Дзэн в полоску, или Миражи Зеркального Червя

Харвестер катился по Тихой Улице, прихотливо множась в стёклах витрин спящих магазинов и сыром асфальте; знакомые чёрные пятна на карте, не особо доверяя GPS-навигатору, старательно объезжаю; урожай сливок в этом году – как снег на голову! – машин не хватает, сборщиков не хватает, ну, как обычно у нас – повседневный похуизм и авральный ****ец; переключатель скоростей, какой-то весь лишний, трепыхается и пытается улизнуть от моей руки, врёшь, шельма! к ноге!
В соседнем кресле восседает Леди Лотос, уроженка славной Шемахи, изношенная кокотка двухсотой пробы и горячая почитательница Элтона Джона. Непрестанно курит какие-то растительные сигариллы, ругает некоего Берта и **** мне мозг одним и тем же вопросом – что я делаю сегодня вечером; она профи высочайшей квалификации (специализация – падение на хвост & создание клеящихся поверхностей), но меня этим не возьмёшь. Надоедает; я становлюсь Бертом и застреливаю паршивку. Всю кабина в дыму, открываю форточку, снаружи свежо и пахнет озоном. Становлюсь Полиной и мечтаю о букетике анютиных глазок.
Мелькает окраина, делаю круг; колёса скрипят, разворачивая тяжёлую машину; меж домов виднеется гора Лангожан, давно потухший вулкан, похожий на кита; он на самом деле далеко за городом; сплошь утыкан вековым ельником; смотрю на гору; становится как-то беспокойно, точно сквозь толщу воды проступают очертания висячих садов милой сердцу Атлантиды, где гулял ребёнком; хотя, возможно, это просто добросовестно забытый сон; еду; а харвестер мой зовётся «Экам Сат», и в гараже ещё с десяток таких же – только разбитых-переломанных.
Уж как кстати урожай – третьего дня в городе кончился чай; третьи сутки снег и ночь; прежде в сю пору иноземцы забредали, и вот как отрезало – третьи сутки ни души окрест; все пьют и готовы слушать стариковские россказни до турецкой пасхи, а те и рады (к чёрту книги – там про мыслителя, рассуждающего о вечном и преходящем, или ещё о чём, со стаканом настолько аппетитного вина, что только сжечь книгу с мыслителем и застрелиться – и что? а ничего); того и гляди – возьмёмся за ум, племя младое, незнакомое; и я тоже пью и слушаю; и странное чувство владеет мною – полное, бесконечно полное ощущение собственной жизни – будто обнимаешь солёное море, купаясь в чём мать родила, и впитываешь, впитываешь, впитываешь то, чего был лишён; а не хватало-то порядочно, поколение B.R. тем и славно.
Трупно-панельное домостроение празднует тризну; гора Лангожан беззвучно вдрагивает, Юпитер застывает с перекошенным от ужаса лицом, новорожденная мышка несётся к ближайшему подвалу и прячется, сердешная; воскресенье уходит на опохмел, да и с концами; низвергается снежная ниагара, залепляет баннер-растяжку с рекламой натяжных потолков, и теперь на нём трепещет глубокомысленное «…тяжные …толки»; харвестер гудит и плюётся солярной вонью; мёрзну, глотаю из фляжки, мёрзну; после цирка забираю правее, на колесо наматывается сорванный плакат с размалёванной хохочущей рожей Волка-Опарыша-Рыжего-Клоуна; миную кинотеатр (новый блокбастер «F.U.C.K.», в главной роли ди-джей Toniq – о! я помню дебют Тоника – «Звенела тишина, впиваясь в сердце, ласкала миокарда слабеющие герцы»); опять окраина, похожий на виселицу щит «ЗА КОРДОН!», оставшийся от военного блокпоста, едем назад; назад не регресс, назад – корни, сообщил мне один умник и обозвал меня охламоном; а по-эллински охламон – человек толпы, я оборотился Сигизмундом и застрелил паршивца; и обидно ли мне, что бьюсь головой о ту же землю, что он сапожищами топтал? *** его знает.
Хоре Рай, че!

----------

В произведении использован фрагмент романа Святослава Логинова.