Борис

БОРИС - НОУПРОБЛЕМ

Есть люди, которые запоминаются надолго, несмотря на недолгое общение с ними. У меня таких наберётся с дюжину.

Одного из них звали Борисом Хваном. Впервые я познакомился с ним по приезде в Мельбурн и общался около года, вплоть до его отъезда назад в Ташкент. Правда, о нём мне рассказал ещё в Ташкенте Арсентий Кан, мой друг детства, заключив рассказ словами: «У Бориса золотые руки».

Как я позже убедился, Арсентий был прав. У Бориса были, я бы сказал, талантливые руки. Как он сам говорил: «Мне достаточно один раз посмотреть, как делается, и ноу проблем».

Он, например, до приезда в Австралию никогда не водил машину. А в Австралии для эмигрантов машина не роскошь, а средство выживания. Борис откуда-то добыл допотопную 'тойётку', взял один урок вождения и поехал. Без лицензии на вождение, но с бумажкой от автошколы, что он подал заявку на сдачу экзаменов. Трудно сказать, насколько эта бумажка была убедительной, но она срабатывала, когда полицейские, видимо удивленные тем, что эта колымага ещё едет, останавливали Бориса.

Эту антикварную машину Борис потом безвозмездно оставил мне, - немыслимый подарок в моей прежней стране, особенно, тогда в середине 90-х, - но я, имея за плечами приличный стаж вождения, не смог её водить. До того она была разболтана. Механик, к которому мне удалось докатить её, категорически отказался проводить техосмотр, едва бросив взгляд на эту рухлядь.

Эта строптивая лошадка подчинялась только прежнему хозяину. Как Борис на ней мотался, причём довольно лихо, знает только он сам. Она простояла у меня перед окном несколько месяцев, как память о Борисе, до тех пор, пока я её не отбуксировал на машинную свалку. Да ещё приплатил немного, чтобы её приняли туда. За место на кладбище надо платить не только за людей.

Между прочим, у Бориса было высшее образование, он закончил политехнический институт в Ташкенте. Но, как он вкратце рассказал мне об этом факте своей биографии, он быстро разочаровался в перспективе до конца жизни тянуть лямку советского инженера. «На хрена мне было за сто рублей месяц торчать в КБ», подвёл итог он своему рассказу и добавил: «Я потом на стройке эту сотенку в день делал».

Он засунул свой диплом о высшем образовании куда-то подальше и пошёл рабочим на стройку. Не трудно догадаться, что он двинулся шабашничать. А где же ещё можно стольник в день зашибать?! Не в должности же рабочего СМУ (строительно-монтажное управление).

Мне его шаг понятен. Сам когда-то, будучи кандидатом медицинских наук, вынужден был искать какой-нибудь приработок и, нет-нет, да левачил на своём 'ижике'. Червонец-другой на бензин и сигареты были не лишними. Даже однажды сотню добыл. Помню, ночью разворачивал замусоленные рубчики и трёшки и складывал их в стопку, довольный собой и жизнью.

Но не только умение работать руками отличало Бориса. Его основными качествами я бы назвал основательность и надёжность. Невысокий крепыш, внешне почти двойник знаменитого теннисиста Майкла Чанга, он очень устойчиво стоял на ногах и в прямом, и в переносном смысле.

Кстати, поразительным сходством с Майклом Чангом Борис втайне гордился. Он расплылся в улыбке, когда я сказал ему об этом. Он хорошо знал биографию Чанга и внимательно следил за его спортивной карьерой. Ко всему, он приобрёл теннисные ракетки и прочие принадлежности и регулярно по выходным, - в течении рабочей недели такая роскошь была недоступной, - ходил с сыном играть на теннисный корт.

Его отец был генералом; о нём в 80-х я читал большую статью с его портретом во весь лист в журнале «Огонёк». Он, кстати, от советской стороны участвовал в мирных переговорах во время корейской войны 1951-54годов.

Видимо, от отца Борис перенял редкую самодисциплину, организованность и аккуратность. Всё, что он ни делал, было продумано и последовательно. А стремление доводить вещи до совершенства я бы отнёс к национальной черте.

Он всегда был спокойным и невозмутимым. При всей его немногословности, наиболее часто повторяемым выражением было «ноу проблем». Так мы его и прозвали «Борис-ноупроблем».

Не берусь гадать, как сложилась бы моя судьба и, понятно, моей семьи тоже, если бы не Борис. Ведь я прибыл сюда, не имея ни шиша в кармане, с парой английских слов в седом котелке и без права на пособие.

Единственное, что у меня было - это сильное желание трудиться. И не потому, что я был трудоголиком от рождения или по воспитанию, - скорее, напротив, я всегда дружил с ленью, - а потому, что осознавал, что выжить здесь, не имея работы, мы не сможем.

Но моя страсть к труду почему-то не производила впечатления на работодателей, и они воротили нос от меня, правда, в вежливой форме.

Борис помог мне и моей семье выжить в Австралии. Сам он по уикендам бесплатно делал всякую работу в корейской христианской церкви и был там своим человеком. Он знал многих прихожан и через них трижды устраивал меня на работу, когда я не по своей вине терял предыдущие места.

А что такое получить даже самую чёрную работу в Австралии, не зная языка и имея далеко не шварцнегеровские параметры, знают только Бог и я. И Бог послал мне ангела-хранителя в облике Бориса.

Когда миграционная служба Австралии после почти трёх лет бюрократической тягомотины, всё таки отказала Борису в виде на жительство, он, конечно, расстроился, но виду не подал.

Он заявил: «Не хотят хорошего работника, и не надо. Тем хуже для Австралии». И, добавив неизменное «ноу проблем», улетел домой в Ташкент.

Потом до меня дошли слухи, что он осел в Вашингтоне, столице США, и имеет там собственный магазин.

Ноу проблем, Борис. Удачи тебе!


ТОЧИ  НОЖ  ПОЧАЩЕ

До приезда в Австралию меня относили к категории работников «умственного труда».
С умом я трудился или без ума - не мне судить. Но факт, что ручки у меня, конечно, не такие изящные, как у пианиста, но и пролетарскими не назовёшь. И о физическом труде имел смутное представление. Не считая, конечно, сбора хлопка. Впрочем, в Узбекистане любой школьник и студент знает об этом виде труда.

Только здесь, глядя на Бориса Хвана, о котором я уже рассказывал, я понял, что такое работать красиво. Не суетясь, расчётливо, без огрехов. Виртуоз, одним словом!

Мы вырезали акульи плавники для акульевого супа, экзотического деликатеса в лучших ресторанах мира. Борис выполнял операцию так легко, что казалось, повторить за ним - два пальца обмочить. Но когда я принялся за дело, уже через полчаса я не чувствовал своих пальцев, ладонь покрылась пузырями и ссадинами, а пот лил в тридцать три ручья. Обмочился, короче...

Я слышал, что в Японии мастер никогда не объясняет ученику, как выполнять ту или иную операцию. Ученик обязан понять это сам, наблюдая за действиями учителя. Борис тоже вроде бы не замечал моих мучений. А моих чертыханий он, вообще, не улавливал, потому что постоянно слушал плейер с наушниками; вначале я  думал, он меломан, но, оказалось, что он, не теряя времени, к английской речи приобщался.

Только пару раз он процедил в пол-голоса:

- Точи нож почаще.

Но я не сразу внял его совету и поплатился ночными болями в правой кисти. В конце концов я тоже научился, - не идиот же , - и нож стал часто точить об штырь, и мудрённый поворот ножом и одновременно плавником делать. Как портной на машинке. Но даже наловчившись, я наполнял корзину готовыми плавниками в два раза медленнее, чем Борис.
 


OНИ НЕ ЗНАЮТ, КТО ТАКИЕ ТУРКИ

Я продержался на рубке акульих хребтов пару месяцев и до сих пор горжусь этим. Не всем это удавалось. Борис не в счёт.

Помню, однажды на фабрике появился высокий молодой красавчик из турков, родившихся в Австралии. Приятный парень, компанейский, рот до ушей. Прекрасный английский. Меня поначалу удивило, каким ветром его занесло сюда, неужели не может найти работу почище и подороже. А потом дошло.

Он был большой любитель поработать языком, но предпочитал не утруждать руки. Неожиданно для меня немногословный Борис, отложив свой плейер в сторону, стал оживлённо болтать с ним на английском. А я общался с ним на турецком, который похож на татарский. Парень держался с чувством достоинства и часто повторял: "Олар ким турк олганы билмиёрмыш. Мен костерерим оларга" - "Они не знают, кто такие турки. Я им покажу". Кому  и что он собирался показать, было не очень ясно.

Он часто подзывал меня помочь поднять или передвинуть что-нибудь тяжёлое. Хотя был он вдвое моложе и и почти на столько же крупнее меня. А я подходил и выполнял без его участия то, что он сам должен был делать. Тоже применял японский метод обучения: без слов, но делом.

Но парень не понял моих намёков. И уже через пару дней он с удивлением жаловался мне, что босс попросил его больше не приходить. Короче, он им показал, кто такие турки, а они, - я имею ввиду босса с его сыном, - так и не поняли парня. А, может быть, поняли и решили держаться подальше. Но парень пробыл с нами ещё несколько дней. И всё благодаря тому же Борису, который был в фаворе у босса, и упросил его оставить турка.

- Английский у него хороший, - объяснил Борис мне свой благородный порыв.


МОГУ  ПРИБАВИТЬ!

Легко быть добрым, когда всё имеешь и, проявляя милосердие, ничем не рискуешь. Даже приятно быть добрым; проникаешься любовью и уважением к собственной личности.

А вот делиться своим в условиях нужды и жесткой конкуренции, дано не каждому. В эмиграции многие из нас попадают как-раз в такую ситуации. И потому эмиграция – довольно надёжный тест на доброту. Она ясно высвечивает, кто есть кто.

Борис помогал не только мне. Я знал, по крайней мере, несколько человек, которые были или должны были быть благодарны ему. Хотя, известно, что чувство благодарности за доброту тоже знакомо не всем.

Один из таких был молодой человек, который представлялся москвичом, в чём я не уверен. Он был корейско-русского происхождения, как Костя Цзю, и даже внешне немного смахивал на своего знаменитого земляка. У него было округлое скуластое лицо с пухлыми как у хомячка щёчками, слегка раскосые глазки и серьга в ухе. Он тоже имел невысокую фигурку, но не атлетичную и не с широченными Костиными плечами, а, напротив, кругленькую со всех сторон.

И, самое главное, в отличии от целеустремлённого Кости, этот товарищ, - не помню точно, как его звали... кажется, Валентином, - был, что называется, перекати - поле. Мотался по белу свету без компаса в голове.

Я не спрашивал у Бориса, где он подобрал этого типа, но тот наплёл Борису, что он ждёт семью из России, а у него ни гроша в кармане, и ему нужно принакопить кое-что к приезду семьи. Поэтому, он, якобы, не может платить за рент жилья, и ищет, кто бы его приютил в долг, и что он потом обязательно расплатится. Борис, добрая душа, и приютил его, и на работу его устроил.

Вот так и я поимел удовольствие поработать с Валентином. Более бесполезного работника представить было трудно. Зато балабол он был отменный. Он заливал нам без остановки, как он работал шеф-поваром в одном из столичных ресторанов, каким авторитетом он пользовался, что чуть ли не японские мастера кухни прилетали в Москву только для того, чтобы выведать у Валентина секреты изготовления суши и т.д. и т.п.

Мне, как бывшему (тогда бывшему) психиатру, не составило труда распознать в нём типичного фантазёра-псевдолога.

Борис, выслушивал этот поток красноречия, не проронив ни слова. Он, подчёркнуто сосредоточившись на работе, иногда только бросал на болтуна укоризненные взгляды.
Валентин, видимо, был ещё способен их улавливать; он тут же как-бы спохватывался и говорил:

- Что, прибавить? Могу прибавить!

Но прибавлял он только в болтовне.

На следующий день Борис опять привёз Валентина. Борис, видимо, дома промыл этому горе-работничку мозги, потому как последний принялся за работу с хмурым видом и, что было удивительно, он хранил молчание.

Но через пару часов Валентин неожиданно громко вскрикнул, скрючился и схватился за излюбленное место лентяев-симулянтов во всём мире. Как врач, я иногда думаю, не сотвори Бог людям спину, за что бы тогда бездельники хватались. Так и просидел бедняга в машине до конца рабочего дня.

Больше его Борис с собой на работу не привозил.

Потом Борис мне жаловался, что этот прихлебатель и дома палец о палец не ударяет, тратится только на пиво, которое попивает целый день, а по ночам, накачавшись пивом, включает телeвизор на полную громкость, не заботясь, что хозяину завтра на работу...

Меня поражало терпение Бориса. Когда я в сердцах советовал ему гнать этого нахлебника к чёртовой матери, Борис отговаривался, что к Валентину едет жена, и было бы нехорошо его выгнать в такой критический момент.

- Да нет у него никакой жены! - орал я, но и это на Бориса не действовало.

Даже, когда Валентин без ведома Бориса угнал его машину, а потом далеко за полночь позвонил Борису и сообщил 'приятную' новость, что застрял где-то без бензина, а Борису пришлось вызывать такси и переться на другой конец города, то и этот подвиг обошёлся Валентину без последствий.

Венцом его деяний было воровство. Борис имел неосторожность взять этого типа с собой в гости к землякам-ташкентцам, где он стибрил золотое кольцо. Заявлять в полицию не стали, канители не оберёшься, но на этот раз терпение Бориса лопнуло, и «святой Валентин» отправился ловить другую доверчивую душу.

На Бориса, похоже, эта история с Валентином прозвела сильное впечатление. Он потом долго ещё время от времени, передразнивая Валентина, бормотал: «Mогу прибавить». При этом он кривил губы в презрительной усмешке и покачивал головой.