Отличник

Узлан Баюнов на всех производил одинаковое впечатление – мужик.
Даже не так – Мужик!
Ясно, что гендерная специфика такого определения играет далеко не первую скрипку (хотя, конечно, и не последнюю – попади господин Баюнов в розыск – и первая же примета была бы – «мужчина»). Под два метра ростом, смуглый, по-татарски скуластый и неожиданно светловолосый, в меру мускулистый – и при этом удивительно неприметный – как слон из известной басни; казалось, что, благодаря своим габаритам, он обитает в другом слое реальности, который никогда не смешивается с остальными – как не смешиваются ингредиенты «Кровавой Мэри»; это собственное житейское пространство позволяло ему самому устанавливать ритм, размер, форму и отчасти направление своего бытия.
Характеризуя характер (о как!) нашего героя, можно вспомнить слова популярного фантаста о том, что во Вселенной правит середина; термин «обычный» будет самым подходящим. Узлан был спокойным как слон (да что ж такое), слегка флегматичным и большей частью доброжелательным человеком, о нервных срывах знал только от телевизора, а о гениальных учёных-психах и отважных шахидах – из газет. Читать не любил, но приходилось; мысли свои излагал редко и настолько неторопливо и равнодушно, что было ясно – ни одна мысль им до конца толком не додумана; впрочем, бережно укутана стекловатой, засунута в трёхлитровую банку и поставлена в глубокоуважаемый шкаф; не курил, но в жарких профессиональных обсуждениях политических событий, футбола и баб неизменно стоял за большинство – то есть ругал коммунистов, болел за «Спартак» и был бы не прочь с Анджелиной Джоли.
Работал Баюнов бухгалтером в ООО средней руки, дослужился до главбуха, купил собственную квартиру, после некоторых колебаний с машиной решил повременить – автомобиль являл собой верхушку айсберга огромного неисследованного океана, причём на неосвоенной планете, а менять профессию счетовода на астронавта Узлан не собирался; окончательный гвоздь в гроб с железным конём вогнал подсчёт плюсов (транспортная независимость) и минусов (ТО, ГСМ, ГАИ и т.д.).
Семейная жизнь сложилась донельзя гладко – жена моментально просекла тему, и делала, что хотела, благо зарабатывал Узлан прилично; тот об этом знал, но ругаться не умел и потому считал сие противным и не стоящим внимания; вообщем, все имели желаемое и были счастливы.
В выходные – а другой отдых был Баюнову неведом – он мог позволить себе одну-другую рюмку смирновки, кою с причмокиванием называл «водочка»; мог уговориться сослуживцами на поход в баню или на рыбалку; ****ок стыдливо сторонился, но коллекционирующим звёздочки коллегам понимающе поддакивал; детей заводить с женой пока не собирался (зато в срок – непременно двоих, мальчика и девочку), так что и всяческие луна-парки до времени шли мимо кассы; от кина и театра успешно и вполне по-мужиковски увиливал.
Идеальный мужик.
Всё, как у всех.
Даже живущий внутри злобный зубастый хорь, портящий малину и подрабатывающий то мальчиком для битья, то табакерочной нечистью – всё чин по чину; киньте камень, кто без греха!
Хотя, по правде сказать, оный альтер вёл себя на удивление дисциплинированно – то есть революционер-подстрекатель и радетель прав и свобод настоящего мачо в нём просыпался крайне редко и ненадолго; потом шли розы и нетрадиционная кухня традиционного ресторана, потом не менее традиционное всё остальное.
Злобность и зубастость у доставшегося Узлану хоря были чисто номинальными, рожки и копытца – смешными и нелепыми; вилы уже давно пылились в чулане; хорь прекрасно понимал, что с него спросят за такое манкирование своей функцией, но ничего менять не желал – ибо был созерцателем.
Пятна на Солнце, обвал чьей-то национальной валюты или щедрое жертвоприношение папуасского шамана – Бог весть, отчего звёзды над маленьким зверьком сошлись как-то не так; хорь сутки напролёт медитировал, пытаясь дойти до невыразимого, но столь прекрасно ощущаемого; он благоговел перед святым Гандха Баба, двенадцать лет овладевавшего искусством вызывать из астрала благоухания цветов; он учился смирению – и это было трудно; он повсюду искал символы красоты – и находил – и это было ещё труднее; он терзал книги – и уже почти получалось читать не только созвучное устоявшемуся; он догадывался о существовании других хорей и знал о своей необыкновенности – знал спокойно и с лёгким сердцем, как собака о приближающихся холодах; но всё же он был всего лишь маленький альтер огромной (по сравнению с ним) чужой сущности, и сил постоянно недоставало.
И тогда (в такие дни Узлана сторонились будто ушедшего в запой Каина) хорь выкидывал фортель – вылезал в полный рост и, брызжа слюной, визжал, какой он особенный и глубокий, и что он – знает, верит и понимает, а вы – тут доставалось всем хендриксам и шопенгауэрам – до единого бездари и зануды, и, Боже мой, как кайфно, что я от вас отличаюсь! отличаюсь!
Засим «отличник» иссякал и, дрожа всем тельцем, уползал в норку; цикл завершался, и Узлан Баюнов с облегчением возвращался на свои круги.

----------

В произведении использованы фрагменты романа Сергея Лукьяненко и книги Парамахансы Йогананды.


Рецензии