Куда уходят и приходят поезда...

...Свободен лишь тот, кто потерял все, ради чего стоило бы жить...
Эрих Мария Ремарк
...Надежда видит невидимое, чувствует неосязаемое и совершает невозможное...
Неизвестный автор
...Дружба – это когда ни с того, ни сего можно приехать к человеку и поселиться у него...
Давид Самойлов

Мне нравится стук колес поезда на перроне. Равномерное постукивание о рельсы, спокойный, уходящий вдаль звук, он словно зовет с собой... Мне нравится запах воздуха на вокзале... я часто прихожу сюда, всякий раз, когда появляется свободная минутка, чтоб расслабиться после трудного рабочего дня. Я сажусь, достаю тонкую тетрадь, и пишу...
Мне нравится оставаться наедине со своими мыслями вот в таком месте. Мне нравится просто любоваться закатом на фоне уходящего поезда. Мне нравится наблюдать за прохожими. Когда ветер дует мне в лицо, я чувствую свободу мысли, которая ключом бьет через край. В этом месте я забываю обо всех существующих мирах... Для меня нет ничего неосуществимого. Бескрайнее море возможностей открывается передо мной. Это то, что вдыхает в меня веру, после приезда из Норвегии...

Сколько раз я бывал здесь, и вспоминал Мину... Её огромные, синие глаза, чарующую улыбку... Пошло столько лет, а боль от её утраты не утихает ни на минуту. Иногда, проснёшься ночью и словно по-новому понимаешь, что её больше нет. Это невыносимо. Кажется, что ты живешь вне собственного понимания. Ничто не в состоянии заменить её тепло. Воспоминания сильнее времени... Иногда, даже сильнее тебя самого. Я никогда её не забуду. Люди меняются. Цивилизация, техника... Но, с какого-то момента, это просто начинает терять смысл. Теряет смысл, в сущности, всё, что ты видишь вокруг. Зачем бесконечно гнаться за славой и уважением, когда тебя даже мысль об этом нисколько не греет? Ты перестаешь воспринимать цвета, запахи, людей. Ты превращаешься в занудного сноба, смотришь на мир иначе. В глубине души, ты нисколько не изменился. Может именно от этого трудно. Трудно переключаться на что-либо другое. Ты просто перестаешь радоваться жизни в целом.

Боль потери огромна. Кто бы там что ни говорил. Тяжелее всего приходится тем, кто в своей жизни хоть раз почувствовал, что это такое — потерять любимого человека... Потерять навсегда. Понимать, что ты больше никогда не перемолвишься с ним ни словом, что больше никогда не прикоснешься к нему, не обнимешь. А самое страшное – научиться с этим жить. Целыми днями считать минуты отчаянья, проведенные без нее. Не правы те, кто говорит, будто со временем становится легче. Нет. Нисколько. Возможно, даже наоборот. Фальшивое умиротворение приносит жгучую боль. Легче не становится. Ни на минуту. Больно. Это мысль, с которой ты продолжаешь жить. И жизнь похожа на сумасшествие. Просто не знаешь, как взять себя в руки, что делать... Бывает, пройдет много времени, а ты снова не понимаешь, почему... Бессмысленные вопросы забывают твою обезумевшую от боли голову. Ты разрываешься на части. В размышлениях. В минуты одиночества от этого ещё невыносимее. Именно в этом состоянии чаще всего придаешься грешным мыслям о самоубийстве. Понимаешь, и видишь всю абсурдность своего существования. Ты стоишь на полпути, и не заешь, как поступить. Впереди ад, сзади тупик. Некоторые люди учатся бороться с собственной болью. Посвящают себя кому-то другому, находят подходящее занятие, некоторые забываются в вине... Так или иначе, находят какой-то выход. Но, не ощущают облегчения. Они забивают свою боль. Она не перестает их мучить, они не прекращают о ней думать... Она сопровождает их везде. До самой смерти...

По перрону разлился волшебный запах выпечки. Совсем недалеко здесь находилось небольшое кафе. Каждый вечер, стоило мне пройти мимо, я замечал невысокого молодого человека, подающего черный, молотый кофе одному угрюмому господину, который имел обыкновение сидеть за одним и тем же столиком в одно и тоже время...
Каждый вечер, в самом углу сидела некрасивая женщина. Она заказывала только стакан воды и кусочек лимона. И каждый вечер, она выпивала два глотка, и демонстративно удалялась прочь. Я замечал атмосферу постоянства и полного отсутствия разнообразия царящую здесь. Поминутно точно повторяющиеся события...

Я устроился работать журналистом в одной известной лондонской газете «Таймс», но, этих денег едва хватало на то, чтобы свети концы с концами. Было очень тяжело. Приехав в Лондон, я понял, что у меня нет и ломаного гроша за душой. Я изо всех сил искал себе работу, и в итоге нашел. А одно неплохое издательство согласилось напечатать мою поветь о Мине, сочтя её более-менее удачной. Это было просто везение. Но, так или иначе, оно пошло мне на пользу.
Я давно не видел Николаса и Джеймса. Тогда Николас уехал из Лондона, а Джеймсу было просто некогда со мной видеться. Мне чертовски не хватало их. Здесь, в этом холодном городе, я остался совсем один, без родственников, и практически без друзей. Мне пришлось искать свое место в жизни. Когда теряешь кого-то, создается такое впечатление, будто стоишь на пустом острове, посреди безграничного океана. Ты ничего не можешь делать. Движения глупы. Идти некуда. Звать на помощь тоже нет смысла. У тебя нет даже сил кричать... Нет сил дышать, ничего не хочется. Только умереть. Такое ощущение было и у меня, когда я вернулся в Лондон. Беззвучные слезы душили меня. Полное отсутствие желания жить. Желания бороться и идти вперед. Но... Мне пришлось это сделать. Перебороть собственную боль, и влиться в окружающую среду. В поток людей и бесполезного времяпровождения. Я заработал много денег. Интересно. Но, у меня это вышло. Я женился на хорошей девушке, хоть и был к ней полностью равнодушен. Я понял, что настоящая любовь встречается только раз в жизни, как банально это ни звучит. По-настоящему любишь лишь раз. И этот раз у меня отняли. Я никогда больше не чувствовал себя счастливым. Я видел, как любила меня Луиза, но... Я не мог ничего сделать. Я никогда не понимал сущность всего происходящего. Я сотни раз убеждался в абсурдности целой жизни. Может, я хотел бы всё исправить, но не мог... Я не мог справиться с тем, что всю жизнь грезил только одной Миной. Иногда, я просыпался поздно ночью, а в голове возникал только один вопрос; почему? Мы живем одну жизнь. Я изо всех сил старался подавить в себе чувство пустоты и боли. В компании знакомых, коллег, меня мучило одиночество. От меня оторвали кусок. Я прекрасно понимал. Но, не мог смириться. Не мог согласиться с тем, что мне всю жизнь жить с этим. А труднее всего понять было то, что я как никогда был похож на своего отца. И эта мысль приводила меня в ужас. Я был эгоистом по отношению к тем людям, которые продолжали меня преданно любить. Я жизнь рисовал не так, как в итоге все получилось. Всё поломалось. Я не знал, чем смогу гордится. Детство для меня было полно боли и мечтами о настоящей семье. Любящей. Когда я нашел то, что искал. Любовь. Веру в чудеса. Я потерял и это. Каждая новая потеря высасывала из меня долю душевного тепла и сил. А ведь насколько по-другому я все себе представлял!.. В горькие минуты мне помогали друзья. Это то единственное, что не дало мне сломаться... Иногда, мне хотелось покончить со всем. Но, какой-то страх мешал это сделать. Я понимал, куда бы я не отправился, моя потеря последует со мной. Ничего не изменится. Будет всё так же пусто и холодно. И как по мне, жить вообще смысла нет. Я находил утешение в компании друзей, но, так было лишь первое время. Вскоре у меня появилась очаровательная дочка. Я назвал её Миной.

Мои отношения с Николасом и Джеймсом несколько изменились. Ровно на столько, на сколько изменился я сам. Через несколько лет, Николас вернулся в Лондон. И всё в корне перевернулось. Я хочу рассказать одну историю. Возможно, последнюю историю в моей жизни...

Наш город всегда был холодным и пустым. Мне здесь не нравилось. Лишь огромный вокзал вселял надежду. Я полюбил поезда с тех пор, как уехал Николас. Я всегда ждал его возвращения. Джеймс потерял надежду когда-нибудь снова его увидеть. Он был адским прагматиком. Может в душе он и надеялся на это, но никогда он не подумал, бы показать это.
Это был ясный, холодный, осенний день.
Я как обычно возвращался домой после длительного рабочего дня. Неожиданный порыв ветра и гудок с перрона подходящего поезда оторвал меня от своих мыслей. Я посмотрел с моста на перрон, и увидел знакомый силуэт. В многочисленной толпе я бы не сразу узнал Николаса, но он поднял лицо вверх, и я разразился криками радости и восторга. Его как будто всё еще юное лицо сияло, а огромные голубые глаза излучали все то же тепло, всю ту же детскую непосредственность. В волосах, черных, как сажа, уже проглядывались несколько седых прядей... Я не видел его восемнадцать лет... Это был огромный срок. Ровно восемнадцать лет от него не было ни весточки. Он практически не изменился. Я замечал, что он мог исчезнуть из жизни человека, не сказав никому ни слова, так же легко он мог появиться вновь, как Северный Ветер, принося за собой первые холода. Я видел его здесь, но, не мог в это поверить. Время словно застыло. Всё словно потеряло смысл. А теперь я видел его здесь, ровно восемнадцать лет спустя. Словно ничего не изменилось.
  Я не мог пошевелиться. Я просто смотрел, как он поднимался вверх по лестнице ко мне навстречу. На его лице оставили отпечатки годы. Долгие годы, проведенные вдали от родного дома. Вдали от нас. Я прокручивал в голове различные комбинации его рассказа о том, где он был всё это время, почему столько лет не давал о себе знать... Боже, трудно было описать, насколько я был рад его видеть!..
--Неужели это ты?!- воскликнул Николас, хрипловатым голосом, похлопывая меня по плечу.
--Сколько лет...- я не мог выговорить ничего более. Я до сих пор не мог поверить в то, что он вернулся. Что этот случилось. Слово «возвращение» вселяло в мою душу надежду и веру в лучшие времена. Эту встречу я представлял несколько иначе... и раньше... Сколько различных мыслей плодилось в моей голове в тот момент... Сколько всего мне хотелось сказать, но... Не хватало сил... В нем всё же исчезла непостоянность, неразборчивость, или я настолько плохо разбираюсь в людях, тем более, в лучшем друге, который рос со мной бок обок много лет... Но, его улыбка... Всё так же сияла, и дарила тепло всему окружающему. Я понимал, что, не смотря на многие жизненные невзгоды, он продолжал бороться и идти лишь тем, путем, который выбрал для себя сам. Ему никто и никогда не мог сказать; «Николас, сделай это, Николас сделай то...». Не беря во внимание чудаковатость, характер его по-прежнему оставался крепким, и непоколебимым. Каким был всегда. Этот стержень замечали все. Стержень тонкой, но, в одно и то, же время упрямой, и несгибаемой души.
Слезы невольно выступили на глазах, я вспомнил все то, что мы пережили вместе. Сколько раз мы попадали в нелепые ситуации... И это было необыкновенное ощущение — просто видеть его здесь. Я хотел побыстрее рассказать об этом Джеймсу...

Детство оставляет на человеке особенный отпечаток. Ты растешь. Ты думаешь. Одинаково. Но, с разной интерпретацией. Твои взгляды не меняются. Они растут, и расширяются. Если раньше ты не мог охарактеризовать душевную боль, ей находились совершенно примитивные объяснения. Теперь, ты умеешь мыслить. Понимать свое подсознательное «Я». Оно играет теперь куда более важную роль. Теперь, ты в состоянии выражать и протестовать. Идти наперекор чужим мнениям. Теперь, ты в состоянии отстаивать то, что в принципе дано с рождения. Но... Ничего не меняется в принципе. Ты один. Твои чувства, толкования единичны. И нет других. Ты определяешь смысл своего существования с детства. Стержень в тебе с рождения один.
Вот Николас, он не менялся. Он в поведении, в мыслях, в словах подтверждал то, что привил себе с детства. Изменилась только оболочка... Душа осталась прежней.
--Ты вернулся...- наконец ко мне вернулась возможность говорить. Я просто не знал, что ему сказать. Нет... Знал... Но, не мог понять, с чего начать...
Как это? Видеть того, кто на много лет исчез из твоей жизни? Если бы этот человек не имел для тебя никакого значения, ты бы просто прошел мимо, взгрустнул по поводу собственной молодости, и не обернулся бы больше. Возможно, ты и имени не помнишь. А живете на одной улице. Мир тесен. Но, порой пересекаешься с тем, кто давно перестал иметь для тебя какое-либо значение. В душе остается впечатление, что столкнулся с далеким прошлым. Оно ветром ворвалось в тебя. И сбило с толку. Но, ты рад... Рад чрезвычайно удачно подвернувшейся возможности изменить собственную жизнь, когда многие вещи перестали радовать...
Его глаза горели точно так же, как и восемнадцать лет назад. Трудно было не улыбнуться, глядя на его лицо. Я же не мог понять, что я чувствовал в момент нашей встречи... эти волны эмоций и мыслей непроизвольно овладевали мной, не давая собраться с духом. Сколько всего я хотел у него спросить, а сколько всего услышать!.. Я не знал, с чего начать!.. А вернее, как продолжить!..
--Почему ты столько лет не давал о себе знать?!- Охрипшим от возбуждения голосом проговорил я.
--Разве в этом была необходимость?- то ли насмехаясь надо мной, спросил он, то ли...
--Что за глупый вопрос! А то ты сам не знаешь?.. Я так скучал!..- Воскликнул я, заключая его в объятия. На момент, я даже забыл, что собирался делать до этого. Ощущение места и времени покинули меня.
--Отчего ты не писал?! Прошло почти двадцать лет, ты не появлялся в Лондоне...- поспешно проговорил я, чувствуя, как кровь приливает к моему лицу.
--Трудно объяснить... Это чрезвычайно длинная история... Давай выпьем кофе. Не смотря ни на что, я все же невыносимо устал...
Его речь потеряла возвышенные, эмоциональные нотки. Он стала монотонной и томной. Долгой. Растянутой. Не такой, как раньше. Не такой, как мне раньше нравилось...
--Джон...- Проговорил он, глядя вдаль. Его мысли, всё же, как раньше, беспричинно уносились вдаль... Было необыкновенно слышать свое имя из его уст столько лет спустя. Я с удовольствием внимал эти звуки... Я в какой-то степени был счастлив. Я же думал раньше, что навсегда потерял его. Эта мысль некогда наводила на меня крайний ужас. Сейчас, словно тяжелое бремя свалилось с моей души. Он был рядом. Сейчас, я не задавал лишние вопросы. Он погрузился в свои размышления. Я вспомнил Николаса— чудного и молчаливого...

В небе плыли тяжелые облака, свинцовой стеной нависшие над городом, закрывая солнечные лучи. Ощущение сладостной усталости накрыло меня с головой. Холодный воздух объял улицы, ледяные капли дождя врезались в крыши домов, издавая при этом странные звуки, ассоциирующиеся с уютом и спокойствием. Они порывистыми потоками помчались на землю. Раскаты грома эхом пронеслись по городу. Казалось, отпечаток дождя остался на лицах людей, в виде грусти, этой странной, такой безразличной, лишенной понимания грусти... Мы шли, молча, держа в руках зонты. Наверное, такое молчание только идет на пользу. В этот момент и я, и Николас решали, что сказать. Мы изменились. И всё оказалось куда сложнее. Сложнее, оказалось, просто подобрать нужные слова.
Всё изменили в первую очередь годы. Долгие годы, проведенные вдали друг от друга. Сейчас, я просто не знаю (не представляю), как буду жить, после его возвращения. Я не смогу все так же монотонно проводить свои дни.
Иногда так бывает. И фраза эта звучит, словно оправдание.
Когда встречаешь дорогого человека, которого казалось, потерял так давно. И...
Вспоминаешь его таким, каким он был тогда, его юное сияющее лицо, и смешные истории, которые вносили разнообразие в нашу жизнь. Раньше я ничего не понимал. Не понимал толк в этих историях. А теперь, они, наверное, впервые в жизни, показались мне необыкновенными. Я ничего не могу поделать. Я, наверное, отношусь к тем людям, которые зачастую живут прошлым. И хоть в этом нет абсолютно никакого смысла... Нет... Я не могу искоренить это в себе. Мне трудно. Раньше, я был подвержен сумасшедшим идеям и глупостям. Я был безрассудным парнем. И это примитивно. Я глядел на мир так же. Но, что-то заставляло меня так себя вести. Я анализирую свое поведение с высоты сорокалетнего возраста... Хм... Ценность чего-либо мы понимаем только тогда, когда проходит много времени. Я никогда не хотел такого. И что?..
Никогда не хочется брать во внимание тот факт, что время всё меняет...
Я смотрю на него, и улавливаю каждое малейшее изменение. Я словно пытаюсь прочесть его мысли. Он озирается по сторонам, словно пытается воспламенить в памяти все важные для него (и для меня) события, связанные с каждым кусочком, каждым уголком этого города... Сколько раз ему хотелось вернуться?.. Я не знаю. Может, что-то не давало ему сделать шаг на пути к возвращению. Я всегда считал, что чтобы не произошло, всегда есть хоть какой-то, может, самый незначительный путь назад. Он был человек, никогда не идущий на пути у обстоятельств. Он не хотел считаться с общественными правилами и установкам. Как и я. Я терпеть не могу условностей, диктатур, правил, установок, решений и прагматизма. По мне, прагматизм убивает в человеке способность свободно мыслить, отрываться от земли в своих мечтах и размышлениях.
  С Николасом мы всегда были похожи. Этим внутренним стержнем. Этим взглядом на жизнь, под особым углом... Мы добивались одного и того же, только по-разному.
--Как вы здесь были?..- прервал мои размышления он чуть глуховатым, охрипшим голосом.
--Ничего... Как видишь... Тауэр ещё стоит, конец света не наступил...
--Не до шуток. Что происходило, за последние восемнадцать лет? Для меня это не маловажно. 
  И тут я к своему удивлению взорвался.
--Конечно, не важно!.. Ведь ты уехал из города, не сказав никому ни слова!.. А мы какое-то время думали... думали... Что ты погиб... В твоей манере обрываться все, менять, ты, словно не считаешься с целым миром!.. С теми людьми, которые окружают тебя... А теперь ты вернулся!.. Конечно!.. Ты вернулся... – Задыхаясь от возмущения, проговорил я.- Да ты даже представить не можешь, сколько всего произошло... Сколько... А тебе словно было все равно. Конечно. Кто говорил, что мы всегда будем друзьями, и никогда не расстанемся? О чем ты думал, уезжая из Лондона?!!
--Прости... Я не хотел сделать тебе больно...- Немного погодя ответил он. Его спокойствие меня просто бесило... Его равнодушное спокойствие...
--Но, именно это ты и сделал!.. Я понять не могу одного: так зачем ты вообще вернулся?.. Оставался бы там навсегда, и не менялось бы ничего...- Я осекся. Я слишком много сказал. Это было, наверное, лишним. Но, поздно...
Мое терпение стремительно падало вниз.
--Неужели ты делаешь только то, что хочется тебе? Живешь по собственным желаниям? Ты всегда делал всем все назло, ты сам слышишь, что ты говоришь? Это абсурд. Ты за свои слова не отвечаешь. Иногда ты говоришь, то, что думаешь. Но, это не значит, что ты думаешь над тем, что говоришь... Дай сказать мне...
--Я внимательно слушаю...- Пытаясь унять в себе резкий порыв злобы, проговорил я.
--Не делай мне одолжение. – Раздраженно проговорил он.
--Почему ты всегда думаешь, что знаешь обо мне все? Почему решаешь за меня? Я - Это Я! Я СЛУШАЮ!.. – Перешел на крик я.
--Почему ты всегда считаешь ошибочными действия людей, которые поступают не так, как хочется тебе?..
--Я этого не говорил. – Спокойно говорил я.
--Но, ты это имел в виду. Я не обязан был приезжать раньше, только потому, что ТЕБЕ так хотелось.
--Наверное, ты ничего не понял из того, что я сказал тебе только что...- Более миролюбиво, но все, же твердо проговорил я.
--О нет. Я как раз многое и понял. А знаешь, что именно?... Да то, что ты нисколько не изменился!.. Как был самовлюбленным эгоистом, им и остался... Тьфу...
--Да нет. Это ты эгоист. Жаль, что ты ничегошеньки не понимаешь...
--Ты не состояние принимать собственные ошибки! На кого угодно свалишь, но... НЕ примешь ничего на свой счет. У тебя все виноваты. Кроме тебя. Неужели ты не видишь? Я приехал! Я приехал к вам, потому, что скучал. И этого ли недостаточно? А ты не в состоянии оценить даже малого...
 Я поднял на него угрюмый взгляд.
--Ты просто не представляешь себе, сколько мы ждали. – Срывающимся голосом проговорил я.
Какое-то время мне снова было нечего сказать. Да и что?.. Мне хотелось ему просто врезать. За боль, что сейчас клокотала во мне, словно раскаленная лава.
--Всё прошло.
--Что прошло?- Спросил он.
--Ты уже не тот, да и я тоже...
--К чему ты это всё говоришь?
--Ты приехал слишком поздно.
--Для чего поздно, Джон?.. Время не имеет значения. Для дружбы всегда остается время.
--А для жизни — нет.
--Что с тобой стало?..- Теперь его голос набирал сильные ноты. – Куда исчезла твердость и решительность? Ты всю жизнь, сколько я тебя знал, ты боялся остановиться, шел на конфликты, дрался, высказывал свое мнение, молниеносно меняя маршруты, шел, не считаясь ни с кем... Делал свою мечту сам. Я восхищался твоей твердостью и безрассудством. Ты всегда был в центре событий. Ты был авторитетом для многих парней. Сейчас, ты ведешь себя...
--Как последний трус? Знаешь что? Я не боюсь ни смерти, ни правды, ни трудностей.
--Именно. – Коротко закончил он, холодно глядя на меня.
--Посмотри вокруг. Что ты видишь?..
--Ничего. Лондон. Такой же, как и много лет назад. 
--Я вижу пустоту. Подумай минуту, что произошло. Моя жизнь прошла почти бессмысленно. Толку, что все хотели быть на меня похожими. Толку, что я был грозой всей округи. Толку!.. Скажи!.. Знаешь, почему?.. Да потому, что в самый трудный, переломный момент моей жизни, тебя не оказалось рядом. Потому, что я потерял самого дорогого мне человека. Я стал таким же, как мой отец. Богатым и занудным. А от этих денег, я хочу умереть. От них так же никакого толку...- Безразлично махнул рукой я.
--Я не верю, что это говоришь ты. Что с тобой стало?.. Что подорвало в тебе бесконечную веру в себя?..
--Жизнь. Ты не хочешь видеть, какая она на самом деле. Что со мной? Это вполне логично. Я устал. Это и всё... Я перестал верить в то, что ты вернешься. Да и во многие вещи я так же уже не верю...
На его глазах непроизвольно навернулись слезы.
--Ты не веришь в то, что говоришь!.. Нет!..
--Нет, Николас...- Я запнулся на некоторое время, пытаясь подобрать нужные слова. Он стоял, нервно теребя ручку с сумки. Лицо его словно состарилось ещё на несколько лет. Помрачнело. Осунулось...
--Я не хотел тебя обижать... Ты же знаешь...- Поспешно бросил я, словно надеясь, что ещё что-то можно изменить... Я пытался преодолеть дрожь в теле, которая охватила меня, и измучила... 
Его глаза становились такими далекими. Но, именно в этих глазах до сих пор теплилась надежда. Слабая, нежная, ранимая, готовая вот-вот рухнуть, но, надежда...
--Когда ты уехал... я, как никогда ощутил это. Смерть Мины...- Я впервые произносил её имя вслух, спустя столько лет. Это имя было вырезано у меня на сердце. Это имя я носил за собой, ночью, поздно ночью, я произносил его во сне. Я целовал в мечтах её прекрасные, земные, живые, яркие, нежные и терпкие губы. Я так хотел её обнять... Сейчас, столько боли вонзилось в меня в одну секунду. Мне стало трудно дышать, потому, что слезы сдавили мне дыхание. Но, я продолжил говорить. Как ни трудно мне было это делать...— Горе потери... Все свалилось на меня одновременно...- Это было похоже на исповедь. Ведь я ни с кем не говорил об этом с тех самых пор. Я никогда не заводил об этом разговор. Мне было больно. Молча, я сносил все страдания. Теперь, слова вместе с ними хлынули наружу... – Я представить себе не мог, как буду жить дальше. Мне... Мне было очень тяжело. Эта боль почти сломала мой волевой дух. Я привык быть один. Джеймс уехал тоже, хоть отрицал... Он понял, что здесь ничего... Не светит... Буржуазия... Деньги... Сводит с ума. Аристократия... Дерьмо.
Я остался один. Я не привык к этому. К тому, чтобы быть самим. Пойми же, наконец, что не мы решаем, что с нами случается в итоге. По-твоему я хотел смерти Мины? Смерти матери? Денег? Славы? Потери?.. Если бы можно было, то я бы все вернул. Назад. Как было. Я бы все исправил.
--Жить было бы не интересно...
--Да к черту весь интерес!.. Я о боли говорю!.. О боли, когда не можешь спать оттого, что тебя мучают бесконечные воспоминания... О том, как трудно жить, когда теряешь смысл жизни... Я потерял Мину... Этого не смогло ничего изменить. Ничего. И вернуть мне её никто не смог. Её нет. И с этой мыслью жить не хочется. Скорее всего, ты живешь, как хочешь, и веришь в свои идеалы... Но...
--Почему ты отступаешь? Опускаешься? Да, жизнь одна. Но, и жить её надо, в удовольствие себе, из-за этого, ты падаешь?..
--Ты любил кого-нибудь, когда-нибудь?..
Он молчал.
--Ты не знаешь, что это. Сгорать, как прежде, искать глазами, думать, но, понимать, что больше... Нет... Нет.
--Раз я не знаю!.. Я вижу, что ты мне не рад. Что ж... У меня еще билет назад... Я ошибался...
--Только в одном...
--В чем же?..
--В том, что подумал, будто я теперь тебя так просто отпущу.
 На его лице появилась улыбка. Только усталая. Измученная.

Я изменился. Это я понимаю только столько лет спустя...
Я жил, зарабатывая себе на жизнь. Я никогда не хотел так жить. Никогда. Я стремился к приключениям, к свету. Но, как жалки были мои мечты. Я писал рассказы, но, со временем перестал получать от этого удовольствие. Хуже просто не придумаешь. Перестать заниматься любимым делом. Я привык. А привычка была для меня невыносимой. Этой привычкой стала жизнь. Я не чувствовал ничего. Будто я умер. От нее трудно избавиться, но, и радости мало. Чувство, с которым просыпаешься каждое утро, завидев огромную трещину в потолке на протяжении десяти лет...
Чувство постоянства, безразличия и слабости. Я знал всё, что собирался сделать наперед. Я просиживал у себя в кабинете, глядя на многочисленные документы, которые уже просто двоились в глазах, стеклянными, пустыми, как у фарфоровой куклы, глазами... Я собирал свои мысли, осознавая всю глупость положения, в которое загнала меня жизнь. Я знал, что нужно уметь радоваться жизни, даже когда трудно. Долбаные оптимисты. Они не знают толк в жизни. Я перестал видеть радость в чем-либо. Я пытался научиться, так жить. Но... Новые и новые неудачи заглатывали меня. Я смотрел, как растет моя дочь. Она взрослела, и с каждым разом, я все больше ощущал, как я старею. Чем старше дети, тем чаще приходит мысль о том, что рано или поздно, они назовут тебя непроходимым стариком, и утренний кофе станет просто невыносимым... Хм...
Иногда казалось, что трещина пронизала всю мою жизнь. И скоро она расколется на две половины, и некому будет сказать «всё хорошо». Дерьмо всё это.
  Я вспоминал себя в то время, когда мог делать все, что заблагорассудится. Тогда я был совсем другим человеком.
 Приезд Николаса меня несколько сбил с толку.
Я всегда сравнивал его с ветром – он утихал и взрывался, он гнался вперед, он проникал куда угодно, он владел ситуацией. Спустя столько лет, он вернулся, и всё стало на свои места. Может та пустота, которая образовалась в моей жизни была связанна именно с ним...

А я бы хотел снова дурачиться, и не думать о завтрашнем дне. Как много сказано этой фразой! Ведь именно когда бесконечно думаешь о деньгах, начинаешь терять способность быть ребенком. Быть ребенком – самое большое в мире счастье. Только дети умеют, по-настоящему умеют привязываться, любить, верить и мечтать. Никто. Никто не может этого больше, чем они. Умение искренне, бескорыстно любить – необыкновенное умение. Умение дарить тепло. Умение прощать. Умение верить. Умение переживать трудные времена. Умение скрывать боль. Умение Жить. Детская непосредственность. В ней сокрыто гораздо больше, чем думают многие взрослые... Ах, до чего доводит прагматизм... Ненавижу прагматиков. Конченые люди...
--Знаешь что?..- Неожиданно прервал меня Николас.- Может, я для того вернулся, потому, что почувствовал, что тебе нужна помощь.
Дрожь пробежала по спине от неожиданной мысли.
--Но, скажи, почему так поздно?!
--Потому, что пришло время... – Загадочно ответил он, и легкий ветер всколыхнул его слегка поседевшие за годы волосы. Странное чувство охватило меня внутри. Я съежился от холода.
--Я не понимаю тебя...
--Скоро поймешь. Ты все поймешь...- Не уступал он, и я сдался. Ещё немного постояв, мы пошли в ближайшее кафе, чтоб выпить горячего кофе...

 Странно стечение обстоятельств. Я именно тогда, как никогда, понимал, сколько всего нас связывало. Может, я в этот момент, именно в эту секунду понял всю ценность нашей дружбы. Мне было мало десяти лет, что мы знали друг друга в детстве, мне было мало ещё двадцати, чтоб это понять... Но, зато сейчас мне хватило всего-навсего несколько минут, чтоб окончательно в этом убедиться. Эта дружба открывала передо мной новые глубины, захватывала, дарила удовольствие и наталкивала на истины. Разве не это самое главное?! Она казалось необъятной. Вообще странной, и загадочной. Я люблю загадки и тайны. Она была, как нельзя представить многогранной, и необыкновенной...
Вот теперь, когда он приехал в Лондон, то я опять перевернулся всем своим существом. Да. В нем была необыкновенная сила. В чем она выражалась, и как действовала, я не знаю. Но, я уверен...

Два человека – это два совершенно разных мира, два разума, две души. Насколько бы мы не знали друга, все равно, даже через многие годы, найдется все же, чем друг друга удивить. Ведь никогда не знаешь, чего друг от друга можно ожидать. Спустя много лет знакомства, я никогда, ни на минуту не переставал удивляться. Мне всегда нравилось натыкаться на неожиданности. Находить что-то новое, анализировать... Я не люблю предсказуемость. Хотя... Николас всегда удивлял меня. А сейчас особенно. С одной стороны посмотришь – изменился. А посмотришь с другой – всё такой же мальчишка, каким был раньше. Я пытался представить, как он жил все это время. Чего добился. И добился ли чего-то вообще. Он походил на кота, который гуляет сам по себе. Без прописки. Он гонялся за приключениями. Но, приключения зачастую сами находили его. Я всегда находил Николаса странным. Но, эта странность меня всегда привлекала. Нам часто говорили, что мы дополняем другу друга. Я – своей прямолинейностью и агрессией, и он – странностью, мягкостью и стремлением идти более сложными дорогами. Он был необыкновенным на фоне этих глупых, буржуазных, мертвых, прогнивших душами людей. Серая масса всегда отходила на задний план. Они не умели фантазировать. Как можно жить, везде за собой таская шаблоны? Как можно жить, руководствуясь чей-то волей? Но, именно это я видел, глядя на студентов в художественном колледже. Даже лица у них были... Одинаковые. Я больше всего на свете ненавижу похожесть. А ещё, то, что каждый человек отказывается отвечать за свои действия. Как много о себе думали те, с кем мы учились бок обок. Насколько они были примитивны. Они всюду повторяли за другими. Они не стремились быть самим собой. Я избрал путь противоречия. В колледже я всем показывал, что я не собираюсь действовать как все. Для меня было абсурдным повиновение чему-либо.
  Сейчас, я не такой. Вернее, конечно, я думаю так же. Только поступаю несколько иначе. Рано или поздно останавливаешься. Да и протест для успешного, богатого, зрелого человека... Это как-то не логично. Здесь уже требуется стабильность. Стабильность – это удел старых. Отказ от разнообразия и риска. У меня взрослая дочь. Я забочусь о её счастье. Но, порой моя забота оказывается лишней. Так ей кажется. Я стараюсь уделять ей максимальное количество внимания, и никогда не давлю на неё со стороны «Я взрослый, я твой отец, или делай так, как я говорю, или... Никак»...
 Ненавижу заставлять. Я ко всем людям отношусь, как к равным. И к ней тоже. Просто я очень чутко чувствую даже сейчас, как крепко мне пришлось когда-то со своим отцом. Я не хочу повторять его ошибок... Не хочу быть похожим на него. Моя ненависть к нему отпустила. Прошло столько лет, а я теперь знаю, что это был просто очень несчастный человек, ему нужно было просто посочувствовать. Я потерял почти всех, кого любил.
Его. Мать. Мину. Но, эти потери... Трезво заставили смотреть на жизнь. И я до сих пор верю, что это – нечто необыкновенное. Я посвятил бы жизнь, открывая что-то новое и занимаясь своим делом. Но, так не получилось. В каком-то смысле. Хотя я и достиг к тому, чему стремился.
Может мне показалось этого мало? Я не знаю...

 В этот вечер, мы просто сидели, поминутно глядя друг на друга, и пили кофе. Обычный черный кофе. Вкус горечи застыл на губах. В душе у меня что-то трепетало. Радость. Обычная радость. За окном лил дождь. Классно ощущать, что там, за окном холодно и мокро, а ты сидишь вот здесь, пьешь кофе, и тебе хорошо и тепло. Я ловил такие приятные моменты, и радовался. На лице Николаса застыла странная улыбка.
--Здорово, не так ли?
--Ты о чем?.. – не понял я.
--Тепло. Правильно ты сказал...- ответил Николас.
Я поперхнулся кофе. Откуда он это знает?! Я ничего и не говорил. Раскат грома несколько испугал меня. В камине равномерно потрескивал огонь.
--Ты рад, что я вернулся?
--Как ты думаешь? Конечно!..- Воскликнул я. – Этого стоило ожидать. Я не понимаю, как может быть иначе!..
--Не знаю... Просто спросил... Мне нужно найти комнату, или небольшую квартиру, чтоб поселиться здесь. Деньги у меня есть, но, увы, небольшие. За те картины, что я попробовал продать, в Париже дали совсем мало...
--Ты так и продолжил писать? Как раньше?..- Спросил я.
--Да... – коротко ответил он.
--Ты бы мог поселиться у меня. У меня большой дом. Если хочешь...
--Это было бы неплохо.
Разговор не клеился. Непонятно, почему. Я хотел столько сказать, но не мог. Что-то удерживало меня от такой откровенности. Я прекрасно сознавал, что сказать, но, не мог это воспроизвести.
--Как моя картина?
--Какая?
--Мина?..
Мне стало не по себе. Опять боль вспыхнула в душе. Неохотно, но я ответил.
--Хорошо. Висит в гостиной...
Повисло неловкое молчание.
--Давно это было, верно?..
--Да... – коротко ответил я.
--Что молчишь?
--Да так. Думаю.
--Поделись.
--Зачем?..
--Где ты был?
--Тут... Я давно никуда не выезжал с тех пор, как вернулся домой. А ты?
--Далеко отсюда... В Японии.
Я удивленно приподнял брови. Надо же!..
--И как?
--Замечательно. Ты никогда не рассказывал о своей поездке в Норвегию. Расскажи о ней.
-- Что говорить? Удивительна страна... Особенно Осло. Но, дело даже не в этом. Городок, в котором прошел тот месяц, не отличался достопримечательностями. Эти утренние восходы, пение птиц, и воздух такой прозрачный, что глазам больно. Теплое дыхание ветра, и шум начинающегося дня на площади и рынке, эти самые что ни на есть простые человеческие разговоры, не то, что встречаешь сейчас, верно?.. Смотришь на них, и хочется кричать от радости. А ещё, удивительно, когда они живут рядом и сами того не замечая... Самое странное...- Я начал запинаться от волнения.- Все они знают друг друга, проходят мимо, и все сразу становится ясно... Место, где волосы у девушек пахнут утренней выпечкой и теплым, сладким парным молоком, а не смесью дорогих шампуней и духов... Место, где тебе никто не скажет, что ты не так выглядишь, или не так что-то говоришь... Место, где каждый запросто может зайти в дом к другому, и попросить соли, если у тебя нет, а заодно угостить кружкой холодного пива. И ты чувствуешь себя... Чувствуешь себя... Ну... Совсем не так, как обычно... Ты просыпаешься утром, и идешь на работу, которая не вызывает у тебя отвращения, как порой другой физический труд. Здесь ты получаешь удовольствие оттого, что садишь цветы, или доишь корову, потому, что вечером, будешь вкушать плоды, потому, что вечером, ты снова видишь сияющие улыбкой лица прохожих, и опять можешь смело выпить с кем угодно. Это место, где все настолько странно... Ты чувствуешь тепло где-то здесь.- Я указал на сердце. – И это... Удивительно. Живо. Там жизнь пахла свежескошенной травой, а не машинным маслом. Понимаешь?..
Он смотрел на меня и молчал.
--А ты знаешь, куда приходят и уходят поезда?- Неожиданно спросил он.
Я посмотрел на него совершенно безумными глазами.
--Ты никогда не задумывался, куда же, в сущности, ведет эта бесконечная железная дорога?..
--От одной станции к другой.- Невозмутимо ответил я.
--Нет. Когда я сажусь на поезд, я чувствую, как забирают мою душу.
Я не понял.
--Когда ветер с перрона врезается в твое лицо... Странно, но я люблю бывать в поезде. Воздух пахнет... Не могу сказать чем. Какой-то надеждой. На то, что я все же приеду в лучшее место. Но, в итоге, всегда возвращаешься в начало...


Я сидел за большим, письменным столом, и нервно перебирал бумаги. Голова нестерпимо болела, казалось, что я непременно сойду с ума. В доме было по-прежнему тихо, я не знал, куда это запропастилась Мина, почему её так долго нет дома. Конечно, я начинал нервничать. После того, как мы допили кофе, Николас пропал так же быстро, как и появился. Моей дочери шестнадцать. Она взрослая, а я вижу детское, доверчивое лицо. Я вижу эти длинные каштановые волосы и неимоверно огромные черные глаза, и думаю: скоро я потеряю ещё одного дорого человека. Я понимаю, что, конечно, она не оставит старика одного, но... Она уедет, и я знаю это. С каждым днем, я боюсь все больше, что она скажет, что они с Фредом (её молодым человеком) решили пожениться, и она хочет переехать к нему. При этом странные противоречивые чувства одолевают меня. Я рад, что она найдет себе достойного спутника по жизни и ей будет о кого опереться, что она, в конечном счете, будет счастлива, и получит то, чего не получил я. Но... Понимать, что она уже никогда не выпьет с тобой кофе утром, что она не придет вечером и спросит что-нибудь, что у меня уже не будет возможности пожелать ей спокойной ночи... Мелочи, знаю, но, какие!.. Необыкновенные.
Я сидел и писал письма Мине, моей Мине, которая так рано потеряла возможность жить. Я знаю, похоже на сумасшествие, но, это неземное ощущение, сидеть и мысленно обращаться к ней, перечитывая сотни раз все то, что так хотелось сказать ей при встрече. Боже!.. Как много я не успел ей сказать!.. Казалось, что жизнь прожита зря. Да и что уж там... Конечно, видишь, что не зря. Моя Мина бы не сказала так. О, Мина... Я никогда не верил в Бога и душу, но, сейчас я, старый плут, верю в это больше всего на свете. С возрастом становишься до боли сентиментальным. Начинаешь верить во что угодно. В сущности, я понял, что бы там ни было, что я много увидел в своей жизни. И если б я знал, что потеряю её, я бы не приехал в Норвегию, я бы не стал... Но... Что бы было тогда? Что бы случилось, если б не эта встреча? Я бы остался в Лондоне? Чего бы я достиг? Странно, но, мне кажется, что так должно было быть. Не то, чтоб Мина погибла, а то, что мы с ней встретились. Это была детская любовь. Я понял с возрастом, что сильно умеют любить только дети. Их души... Не такие черствые, как у взрослых. Я не могу это описать. Но, по-настоящему привязаться может только ребенок. Рост его души формируется уже во время того, как он любит мать, как понимает то, что видит вокруг себя. И полюбить может без всяких предубеждений, и чутко реагирует на все остальное. Я всегда наблюдал за детьми и пытался понять, о чем же они думают? Хорошо оставаться ребенком как можно дольше. Они говорят странные вещи. И ты не слушаешь... А когда вслушиваешься, начинаешь понимать: Черт!.. А ведь это правда!..
Когда Мина была маленькой, я сидел за столом, а она подлетает ко мне, и смотрит на меня. Я спрашиваю, что случилось, а она смотрит... Долго, внимательно и серьезно. Как будто читает мои мысли. Я улыбнулся.
«Папа, смотри... Гусеница...» Открывает ладошку. «Она маленькая, беззащитная... Но, когда она вырастет и расправит крылья, став настоящей бабочкой, она всем докажет, что она сильная, что она красивей всех, понимаешь?»
«Да...»
«Если только... Её не погубит более сильная бабочка...»
«Дитя мое... Бабочки не трогают друг друга, а защищают... Они должны помогать друг другу, потому, что бесконечно похожи, и к тому же, они должны быть вместе, чтоб выжить...»
«Почему же люди, имея столько же похожих черт, губят друг друга? Почему бабочки защищают друг друга, а мы нет? Почему?..»
Я плохо знал о том, каково же в действительности поведение бабочек по отношению друг к другу, но, я сказал так, чтоб не огорчать её, чтоб она думала, что в действительности все хорошо... Но, я мало того, что оказался не прав, так ещё не учел того, что она сама все знает. Глупо рассказывать сказки, несуществующие истории, и чувствовать себя идиотом в том, что твой ребенок на самом деле сам все прекрасно понимает...
Я молчал. Часто я вспоминал эту историю. Мина видела, как несколько мальчиков из её школы побили одноклассника, и никак не могла взять в толк, почему... Я не мог объяснить ей это простым, доступным языком, я не мог сказать, что жизнь это ничтожество. Я говорил:
«Среди бабочек так же есть такие, которые идут против друг друга... И люди бывают плохие, и хорошие... Понимаешь? Плохие. Хорошие...»
«Если б не было плохих людей!.. И бабочек...» Сначала её слова звучали несколько смешно, но, потом, тонкая слезинка скользнула по её лицу...
«Этого не бывает...»
«Почему Боб и Джулиан постоянно бьют Микки?..»
«Скажи Бобу и Джулиану, что это неправильно. И расскажи ему о бабочках...»
Она улыбнулась, и прижалась ко мне щекой. А я ещё долго думал о том, что с самого детства мы сталкиваемся с насилием. И это ужасно. Наблюдать страдания других от рук « таких же бессердечных бабочек...»


 Я проснулся оттого, что огромные капли дождя врезались в мое стекло. Холод, резкий утренний холод прикоснулся к моей коже, я открыл глаза, и уставился в потолок. В доме было очень тихо, только где-то внизу на кухне, легкое постукивание ветвей деревьев, стоящих около окна об стекло. Звук странный, хоть весьма привычный. А бывают дни, что видишь все такое знакомое и обыкновенное, и вдруг не можешь к этому привыкнуть. Словно инстинкт обыденности. Настраиваешь себя на новые ощущения через старое... А все же я чувствовал, что что-то не так... Я спокойно встал, и побрел на кухню, спотыкаясь по лестнице. На часах было восемь. Мой выходной. Воскресенье. Ещё один признак старости. Молодым, постоянно ищешь новых идей, и работаешь непрерывно, так, словно энергии у тебя хоть отбавляй, относишься к отдыху, как к чему-то само собой разумеющемуся... А чем больше времени проходит, тем больше ждешь выходных... Так, словно не можешь нормально отдохнуть. Я не очень стар. Но, почему-то все больше и больше об этом думаю. Прошло восемнадцать лет. Бог ты мой!.. Когда я пытаюсь вспомнить, чем же я занимался на протяжении этих долгих, невыносимых лет?.. Чем?.. И ничего толкового не приходит в голову. Я видел столько людей, в конце концов... Но, иногда мне кажется, что свою жизнь, я как будто не прожил. Самые яркие воспоминания были связаны с той самой поездкой в Норвегию. Тогда и только тогда... Хоть... Нет... Конечно, нет. Когда я растил Мину. Видя, как из бесформенного, неуклюжего ребенка, она стремительно превратилась в красивую, стройную девушку. Как я порой хотел, чтоб она была похожа на мою Мину, а не на Луизу. Я могу показаться жутким эгоистом, но... Мину я все равно люблю больше, хоть её уже много лет нет в живых...
 Она спустилась вниз по лестнице, такая красивая, с каштановыми волосами, в ночной рубашке, а все же что-то было в ней из детства. Она потерла глаза, словно надеясь проснуться, как маленький ребенок, и походка была такая неуклюжая. Описать было трудно, какое ощущение нахлынуло на меня в этот момент. Я видел её, такую маленькую, и большую одновременно, и не мог понять, что происходит. Она стояла, и в этих больших, детских глазах я видел страх. Слегка заметный страх, который разглядеть может не каждый.
--Здравствуй... папа. – Слабо, сонно проговорила она, и я, подозвав её, усадил к себе на колени. Мне нравилось делать ей косички по утрам, потому, что Луиза вскоре умерла от рака. Я не хотел, чтоб Мина оставалась без матери, хоть, в конце концов, так и вышло. Мы жили вдвоем, пили кофе, ели булочки, я помогал ей делать уроки, все было хорошо, особенно, когда видишь, что ты растишь ребенка, который вскоре станет взрослым человеком, и... Тогда решать уже не тебе. Выбор остается за ней...
Я смотрел на нее, не веря в то, что это моя дочь. Я не мог поверить в это, на момент, сердце мое сжалось, мне казалось, что я не смогу долго держать себя в руках, вот-вот заплачу. Странно. А она терлась щекой о мою щеку, как имела обыкновение делать на протяжении долгого отрезка времени. Почти все детство. Как все же странно... Создать жизнь, и видеть изменения, переживать за неё всеми спектрами своей сущности...
--Как спала?- спросил я, нежно улыбаясь, обнимая её за плечи, мою маленькую большую Мину.
--Хорошо... Мне такой странный сон приснился...- Загадочно прошептала она. С самого детства, мы любили рассказывать друг другу, что нам снилось. Часто из этого всего получалось много интересных историй, она любила записывать их в тетрадь, и порой, получались целые сборники. Все мне в ней нравилось. Я серьезно относился к каждому её слову, воспитывая в ней личность с самого детства, не желая и не понимая этих строгих установок взрослых против их собственных детей.
--Что же тебе приснилось?.. – так же загадочно проговорил я, гладя её по волнистым, каштановым волосам.
--Мне приснилось, как человек стоит на перроне, и ждет кого-то, сильный ветер дует ему в лицо, и вдруг он замечает белую птицу, огромную, как башня... Она летит прямо на него, он смеется, кричит, я не поняла что, а потом, она стремительно падает на землю, и обливается кровью, белые перья рассыпаются на миллионы осколков стекла, и стираются в пыль, которая медленно исчезает. Человек стоит, смотрит, и сам превращается в птицу, улетает прочь за горизонт... Странно, не так ли? Что бы это могло значить?..
Я грустно смотрел на нее, не в силах оторвать взгляда, и молчал. Я и в самом деле не знал, что ответить...
--Не знаю, в конце концов, это сон. И мне не кажется, что он имеет какой-то смысл... может тебе стоит внимательнее относиться к себе?.. Переосмыслить свои действия?
--Я не знаю, в любом случае, мне не нравится этот сон... Я чувствую себе очень странно... – Лицо, это детское мрачное лицо...
--Бабочка...- говорю я.
--Где?
--Вон, посмотри... – Киваю я в сторону окон... За стеклом пролетела огромная, пестрая бабочка, и исчезла, так же неожиданно...
--Выпей кофе... Посиди со мной...- Подмигнул ей я, и мы вместе стали пить кофе так же, как каждый день, проведенный вместе. Это уже стало традицией.
--Знаешь что?..
--Что?
--Твой кофе я больше всего люблю.

Прошло три дня, я перестал видеть Николаса, я ходил на перрон, гулял в одиночестве по городу, но не мог его найти... Мной овладевали бесконечные размышления. Я словно не мог прийти в согласие с самим собой. Что-то влекло меня вперед, лишило покоя и сна, взбудоражило мысли, охватило ум. Казалось, что я вот-вот выпрыгну из собственного тела. Я стал много писать, писал неумолимо, не мог остановиться. Казалось, мною овладел литературный демон, я как будто вскипел... Новые идеи так и сыпались на меня, не давая вздохнуть спокойно. Я искал уединения, всюду таская самого себя...
  Чего я хотел?! Я и сам не знал. Я хотел увидеться с Николасом, возможно, после его приезда я снова начал верить во что-то хорошее. Я радовался, шел вперед, и природа подмигивала мне, ветер улыбался, направляя на меня свои теплые струи... Мне нравилось гулять на детских площадках, внимать простоту человеческих разговоров, я носил с собой мою тетрадку, и записывал в неё пришедшие в голову мысли. Вот что я записал, оказавшись в этот теплый, пасмурный день на площади:
« Как странно. Я живу. Правда? А что нужно для того, чтоб, наконец, понять это? Я смотрю на этих маленьких детей и думаю над тем, что их этих невинных созданий, ласковых и смышленых, в будущем могут получиться убийцы и маньяки... Когда я смотрел на них, и не мог понять: да что же меняет их в корне для того, чтоб быть в состоянии делать больно друг другу? Я не знаю... Общество? Близко. А может просто привычка людей к ненависти, которая сама вырабатывается в крови, как вирус... Нет. Я не верю... Я не верю в это...»
--Мама, мне больно!.. Почему он меня обижает?..- Слышу я капризный голосок одного ребенка на площадке.
--Прекрати, Джонни... Зачем ты так делаешь? Разве он что-то тебе сделал?.. А ты, Стюарт Саттклифф, прекрати жаловаться...
--Он первый начал!.. – сказал голос чуть старше и увереннее.- Он мне не нравится! Он так нагло улыбается!..
--Запомни, Джонни, раз и навсегда, что нельзя бить людей только потому, что они тебе не нравятся...
--Да что ж с ними тогда делать?!
-- Просто не обращать внимания... Тогда из тебя вырастет благоразумный мальчик...
--Не хочу быть благоразумным!.. Благоразумным всегда плохо живется!..
Мать только с горечью покачала головой, и увела мальчишку прочь.
Я наблюдал за этой интересной картиной. Все-то эти дети знают. Только не всегда говорят. И никогда не знаешь, что от них ожидать. В какой момент они могут поставить тебя в тупик тем, что всё знают лучше тебя...
Дети все знают. Все тайны и предрассудки жизни. Они хорошо разбираются в людях, и могут предугадать будущее. Я всегда знал о том, что дети совершенно необыкновенные существа... И людей, которые вели себя, как дети, я очень любил. Потому, что в них можно найти то, чего зачастую во взрослых не встретишь. Бескорыстности. Чистой, искренней любви. Детского понимания и непосредственности... Поэтому, я любил наблюдать за детьми. Их мир казался мне непостижимым. Но манящим, и правдивым...
Николас всегда был ребенком. Его часто не понимали, но, он знал всегда больше других о жизни. Те, кто с самого детства пытается строить из себя взрослого и умного, зачастую им и не является.
... Детский мир – полон чудес и неожиданностей. Именно дети в состоянии объективно судить о происшествии, и именно ребенок не может сказать о том, почему любит то, или иное. Их слова дышат наивностью взглядов и удивлением. Почему мы с возрастом теряем способность искренне удивляться чему-либо... А человек остается собой, будучи ребенком. Один писатель сказал: Каждый ребенок – отчасти гений. А каждый гений – отчасти ребенок... Именно в этой фразе он выразил все то, что на самом деле весомо в этом мире... Дети... Возможно, как мне это знакомо, порой я удивляюсь этому. Но, бывают моменты, когда я как никто другой чувствую это пропасть между миром детей и взрослых. И не хочу этого понимать... И эта пропасть с каждым годом растет. Мы не пускаем детей в свой мир, а потом удивляемся, почему дети не пускают нас в свой...

 Мне нравились утренние прогулки лишенные всякой цели. Когда Мина была маленькая, мы могли за раз обойти полгорода. Так медленно, никуда не спеша, мы ступали по людным улицам, ели пирожные, и читали книжки, сидя на скамейках.
Теперь, эти прогулки стали до боли редкими, а если честно, больше не удавалось побыть с ней рядом практически никогда. Она пропадала. А я с каждым разом считал седины у себя на голове... Перед зеркалом, всматриваясь в уставшее, постаревшее лицо. Мина всегда говорила, что я еще в самом расцвете сил, что я очень красивый, и не должен волноваться из-за такой чепухи. Но я-то видел... Видел свое отражение.
С тех пор, как Николас вернулся в Лондон, я чувствовал его присутствие, но не видел. Он растворился в толпе так же неожиданно, как и появился. Я не знал где он, не знал, что с ним. Я шел, как всегда, не имея цели, с одной только надеждой снова столкнуться с ним...
--Ты хотел меня видеть? – Услышал я за спинной низкий, бархатный голос. Передо мной стоял он, как всегда, улыбаясь детской, загадочной улыбкой.
--Да... Здравствуй, Николас. Где ты все время пропадаешь? Неужели у тебя есть здесь знакомые? – Озабоченно спросил я.
--Я хотел попросить у тебя помощи. Ты не мог бы мне позволить пожить с вами некоторое время? Мне некуда идти... – Тихо сказал он.
--Ты еще спрашиваешь! – Радостно воскликнул я.
--Значит, по рукам? А то у меня небольшие проблемы...
--Как же я рад, что ты вернулся!
--Но радуешься ты по-прежнему как ребенок... – Улыбнулся он, и похлопал меня по плечу.
--Чем ты занимался все время? Боже, да расскажи ты уже что-нибудь! Я голову ломаю над произошедшим!..
--Я был во многих странах, путешествовал... Имея при себе небольшие деньги, полотно и грифель, я был счастлив. Но одинок. За эти годы, мне пришлось тяжело. Дороги, грязь, дожди, бесконечное передвижение... Все это было не для меня. Но я не мог остановиться. Это было привычкой. Гнаться за неведомым счастьем... Бессмысленно бежать вдаль за мечтой, которую не мог даже... Объяснить. Я бежал за солнцем, просыпаясь на рассвете, не имея при себе должного тепла. Я рисовал. Я почти ни с кем не общался... Понимаешь? Из-за своей мании, я потерял дорого мне человека. Я встретил девушку, в одной из небольших деревень. Высокую, красивую, немного грубоватую по характеру, с белыми, волнистыми волосами... Мари... Я не забуду этого имени... Но тогда, я снова умчался за мечтой, а куда, я сам не знал... Однажды, утром, я проснулся и увидел, как луч солнца скользит по её нежному, обнаженному телу, тогда я хотел остаться. Но не смог. Я знаю, ты никогда не поймешь меня, я знаю, что осудишь. Но так было... И уже ничего не изменится. Я уехал. Я ездил по городам, я продавал свои картины за гроши, зная, что они стоили намного большего... Но каждый раз, видя чужую привязанность к себе, я убегал... Не имея сил остаться... – Он загадочно смотрел вдаль, его огромные глаза сверкали, но отражали душевную тоску, тяжелее которой нельзя найти наказания...
--Что ж... – Сказал я, и замолк. Но ему и не нужны были мои слова.
--В сущности, ты опять уедешь?
--Нет. Мне больше некуда ехать... Мне больше не к чему стремится.
--Давно это было?
--Что именно?
--Мари... когда это было?
--Семнадцать лет назад... – Ответил он и отвернулся.
Больше я не задавал вопросов.


С тех пор, он стал жить с нами. И теперь, тоска пожирала его еще сильнее. Он не мог успокоиться, ночью часто уходил прочь, куда - я не знал. О чем он думал, я не знал. Наверное, его мучила эта ошибка. И хоть это давно было, но все равно... Он не мог простить себе этого. Как он раньше жил? Одного описания было мало, чтоб понять его.
Однажды вечером я видел его в трактире, он пил беспросветно, пытаясь что-то из себя выгнать. Его глаза были налиты кровью, он смотрел в пустоту, не видя перед собой ничего, но когда я пытался уговорить его вернуться, он кричал, и отбивался. Я ничего не мог сделать.
--Послушай, парень, ты уже достаточно денег мне должен! Когда расплачиваться будем? – Прогремел голос трактирщика.
-- Скоро, Билли... Мне заплатят за картину, тогда... Подожди немного... – Бессвязно ответил он.
--Ник, пошли домой, сколько можно? – Стал уговаривать его я.
--Не смей лезть в мою жизнь! – Заорал он, и запустил о стену стаканом от пива.
--Прекрати, это глупо, ты же сам видишь...
--Эй, художник, прекрати буянить, а то скажу кое-кому... – Закричал ему бородатый, высокий мужик, с волосатыми руками, и не очень добродушными намерениями.
--Мне здесь не нравится, пойдем, а?
--Убирайся! Оставь меня одного! – Снова закричал он, срываясь на хрип...

Я ничего не понимал, вытаскивая его из подобных мест.
С момента приезда, он изменился до неузнаваемости. И я не знал, как с ним бороться. Он постоянно попадал в пьяные переделки, и кроме того, задолжал много денег трактирщику, и я расплатился с ним, потому, что у Николаса не было ни гроша ломанного за душой, а только те воображаемые деньги, которые он обещал получить за какую-то картину, которой тоже, наверное, не было, хоть он и рисовал что-то целыми днями просиживая в комнате на чердаке, которую выпросил для себя, хоть я и предлагал ему комнату намного приличнее, но с чердака открывался потрясающий вид почти на весь город. Он рисовал, постоянно пропадал, а по вечерам много пил, и я как не пытался, не мог ничего сделать, а что я мог изменить?.. Я говорил ему, что он не мог просто так ворваться в мою жизнь и вообразить себе, что ничего не изменилось, ведь для меня много значил его приезд. Особенно после стольких лет разлуки.
Волновалась и Мина. Она хоть и не была с ним ранее знакома, все равно пыталась помочь. Делала ему завтрак по утрам и кофе, часто поднимаясь к нему наверх, она выслушивала ругань с его стороны, и приходила растроенная обратно, но поднос с завтраком оставляла возле двери, а потом обнаруживала то, что его не было на месте. Он никогда не злился, а если и злился, то не выражал свою злобу так откровенно, и так горячо, но в последнее время, все было по-другому.
Я рассчитывал на тихую жизнь, но с появлением Николаса, я решил поставить точку на этом...

... Все менял этот Северный Ветер, ворвавшийся так быстро, так неожиданно, так рьяно. Но не принес тех холодов, которые я привык получать... Ветер срывал листья с деревьев, несся вперед, уносил, уносил прочь воспоминания, вносил разнообразие в нашу долгую, монотонную жизнь... Я все пытался делать, чтоб помочь ему. Я расплатился с теми людьми, которым он задолжал, но понимал, что так больше не должно продолжаться...
Он часами сидел перед чистым, не начатым полотном, и разговаривал сам с собой. Я начал волноваться. Но он продолжал отталкивать меня... Что грызло его изнутри? Я не знал... Но я знал точно, что это что-то настолько серьезно, что просто не дает ему, ни есть, ни спать... Порой, он просиживал ночи напролет перед холстом, и думал... И потом, спустя некоторое время, я стал замечать, как на нем вырисовывается лицо женщины... Я не мог судить о том, кто она, не знал, и как она будет выглядеть, но видел точно – тонкие черты лица, большие глаза, аккуратный нос... Я спрашивал его о том, кто это, но в ответ слышал лишь короткие ответы вроде: Не важно... Не знаю...
Он сильно похудел. Значительно, после его приезда. За несколько дней он утратил всю свою резвость, всю свою энергию... Он расходовал ее на эту картину, в которую вкладывал всю свою душу, от которой не мог оторваться... Не мог оторваться ни на минуту... Он зачарованно смотрел на нее... перед тем, он создал сотни эскизов, на это ушло много бумаги, но он готов был продолжать работу, не смотря, ни на что... Он смотрел вдаль, и рисовал... Он слушал звук перрона и рисовал... На его лице всегда оставалось ощущение загадочности и мечтательности... Странные мысли посещали его голову. Я никогда не видел, чтоб он так старательно трудился. Я спрашивал его о том, для чего эта картина. Мне казалось, что это какой-то важный заказ, за который Николасу обещано немалую сумму денег, но он не отвечал, а продолжал гаснуть, тратя все свои силы на эту картину... Случалось, он запирался в своей комнате на несколько дней, и не показывался из нее...

Дружба... Как тяжело отыскать настоящую любовь, настоящую дружбу найти еще труднее... Бывало, без него мне приходилось еще труднее. Мы плохо обходимся без дружеской поддержки. Дружба – это что-то такое теплое, что-то такое возвышенное и уютное, что вообще редко дается в жизни... А настоящая... Попадается и того реже... Тогда, я понял, насколько велика сила нашей дружбы. Он не мог обойтись без меня, а я был рядом... До самого конца...

... Мазками... Движениями кисти расцветала на холсте нежная, манящая за собой улыбка... Переливами и переходами сияли глаза... Сотни оттенков смешивались, превращая её в хоровод бесподобных, сказочных цветов и мыслей... Это была самая прекрасная картина из всех, что я когда-либо видел. В этот день он сидел до полночи. Он сидел у окна и курил, поглядывая на собственное творение сквозь пелену прозрачного дыма...
 Он держал кисть в руках, наблюдая за тем, как краска медленно капает на пол. На его лице был отпечаток странной задумчивости, непривычной серьезности и... взрослости, что ли?.. Я не знаю. Но что-то в нем было. В этом взгляде. Что-то пугающее и заманивающее.
--Помнишь, я сказал тебе, что я приехал потому, что тебе нужна помощь? На самом деле, в этой помощи нуждался не, сколько ты, сколько я... В своих бесконечных путешествиях, я ощутил это... Это одиночество, как никогда... Стремясь за своей мечтой, я понял, что мне, в сущности, уже ничего не нужно... А правильнее сказать – ничего не поможет... – Впервые на его лице я увидел горечь и боль, по-настоящему испугался...
--Я вернулся, потому, что понял, что мне больше некуда мчаться... Мир необъятен. А я стремился обежать планету, а я летел за вымышленным счастьем. А я делал вид, что все для меня не важно. Что все это... Банально, что ли. А вот теперь приходиться расплачиваться за это. Понимаешь? Меня пугала мысль, что я потеряю свободу. Что буду связан какими-то обязанностями. И любовь для меня была обязанностью, от которой я стремился сбежать. Я не знаю, почему я задумался об этом именно сейчас, зачем вообще затеял этот разговор, который не доставляет удовольствия, но есть частью моей жизни... Очень необходимым. Главное пойми меня сейчас правильно.
Я смотрел на него и молчал. Не потому, что мне было нечего сказать, а потому, что я не знал, как именно, в какой форме ему это преподнести. Так и не произнес. Но в тот момент, пожалуй, стоило ему что-то сказать, хоть что-то!.. Но я почему-то промолчал...

... В тот день, я поздно вернулся домой... Счастливый и довольный, получив возможность писать в самом престижном лондонском журнале, я возвышенный ворвался в гостиную... Но там было тихо, как в могиле... Неудачно подмечено. Странное ощущение охватило меня. Чувство беспокойства, чувство страха. Стремительными шагами я стал подниматься вверх по лестнице. И с каждым разом становилось все тяжелее и тяжелее... Одним рывком я открыл дверь в комнату Николаса и ахнул. Он сидел неподвижно перед картиной, с револьвером в руках... На пол стекала струя крови...

... В тот день, у меня просто не хватило сил писать. А теперь... Теперь я, пожалуй, напишу, но эти строки. Останутся последними здесь. К ним мне уже в скором времени нечего будет добавить. Тогда, когда я увидел его... Я даже не знаю, с чем сравнить это ощущение, как бы, не вышло банально. Впрочем, куда уже банальнее?! Глупости все это.
... После смерти дорогих людей, кажется, что жизнь окончена... Но в этом и заключается самое большое в мире испытание – после горечи, мало того, чтоб не сломаться, так еще и верить в собственные силы, идти вперед, и продолжать идею того, кого потерял... Когда я увидел его там... Я понял это. Я отчетливо это понял...

«Ты погиб из-за собственной доброты... Из-за собственной веры в чудеса, способной не только дарить тепло, но и убивать его...»

... Я шел по перрону... Мне нравится запах воздуха на вокзале... я часто прихожу сюда, всякий раз, когда появляется свободная минутка, чтоб расслабиться после трудного рабочего дня...
Куда, собственно, уходят и приходят поезда?.. Туда, куда ведет твое сердце. И каждый раз возвращается в начало. Странные и безумные на первый взгляд слова полностью перевернули меня в один момент... Он бежал вслед, он летел прочь, как Северный Ветер, но в одно и, то, же время резко отличался от него... Тем, что ему всегда нужен был дом... Хоть он этого и не понимал...


7.03.09