Баня

     Сегодня этот уездный русский городок, после открытия в нём единственного на всю Россию музея мышек, стал известен многим. На ту пору, о которой пойдёт речь, он был захолустным провинциальным местом жительства волжан, со своей размеренной, тихой жизнью, без каких-либо катаклизмов и происшествий. По сегодняшним дням, оказывается, и слава Б-гу! База испытателей автомобилей завода ЗИЛ, находилась наискосок на противоположном берегу реки у деревни Охотино. Каждое воскресенье мы на пароме пересекали Волгу для посещения бани, и не просто бани, а настоящей русской бани. Описывать то, что она творит с человеческой сутью, не берусь. Могу только констатировать, что тогда, впервые посетив её, я познал возможности своего организма с неизведанной доселе стороны. На верхней полке я пересиживал многолетних заядлых парильщиков, а это действо продолжалось более двух часов. Нас было человек двадцать, а среди такого количества любителей помыться всегда находится специалист, знающий толк  в этом деле. Эдик Ратников заходил первым в парилку, ему одному известным способом смывал старый пар и всякие запахи и, священнодействуя, минут пять, делал благодать для всех нас. С Лёвой Трембовельским, а он был выше меня на полторы головы, мы заготавливали для себя свежие берёзовые веники, благо берёз в России предостаточно, а с его ростом и доступно. Эта воскресная поездка в баню превратилась уже в ритуал, со своими консервативными правилами, так что ничего особенного от этого еженедельного посещения не предвиделось. Но в жизни бывает по-другому. И потому несколько слов о бане. Она была деревянная, как и все строения вокруг. Заходя в баню, сразу же попадаешь в просторное помещение, где справа и слева вдоль стен стоят деревянные лавки. Справа - вход в предбанник для мужчин, слева - для женщин, а между ними – касса и, представьте себе, продавалось пиво. Чудеса, да и только. На улице - начало семидесятых, а там - пиво. Так вот. В очередной раз после бани,  мы, попивая пиво, тихо блаженствовали. Там же находились и женщины с детьми, которые тоже приходили в себя после преисподней. Тихо, мирно шла своим чередом послебанная идиллия. И вдруг это блаженство было взорвано.  Резко открылась дверь мужского предбанника, и в помещение, где мы все млели,  выскочил мужик, на  голом теле которого только прилипшие в некоторых местах берёзовые листья. От неожиданности мы несколько оцепенели, а он, сделав круг почёта, ринулся на улицу, глотая открытым ртом свежий воздух, как рыба, выброшенная на берег. Первыми пришли в себя женщины, закричали, завопили и начали ругать и стыдить его. А у него глаза; говорят, такие бывают у обезумевшего таракана от передозировки дихлофосом, ничего не соображают. Кто-то из мужиков схватил его, упирающегося, и вернул с улицы в помещение. Но того глотка свежего воздуха оказалась достаточно, ибо к нему потихоньку  начало возвращаться сознание, появилась небольшая осмысленность во взгляде. И он, не до конца осознавая происходящее, оглядевшись, не торопясь, опустился на лавку. Дальше произошло вот что. Между лавками был небольшой зазор, и он аккурат уселся на него, да так, что его отвислые гениталии провисли в эту щель, и всё его мужское достоинство закачалось туда-сюда, как колокольный язык. Гомерический хохот, оглушивший баню, озвучил эти колебания. Если бы эти колебания вошли в консонанс с гомерическим хохотом, то у бани крыша поехала бы, но пронесло, только из женского предбанника выглянули испуганные лица, чтобы узнать, что произошло. Потому  что это был не смех. Это было ржание, и ржали все. Женщины, дети и мы, мужики. Он, посмотрев на неистово гогочущих людей, медленно перевёл взгляд на себя - голого, что-то прикинул вечно похмельным умом, встал и, пошатываясь, отправился обратно в парилку. Несовместимость пара и водки сыграла с ним злую шутку.

март 2006 года