Мой Северный полюс. Часть 3. Раннее детство

Был у нас старенький велосипед с рамой. « Не хватало вам ещё головы свернуть!» -  сказала мама, когда  увидела, как он меня  катает на раме и на багажнике, и строго-настрого  запретила это делать. Естественно, мы не слушались, и  Саша  катал меня по посёлку тайком. Однажды  мы ехали по  дорожке, которая идет от Дома Культуры к сегодняшней детской библиотеке. Как я уже говорила, пешеходные дорожки были очень узкие. Вдоль этой дорожки, по всей её длине, была выкопана яма. Весной туда стекала талая вода, летом - дождевая. Меня брат посадил на раму, а сзади, на багажнике, примостился его закадычный друг, Костя Мамзеров. Видно, ехали мы так быстро, что не заметили идущую навстречу женщину с детской коляской. Сашка начал трезвонить в звонок, женщина заметалась, но уступить дорогу, естественно, не смогла, так как с одной стороны была яма, а с другой – кусты. Объезжать, конечно, пришлось нам. В общем, сделали мы «сальто» и вместе с велосипедом  втроём оказались в яме, из которой  врассыпную кинулись лягушки. Когда мы падали, видно мой палец  на руке попал между спиц. Как только цел остался! Из пальца ручьем текла кровь. Мальчишки за  шкирку  вытащили меня из ямы, затем сломанный велосипед. Я реву, а женщина кричит: «Быстрее бегите рану промывать, а то заражение будет!»  Ну, мы и побежали, как могли, а за мной, как поётся в известной песне, «след кровавый стелется по сырой траве». Когда оказались дома, мальчишки взяли кусок хозяйственного мыла и под умывальником промыли мне руку, а кровь всё не останавливается. Я кричу: «Тётенька сказала, что у меня сейчас заражение будет!»  Тогда они вылили на  палец, не жалея, пузырек с зелёнкой, и завязали  какой-то тряпицей. «Танька, только мамке не говори, а то она меня убьёт!» – бегал вокруг меня брат и умолял. Разве могла я позволить, чтобы его убили.

         До самого вечера  я, как партизанка, выдумывала  историю своего ранения. Когда вернулись родители, я очень красочно и достоверно, как мне тогда казалось, рассказала,  как  бежала и нечаянно споткнулась около барака, даже показала, чтобы было правдоподобней, то место, где была небольшая выбоина в асфальте. Видимо, придуманная мною легенда была «шита белыми нитками», потому что наша мудрая мама  только и сказала: «Это с какой же скоростью надо было бежать, чтобы так  изуродовать палец?»  Как-то, когда я уже была взрослая, посмотрев на средний палец левой руки, где на всю жизнь остался шрам,  вспомнила эту историю и призналась маме, что я её обманула. «Да ладно уж, что уж теперь! Чувствовала я, что вы с Санькой что-то учудили, только не могла понять, что именно» -  засмеялась  она.
 
В  пять лет меня определили в детский сад. Именно он и запечетлен на фото. Мы стареем, а детский сад воспитывает уже наших внуков.
Много лет спустя  мама  рассказала, с каким боем я туда попала. Дело в том, что  когда начиналась строиться СВС, родители, как и многие другие, приехали  устраивать свою жизнь. Сначала работали на строительстве, потом папа был сцепщиком вагонов, сопровождал грузы по узкоколейке на станцию. Когда появилась возможность, он окончил шоферские курсы, получил права, и стал работать водителем. Недалеко от нас, по Дмитровскому шоссе, при повороте на Лобню, есть песчаный карьер. Сколько себя помню, с самого раннего детства, я считала, что там находится папина работа и гараж для его автокрана. Я часто там бывала, но сравнительно недавно узнала, что, оказывается, на песке из этого карьера стоит наш Северный поселок. В 50-х, когда на месте карьера образовался огромный котлован, там обосновалось СМУ и  при  нём гараж для машин. Произошла какая-то реорганизация, и папа, как водитель, остался в этом СМУ. Так он там всю жизнь и проработал. Мама, после того, как родилась и подросла я, устроилась работать сторожем где-то в Долгопрудном. Ночью работала, а днём занималась семьей, ведь четверо детей на руках. В общем, когда она написала заявление в Поссовет, чтобы меня приняли в детский сад, то ей отказали. Председателем Поссовета был тогда  Трухин Николай Сергеевич. «Вы ведь никто не работаете ни на станции, ни в  учреждениях Поссовета, а у нас и  для СВОИХ детей мест нет» - имел неосторожность  сказать он ей. Такой несправедливости  мама выдержать не могла. «А мы, что, из Америки приехали!?» - в сердцах крикнула она и стукнула кулаком по столу. От отчаяния, с ужасом представив,  что меня и оставить не на кого, она  твердо заявила: «Не уйду из кабинета, пока не дадите место! Ночевать тут буду!  Или пишите на заявлении, что мы – американцы!». 
      Так я оказалась в детском саду. Через много лет Николай  Сергеевич помнил эту историю, и, встречая маму, смеялся: «Ну, Мария Михайловна, у Вас и характер! Под таким напором никто не устоит».

       Моей воспитательницей была Раевская Тамара Николаевна, которая  сейчас руководит детским садом №610, а в то время тот же садик носил № 871.  И когда я вспоминаю своё пребывание в детском саду, то вспоминаю, прежде всего, её. Воспитатели:  Блинова  Галина Фёдоровна, Сбродова Мария Ивановна, две сестры, Арбекова Галина Васильевна и Бастрыкина Валентина Васильевна, Криволап  Евгения Николаевна, Науменко Татьяна Олеговна, Ерахина Александра Ивановна и многие другие, проработали с детьми не один десяток лет, а некоторые работают и по сей день.  Все они известны в каждом доме, где был  или есть хотя бы один ребенок. Кто из них и в какие годы кого воспитывал, можно запутаться. Лично мне кажется, что они были воспитателями всех  детей, живущих  в Северном  поселке. У меня пребывание в детском саду оставило только одни положительные эмоции. Было несколько неприятных эпизодов, которые я тоже запомнила, но воспитатели здесь были не при чем.

    Вспоминается, как они меня пытались накормить черной икрой. Не помню, с какой периодичностью её давали, но то, что я категорически отказывалась её есть, запомнила хорошо. Вид черных пузырьков на белом хлебе с маслом вызывал у меня отвращение, всем известные неприятные ощущения в желудке, и я  крепко зажимала рот. «Танечка, ну съешь бутерброд»- просила меня Тамара Николаевна во время завтрака. «Не хочу-у-у» - чуть не плача, отвечала я. Бутерброд убирали в шкафчик, до обеда. История повторялась. Потом до полдника, потом до ужина и, наконец, тому, кто за мной  приходил, этот бутерброд, наполовину высохший, торжественно вручался, а я была счастлива: «Ну, наконец-то отстали!». Сейчас бы я от такого бутерброда навряд ли отказалась, да вот только икра сегодня слишком дорогой деликатес.

     Другой эпизод был связан с новогодним праздником. Мама должна была придти на утренник, и принести мне накрахмаленную «снежинку», бант и корону, которую мы делали дома вечерами,

украшая её бусинами от гирлянды и разноцветной крошкой от раздавленных старых ёлочных игрушек. Утренник вот-вот уже начнется, а мамы всё нет. Со мной – истерика, праздник испорчен. Воспитатели, видя такое дело, нашли какую-то марлевую «снежинку», завязали мне чужой бант, обошлись без короны. Было очень обидно, и к тому же я очень волновалась за маму. Я ведь знала, что если она что обещает, то обязательно выполнит. Мама, конечно пришла. Она  прибежала, когда наша группа уже заходила в зал. Оказывается, она с утра  решила быстренько съездить в Москву, но на переезде, в Лианозово, автобус простоял почти час. Многие помнят этот злосчастный переезд. Сколько он всем нам нервов попортил, пока не построили мост через железную дорогу. Я так была рада видеть маму, что, конечно, тут же забыла о своих невзгодах. 
А что нужно ребенку для счастья? Да чтобы мама была рядом! А платье, бант и корона, пусть даже очень красивые – это всё второстепенное.

       И еще одну неприятную историю мне хочется поведать, которую я запомнила  на всю жизнь. Из детского сада меня всегда кто-нибудь забирал  вовремя. Но, видимо, случилось что-то непредвиденное, и мама договорилась с воспитателями, чтобы меня на одну ночь оставить в ночной группе. Мне об этом сказали только вечером, когда стали забирать других детей. Я долго плакала. Казалось, что меня все бросили. Было лето, тепло, и когда после ужина, к которому я так и не притронулась, группа пошла гулять, я сбежала. Сначала я хотела убежать домой, но додумалась, что если меня забирать некому, то дома действительно никого нет. Около Дома Культуры, там, где начинается  пешеходная дорожка, сейчас растут большие березы. А тогда это был густой березняк, где березки были чуть выше меня ростом.
Спряталась я в этих березках, и сижу, плачу. Мне было очень одиноко: и в детский сад возвращаться не хотела, и оставаться одной ночью на улице страшно. И, вдруг, вижу из своей засады, идет мамина знакомая, тетя Зоя Столетова. Я из березняка такого рёву дала, что она от неожиданности остановилась. Увидев меня, она очень разволновалась: «Как ты здесь оказалась?»  Я сквозь слёзы пыталась ей объяснить, что со мной случилось, но она крепко взяла меня за руку, и… привела обратно в детский сад. Такого поворота событий я никак не ожидала! В общем, от кого я бежала, в те сети и угодила. Оказывается, тётя Зоя и была той самой ночной  няней, которая дежурила в ту ночь. Мама лично её попросила за мной присмотреть. «Да не волнуйся ты. Твоя Танюшка такой спокойный и тихий ребенок! Всё будет нормально» - ответила она ей. В общем, этот «тихий» ребёнок  ночью дал жару и няне и всей группе. Как меня ни успокаивали и ни жалели, я проплакала всю ночь. Больше меня в ночной группе никогда не оставляли. Через несколько лет мама сама  устроилась в этот самый детский сад ночной няней, проработав там семь лет. И мне всегда было жалко детей из её группы. Они были такие грустные. Я читала им книжки, играла с ними, иногда даже укладывала спать. Став сама матерью, своих детей я не то что не оставляла на ночь в детском саду, но даже старалась не допускать, чтобы они оставались в группе последними, потому что на собственном горьком опыте испытала, что чувствует ребенок в такой ситуации.
     В пять лет я уже умела читать. О том, как  я этому научилась и какое значение в моей жизни играли книги, я расскажу немного позднее. Со мной в одной группе была моя подруга и тёзка, Таня Евсеева. Она тоже умела читать. Помню, как Тамара Николаевна просила нас: «Танечки, почитайте ребяткам». Ребята садились в кружок на стульчики, а мы в середину, и по очереди с ней читали им сказки и стихи. Читали мы довольно сносно, даже не по слогам, и наши сверстники сразу притихали, видимо от удивления, как это у нас так хорошо получается. А мы с Таней были такие гордые, что нас внимательно слушают, как воспитателей.

    Детская память – это такая интересная штука, которую нашим ученым надо изучать и изучать. Порой в ней остаются такие воспоминания, которые другие уже не помнят, даже про себя. Так совсем недавно встретила в Интернете, в «Одноклассниках»  свою подругу детства, ту самую Таню Евсееву. Она уже давно не живет в Северном, и не виделись мы с ней больше 20-ти лет, а оказалось, что и она меня помнит и часто вспоминает нашу детскую дружбу. «Я почему-то запомнила, как за тобой в детский сад приезжал твой папа на автокране, и вы ехали на какую-то Красную горку» – написала она мне. Я так удивилась, что она столько лет помнит про меня то, чего не помню я. « А ещё – писала она мне – я запомнила, как ты  минут пять пыталась прочесть слово «птичка». Вот так то!
      В моей памяти почему-то не отложилось, чтобы мы в группе дрались, обзывались или строили козни друг другу. Я не хочу идеализировать то время, наверное, были и такие моменты, дети есть дети. Но то, что в годы моего детства услышать из уст ребенка какое-то нецензурное слово - это было из ряда вон выходящее событие, в отличие от сегодняшних времен, к сожалению. Значение многих непристойных слов, которыми сейчас с лёгкостью бравируют дошколята, нам стало известно лишь в старшем возрасте. Я горжусь тем, что и родители, и воспитатели, и учителя делали всё для того, чтобы не засорять наши мозги этим мусором. Да и некогда нам было заниматься разной ерундой. Если мы гуляли на улице, то летом играли в разные подвижные игры, зимой лепили из снега крепости и снеговиков. И вся эта обстановка подразумевала сплоченную команду. А, находясь в стенах детского сада, мы, то готовились к праздникам, репетировали, то что-то мастерили: вырезали из бумаги снежинки, делали объемные открытки мамам к 8 марта, и было много других интересных дел. До сих пор помню, какую тарелочку из бумаги я подарила маме. Сначала мы рвали на мелкие кусочки газеты, затем обклеивали ими настоящую тарелку. Всё это долго сохло, потом отделялось от тарелки и раскрашивалось разными красками. У меня была желтая тарелка с синими цветами. Много лет она провисела на стене в бараке, как украшение нашего скромного  жилища.
  Ещё, вспоминая детский сад, я почему-то запомнила, как нам выдавали завтраки и обеды, если вдруг приходилось его по каким-то причинам пропускать. Сейчас это кажется странным, но тогда - в порядке вещей. С той стороны, где находится кухня, была дверь, а в ней окошечко, через него «прогульщики» и получали причитающуюся им еду. На обычные литровые и пол-литровые банки надевались специальные крышки с ручками, как у бидона, наверное, такие были в то время в продаже, и в эти банки наливались борщи и супы, компот или кисель, накладывалась порция картофельного пюре с котлетой. В общем, ассортимент зависел от меню. Сегодня нет дефицита продуктов, часто мы расточительно тратим деньги на то, что заведомо потом оказывается в мусорном ведре, но зато мы можем сейчас позволить себе многое, и никому в голову не придет требовать положенную порцию еды для своего ребенка в детском саду. И это хорошо. Просто вспоминая то трудное время, когда не очень часто елись котлеты, как-то тепло становится на душе, что всё тогда было по-честному.
Да, материальный достаток тогда у всех был почти одинаков, и не велик, но люди были проще, добрее, душевнее. Наверное, это было потому, что поколение наших родителей пережили такие страшные времена, которые не пожелаешь и врагу. Слишком много в их жизни было человеческих потерь, и, возможно, радуясь и отдавая дань Господу  за то, что  выжили в той войне, они с легкостью и весельем делились тем небольшим, что имели. Я рада, что успела пожить в то время, когда двери практически не закрывались, и любой сосед мог войти в твой дом, взять банку с вареньем, щедро намазать им кусок хлеба, а чай пойти пить к себе домой. И если вдруг чьи-то дети оставались дома одни, то соседи их и накормят, и напоят, и спать уложат. Сейчас всё по-другому. Время другое, и мы другие. Даже при большом желании уже не получится так жить.

       Нашими соседями по подъезду была большая семья Воробьёвых. Помню, что у них, одних из первых, появился в доме телевизор. Вечерами  все собирались у них в комнате, пили чай, и смотрели кино или концерт. Посреди комнаты стоял большой деревянный стол с толстыми ножками и перекладинами внизу. Я садилась под стол на  перекладину, и поднимала край скатерти с кистями, как занавес в театре. Если показывали немые фильмы  с Чарли Чаплиным, или выступали Тарапунька и Штепсель (был такой юмористический дуэт в то время), я начинала так хохотать, что от хохота вываливалась из-под стола, катаясь по полу, хватаясь за живот и дрыгая ногами. Взрослые, глядя на меня, тоже начинали смеяться, то ли надо мной, то ли над известными артистами. Потом все расходились спать по своим комнатам в прекрасном настроении.
Когда мне исполнилось лет пять, родители тоже купили телевизор. Конечно, был он не из магазина, а как говорится теперь «б/у». Приобрели у кого-то, по случаю. Хорошо запомнила тот счастливый день. Телевизор был довольно приличный: корпус деревянный, светло-коричневый и экран нормальный по тем временам, а не как у маминой сестры тети Зои, с линзой.
 Теперь такие телевизоры можно увидеть только в музее и в Интернете.
Для просмотра покупки собрались соседи. Когда его включили, то показывали фильм «Александр Невский». Помню, что на меня произвело огромное впечатление ледовое побоище. Я была еще в том возрасте, когда не до конца понимала смысла этого исторического события, но было жутко смотреть, как люди, убивая друг друга, в тяжеленных доспехах проваливаются под лёд. Вдруг, в самый разгар происходящих событий, изображение на экране исчезло. Взрослые стали возмущаться, мама ругать папу, что нам продали сломанный телевизор. А мне так хотелось досмотреть фильм! Пока они ругались, я подошла  и  поправила какие-то проводки, и он снова заработал. Оказывается, просто отошла антенна. Все начали меня хвалить и называть телемастером. Этот телевизор прослужил нам довольно долго, около десяти лет. Когда сломался пластмассовый переключатель программ, мы переключали его плоскозубцами до тех пор,  пока меня здорово не ударило током. Родители очень испугались, и купили новый телевизор, теперь уже в магазине.