоятельно.
   Я уже говорила, что читать научилась где-то годам к пяти. Причем, специально меня этому никто не учил. Получилось всё как-то само собой. Когда мы жили  в бараке, то в центре комнаты стоял круглый стол, за которым мои братья и сестра делали уроки, иногда все вместе, рассаживаясь кружком, а иногда по отдельности. А так как я постоянно находилась дома, то тоже садилась за стол, и наблюдала за ними. Мне давали в руки карандаш и бумагу, чтобы я рисовала и никого не отвлекала. Мне очень нравилось писать буквы. А так как я сидела по другую сторону стола, то и  буквы у меня получались, как говорят, «шиворот- навыворот», то есть, в зеркальном отражении. Потом я, конечно, научилась их писать правильно, но умение читать перевернутый текст осталось до сих пор. В те, не очень далёкие времена, когда в нашей читающей стране действительно читали все, и где только можно, это умение очень развлекало. Сидишь так где-нибудь в транспорте и читаешь книгу, газету или журнал у сидящих напротив пассажиров. Сейчас иногда тоже пытаюсь это делать, но что-то уже зрение подводит. В общем, читать я научилась, а писала только печатными буквами. А те стихи, которые часами зубрил Саша, я  тут же запоминала. Так что, когда я пошла в школу, то практически знала наизусть всё содержание  «Родной речи».
      Пребывание в детском саду дало возможность развивать навыки чтения, благодаря воспитателям, которые поощряли это занятие. К тому же, в пять лет, я сама пришла записываться в библиотеку, где в детском отделении меня приветливо встретила Комашко Тамара Михайловна, с которой впоследствии мы станем коллегами и друзьями, несмотря на разницу в возрасте. Но об этом отдельный рассказ, и чуть позже. Так что к поступлению в 1-й класс я была неплохо подготовлена.
 
   1 сентября 1962 года я запомнила на всю жизнь. Но мои воспоминания несколько отличаются от  воспоминаний большинства тогдашних первоклашек.
  Дело в том, что у меня не было ни первой торжественной линейки,  ни первого звонка. Как и положено, мне купили к этому дню школьную форму, белый фартук, портфель и прочие, необходимые для учебы предметы. Папа на работу уезжал очень рано, а мама, видимо, работала в ночную смену, потому что я помню, что меня в школу должен был отвести брат Саша. Но он проспал. Вскочив, он, как сумасшедший, бегал по комнате, кричал, чтобы я одевалась быстрее, что он мне не нянька и запросто может оставить меня дома. Но я ведь так хотела в школу! Собралась я быстро, благо у меня всё было приготовлено с вечера. Сашка схватил меня за руку и тянул за собой до самой школы, а я еле успевала за ним, падая и спотыкаясь. Когда мы с ним, запыхавшись, подошли к школе, первый звонок уже прозвенел. А так как мой класс был 1-й «А», то, естественно, он первым и ушел с улицы. Сашка сунул меня, не глядя, в толпу первоклашек, и пошел искать своих. Меня, вместе с потоком учеников, вынесло на второй этаж. Все разошлись по классам, а я стою одна на паркете, начищенном красной мастикой, и реву. По коридору шла  незнакомая женщина. Она подошла ко мне и спросила: «А ты почему плачешь? Ты чья? Что, потеряла свой класс?» Я утвердительно качнула головой, потому что слёзы сами собой текли из глаз, и от обиды и отчаяния я даже забыла букву своего класса. Она повела меня по  всем первым классам, а было их, кажется четыре, до буквы «Г». В двух классах от меня отказались, сказав, что я «не ихняя». В 1-й «Б» она меня не повела, сказав, что я уж точно из 1-го «А», потому что это была   Жукова Надежда Ивановна, классный руководитель соседнего, 1-го «Б» класса, своих то она знал точно.
  Когда мы вошли в класс, то я с радостью узнала Анну Георгиевну, увидела свою подругу Олю Гнитиенко, с которой потом все десять лет мы просидим за одной партой, и успокоилась. «Ваш ребенок потерялся?» - спросила Надежда Ивановна. «Наш, наш - приветливо заулыбалась Анна Георгиевна. – Проходи Танечка, садись»  Вот так Надежда Ивановна и привела меня за ручку в мой самый первый класс. Вроде бы ничего особенного, но я этот эпизод почему-то помню всю жизнь. Видимо, то добро, которое излучали эти два человека, затронули мою детскую душу, за что я им очень благодарна. Но, как говорится, история часто повторяется. Прошло ровно 33 года, и 1 сентября 1995 года я повела свою дочку в первый класс. То, что её зачислили в 1 «А», показалось мне просто совпадением. Но когда я, провожая её, вдруг очутилась у тех самых дверей, куда когда-то впервые входила сама, то можно представить, что могла я ощущать в тот момент, и какие воспоминания на меня нахлынули.

Начались школьные будни. Сейчас современные ученики сразу начинают писать шариковыми ручками. А мы почти всю первую четверть писали в прописях и тетрадях карандашом. Тому, кто удачно справлялся с этой работой, разрешали писать чернилами. Мои ровесники застали ещё то время, когда в классах стояли не столы со стульями, а деревянные парты с крышками, выкрашенные в черный цвет, рассчитанные на двоих учеников. Прямо в парте было углубление для чернильницы-непроливайки. Анна Георгиевна учила нас не просто правильно писать, а красиво, с нажимом, и этот нажим должен был присутствовать не только в тетрадях, но и при написании букв и слов мелом на доске. Почти на каждом уроке, где приходилось много писать, мы отрывались от этого важного занятия на гимнастику для рук. Все дружно вставали около своих парт, вытягивали руки и, сжимая и разжимая пальцы, хором говорили:
               
«Мы писали, мы писали,
Наши пальчики устали.
Сейчас немножко отдохнём,
И опять писать начнём»
 
  У каждого ученика была деревянная ручка, в которую вставлялось перо. Самое главное было не посадить в тетради кляксу, что с первого раза удавалось далеко не всем, поэтому многие приходили домой из школы, все вымазанные в чернилах, которые так трудно оттирались. В тетрадях, на первой странице, находилась «промокашка», которая помогала в борьбе с кляксами. Когда чернильные авторучки вышли из обихода школьников, то и тетради стали продаваться без «промокашек».
  Думаю, что любая профессия достойна того, чтобы в неё люди шли по призванию. Есть такие профессии, в которых профессионализм нарабатывается годами, и человек уже не мыслит себя без этой работы, а окружающие начинают его уважать за то, что он делает. Есть люди, которые выполняют свою работу ровно настолько, насколько возможно, чтобы их не уволили. Есть такие сферы человеческой деятельности, где непрофессионализм не смертелен: ну, что-то не то продал, ну, что-то не так пришил, что-то не так прибил, и доставил кому-то неудобства и проблемы. Все эти недочеты можно регламентировать законом и деньгами. Неприятно, конечно, но с этим можно бороться. Но есть, на мой взгляд, два направления, куда должны идти люди с определенными природными качествами, которыми их наделил Господь – это педагогика и медицина. Слишком большую ответственность они взваливают на свои плечи. Но только те, кто понимает это, становятся настоящими педагогами и врачами. Так, конечно, должно быть в идеале, но, к сожалению, в реальной жизни происходит иначе. Подчас люди, прекрасно знающие теорию, совершенно не умеют ладить с детьми и пациентами: одним не хватает мудрости и  терпения, другим – внимания и понимания. Вот тогда и начинается беда, потому что от них зависит будущее человека, его здоровье, а бывает и так, что  на карту поставлена и сама жизнь.
   Я считаю, что мне, моим одноклассникам, и всем, кого учила Кабанова Анна Георгиевна, крупно повезло. Именно тогда, когда формируется детский характер, когда даются азы разных наук, на нашем пути встретился настоящий педагог. Я совершенно не помню, чтобы за все четыре года учебы, она когда-нибудь повышала на нас голос, и, тем более, как-то нас оскорбляла или унижала. Такого не могло быть в принципе. Да, она могла говорить строго с теми, кто не слушался, не хотел учиться, но делала это как-то по-доброму. Все ребята её любили, как собственную маму. А ведь в классе у нас было больше сорока человек и у каждого свой характер. Как только Анна Георгиевна с нами справлялась? ! А эту фотографию 1-го класса я искала очень долго, так как у меня она не сохранилась. Когда-то, очень давно, Сашка разрисовал её из хулиганских побуждений, а я на него долго "дулась". Наверное у многих моих одноклассников она и сохранилась, но вот через Интернет мне смогла её "перекинуть" лишь Зуева Галина, ныне Потапова. Спасибо ей большое.

   Все мы были разного уровня развития: кто-то схватывал всё на лету, кому-то знания давались с большим трудом, но образовательный процесс наша учительница поставила так, что отстающие тянулись за отличниками, которые, в свою очередь, помогали в учебе своим одноклассникам. Наверное, именно поэтому, наш класс до сих пор встречается каждый год. Конечно, были потом ещё шесть лет учёбы, были и другие замечательные учителя, многому нас научившие, но всё же фундамент этой дружбы в нас  заложила именно Анна Георгиевна.

   Уверена, что дружба  в классе положительно влияет и на учебный, и на воспитательный процесс. За примером далеко ходить не надо. Мы проучились с 1-го по 10-й класс практически одним составом, за небольшим исключением, когда кто-то выбывал, например, по причине переезда, или после окончания 8-го класса поступил в училище или техникум. Лишь однажды, когда возникла необходимость,  и из четырех классов сформировали три, к нам перевели семь человек из класса «Б». Все новые ученики, которые по тем или иным причинам приходили в класс, как-то сразу гармонично вливались в наш дружный коллектив. Поэтому нам есть что вспомнить, и кого вспомнить.
    Сейчас почему-то  практикуется частое расформирование классов. Детей сортируют, как яйца в инкубаторе. Проучатся они год-другой вместе, только привыкнут друг к другу, их начинают «маркировать».  Одних, на первый взгляд очень умненьких, определяют в математические, языковые или иные спецклассы. Из этих детей и школа, и родители мечтают сделать великих математиков, переводчиков, ученых, в общем, вундеркиндов. Как правило, учеба этих детей дополнительно оплачивается из карманов  родителей. Другие остаются учиться в обычных классах. И здесь уже их образовательный и воспитательный процесс зависит от того, повезет ли им, как нам когда-то, с учителями. Но во многих школах есть ещё и третья категория детей, которых волевым решением определяют в так называемые «коррекционные» классы. Для школы это своего рода «не кондиция». Большинство учащихся этих классов составляют дети из неблагополучных семей, дети с определенным типом поведения или резко отстающие в учебе. Если бы спросили моё мнение по этому поводу, то я считаю такое положение дел в современной школе, мягко говоря, профессиональной ошибкой. Но, прекрасно понимая, что моё мнение никого не интересует, остаётся лишь философствовать на эту тему. Я не имею педагогического образования, хотя в молодости очень хотела стать учителем. Имея уже библиотечное образование и несколько лет работы в библиотеке, лишь один раз я попыталась поступить в пединститут на филологическое отделение. Но мне не хватило всего двух баллов и настойчивости. Имея на то время профессию, которая мне очень нравилась, я больше не стала предпринимать попыток для поступления в институт, о чём сейчас очень сожалею.  Но, думаю, что годы работы с детьми в детской библиотеке, плюс родительский стаж, позволяют мне говорить об этой проблеме. Могу и обосновать свои мысли, используя опыт той, советской школы, в которой учились мы.
   В эпоху развитого социализма такие слова, как дружба, равенство и братство всё же имели своё воспитательное значение. Хотя даже мы, дети, понимали, что  у нас не совсем равные шансы в жизни. У кого-то родители занимали руководящие посты, у кого-то были привилегии и хорошая зарплата, а у других  в доме детей «семеро по лавкам», а у кого-то неполная семья или родители, мягко говоря, не очень правильно себя ведут. Конечно, в то время разница в материальном положении не была такой огромной, как сейчас, но всё же и тогда она существовала. Но мы на этом не зацикливались.
   Во-первых, нас объединяла школьная форма. Когда дети приходят первый раз в первый класс одинаково одетыми, то они начинают дружить и оценивать друг друга исключительно по личным качествам, а не по тому, какое красивое и дорогое платье у соседки по парте. Форма, она дисциплинирует, и не дает возможности детям тратить драгоценное время, отведенное для познания мира и наук, на зависть и сплетни по поводу одежды. Многие школы, отказавшись когда-то от формы, теперь поняли свою ошибку. Сейчас форменные платья для девочек разнообразны и очень красивы. Для мальчиков наши модельеры тоже стараются. Не думаю, чтобы и родители, и дети отказались бы от такой одежды, если бы на неё была доступная цена. Но, к сожалению, семьям, живущим за чертой бедности, а таких в нашей стране большинство, проще отправить ребенка в школу в том, в чем он, подчас, и гуляет. Видя в школе других детей добротно и дорого одетыми, такие ребята либо замыкаются в себе, либо начинают терроризировать родителей вопросами: « А почему  у них всё есть, а у меня нет?» Тут уж не до учебы.
  Конечно, та форма, которую носили мы, была далека от совершенства. Но я помню, как мы за ней следили. Приходя из школы, форму обязательно снимали и аккуратно вешали на «плечики», или, в крайнем случае, на стул. С вечера проверяли чистоту воротничка и манжет. Каждый день гладился пионерский галстук. У девочек форменные платья не были одинаковыми, как у мальчишек: у кого-то юбка в широкую складочку, у кого-то плиссировка, у кого-то цельнокроеное платье с вытачками на талии и воротничком-стоечкой. Одинаковыми были лишь цвет и тип ткани: шерсть коричневого цвета. Фартуки были белые, для праздников, и черные, для учебы, но тоже разных моделей. Для очень торжественных случаев была ещё пионерская форма, но это уже класса с четвертого. В общем, в форме мы выглядели вроде бы все одинаковыми, но в то же время каждой девочке была присуща индивидуальность. А уж когда подросли, и научились самостоятельно шить и вязать, то единственное, чем мы могли «выпендриться» друг перед дружкой, то это воротничок и манжеты, сделанные своими руками. Только здесь статус и достаток родителей не имели уже никакого значения. Всё зависело только то нас, от нашей фантазии. Вот мы и фантазировали: воротнички и манжеты, связанные, как кружева, крючком, или ажуром на спицах и отделанные фестончиками, или сшитые из белого шелка с воланами и рюшами. Форма помогала нам учиться в школе, не отвлекаясь на внешние раздражители. Она делила наш день на учебу и отдых. До сих пор помню это блаженное состояние, когда, придя домой, снимаешь форму, как бы сбрасывая с себя обязательства сидеть тихо на уроках, не бегать по коридорам школы, тянуть высоко руку и отвечать у доски. Но это было не потому, что форма нам не нравилась, мы об этом даже не задумывались, так как альтернативных вариантов в стране тогда не существовало. Просто, ежедневно освобождаясь от школьной атрибутики, мы снова становились детьми, включая свои «вечные двигатели», «вечные прыгатели», « вечные дрыгатели», которые заложены в каждом ребенке. Сейчас, к сожалению, не существует этой  четкой границы между учебой и отдыхом, что отрицательно влияет не только на учебу, но и на психику учеников, и школьная форма имеет здесь не последнее значение.
   Во-вторых, как я уже говорила, нас объединяла Анна Георгиевна, не выделяя для себя никого особо. Я не помню, чтобы мы предвзято, с насмешкой или высокомерием относились к кому-нибудь из одноклассников, которые имели слабое здоровье или какие-либо физические недостатки или выглядели не как все. Нас не отделяли от других детей. Так мы c раннего детства учились видеть проблемы и беды своих сверстников, сочувствовать и помогать друг другу. Мы учились дружить. Тем более, нас не разделяли по успеваемости или талантливости, и нам было на кого равняться. А на кого равняться, например,  современному ученику «коррекционного» класса?  Ущербность такого «педагогического» подхода налицо: дети растут и воспитываются в окружении себе подобных. Я не отрицаю, что ребёнок может быть вундеркиндом. Это совсем неплохо, потому что стране нужны умные люди. Но каким он вырастет человеком? Не потому ли сейчас среди детей столько жестокости и равнодушия к своим же сверстникам? Я прекрасно понимаю, что те политические и экономические процессы, которые происходят в нашей стране, будут и дальше делить людей на богатых и бедных, и их уже не остановить. Но это – взрослые  игры, в которые негоже вовлекать детей чуть не с детского сада. Считаю, что каждый ребенок изначально должен иметь равные шансы и возможности на образование, талантливого педагога и внимательное отношение к себе со стороны взрослых, независимо от материального положения и статуса семьи, в которой он родился. И корректировать его со школьной скамьи совсем пустое и неблагодарное занятие, потому что жизнь сама прекрасный корректор. Ни для кого не секрет, что не все отличники в школе, закончив её, устраиваются во взрослой жизни. И наоборот, те, кто в школе был не на лучшем счету, становятся известными и уважаемыми людьми. Я всё же думаю, что подобные преобразования в современной школе проводятся совсем не в интересах детей, а просто потому, что учителям легче работать с определенным контингентом учеников. Но настоящий педагог должен уметь найти «ключик» к любому ребёнку. Такие известные советские педагоги, как Макаренко и Сухомлинский, это сумели, и наша Анна Георгиевна Кабанова тоже.
    Но что-то я отвлеклась на размышления в ущерб воспоминаниям. А ведь у меня есть такие воспоминания, которым и сама удивляюсь.
    Я, например, помню, как на одном из уроков, посвященном Великой Отечественной войне, Анна Георгиевна сказала нашим мальчикам, что когда они вырастут, то пойдут в армию и тоже будут защитниками Родины. Но кто-то произнёс: « А к тому времени на Земле уже не будет войн!» Я почему-то запомнила взгляд нашей учительницы. Она смотрела на нас, как смотрят на маленьких, несмышлёных котят, и, вздохнув, только и сказала: «Да, хорошо бы». Конечно, я, тогда ещё ребенок, не могла понять и осмыслить
это настолько же серьезно, насколько понимаю сейчас. Просто этот эпизод запомнился и лёг, как и многие, на очередную полку в «архив». А всплыл он тогда, когда мы узнали про Афганистан. Потом начались междоусобные войны в некогда дружной стране. Затем Чечня и снесённые с лица земли города и сёла. Мы узнали, что такое «груз – 200» и многие наши ровесники получали так обратно из армии своих сыновей. Вот у многих уже и внуки подрастают, а войны всё не кончаются и не кончаются. Как же хорошо быть  детьми и верить только в хорошее.