Часть 1. Как всё начиналось...

или как я проходил курс молодого бойца в Ценральном морге города Минска



С 1982 по 1986 год я, будучи студентом мединститута подрабатывал в тканевой лаборатории. Что это такое и чем наша лаборатория занималась тогда знали немногие. А теперь и подавно...
Устроился я на эту работу случайно, в результате ряда совпадений. Однажды ясным июньским днём, мой друг и сосед по комнате Коля Кудрейко сообщил, что нашёл хорошую работу. Он и его одногруппник по кличке Патлатый шли по территории третьей клинической больницы, что возле стадиона «Динамо». Оба --парни высокие, здоровые. Их увидел начальник лаборарии и предложил подработать санитарами. Работёнка не пыльная, особой квалификации не требует, но брали только студентов-медиков в силу специфики производства. Нужно было собирать трупы из моргов больниц и свозить их в Цетральный морг, что на Слуцком шоссе. А ещё в лаборатории осуществлялся забор трупной крови, костей, кожи, гипофизов и всё, кажется. Патлатый дипломатично отказался, сказав, что вскрывать трупы-- это не совсем то чем бы он хотел заниматься в свободное от учёбы время. Но Коля проявил завидную дальновидность шепнув: «Дай данные Вадима как свои». Так начальник лаборатории записал мою фамилию. Документы он, понятное дело, не спрашивал. Оставалось получить разрешение на работу от деканата. Дескать, администрация института не возражает чтобы студенты такой-то слегка поправил материальное положение. Коля пошёл первым и на поверку оказалось, что администрация категорически против и более того настоятельно рекомендует сосредоточиться на учёбе. На следущий день пошёл я. Декан нетерпеливо и раздражённо стал объяснять мне, что после второго курса ещё рано работать и главной задачей советского студента в свете решений последнего съезда партии он видит исключительно овладевание знанием и практическими навыками на выбранном мною поприще. Потом он озабоченно посмотрел на часы, встал и направился к выходу. Я внимательно выслушал его казённую речь и подумал не проще ли бы послать меня прямо, как говорится, на хутор бабочек ловить? Однако героическим усилием воли удержался и только сказал: «Спасибо за добрый совет, Леонид Иваныч!» Иронии он моей то ли не понял, то ли не оценил... неважно. А важно то, что в дверях он столкнулся со своим замом. И тот сам слышал, мою благодарную речь декану. Семь бед – один ответ! – решил я и сказал: «Мне тут Леонид Иваныч разрешил подработать маленько. Только спешил очень... Так что выпишете разрешение... пожалуйста!» Зам.декана покорно сел за стол декана, поискал бланки и... не нашёл. Решив излишне не напрягаться он привычно заявил– «Зайдите завтра...» Мне стало не хорошо. Я поднял глаза к небу и с укором говорю: «Ну-у!»
И в то же мгновенье секретарша сказала: «А давайте я сейчас отпечатаю.»  У неё дочь училась в нашем институте и она по-матерински жалела всех студентов. Но это я узнал позже. А пока стоял и смотрел влюблёнными глазами на неё, как она лихо печатает, не глядя на печатную машинку и улыбается чему-то своему, женскому...  Так, исключительно чудом, я получил разрешение на столь желанную работу и тут же помчался в Тканевую лабораторию.

...захожу, значит, в кабинет начальника.
--«Здравствуйте-- говорю— Пришёл устраиваться на работу, как и договорились. Вот и разрешение имеется». Он на меня смотрит и думает: «Кто из нас сумашедший?» Дело в том, что росту я среднего, вес-- килограмм  шестьдесят пять максимум, не говоря уже о том, что совершенно не похож лицом ни на Колю, ни на Патлатого. Но если внешность можно забыть или перепутать, то рост и комплекцию-- никогда. Вижу «крыша едет не спеша, тихо шифером шурша...» Надо срочно спасать положение. Говорю: «Вы ещё фамилии записали—Рубинчик и Кудрейко». Начальник порылся в записной книжке. И точно – всё сходится. Кроме внешности разумеется. Наверно, так смотрел Стёпа Лиходеев на Воланда, когда тот показал ему договор, собственноручно им же подписанный. С той разницей что шеф был обсолютно трезв, но тем сильнее был производимый оптический эффект. Однако --делать нечего. Работающие сейчас санитары-шестикурсники должны были вот-вот уйти, а Босс после того, как записал моих друзей уже никого больше не искал. Всё равно кого-то надо было брать и причём в срочном порядке. Он ещё раз с сомнением оглядел мою явно не богатырскую фигуру: «Справишься?—говорит. Трупы-то всякие бывают. Тяжёлые... их надо уложить на носилки, нести до машины, от машины, в морге переложить на стол...»  «Без проблем говорю!» «Ну, смотри, – с тяжёлым вздохом сказал начальник, пожал мне руку и подъитожил—оформляйся...»

  На первое своё дежурство я пришёл немного волнуясь. Нет, трупы меня не пугали. Пригодился предыдущий опыт учёбы в медицинском институте. Благодаря ему я твёрдо знал, что мёртвые люди в отличие от живых не кусаются и не дерутся. Но это была совершенно новая для меня работа, и естесственно хотелось сделать её как можно лучше. На смене был ещё один студент-санитар, который должен был меня проинструктировать и показать как вскрывать голову и зашивать тело после того, как его разберут на запчасти. Дело, надо сказать, не хитрое, но один раз посмотреть надо. Вообщем, сидим, телевизор смотрим. Ждём. Часов в двенадцать пошли спать и благополучно проспали до утра. Короче, беспокоился я зря. Свежих трупов в эту ночь не было. Не было их и во вторую, и в третью смены. Я напрасно тратил время. И тогда старшая сестра Катерина сказала: «Езжай, дорогой, в Центральный морг. Я уже с ребятами договорилась... 

На следующий день с утра пораньше,не откладывая в долгий ящик поехал я в морг приобретать столь необходимые навыки. Прибыл на место  минут за пятнадцать до открытия. Стою, курю. Смотрю, подходит мужик среднего роста, с брюшком, но плотный—видно, что физически работает. Открывает главный вход. Я к нему, говорю: «Меня Катерина из Тканевой послала-- подучиться. Ну шить там, голову вскрывать...» «Миша,-- сказал он –и протянул для пожатия твёрдую, как полено руку. Не вопрос, научим!»—говорит. Потом внимательно посмотрел на меня. Дело в том, пострижен я был почти под ноль, загорелый, без капли лишнего жира, как и положено быть студенту. Смотрел не дерзко, но взгляд не отводил и не суетился. И всё бы ничего, да только на предплечье у меня наискосок была надпись—«помни, не забывай». И последней каплей были часы. Вова Соколовский подарил мне ремешок, явно сработанный на зоне. И вот Миша говорит—у меня к тебе просьба будет: «Ты это... тут... если спросят, как попал сюда – скажи я привёл. Лады?» Ну мне какая разница, говорю : «Лады...»
  Постепенно стали подходить остальные работники морга. Санитар Гена, точно такой же комплекции как и Миша, судмедэксперты, секретарша, уборщица –ещё кто-то-- не помню. Я побродил по моргу, зашёл в холодильник, где трупы лежат-- ничего особенного-- думаю. Только запашок формальдегидный с непривычки раздражает. Чистота и порядок. Гуляю так себе, вдруг слышу Мишин голос из подсобки. Дверь чуток приоткрыта и обрывки фраз можно легко разобрать. «...Вот фартук ему дай, перчатки...»—«Не-не-не...—это уже Гена говорит, пусть без перчаток поначалу пошьёт. Посмотрим что это за товарищ Сухов». Я конечно виду не подал, отвалил тихонько, стою, жду. Ну вот, подходит ко мне Миша, даёт фартук и говорит: «Работа наша простая, после того как я вскрою брюшную и плевральную полость, если нужно то и голову, зову врача-- он берёт от всех органов по кусочку к себе в лабораторию. И всё... зашиваю». И параллельно за разговором разделался с каким-то худосочным покойником. Профессионально надо отметить, ни одного лишнего движения. «Как  внутренности буду вынимать, – говорит-- не запоминай. А как голову вскрывать буду и шить стану – смотри внимательно. Это то, что ты там в своей Тканевой делать будешь. Тут Гена подходит и говорит «Ну хватит лясы точить, я там студенту работёнку подогнал. Пойдём...»  Подводит меня к столу в конце секционного зала. Смотрю, лежит передо мной двух метровый негр здоровый, как культурист. Пузо распорото, голова вскрыта отсталось только зашить. При ближайшем рассмотрении, оказалось, что это-- утопленник, причём наш отечественный. Просто долго под водой находился, гнить начал и почернел, а потом разбух, поэтому стал такой накачанный. Запах его легко перебивал запах формальдегида и все остальные запахи в мире. Думаю, специально для меня выбрал—гад.  Но не спорю, слова не говорю —думаю --не дождётесь. Беру специальную толстую иголку с загнутым треугольным концом и молча начинаю шить. Когда я смотрел как работает Миша, то шитьё казалось ужасно простым и лёгким делом. Игла входила легко, как в детскую фланелевую пелёнку. У меня же было такое ощушение, что я латаю старый кирзовый сапог. Но спешить мне некуда, стою порюсь. Где-то через полчаса подходит Миша. И так невинно интересуется: «Тебе что Генка перчаток не дал? Ну я тоже дурачком прикинулся, спрашиваю: «А что надо перчатки...?» «Ладно, иди мойся – говорит—и приходи в подсобку». «А дошить?... на всякий случай спросил я. Он посмотрел на меня, на труп и повторил: «Иди, мойся, покури... и в подсобку». Помыв хорошенько руки, чуть ли не по Спасокукоцкому* вышел на крыльцо и с большим удовольствием закурил. То ли я долго не курил, то ли от мысли что я восемнадцателетний пацан делаю настоящую работу, а может насмотревшись на смерть просто подсознательно был рад что жив, но простая «примка» показалась мне намного слаще чем обычно... И вообще, вскрытие такого же существа как ты сам, заставляет о многом задуматься... Не курица... всё таки...
Я уже хотел закурить ещё одну, как за спиной скрипнула дверь и показался Миша. «Скока можно ждать? – беззлобно пожурил он, -- идём». Проходя через зал краем глаза заметил, что «негр» полностью зашит. Мне стало неудобно. Миша перехватил мой взгляд: «Ничего, ничего – скорость придёт с опытом. Главное, шьёшь аккуратно...»—утешил он меня. Когда мы зашли в подсобку, Гена разливал какое-то плодово-ягодное винцо. «Ну давай, за тебя-- говорит. Экзамен на брезгливость прошёл...» и признался, что это была его идея и не давать перчатки, и про утопленника тоже... Выпили ещё, закурили. Миша и говорит: «А выпивка, чтоб ты знал, только благодаря тебе». «Не понял...» – говорю. Гена широко улыбнулся: «Да это Мишаня всем сказал, что ты племянник его, только что с зоны откинулся, и хочешь у нас работать. А секретарша у босса  Светлана Кузьминична панически боится вашего брата». Я говорю: «Ты не заговаривайся—я на доктора учусь...» На что Миша резонно заметил: «Это всем студентам-медикам такие ремешки к часам выдают и наколки делают?» «Так красиво ж...»-- говорю. Но позже, уже в общаге, обдумав его слова ещё раз, ремешёк сменил... Я отвлёкся. Короче, Миша рассказал, что Кузьминичне три раза за последние два года квартиру обчистили. «Видно есть что чистить»-- говорю... «Разумеется... Муж её кстати тоже скоро откинется...-- опять подначвает меня Мишка. И вот она мне и говорит: «Что же вы Михаил делаете! Парень он молодой – ему учиться надо, а вы его сразу в морг... Что ж мне теперь с сумочкой в туалет ходить? Это она проговорилась, болтуха... А я говорю у что-то у меня голова болит, но я подумаю... над вашим рацпредложением. Тогда она даёт пять рублей и говорит: «Вот, это вам чтоб голова не болела». Но я категорически отказался, говорю—«Чтоб я родному племяннику ломал трудовую карьеру за пять рублей! Нет,-- говорю-- не бывать этому! Давай ещё пять...» Ну, она, зная мой непреклонный характер, скрипнула золотой челюстью, но деньги дала. «Весёлый ты мужик,-- говорю,-- Миша...»  Позже я заметил, что люди, находящиеся всё время рядом со смертью либо вдадают в меланхолию, становится более серьёзными и даже  мрачными. Либо отличаются лёгким нравом, постоянно готовы к шутке и розыгрышу. Потому что нельзя не измениться каждый день встречая смерть, даже если это смерть чужих людей. Обычный человек старается не думать и даже забыть о смерти. Ведь не зря говорится,-- завтра умереть страшно, а когда-нибудь – ничего. Но работник морга не может даже теоретически забыть о смерти. Это его работа и, как следствие, его жизнь. И вот тут всё зависит от конкретного человека, его мировоззрения и ещё больше от характера. Либо он скажет себе – чего радоваться, всё равно помирать, либо –всё равно помирать, так хоть порадуюсь. Решается этот вопрос чаще всего не осознанно, на уровне подсознания, но выбор этот делается всегда. Всё это я анализировал гораздо позже зашивая лохматые головы висельников и умерших от алкогольного перебора... А пока мы сидели и выпивали, смеясь и радуясь жизни...
 Помнится я тогда узнал много нового... Миша решил блеснуть своими познаниями в судебной медицине и спрашивает: «Ну, к примеру, обнаружен труп весь в ссадинах и царапинах. Что будешь думать?» «Ну-у —говорю—может дрался с кем перед смертью?... «Может... -- довольно усмехается Мишка. А может его убили и тянули метров сто по асфальту?» – «Не знаю... а разве можно определить?»--спрашиваю. «Запросто! Вот ты царапал руку? Помнишь, получается канавка, потом  кровь выступает и засыхает корочкой. Короче говоря возвышается над кожей. А у трупа кровь не выступает. Поэтому ссадины хоть и багровые от крови, но имеют вдавленый характер». Видя мой неподдельный интерес Миша продолжал: «А вот ещё—обнаружен свежий труп с острым запахом алкоголя, – сказал он протокольным голосом.-- Требуется установить причину смерти!» «Ну—говорю-- возможно алкогольное отравление... надо определить концентрацию алкоголя в крови». «Ну и что?-- торжествует Миша.-- То, что для русского на здоровье—для немца смерть. У каждого своя мерка... надо сравнить концентрацию алкогля в крови и в моче. Если в моче больше—значит, почки работали и умер он не от водки... и возможно-- это убийство!». Я говорю: «Мужики, а может у него сердце не выдержало, острая сердечная недостаточность?». Миша с Геной дружно засмеялись: «Не-е... диагноз острая сердечная недостаточность пишется только в крайнем случае... когда уже совсем нет зацепок. И судмедэкспертов за это кстати сильно ругают».
В тот же день я узнал, что– «парашютист»--это выбросившийся из окна. «Понимаешь, прыгнул а парашют не раскрылся,--  добродушно засмеялся Гена и пустил дым колечком. «Подснежник» -- это тот который, как весенний цветок появляется, когда сходит снег. Утопленик-- понятное дело –«водолаз»... Ты, к примеру, «водолаза» шил...» Так как трупов на вскрытие в тот день больше не было, и я уже начал помаленьку прощаться, как в дверь без стука отворилась и вошёл худой, высокий мужчина с помятым коричнево-красным лицом и большими мешками под печальными глазами. Он обвёл присутсвующих изучающим взглядом вычислил незнакомого человека и культурно представился: «Тело...» но это уже совсем другая история...


* способ мытья рук хирурга перед операцией по Спасокукоцкому-Кочергину  занимает минимум 8 минут, причём раствором NH4OH и спиртом. В данном случае – шутка


 Продолжение следует...