Здравствуй

Он выбрался из полупустого поезда на вокзале большого города. Своего города. Сгинувший в метели войны, растворившийся в необъятных просторах чужих далёких полей возвращался домой. Была уже поздняя осень и зима уже скалилась чёрным в пробоинах грязно-белого снега, тонко лежащего на земле. А люди уже шли на свои заводы и были эти люди хмурые и сонные, и молчаливо проходя мимо, смотрели как-то странно – насквозь. Идти ему было недалеко, он всё знал здесь с детства, давно прошедшего, из которого в памяти осталось лишь яркость красок и ощущение солнца. И он пришёл и долго стоял в холодном полумраке подъезда, стучал в дверь, но никто ему не открыл. Они были там – он слышал, но никто ему не открыл. В то время уже были прочитаны казённые слова на казённом бланке и выплаканы слёзы в опустевших комнатах – так сразу опустевших. Он ушёл и бродил по улицам, а небо быстро светлело. Люди шли и шли, и шли, и смотрели прямо в глаза, но их взгляд был пуст. И он испугался – люди как будто не видели его. И лишь кондуктор в трамвае равнодушно спросила: «Где ваш билет?» и потом: «Тогда сойдите». И невыспавшиеся пассажиры удивлённо смотрели, как женщина спрашивала билет, отстранённо глядя в окно. Тогда он выбежал и бросился в кутерьму улиц и площадей, людей и машин, ещё тёмных окон, глядящих пусто, как глаза встречных, тускло горящих никому не нужным светом фонарей и покрытого льдистой коркой асфальта. Потом он вышел в парк, где деревья тянули свои голые ветви к холодному небу. Он прижался щекой к шершавому стволу и закрыл глаза. «Деревья умирают стоя»- почему-то подумалось ему, и он вспомнил: да, тогда деревья, действительно, умирали стоя, в том бою. Они тоже были солдаты, только война у них была своя. Но они тоже умирали, как и всё вокруг, сметённые шквалом огня, который был, конечно, не для них, а для людей, серыми пятнами разбросанных тут и там, вжавшихся глубже в землю. Но земля была тоже ненадёжна, и она рвалась и выплёскивалась, и комьями летела в небо. А потом шёл пар из воронок в морозном воздухе, а потом земля вновь покрылась мёртвой мёрзлой корой, как покрывается коркой раненная кожа, и сомкнула мёртвой корой его пальцы и волосы…
Потом наступил вечер, и он вышел к реке. Шёл снег, страшный снег, летящий насквозь. Он смотрел на реку, а чёрная вода принимала в себя снег, и он исчезал в ней. Он вспомнил ту комнату и её глаза. Она  смотрела грустно, в сторону, а тени ветвей на стене сплетались и расплетались, подчиняясь какому-то своему ритму, медленно-медленно. И она пыталась поймать и удержать текущие минуты, но не могла, и время уходило, как вода сквозь пальцы, и она не могла его остановить. Они молчали, и тишина рассыпала случайные звуки за окном.
Чёрная вода всё принимала в себя летящий снег, а он стоял над рекой, обратив лицо к холодной глади воды.
И вдруг знакомый голос за его спиной сказал «здравствуй!»
Он оглянулся.