БАХ

               
       Было душно, громко и, как всегда утомительно и невесело. Но так казалось, только Петру Сергеевичу. Он вообще недолюбливал все корпоративные мероприятия, а вечеринки с музыкой и выпивкой, жёнами, выглядывающих любовниц своих владетельных мужей и любовницами, ревниво рассматривающих жён своих спонсоров, не переносил на дух.
Но деваться было некуда. На этих многолюдных праздниках присутствовали и министры, и высокопоставленные менты, налоговики и юристы, да и просто деловые партнёры по бизнесу. Ну, и звёзды отечественного шоу-бизнеса разбавляли, и развлекали собравшуюся публику.
Публика же, разодетая в модные и дорогие шмотки, была довольно забавна. Все хотели выглядеть дорого и достойно. Бриллианты и часы,  браслеты и серьги блестели в лучах прожекторов, а женщины хотели казаться неприступными, но с каждой выпитой рюмкой, маски одетые по случаю праздника, потихоньку сползали вместе с макияжем, с раскрасневшихся лиц, обнажая не такие уж их затейливые души.
          Дамы постарше хотели казаться вполне молодыми и отплясывали на середине танцевального круга с яростью окружённого, но не сдающегося батальона. А те, кто были действительно молоды, снисходительно, с бесконечной иронией, если не с насмешкой наблюдали за этой агонией врага и заведомо праздновали свою убедительную победу.
Особенно креативная молодёжь не скромничала и вела себя свободно, если не сказать распущенно. Не стесняясь, они громко смеялись, но и матерились всё также громко. Может быть, они хотели показать степень своей свободы. Но получалось-то нечто другое. Правда, в его присутствии скабрёзностей никто не позволял, но это было и понятно –  всё-же президент и владелец империи. Его знала не только Москва, но и вся Россия.
         Более солидная часть мужчин кучковалась по интересам. Со стаканами и рюмками в руках, расползаясь по огромному залу, они вполне азартно обсуждали грядущие перемены в холдинге, сватая на ту или иную должность известных людей из верхнего управленческого эшелона. Одним словом – сплетничали. 
        - Чего грустный, Пётр Сергеевич? Или закуска плоха и музыка нехороша? - хохотнул выплывший из толпы его заместитель Никифоров.
       - Да, нет брат, музыка вовсе неплоха. Откуда орлов таких достали? Играют здорово. Давно такого не слышал.
       - Из Питера они, Пётр Сергеевич, редкие пацаны, профессионалы.
       - Да вроде они и не пацаны.
       - Тем и ценны, Пётр Сергеевич. Люди с понятием.
       - Да, что-то разучился я радоваться в присутствии такого количества народа, старею брат. Да и дел завтра невпроворот. Денисов ответа ждёт. А мы всё тянем. Проблему нужно решать.
        - Пётр Сергеевич! Дорогой, ну хоть сегодня отпусти себя на пару часов. Расслабься! Посмотри вокруг! Феи и русалки с тебя глаз не сводят. Ты же здесь первое лицо. А ты сидишь с кислой миной. Ведь всё в штатном режиме. Решим завтра все вопросы. Ну, прошу тебя, улыбнись, доставь удовольствие коллективу!
        - Да, ладно причитать, иди уж, ловец юных сердец, не теряй время. Я сам с собой разберусь.
       Наконец наступила музыкальная пауза и Пётр Сергеевич, воспользовавшись суматохой, незаметно выскользнул во внутренний дворик особняка. Телохранители дёрнулись было за ним, но он твёрдо остановил их порыв и просто бросил: – Один!
     Была середина августа. После душного зала и грохота музыки, этот сад показался ему раем. Он прислонился к дереву и с удовольствием вдохнул вечерний, прохладный воздух. Но его мысли снова и снова возвращались к Денисову.
         Эта проблема не давала ему жить, вот уже два месяца. Никакие переговоры и придуманные схемы не давали стопроцентного результата. Тот был на редкость упрям, да и было из-за чего. Уж больно жирный кусок стоял на кону. Образовался тупик, выход из которого напрашивался, только один. А вот против этого восставала вся издёрганная душа Петра Сергеевича. Давно канули в прошлое чёртовы девяностые, где всё решалось с помощью пули. Бах! И никаких проблем, но ему, повидавшему на своём веку достаточно много мерзостей, не хотелось даже косвенно в этом участвовать и этот "бах!" его не радовал. Но все обстоятельства этого запутанного дела  толкали его, именно к этому. Его, довольно решительного и, наверное, по-своему мудрого человека, мучила эта неопределённость. К тому же, его ретивые компаньоны склонялись именно к этому решению. Но правом последнего слова обладал, только он. И это не давало ему покоя.
       Надо бы сбежать, ну может через часик, – подумал он и вдруг, откуда-то издалека, услышал необыкновенно грустную и тихую мелодию. Он лилась, откуда-то из глубины сада. Мелодия была незнакомая и старинная. Это была МУЗЫКА. Не дешёвое бренчание, не танцевальный винегрет, а музыка, которая поднимает тебя в небеса, заставляя смотреть на грешную землю и самого себя глазами Бога.
        Господи, где же мы все? – подумал он, вслушиваясь в волшебную мелодию, льющуюся из темноты плохо освещённого сада. Он пошёл потихоньку через сад и скоро заметил неподалёку скамейку, на которой обнимая баян, сидел человек с низко опущенной головой.
Пётр Сергеевич замер в двух шагах от него и стал слушать музыку. Она его просто раздавила. Но сначала подбросила в небо и заставила летать над землёй. И оттуда, с высоты птичьего полёта, он увидел себя маленьким, сидящем на берегу лесной речки с удочкой, на которой вместо лески была привязана чёрная ниточка, а крючок заменила пуговица. В тех местах Калининской области, в те далёкие времена, не продавались ни удочки, ни тем более крючки и его мама, пожалев пятилетнего сынишку, соорудила вот такую нехитрую удочку. Он увидел отца, с которым ходили за речку выбирать Новогоднюю ёлку и вспоминал свою единственную сестру, которая давным давно уехала в другие, далёкие края.
       Ничего подобного за всю свою долгую, прожитую жизнь он не слышал. Затаив дыхание, забыв обо всём, Пётр Сергеевич слушал и слушал эту проникающую в душу мелодию, и мечтал только об одном – он хотел, чтобы это волшебство никогда не кончалось. Он не замечал слёз текущих по щекам, а когда заметил, то испытал минуту подлинного счастья.
Он думал о своей любимой жене, которую просто боготворил, но вот, как уже без малого десять лет, лежащей на кладбище, куда он так часто ездил. Это она, Наташа, упрямо пыталась приобщить его к музыке и поэзии. И надо сказать, ей это удалось. Музыку он любил по-настоящему, впрочем, как и поэзию. Он думал, среди всего этого великолепия, принадлежащему, только ему, о своём одиночестве, к которому, конечно привык. И о друзьях, которых когда-то у него было немало, но все они постепенно забыли о нём, да и он ничего не сделал для  того, чтобы они были рядом.
       Но музыка закончилась. Музыкант сидел не шевелясь. Он опустил руки на скамейку и подняв голову к небу, казалось рассматривал звёзды.
Пётр Сергеевич боялся пошевелиться, не желая выдавать своё присутствие, но любопытство взяло вверх и он взволнованно, с пересохшим горлом, негромко произнёс:
      - Извините, что потревожил, но Ваша музыка мне буквально перевернула душу и я хотел бы поблагодарить Вас за нечаянно доставленное мне удовольствие.
      - Спасибо, но это музыка не моя. Это Бах. Пётр Сергеевич вздрогнул от столь знакомого сочетания букв, но ничем себя не выдавая, возразил:
      - Но исполнение, все-же Ваше! Так, что всё равно – спасибо!
      Человек на скамейке оказался одним из приезжих музыкантов из Питера, был любезен и прост в общении, и у них завязалась непринуждённая беседа.
Казалось, музыкант не узнал в нём всесильного магната и разговаривал запросто. И это Петру Сергеевичу, привыкшему к безусловному подчинению, импонировало.
      - А что же у Вас за инструмент? – полюбопытствовал он, - наверное, непростой, ведь звук-то просто волшебный!
      - Я его купил в Италии. Баян заказной и очень дорогой. Но он позволил прикоснуться мне к музыке Баха. Ведь это, как наркотик. Музыка Баха предполагает полную отдачу душевных, да пожалуй и физических сил. Полной сосредоточенности. Я и предположить не мог, что когда-нибудь смогу, вот, так вот, запросто играть эту музыку. Не один год мне понадобился для этого и я всё ещё в начале пути.
      - На мой невзыскательный вкус - звучит великолепно!
      - Ну, что Вы! До этой оценки мне ещё очень далеко, но я и не загадываю на будущее.
Главное, что эта музыка со мной. Ведь, если её лишиться, ничего не останется!
      - Я согласен с Вами, как простите Вас по-батюшке?
      - Да, просто Игорь.
      - Да, да Игорь, я Вас понимаю. У всех, у нас должна жить душа – смеяться и плакать,
восторгаться и ненавидеть и, в конце концов, просто любить, а кого или что, это другой вопрос. Но, насколько я понимаю, зарабатывать на хлеб приходится несколько другой музыкой?
      - Да, пожалуй, так и есть. За Баха никто денег не даёт. Да они, - он посмотрел в сторону особняка, - о нём ничего и не знают, а скорее всего и не узнают.
      - Но зато Он, похоже, о них знает всё!
      - Приходится постоянно сидеть на двух стульях. На одном музыка и душа, на другом деньги и хлеб. Слишком поздно пришёл я к этой музыке. Но время назад не вернёшь. Уж как есть. Хотелось бы лучше, но жизнь не перепишешь. Грустно всё это, Пётр Сергеевич.
      - Вы меня узнали?
      - Вас знает вся страна, а я в ней живу.
      - И всё же, Игорь, Вы по-настоящему счастливый человек! Возможно, что Вы этого сейчас не понимаете. Ведь за деньги не купишь умение играть эту великую музыку.
Да, что там играть! И понимание этой музыки тоже не купить!
      - Знаете, я всегда дорожил своей профессией. Она предполагает определённую степень свободы. Ну, посудите сами, у меня нет начальников, впрочем, и подчинённых тоже нет. Я принадлежу, только своей семье и музыке. Вы, ведь о себе так сказать не можете. Вся Ваша жизнь расписана по минутам, боюсь, что даже ночью, Вы решаете какие-то серьёзные вопросы.
      - Вы, конечно правы, Игорь, но теперь изменить ничего нельзя. Я бы и рад. Поумнел, слава Богу, да жизнь  в основном уже прожита.
      - Оставьте что-нибудь и музыке. Она будет Вам благодарна. Вы ведь неравнодушный человек.
       - Спасибо за столь лестную оценку, но у каждого из нас свой путь. Когда-то я выбрал этот и, как видишь, кое-чего добился. Но Вы, напомнили мне о главном и, может быть в самый подходящий момент. Вы напомнили мне о том, что наша жизнь это дожди и грозы, вёсны и зимы. Любовь и смерть. А у кого-то, просто воспоминания. И ещё слёзы. Слёзы просветления и благодарности. Вот за это Вам от меня огромное спасибо!
       - Не мне, Пётр Сергеевич, Иоганну Себастьяну Баху!
       - Мне бы хотелось Вас как-то отблагодарить, если не возражаете.
       - Но мне уже за всё заплатили!
       - Тогда, моя благодарность будет несколько необычной и может вам показаться  несколько странной. И, тем не менее, я должен Вам кое-что сказать.
       - Слушаю Вас, Пётр Сергеевич.
       - Сегодня Вы, сами того не ведая, спасли жизнь одному, Вам незнакомому человеку. Вот это я и хотел Вам сказать. Не гадайте и не мудрствуйте. Так бывает в жизни. Стечение обстоятельств. Прозрение или ещё что-то. Может, отметим это дело? Вы как, Игорь?
       - Так, я же на работе.
       - Да нет, брат. Сегодня никакой работы! Пойдём, музыкант, выпьем с тобой за талант и терпение, которое тебе пригодится на твоём нелёгком пути!

                30.08.09