Отрывки из детства. 5. Алессандро

Настроение кардинала ди Медичи можно было назвать хорошим. По крайней мере – мирным, что бывало весьма редко. Но, впрочем, сейчас ничто не располагало паладина Церкви к военным действиям – ни солнечная погода, ни шелест деревьев, ни идущий рядом высокий, немного нескладный, подросток, внимательно слушавший этого самого кардинала. Катарина была бы весьма удивлена неожиданно открывшимся педагогическим талантам брата, хотя какие уж тут педагогический талант. Ораторское мастерство и великолепное знание Писания плюс неразговорчивость внимательно слушавшего повествование Медичи юноши вкупе давали подобный эффект.
Спокойствие нарушил непонятно откуда взявшийся мальчик в белой одежде, увлеченно ловивший стрекозу. Стремясь поймать ловкое насекомое, он совсем не смотрел как под ноги, так и по сторонам. И очень удивился, когда камень предательски поставил подножку, а земля резко приблизилась к веснушчатому носику. «Больно…» - тихонько всхлипывает он, поднимая глаза. И тут же забыл о разбитой коленке, ибо над ним возвышался никто иной как Франческо до Медичи в крайне неблагоприятном расположении духа…
Мальчик вскакивает, старается отряхнуть белые одеяния некогда бывшими чистыми перчатками, но лишь еще больше усугубляет картину. Вконец смутившись, он стаскивает перчатки и комкает их в руке, стараясь спрятать…
А кардинал морщится, словно от зубной боли. Ему очень хочется рявкнуть на сводного брата, и он даже набирает воздуха… но меняет свое решение. Останавливает его тот простой факт, что от громко произнесенной воспитательной нотации шарахнется не только всех и вся боящееся посмешище, попущением Господа ставшее понтификом, но и голубоглазый юноша, стоявший от кардинала на расстоянии, немногим превышающим фут.
- Алессандро… - Медичи говорит тяжело и неприязненно, но все же негромко. – Находиться на территории парка одному не является верным решением. Полагаю, Катарина…  - он вновь морщится, будто проглотил горькое лекарство, но договаривает, - уже давно ищет своего младшего брата.
Мальчик, съежившийся, еда прозвучали первые слова, неуверенно открывает один глаз, а убедившись, что грозы со стороны старшего не предвидится – и второй. Торопливо подбирает с земли порванную перчатку, роняет вторую… Медичи про себя начинает считать сжигаемых сотрудников вечно мешающего отдела Ах.
- А… Т-тогда… Я пойду? – тихонько шепчет Алессандро и, не дождавшись ответа, чуть ли не бегом бросается к выходу из парка, на ходу утирая рукавами непрошено выступившие слезы.
«Пять… Хьюго де Ватто…» - удаляющийся хруст гравия отвлекает кардинала от сладостных мечтаний. – «Однако ж нехорошо, что Папа без охраны. Вляпается еще куда-нибудь», - досадливо решает Медичи и разворачивается к сопровождавшему его юноше. – «Чем плохо? Не мне ж за этим недорослем бегать. А он спокойный. Вроде.»
- Проводи, - роняет он. – Потом вернешься, и мы продолжим.
- Есть, - полувоенный ответ, прозвучавший едва слышно, разворот на месте… Кардинал довольно улыбнулся, предвкушая испуг ребенка – черная тень быстрым и практически бесшумным шагом нагоняла замедлившего бег понтифика. «И когда научился так ходить? Не иначе как опять подражает киборгу. По крайней мере, делу подражает».
«Погоню» Алессандро замечает только тогда, когда под ногами его мелькает край чужой тени.
- Ой!!! – он вспугнутым зайчишкой отскакивает в сторону, чтобы пропустить… и начинает отступать дальше, когда преследователь останавливается напротив него. – А… вы… что-то хотите?...
- Франческо-сама приказал проводить, - безэмоционально информирует юноша, остановившийся посередине дорожки. «Он меня боится?», - Петер редко встречал ровесников, да и по правде не особо тянулся к такому общению. Странная реакция пробудила легкое любопытство – случись ему бывать в местах скопления людей (а таковыми считались комнаты, где было больше трех человек), обычно на него с любопытством косились, а потом – начинали подшучивать над цветом волос или теряли интерес.
- Ано… а, - Алессандро выбирается из клумбы с сырой землей, в которой уже успели увязнуть оба сапожка, и тихонько, поминутно оглядываясь, продолжает путь. Даже  хочет заговорить, но робеет. «Ведь он сопровождал брата, и брата слушаются только инквизиторы», - размышляет самый молодой Папа в истории католической церкви. «А инквизиторы – страшные», - делает он вывод, и идет молча. А Медичи с превеликим удовольствием наблюдал за бесплатным спектаклем до тех пор, пока пара не скрылась за поворотом…
«Брат был прав», - уныло решает Алессандро, когда его взору открывается вид на площадку перед входом в парк с красивым фонтаном, а заодно – и встревоженной золотоволосой девушкой, окруженной несколькими священниками.
- Сестра! – обрадовано восклицает мальчик и со всех ног бросается к девушке, радостно обернувшейся на голос. По мере приближения Папы в глазах Катарины отражается все большее изумление вкупе с беспокойством, а кто-то из священников героически пытается подавить рвущийся с губ смешок. На провожатого, замеревшего поодаль, внимания никто не обратил.
Петер с минуту наблюдает за трогательной – по меркам большинства людей сценой. Подходить он не собирается, тем более – к незнакомым людям. Тем более – не в форме Инквизиции… Он уже понял, что инквизиторы его не обидят, скорее всего – даже защитят, но вот с темной формой этих служащих он знаком не был. Мало ли, чего от них ждать? И Петер не подходит.
«Mission complete», – отчитывается парень сам себе, и тихонько смеется – получается совсем как у Дуо. «Теперь можно возвращаться», - решает он и исчезает в парке. Пристального взгляда карих глаз, так похожих на глаза брата Бартоломео, он не заметил…