Невеста
Свадьбу следовало бы назвать Днём Невесты. Все хотят на неё посмотреть: хороша ли, богато ли одета? Ей кланяются многочисленные родственники, преподносят подарки, поздравляют. Подруги заискивают, жених и его семья почтительны, как никогда после. Мир начинает вертеться вокруг девушки, а у неё, бедняжки, кружится голова от жары, бесконечных здравиц и ещё чуть-чуть от тщеславия.
Лоб невесты давит расшитая бисером или жемчугом шапка, доставшаяся ещё от прабабки, руки едва поднимаются под тяжестью многослойных одежд и браслетов. Она сидит на подушках, словно дорогая кукла, на которую из-за её красоты и хрупкости можно лишь любоваться; лицо её выбелено так, что превратилось в маску идола, улыбающегося безжизненно всем и никому. Решительно, новобрачная достойна восхищения!
Ещё в стойбище мать позвала ведунью по имени Игла, чтобы та погадала Лаилин о её замужестве. Игла пришла в шатёр с красным узелком в руках. Сначала она довольно долго разговаривала с матерью, бабкой и тётками, перебирая все сплетни, какие только слышала, а слышала она при своем ремесле немало, потом попросила золотую тиреру. Мать дала. Гадалка сунула ее в свой красный узелок и объявила, что можно начинать обряд.
Женщины сели в круг, младшую сестру Лаилин, Тингамат, посадили снаружи у входа, чтобы в шатер не зашёл чужой. Игла развернула свой узелок, он оказался платком с бирюзовыми узорами по краям. Ведунья разложила на нем всё содержимое: несколько птичьих косточек и одну баранью лопатку, глиняную коробочку с застывшим жиром и небольшой кроваво-красный камешек. Золотой тиреры, данной матерью, среди вещиц не было!
В гадании Игла была сосредоточенна и последовательна: сперва она подбрасывала мелкие птичьи кости и по тому, как они ложились на платок, определяла, каков будущий муж. После этого, нагревая над огнем баранью лопатку, по трещинам делала выводы о жизни Лаилин. Из гадания на костях выходило, что муж у Лаилин будет богатый и важный чужеземец, и скоро он станет еще богаче. Он будет жить отсюда недалеко, но потом Лаилин ждёт переезд в другое место.
«Наверное, он разбогатеет и построит новый дом», – предположила бабка. Тётки закивали. Это казалось правдоподобным, в степи было обычным сначала жить в шатре со свекровью, год спустя, с рождением детей, муж должен был поставить для жены отдельный шатёр.
«У вас первый ребёнок будет мальчик, а потом ещё родятся дети», – предсказала гадалка. «Мальчик – это хорошо!» – снова закивали мать, бабка и тётки. Это значило, что в глазах мужа Лаилин не опозорит свой род. Первенец-сын приносил матери почёт, но главное, делал ее по-настоящему частью мужниной семьи.
Игла попросила дать ей железную чашку, наполненную чистой водой. На дно чашки она положила красный камень и стала растапливать над огнем жир из своей коробочки. Как только он стал мягким, ведунья вылила примерно глоток в воду. В холодной воде жир быстро застыл, и Игла принялась внимательно разглядывать жёлтые бляшки и капли на поверхности чаши.
– Вот что я скажу тебе, – изрекла она веско, – тебе нужно выходить замуж не позднее следующего новолунья, если хочешь, чтобы тебя окружали богатство и любовь.
– Что же делать? Отец назначил свадьбу в десятый день новой луны! – испугалась мать.
Гадалка задумалась.
– Люди вы хорошие, попробую помочь вам. Приведите мне ягненка, того, что принесла месяц назад овца с тёмным пятнышком на морде, я отдам его кровь духам, и мы посмотрим тогда, может, всё обойдется.
Мать, бабка и тётки были согласны. Не радовались только Лаилин и Тингамат. Первая – потому, что замуж выходить не хотела и в тайне надеялась, что дурные предсказания помогут расстроить свадьбу. Вторая – потому, что маленький ягненок был её любимцем. Тингамат проплакала весь вечер и еще день ни с кем не разговаривала, так убивалась по несчастному ягненку.
Игла, совершив жертвоприношение, сообщила, что духи смилостивились, и что свадьбу можно сыграть в намеченное время. Мать, довольная, что так хорошо всё вышло, в знак благодарности велела Лаилин отнести ведунье ещё подарки: новый платок, который привез ей один из сыновей, ездивший на запад торговать в Душане, дешёвые бусы и браслет – тоже с душанских базаров.
От подарков Игла еще больше подобрела. Помешивая в горшке суп из жертвенного ягненка, она неожиданно призналась девушке:
– Я ведь тебе только половину сказала. В чашке я видела, что вокруг тебя будет много мужчин. Хочешь знать, да?
Лаилин хотела.
– Я скажу. Тебе скажу, потому что твоя мать – хорошая и добрая женщина, и ты – очень уважительная… У тебя будет мужчина – чужеземец, богатый, знатный, большой человек. Он много тебе сделает. Очень любить будет. Но это не твой теперешний жених. Тот, который тебе будет мужем, тоже богатый, но незнатный, ты его любить будешь мало. У тебя рядом будет ещё один – странный человек, как будто из воинов, а может, и нет. Он про тебя знает, но встретитесь вы не скоро.
– А мой муж к тому времени, что, умрёт? – испуганно, но с надеждой спросила Лаилин.
– Не знаю, – покачала головой Игла. – Я его только живым около тебя видела. Но все когда-нибудь умирают, – философски добавила она.
– Но, если будут ещё другие, может, за первого не выходить?
– Обязательно нужно выходить, – настаивала ведунья. – Так решили духи, не я. И те, другие, придут вслед за первым, когда ты родишь ему ребёнка. Ступай к матери, скажи ей, что Игла век ее подарков не сносит, – закончила она свои предсказания и снова занялась кипевшим на огне супом.
Сердце Лаилин билось часто-часто. Она едва сдерживалась, чтобы не вскочить на ноги, ей казалось, что свадебные носилки движутся по улице к храму бесконечно долго.
Невесту привезли в город незадолго перед церемонией, все это время она провела в доме родственников, на женской половине, в комнате с окнами, выходящими во внутренний двор. Лишенная простора и привычной свободы, Лаилин почувствовала сначала, что у нее кружится голова, потом, что ей тяжело дышать… Страх овладел ею. Она боялась свадьбы, боялась своего жениха, которого и видела всего раза два, боялась того, что кто-нибудь заметит её волнение.
Перед церемонией мать пришла к ней и выслала прочь служанок, одевавших девушку. «Сядь, я поправлю твои волосы», – приказала она. Лаилин послушно села. Прическа её была уже уложена, ни одного локона не выбилось из туго заплетенных кос, закрепленных высоко на затылке шпильками с жемчужными головками. Нужен предлог для какого-то разговора, поняла Лаилин.
– Когда вы останетесь одни, делай всё, как захочет твой муж, – стала учить её мать. – Даже если тебе не понравится, помни, ты обязана доставлять удовольствие своему господину. Но не стони громко и не вздыхай слишком шумно, особенно в первое время, иначе он решит, что ты порочна. Если крови не будет, ты помнишь, что надо делать?
– Да. Мне что-нибудь говорить, когда всё это случится? – спросила Лаилин.
Мать, кажется, немного удивилась вопросу.
– В первый раз можешь молчать, а дальше нужные слова сами придут.
Лаилин, сидя на богато украшенных носилках, в просвет между парчовых занавесок видела улицу, людей в нарядных одеждах, сопровождающих её, и совсем ей незнакомых. Но вот бесконечное путешествие завершилось, слуги опустили носилки у ступеней храма. Ей подали руку, и она шагнула на землю.
Сам обряд занял не много времени. Девушка плохо понимала чуждый обычаям её племени ритуал. Но так требовала вера её будущего мужа, и она безропотно всё приняла. Лаилин запомнились очень красивые мраморные мозаичные полы; запомнились потому, что смотрела она по преимуществу в пол, лишь изредка бросая быстрые испуганные взгляды то на отца с матерью, которые стояли по левую руку от нее, то на жреца прямо перед собой. На жениха она не смотрела.
Когда всё закончилось, и они вышли, солнце ударило в глаза Лаилин так, что она, спускаясь вниз по ступеням, зажмурилась и споткнулась. Храмовая нищенка, примкнувшая к толпе, сведущая во всех приметах, неодобрительно покачала головой: «Плохой знак. Не будет молодая верна мужу, оступится».
Свидетельство о публикации №209082900190
Капаев Владимир 11.04.2018 08:22 Заявить о нарушении