Сцена 6 - Опять о бессилии критики

или «Лучше сладкая правда, чем горькая ложь»

Начало:
Часть Первая - Сцена 1 - Представление лиц - http://www.proza.ru/2009/08/31/756
Сцена 2 - Просто, как положено по жанру, вступление - http://www.proza.ru/2009/08/31/760
Сцена 3 - Маринад для Совести или... - http://www.proza.ru/2009/08/31/762
Сцена 3 продолжение - Совесть в маринаде Параноя В. - http://www.proza.ru/2009/08/31/765
Сцена 4 - Сила и бессилье критики - http://www.proza.ru/2009/08/31/768
Часть Вторая - Сцена 5 - Так где же подлинник? - http://www.proza.ru/2009/08/31/783
Сцена 5 продолжение - Картина в Подлиннике - http://www.proza.ru/2009/08/31/784

Надо бы, конечно, разбить эту сцену 6 - слишком уж длинна!.. Но... Даже не знаю, где перерыв делать...


Знакомая комната. В ней все те же Учитель, ДиКура в роли Совести, Вильгельм.


ДИКУРА (забыв, что должна изображать Совесть, задумчиво): У меня был один знакомый художник, которого я очень любила.

ВИЛЬГЕЛЬМ: И что?

ДИКУРА: Этот художник… Александр… Он чем-то напомнил мне моего знакомого!

ВИЛЬГЕЛЬМ: Да? Интересно, чем?

ДИКУРА: Кажется даже, что это он описан в рассказе.

УЧИТЕЛЬ: Почему вы не вместе?

ДИКУРА (грустно): О, я не удивлюсь, если узнаю, что он давно нарисовал мой портрет и любуется им по вечерам!

ВИЛЬГЕЛЬМ (с едва скрываемым беспокойством): Ты любишь его?..

ДиКура не отвечает.

УЧИТЕЛЬ: Наверно, все художники одинаковы! Им больше нравится их творения, чем рядом стоящие оригиналы! Может, потому как в свои творения они вкладывают частицу себя? А в Вас? Что в Вас вложить?! Вы же уже живая, сформировавшаяся…

ДИКУРА (прерывая): Вот и я о том же! Портрет молчит, а я не затыкаюсь ни на минуту!

ВИЛЬГЕЛЬМ (со злой усмешкой): Да! Тебя вынести - еще та кишка нужна!..

ДИКУРА (спокойно): Можешь не выносить!

Стремительными шагами входит Сарацин Ал, прерывая спокойную беседу.
Он направляется к Учителю. ДиКура, вспомнив, что должна изображать Совесть,
принимает вид бесстрастного судьи.

САРАЦИН АЛ (говорит отрывисто): Не понял из-за чего сыр бор? Брат, нормально написано! (хлопает Учителя по плечу) Да Панёнка всё в стихах сказала. Я конечно не спец. Может шаблоны. Но я так скажу: когда шаблоны складываются в законченное произведение, и читается оно легко, не всё ли равно из чего его создали.

Чегой-то Бунина вспомнил, панёнкиного любимого. С чего бы?

Нормально, я так скажу: не очень люблю мистику, и утончённые лиричные повести аля начало 20 века, а тут прочёл. Давай, удачи тебе!

Сарацин жмет руку Учителю, собираясь уходить, делает несколько шагов, возвращается.

САРАЦИН АЛ: Слухай, брат, а парня бы этого надо за рекламку поблагодарить. Молодца, парень, распиарил по всем фронтам.

Опять пытается уйти. Уже на выходе:

САРАЦИН АЛ: Прочёл я его кое-что, чтоб не быть голословным. Не стоит на него время тратить. Так скажу: на фига человеческий язык загружать оборотами из прошлого века. Попытка на оригинальность. Короче Велорий, слюной паренёк давится. Вот и всё… (поднимает в воздух сжатый кулак «рот-фронт» прощания, уходит)

УЧИТЕЛЬ (вслед уходящему): Спасибо, брат. Я и не трачу время. Очень рад, что у вас с Панёнкой всё благополучно. (Последнюю фразу говорит как бы про себя, делает такой же жесть «рот фронт», выглядит растерянно и достаточно комично)

СОВЕСТЬ (на секунду задумавшись): Нда…

Вильгельм, хорошо зная ДиКуру, которая выступала в роли Совести, по выражению лица понял, что гроза на время миновала, и приготовился повеселиться.

СОВЕСТЬ (выходя из оцепенения): Действительно! На фига козе баян?! Сарацин, похоже, и не напрягается, чтобы перегружать свой язык оборотами. Как есть, так и рубит!

ВИЛЬГЕЛЬМ (в попытке оправдать наметившуюся жертву): Он, кажется, шофер…

СОВЕСТЬ (удивленно поднимает брови вверх): Да? А я думала дровосек. (некоторая пауза) А вот что Велорий за словарем не пошел, когда наткнулся на «чегой-то» и «распиарил». Уверена, что у Даля нет таких слов!

ВИЛЬГЕЛЬМ (продолжая заступаться за простых смертных): Ну, что ты придираешься?

СОВЕСТЬ (удивлению которой нет границ): Я? Я не придираюсь. Я пытаюсь назвать кое-какие вещи своими именами и, безусловно, мне самой те определения, на которые напрашиваются отдельные персонажи, не по душе. Но сейчас мы, кажется, не о моей душе печемся? И потом, это второй случай, когда Сарацин применяет один и тот же эпитет к тебе про слюну. То ты слюной давишься, то просто: «Слюной брызгать кончайте». В так называемой рецензии на «Лучше сладкая правда, чем горькая ложь» Индустрии Слова.

ВИЛЬГЕЛЬМ (которому становилось стыдно, что втравил Совесть в такую ерунду): Да перестань!

СОВЕСТЬ (укоризненно): Нет, уж, батенька! Надо было раньше думать! Когда сочинял свою «Сладку правду»

ВИЛЬГЕЛЬМ (пытаясь защититься): Так я же не знал, что ты так отреагируешь?

СОВЕСТЬ: А Велорий тоже не знал, когда твою зарисовку опусом обозвал. Не знал, а сделал. Теперь ответ приходиться держать! Да не только перед тобой – это бы было полбеды! Ты добрый, сразу бы забыл, а вот бумага - не ты! Сначала стерпит, потом…
Вильгельм (не желая верить своей догадке): И что потом?

Совесть только согласно закивала головой, подтверждая правильность хода мысли. Чтобы как-то отвлечь Вильгельма от печальных мыслей, она продолжила будто между прочим:

СОВЕСТЬ: Во-первых, плевки в вечность всегда возвращаются. Это аксиома! Но это так, ерунда! Вот мне как-то говаривали, когда я в бытность молодую постигала школу менеджмента, что менеджер определенного уровня должен вести себя так, как будто его все время снимают на камеру. Как только он научится это делать, ошибки будут исключены. Потому как не к чему будет придраться! Писатель – это тот же менеджер, но только душ человеческих. А слово – это инструмент его. Как надо умело обращаться с инструментом, так и с душой! Вот скажи мне, друг мой, каким инструментом владеет Сарацин? Кроме того, на который так настойчиво намекает его возлюбленная. Хотя до разбора ее полетов мы еще не дошли. Так чем? Словом? Молчишь?

Вильгельму нечего было ответить Совести. Все, кого касалась Совесть,
отличились уже на не бумаге, но экране дисплея. Не в книге, но во Всемирном разуме…

СОВЕСТЬ: Хорошо, я сама отвечу! – Хороший может человек, Сарацин, но не скажу чем не вышел! И романтизм ему присущ, и смелость. И то, о чем знает, описывает в своих рассказах достаточно красиво для его уровня владения словом, но… Знает он мало и развиваться не хочет! И не вопрос: отдельная это личность или клон Велория. Шофер он или кандидат наук. Я в своей жизни повидала многое и многих. И дураков с корочками в виде красного диплома видела, и мудрецов с 3-мя классами образования. Так что, разговор не о том. Ладно… (решила прервать тяжеловатую тему Совесть) Вернемся к теме.

В комнату заходит Эстер Долгопольская, не обращая внимания на говорящую Совесть.
Сразу направляется к Учителю.
Начинает говорить с гипертрофированным поэтическим восторгом и лестью.

ЭСТЕР: Замечательный текст, Велорий! А разговоры про "шаблоны" и прочая любая критика - совершенно неоправданна, потому что и любая ЖИЗНЬ-ШАБЛОН!, Вы -законченный Писатель, автор,произведения которого необходимо опубликовать...Вас станут читать всякие люди,любящие литературу и русскую классическую С Л О В Е С Н О С Т Ь!!! Эстер Долгопольская. (кланяется зачем-то, озвучив свое собственное имя и уходит)

Тут Советь жадно-радостно потерла руки.

СОВЕСТЬ (обращаясь к Вильгельму): Ваша Эстер – просто кладезь! Поле не паханное! Мой любимый конек! Как тебе оборот: «законченный писатель»? (Совесть не могла сдержать усмешки) Да, Вы батенька, как я погляжу просто «Законченный писатель!» (На манер Ильича продекламировала она).

Вильгельм только улыбался. Тягаться с Совестью, когда она была в ударе,
он бы и врагу не посоветовал, а тут!.. К тому же в углу стояло гипотетическое ведро с розгами, и не очень было понятно, к чему приведет весь диалог Совесть.
Вдруг, уставившись в текст Совесть, прервав смех, задумчиво произнесла:

СОВЕСТЬ: Вот что-то я не пойму? Что у них с пробелами? Видимо после запятых пробелы отменили по каким-то новым правилам, которых я не знаю? А запятая после восклицательного знака что делает у Эстер?

Вильгельм, не поняв подвоха, попытался заступится.

ВИЛЬГЕЛЬМ: Да нет, просто человек наверное спешил. Или кнопочка пробела не срабатывает… А пробелы, вроде никто не отменял…

СОВЕСТЬ (растягивая слова): Да? Интересно, кнопочка пробела не срабатывает у обоих: и Сарацина и Эстер, или только у кого-то одного, а второй просто торопыга? И что же тут Велорий ничего не сказал с его-то принципиальностью и любовью к грамматике? Или когда его сравнивают с Буниным и откровенно льстят словами: «Да вас печатать не перепечатать!», отвечая за всех и «да зуб даю, будут читать», то принципиальность отдыхает?  Хотя… Какая чудная и по детски незатейливая ловушечка у Эстер. То есть, если в дальнейшем я по каким-то причинам не прочитаю произведения Велория, то автоматически попаду в разряд людей, которые НЕ любят «литературу и русскую классическую словесность». То есть, я просто обязана читать Велория, если люблю литературу?!..


Вид Совести был до того грозен, что Вильгельму стало не по себе. Ему самому было не по душе, когда ему навязывали какие-то действия, но такого гнева он не испытывал.


СОВЕСТЬ (решив сменить гнев на что-нибудь поспокойнее): Кстати, а почему «словесность» написана Эстер большими буквами и через пробел? Здесь (ехидно замечая), с пробелом было все в порядке! Или она его проверяла?

ВИЛЬГЕЛЬМ (растерянно): Не знаю…

СОВЕСТЬ: Верно, для значимости?! Чтобы Велорий почувствовал свою причастность не только к литературе, но и к словесности. А еще лучше, чтобы возглавил ее! Ты не заметил, Вильгельмушка, что слово «словесность» созвучно с «тесно»... Сло-весность. Сло-тесность. (нараспев протянула Совесть). И будет тогда мир и красота. Литературой будут править шаблоны и гордыми шеренгами маршировать под… Не дождешься! (словив хитрый взгляд поэта, хохотнула Совесть) Под мазурку, а на худой конец, под менуэт, потому что под марш ты как-то озвучил шаблоны*, а тебе не место будет в этом славном строю, поэтому все, что будет с тобой связано, сотрут ластиком и предадут забвению вместе с маршами! (тон Совести был безапелляционен)

ВИЛЬГЕЛЬМ (легкомысленно): Да, не страшно!..

СОВЕСТЬ (опять на манер Ильича): Нет, батенька, страшно! Для молодого-то и не окрепшего ума! Вдруг какой «молодой паренек или девушка» захотят по-другому посмотреть на мир. Или еще чего хуже – прожить не по шаблону?! Это ж како сумасбродство?!.. А?!...

СОВЕСТЬ (уже своим нормальным голосом): Вот ты прикинь: захочешь ты что-то сделать не так, а тебе по Эстеровски: «любая ЖИЗНЬ – ШАБЛОН» И все! И констатация факта! И иди читай классика Велория. И не забудь, что Бунин – это сила! Его сейчас модно любить, поэтому всяк: и стар, и мал, и жаба, и моллюск считаю своим долгом томно закатить глаза и с придыханием сказать: «В его строках такая правда жизни!»… Есть, правда и другие веяния моды: модно стало иногда критиковать классиков, говаривая: «Читал я Вашего Пушкина! И Бунина читал! И ничего! Вот Велорий – это другое дело! Или я, к примеру!» - Я – в смысле не я – Совесть, а я в смысле тот, кто читал и ничего!

ВИЛЬГЕЛЬМ: Но тут вроде собрались сторонники Бунина и Пушкина?

СОВЕСТЬ - Это они сейчас сторонники, потому как ты им фэйсом не вышел, а станет другая тенденция в силу вступать? Это когда шаблоны поскачут стройными рядами?!? Или еще лучше, когда ты силу наберешь? И модой официально станешь признан? Тогда, батенька мой, они гордиться будут знакомством с тобой, цитировать твоих Елистархов и самую муть и ахинею, которую ты с очень большого будунищи нагородишь!

В глазах Вильгельма зарождался ужас.

СОВЕСТЬ (пытаясь сгладить): Да не печалься! Ты этого не застанешь! Обычно такое случается после смерти автора. Так уж повелось на земле…

ВИЛЬГЕЛЬМ: Спасибо, утешила!

СОВЕСТЬ (небрежно отмахиваясь): Старалась! Тогда-то (продолжила она) и запретят Пушкина и Бунина, потому как их тексты не будут вписываться в твои, а твои станут официальными шаблонами!.. Воооттт!

ВИЛЬГЕЛЬМ (отчаянно воспротивившись): Нет!

СОВЕСТЬ (пригвоздила правдой): Да!

В комнате наступила тишина.


СОВЕСТЬ (миролюбиво потрепав по голове любимца): Ладно, я пошутила! Не будут запрещать Пушкина. И Бунина не тронут. А шаблоны… Так что шаблоны?! Всегда найдется какой-нибудь сумасшедший вроде тебя, который захочет их сломать. А я ему помогу по мере сил. Ну, или на худший случай, другая, вроде меня, наберется наглости и влезет шкуру совести…

ВИЛЬГЕЛЬМ (с улыбкой): Смешная ты, Совесть! Наивная!

СОВЕСТЬ: Так, ладно! (вспомнив, стала серьезной) Мы еще не закончили разбор полетов!

ВИЛЬГЕЛЬМ: А может, ну их! Махнем лучше в Музей Булгакова? А? Или на джазовый концерт?

СОВЕСТЬ: Хмм… (предложение было заманчивым и бередило воспоминания) Нет! (прервала воспоминания Совесть) Надо закончить, а то перед Учителем как-то не удобно!.. Итак, что тут у нас в защитных рецензиях? Твою беседу с Эстер мы опустим, поскольку продолжать не вижу особого смысла. Там во-первых, по твоим костям придется прогуляться, а до тебя еще по жанру черед не дошел.

ВИЛЬГЕЛЬМ (язвительно сощурившись): Ты мне что, роль последнего распятого оставила?

СОВЕСТЬ: Нет, что ты?! Ты мне еще в ближайшие десяток-другой лет понадобишься! Просто разговор о твоей русскоязычной подкованности отдельный и в рамки данного повествования не вписывается. На будущее только: «количество» пишется с одним ЛЫ, а с «мУкулатурой» я, пожалуй, соглашусь! Перемелется и будет счастье! А фото Велория лучше со странички произведения Индустрии Слова снять, потому что он прав: этика – она и в Африке монолит! А то я почему-то подумала, что это вообще Сартр. Думаю, и к чему Жана-Поля повесили? Повесь лучше какую картинку с белой-пребелой беседкой и девушкой на берегу пруда. Тогда все проникнутся и поймут, что ты просто хотел помочь Велорию. А так…

ВИЛЬГЕЛЬМ: Ладно!

СОВЕСТЬ (вдруг вспомнив): Кстати, и подскажите кто-нибудь Эстер, что не обязательно после рецензии писать в прощании свое имя. Оно автоматически выскакивает само. А то получается как-то глуповато: 2 раза одно и то же. Как будто она боится, что ее не заметят!

Незаметно заходит незнакомая девушка. Это - Оксана Текила.

ОКСАНА ТЕКИЛА: Надуманная какая-то критика. "Краска" - "слои краски"; "от костра - и до чего"... Козы почему-то не могут бродить по усадьбе... Почему, интересно? Почему нельзя вздрогнуть от тихого голоса? Почему в овраге не могли сделать пруд? Напишите еще на Пушкина рецензию: почему не указано, откуда именно "передо мной явилась ты".

ВИЛЬГЕЛЬМ (с доброй улыбкой): Оксана! Это интровертия!. Зачем Вам это? Тем, более это всё допустимо, но только в юмористическом жанриэтто. Взгляд и только! Не берите в голову...
Лучше почитайте Пушкина на ночь!

Не успевает уйти Оксана, как врывается Сарацин Ал.

САРАЦИН АЛ (уже обращаясь к Вильгельму): Прочёл рассказ Велория. Ну не по существу нападки. По пунктам пробегусь: «В тот день я сидела на берегу пруда в чуть покосившейся от времени ротонде» - А шаблон-то где? строение предложения? Уточни, парень.

"Они, как молодые петушки, отчаянно ругались, раззадоривая друг дружку визгливыми неокрепшими голосками". - В деревне вы не жили. Когда из цыплята подрастут до состояния молодых петушков у них и начинается борьба за выживание. А к слову ругались можно предраться. Они дерутся. Такая штука! (отчаянно взмахивает рукой, будто речь не о подрастающих цыплятах, а о катастрофе вселенского масштаба)

"Руины господского дома на срезанной вершине холма совсем недавно обрели владельца". - Срезанная вершина это нормально. Образ. Вершина же может и острой быть. Воображение включайте!

"Когда-то она была, наверное, ослепительно белой". - Предположить о её белизне слабо? Там типа право на фантазию и всё такое.
Короче, уже надоело доказывать очевидное, но есть желание, могу продолжить. Сидели вы и тупо ловили недостатки. Бывает. А рассказ хорош. Но коли было у вас желание прикопаться, прикопались бы к забору. Он деревянный, он выдержит!


Плюхается в кресло и выжидающе смотрит на Вильгельма. Вильгельм хохочет. К тому времени он сиди на компьютерном стуле и периодически крутится вокруг оси.


ВИЛЬГЕЛЬМ: Браво-слово за заступничество! Если конечно, Вы не его отражение?! (указывает жестом на Учителя) Молодца! - Читать внимательно, не значит стать внимательным в тексте и сюжете картины. К слову...

Перейдем! Не по существу, говоришь, нападки? - Как раз, мил человек, по существу! Существо в данном случае это текст Велория! И оно – это существо, неотделимо от сложившегося прочитанного впечатления рецензента! А значит, уж существенней не придумаешь...

Где шаблон в «В тот день я сидела на берегу пруда в чуть покосившейся от времени ротонде» с Вашей восхитительной просьбой «Уточни, парень!», конечно, для уточнения уточню: "Строительство предложения - это строительство "однотипа" (в данном случае крена нет), воздвиг, так сказать, кардона, встречающегося у многих писателей знаменитых, именитых, и конечно, не очень, но в большом избытке и шаге друг от друга. Примеры приводить не считаю целесообразным, так как определение шаблона, Вам наверняка известно.

Избитая начальность "начала" Велория, парень (делая ударение на обращении), состоит в том, что личное пристрастное мнение, без оспорки и трепыханий, состоит в уверенности своего андилэ, и перечитанности массы каверзной лит-тара-пуры по этому поводу! И к тому же лично не против предложения, по-моему, я это указал изначально! Читали бы внимательно критику!

На Вашу реплику, что я не жил в деревне, могу только ответить: Ваша ошибка, что Вы самоуверенны и морально-уперты, друг мой, из-за того, что в избранных у Вас, только Велорий! Это страшно! Изучая автора Вильгельма, ненавистного Сарацину Алу, по понятным причинам, Вы бы так не говорили… Ибо глупость городите нефильтрованную...

А что до Вашего "Когда из цыплята подрастут до состояния молодых петушков у них и начинается борьба за выживание. А к слову ругались можно придраться. Они дерутся. Такая штука", дык… Да, ради Бога, штука, так штука! Внимательно читайте выводы. Не придрались, а разобрали - это раз! Второе, внимание нацелено было на слово "Молодые". Именно потому, что до этого в предыдущем предложении ясно отчетливо объяснениями показано, что там молодые ребята, мальчики. И довесок ни к чему этот был. - Пересолено - это не очень вкусно!


Вильгельм периодически встает со стула, ходит по комнате, возвращается, опять встает.
У Совести во время речи Вильгельма отчаянно-потерянный вид.
Она не любит его в качестве цензора и агрессию в нем не принимает ни в какой форме,
хотя сама зачастую грешит и вспыльчивостью, и агрессией по пустякам.


ВИЛЬГЕЛЬМ (не обращая внимания ни на кого, продолжает язвительные нападки на Сарацина): …Ваши заметки про (тут Вильгельм не может скрыть улыбки) «типа право на фантазию» меня вообще восхищают, когда мы дискуссируем про «ослепительную белизну». Нет, сударь, мне не слабо, но это чистое рассмотрение ситуёвщины в отцепе логистики. Неумелая фантазия как раз подходит под определение, этого "ослепительного" смотра. Драма и гнёт литературной жилы, иными словами. Избитость... Хотя Вам это не обязательно понимать и знать. - "Это не мастера вина, а кисти, что красила ротонду краскою умелой".

Ну, и конечно, Вашу восхитительную реплику про забор не могу оставить без внимания! - Прекрасный вывод, друг мой! Сдается, в Вас определенно женственность натуры есть!.. Про «тупо ловил недостатки».. Неужели тупо? Чем Вы догадались? Не головой ли случайно?.. Это тоже догадка, кстати.!

Рассказ то может и хорош! Вон (машет в сторону Совести) и Совести понравился! Но не вышел рожей он! Простите Велория за это, он не виноват! Дело личное и потребу не подлежит. Сделано!

А насчет забора хвалю! Браво! Симфония внутренней климофонии в Вас булькатит! Ха-ха-ха! Вообще молодец, честно, что смело ввязался в кавардак! Честно! Даже автор сдал назад, а Вы молодец! Хвалю! Но на будущее: подипломатичнее уж как-нибудь!.. (садится спиной к Сарацину и на последок бросает) И объясните, ради Бога, девушка Вы или парень!

Сарацин вскакивает с кресла, подходит к Вильгельму и разворачивает его лицом к себе. Нависает грозно над поэтом.

САРАЦИН АЛ: Значит, девушка или парень?

ВИЛЬГЕЛЬМ (глядя в упор): Мне за монитором не видно!..

САРАЦИН АЛ: Однако... Читал я вас. Не понравилось! (отходит от Вильгельма, возвращаясь к креслу) Почему Велорий в избранных, а нравится, как пишет! Слюной брызгать кончайте!

К слову, сказать, знакомый скидал себе тачку движок сборный, корпус нивовский, резина камаза. Кличет её "нянька", веришь нет, но по барабану мне из чего она скидана, на ней по тайге мило дело! Звиняйте за грубость, когда читаю здешние творения и твореньица мне по барабану из чего они скиданы, вот замудрённость не люблю и не потому что туп от рождения, а говорить надо с людьми на понятном языке. А то бывает наворотят словей, точно не людям писали, а своей мудростью любовались. Велорий пишет, как живёт: просто, ясно. Не скрою, я по наводке на него вышел. Не пожалел. И вот хоть лоб разбейте, не убедите. Я так понял, что не только меня!

Появляется Наталья К.

НАТАЛЬЯ К. (подходя к Сарацину): Ал! Ну, ни фига себе ты бойню развёл!.. А ты оказывается девушка?! (смеется, садится на ручку кресла, приобнимает друга за плечи) Назик! Рыба моя, придётся доказывать обратное!. Спасибо, за Велория. Всё что ты написал - в точку. Но мужики, милые мои, (обращается уже к обоим) любимые, я бросаю белый платок! А, Назик?! Белый платок! Как мать двух сыновей имею полное право. Знаешь сам. Кончайте спор. Вася не котёнок за себя постоять может. А если молчит, значит, не считает нужным. Ну, чего развоевались, ненормальные. О вкусах не спорят. Или я не права? (опять обращаясь к Сарацину) Безумно люблю твоё восточное упорство...

САРАЦИН АЛ (тая от близкого присутствия Наталии): Докажу! Но Наталь, я писал, что думал. Всё затыкаю фонтан. Белый платок, говоришь? И откуда такое знание традиций, о которых я успел забыть?

ВИЛЬГЕЛЬМ (весело): Так ты не девушка?!

Сарацин вскакивает, Наталья останавливает его за руку, возвращая обратно.

ВИЛЬГЕЛЬМ: Ха-ха-ха! Ладно не обижайся, НАзик! Предупредили же парень простой тебя, чтоб дипломатично вел себя - "Слюной брызгать кончайте"? Ну, разве это культура? Срам чистый! Так говоришь, по-простому любишь? Ну, так в простоте вся сила! - Прав ты, ну а здесь неуверованный в свою неправоту, как раз всё непросто!

Да, и доказывать, уже доказал! Ха-ха-ха! Вот смешной человек!.. Миру-мир Азик! Спасибо всем большое! (кланяется, глядя с надеждой, что разговор закончен)

НАТАЛЬЯ К, (не понимая последней реплики Вильгельма): Вильгельм, ты зря так на Ала. Кстати он не Азик. Он - Назик. И только для меня. Это мужик, каких поискать. Я рада вашему знакомству. У вас разные взгляды на творчество Велория. И только, после моей тирады о платке Ал вряд ли ответит. И меня по головке не погладит за заступничество. И потому ещё раз, кончайте споры. Мужики, кончать это даже приятно! Или я не права?


На Совести лица нет. После долгой паузы, во время которой она долго смотрит на Наталию,
Совесть покидает комнату. Во время всего спора Учитель качается на кресле качалке и читает книгу. Только во время ухода Совести отрывается от чтения, внимательно смотрит на уходящую. Встает, уходит следом.


НАТАЛЬЯ К. (продолжая ворковать и ластиться к Сарацину): Жму твою руку. Люблю. Синица. (уже обращаясь к Вильгельму, который с тоской во взгляде провожает уходящую Совесть) Этот парень простой, на колёса сотни тысяч км намотал. Мужик. Может красиво говорить не научен. Но как же достали все, умеющие говорить и не умеющие делать. Говоришь девушка? Да он стоит десятка пустобрёхов-русских. Пишу я, русская, но чёрт возьми, я пишу от души!!!!!
Не надо делать поспешных выводов. Приглядись лучше!

ВИЛЬГЕЛЬМ (выходя из оцепенения, вызванного уходом Совести, устало): Наталья! Спасибо. Закончим беседу! Смысла не вижу, дискутировать ни о чем. Всего доброго, мира и добра нам всем!.. До свидания.

НАТАЛЬЯ К. (соглашается, но делает ошибку, начиная оправдываться, чем окончательно добивает Вильгельма): Давай, Вильгельм! Глупый спор. Честно говорю, извини, что так за Ала вступилась. Эмоции блин....Но не хочу, чтоб вы скандалили, вот и всё. Органически не переношу скандалы. А ещё тут, сюда я захожу душой отдохнуть. Да и все мы. (уходит)

Вильгельм сидит, откинувшись на спинку компьютерного стула (кресла), с закрытыми глазами. Сарацин некоторое время смотрит на него, потом встает, подходит, трогает по плечу:


САРАЦИН АЛ (обеспокоено): Бывай, что ли!

ВИЛЬГЕЛЬМ (открыв глаза): Да, конечно! (опять закрывает глаза)


Сарацин уходит и на сцене остается один Вильгельм.
Из прострации его выводит появившаяся откуда-то Эстер Долгопольская.
Она садиться в уютное кресло и начинает говорить медленно на тот изысканный манер,
который свойственен жителям Израиля и еще, возможно, Одессы.


ЭСТЕР ДОЛГОПОЛЬСКАЯ: Дорогой Вилли! Когда Вы приедете в Израиль, я Вас отведу к Бауху - председателю Союза. Я не боюсь этого слова!!! СОЮЗА русскоязычных писателей... Такие разборы достойны этого человека и бывших советстких редакторов...

Мне думается, что Ваши замечания совершенно бесполезны, потому что многое из того, на что вы обратили внимание, может писаться так, как это сделал Автор произведения... Но в целом, конечно, редактурка нужна! А Ваша мне кажется неправильной, просто оспаривать каждую строку нет особого времени... А вот ошибочки-то Вы делаете, а не Автор... Нельзя столько делать грамматических и орфографических ошибок ...Не обижайтесь... Мне кажется, что Литературная критика - не Ваше занятие, ибо Вы - натура очень взрывная.. Творческая и созидательная! А критики - разрушители и, как правило, творческими бывают крайне редко, я бы назвала только Белинского и Локшина с Тименчиком натурами Творческими!..

ВИЛЬГЕЛЬМ (очнувшись, искренне улыбается): Та какие там обиды! Рад, как белый попугай новому корму! (подхватившись с прежним энтузиазмом) Грамматика на грани! Согласен! Но это единственный отходной для Велория! Насчет разрушителя, это Вы метко-корректно заметили. Критики - разрушители!.. Но всё-таки, это необязательно связывать с талантом или псевдонимом. Человеческая способность мыслить вне уродства - есть доблесть и мужество - есть математика и мир. В этой связи, заметка чисто символика и личный жанр обывателя пост-культуры лит-пространства. Шутку оценил, на счет корректора душ Советского листа. Просто, был такой момент, когда гражданин Велорий, решительно был против нужности литературки Вашего покорного слуги, и плевался об слишком низком содержании здравомыслия миниатюр и вообще... Учил как. Учил где. Учил в общем и целом. Но сам то?.. Понимаете, учитель не может учить ученика, если сам знает меньше ученика, или на крайний случай знает плохо и искаженно. Это плохо, Эстер! Нужно показывать дорогу людям! Это хорошо, когда показываешь место, свое место! Спасибо, что приложили свет, к темному рельефу! (с изысканным поклоном целует руку)

ЭСТЕР: Он ведь учитель по образованию и потом русским людям свойственна уравновешенность, а мы все: я прежде всего, Бульбулятор, Константин Макар, Мерче, Вы и другие, - взрывоопасные... Вот он – Велорий – и повозмущался, но это когда было-то!!!! Очень Вы оригинальный Т И П литературный!!!

Заходит очень приятный человек средних лет, подходит к Вильгельму, кланяясь по дороге Эстер. За ним прокрадывается, сворачивая по дороге нечаянно стул (любую другую декорацию) Бульбулятор.

СЕРГЕЙ ЮРЬЕВИЧ: Ого! Сую от времени время нос в Индустрию Слова, а тут еще и холостыми не стреляют! И валить - поздно. – Серьезно! (притворно качает головой)
Или сказ:
- Заходите к нам на огонёк!
- Да мы и сами с чудесами! (с)

ВИЛЬГЕЛЬМ (с широкой улыбкой, пожимает протянутую руку): Спасибо Сергей Юрьевич за четкость и ярь!

Сергей Юрьевич еще раз вежливо кланяется, предлагает по пути свою руку Эстер. Та опирается на руку Сергея Юрьевича и оба удаляются. Появляется Миша Конь, по дороге обменивается рукопожатием с уходящим Сергеем Юрьевичем, подходит к Вильгельму.


МИША КОНЬ: Слушай раз под забором так чем могла помешать, точнее чему? А в остальном я Вас Вилли теперь побаиваться стал! Кстати он то про это знает? (присаживается рядом с Бульбулятором)

ВИЛЬГЕЛЬМ (обреченно машет рукой): Да…


Возвращается Наталья К. В отсутствии Сарацина, выглядит более спокойно и чинно.
Подходит к Вильгельму.


НАТАЛЬЯ К.: К слову сказать, уважаемый Велорий этот текст и не считает верхом литературного мастерства. Тем более Вам известно, как он умеет писать. А разбор Ваш хорош. Жёстко и по существу. Впрочем, любой текст раздолбать можно в пух и прах, было бы желание!

ВИЛЬГЕЛЬМ: Ваши работы, Наталья, без преувеличения доводят до слез и мурашек, это точно как свет - Вы не соврете своим "Я"! От того и написал Вам послание, что Вы просто не станете защищать враньё и глупость, а скажите как есть! Точно всё, Наталья, раздолбать можно любое, всякое, всегда! Всё зависит от взгляда и натуры характера именанта. НО!!! Любой писатель, потративший коллос труда на работу текста, ВСЕГДА будет его защищать! "Патамушта" это его МИР!

А здесь на лицо полное бездействие, вот и вывод - текст чистая переделка, с вытащенными предложениями, скомпонованный и заполненный до неузнаваемости, а не "рога и копыта" в виде названия работы. - Вы, отлично понимаете это!

НАТАЛЬЯ К.: Не факт. Если критика обоснована. Какой смысл спорить? Велорий в ответ на мою рецензию ранее, кажется, писал, что текст ему самому не нравится. Возможно, гонка за количеством. Хотя тоже не в его натуре. Думаю, это из разряда того, что враз написано, и враз и позабыто. Такое есть у каждого автора. Впрочем, Велорий думаю, на все вопросы ответит. Возможно, сейчас просто не до этого.

ВИЛЬГЕЛЬМ: Банальный вопрос: "К чему выпячиваться на главной странице тогда?.."

НАТАЛЬЯ К.: На главной? Ещё чуднее... Но одно знаю точно, и готова спорить до хрипоты, любая ложь так же чужда Велорию, как и мне. Это честный человек и не менее честный автор!

ВИЛЬГЕЛЬМ: Замечательно Наталья! Тем более, что будет интересно узнать, как честный до хрипоты (без сарказма) Велорий, будет защищать свой "гениальный" текст, - а пока смысла мало для дискуса и опровержений чего-то, из-за этого самого обычного отсутствия главного героя и конечно автора своего "значимого" произведения. Спасибо дорогая Наталья за Ваш оптимизм и строгость в рассуждениях!

НАТАЛЬЯ К.: Я люблю Велория. Не скрываю. Люблю, как учителя, как автора, как друга, брата и даже отца, своего-то я не знала! И я знаю, что он не может солгать. Вот и всё примите, как есть.

Наталья игриво трепет Вильгельма по голове, уходит.
Появляется новая девушка: Тася Шершнева.

ТАСЯ (по-дружески): Отчего вдруг, Вильгельм? И зачем здесь? Мне казалось, что "Индустрия Слова" создана для совместного творчества (я, правда, сужу по двум произведениям, потому что прочесть остальные не удалось пока). Нужна ли здесь критика? Пусть даже во многом справедливая.

(цитирует классика):
«Мы люди бедные, — говорил Рикардо. — Краска на наших дверях облупилась, наши стены выцвели и потрескались, из водостока несет вонью, улицы вымощены булыжником. Но меня душит гнев, когда я смотрю, как вы все это подаете, — словно я так нарочно задумал, еще много лет назад заставил стену треснуть. Думаете, я знал, что вы придете, и сделал краску старой? Мы вам не ателье! Мы люди, и будьте любезны относиться к нам как к людям. Теперь вы меня поняли?" (с) Рэй Брэдбери "Солнце и тень"

ВИЛЬГЕЛЬМ: Честно говоря, Тася, наш Велорий, заслужил эту рецензию по настоящему! Это нормально! Лично был бы рад, если бы что-то подобное происходило в нашем царстве-королевстве. Ничего не залуженного нету здесь...  Дуло в том, что многие, охотники, не знают за чем охотятся! Этот человек редактирует тексты за деньги!!! По крайней мере, так он отзывался! Вот Вам и объяснения. А, собственно вторую часть, думается доработает ВиК (машет в сторону Бульбулятора, тот делает жест руками, который может значить «На меня не рассчитывай!») по желанию, если захочет! (обреченно заканчивает фразу Вильгельм)

ТАСЯ (осуждающее качает головой): "Беда, коль пироги начнет печи сапожник..."(с) -  Так? - Я недостаточно ознакомилась с трудами "Индустрии". Отсюда - недопонимание.

ВИЛЬГЕЛЬМ (протягивает листы): Посмотри!

ТАСЯ (зачитывает): «Анализ полного бреда… Безо всякого удивления обнаружил я намедни в первой строке «рейтинга» опус П.В. «Совесть в маринаде». Прочёл… (с удивлением смотрит на Вильгельма) Дуэль?

БУЛЬБУЛЯТОР (обращаясь к сидящему рядом Мише почти шепотом): Пошли отсюда! Мне еще кое что почитать надо… Тебе тут тоже… Нечего! (делая ударение на «нечего») Вильгельм сам справиться!..

Друзья уходят

ВИЛЬГЕЛЬМ (с тоской глядя на удаляющихся, бросает пренебрежительно): Да какая там дуэль... Когда неумелый учитель, начинает учить ученика, неумело, тем самым давая глупые знания, то это - перерождение культуры. Это как в своё время монахи переписывая книги, и делая свои добавки (случайные), ошибки, приводили дальнейших переписчиков в более закрытую форму восприятий и непониманий нового поколения священослужителей. Кстати, с праздником Вас, Тася!

ТАСЯ: Хороший нынче праздник. Унынию не место в жизни!

ВИЛЬГЕЛЬМ: Вы не знаете какой сегодня праздник?

ТАСЯ: Преображение Господне. Ну, это у православных...


Целует по-дружески в щеку и уходит. Появляется Учитель.


УЧИТЕЛЬ (присаживаясь в свое излюбленное кресло-качалку): Вы хотели со мной поговорить?

ВИЛЬГЕЛЬМ (саркастически): Вы заметили?

УЧИТЕЛЬ: Наслышан… Что ж… Пока нет Вашей восхитительной знакомой, которую мне, почему-то не хочется расстраивать. Даже не знаю почему. Она своей детской наивностью и порывом к правде с одной стороны пугает меня, а с другой вызывает у меня какие-то давно забытые воспоминания… Так вот, Вильгельм, замечания Ваши, на мой взгляд, спорные. Но мне лень спорить. А грамматические ошибки в собственном тексте постарайтесь исправить.

ВИЛЬГЕЛЬМ (с вызовом): Та, о своих ошибках и не говорю - темный лес, но вот Ваши... Хотя, этот публикант, чисто интерес понимания и не более. Да, и еще одно... На счет "спорных возражений"… Нужно защищать свой текст! И верить в него, если это работа!

УЧИТЕЛЬ (глядя поверх очков): Не понял, от кого защищать текст? От вас? (легкая пренебрежительная улыбка)

Разгорающийся спор прерывается появлением Евгении Гут.

ЕВГЕНИЯ ГУТ: Вася! Какой потрясающий рассказ!!! Это в моём вкусе! Может быть даже в некоторой степени и из-за личной судьбы, но над "Анной Снегиной" я рыдала на Урале, ещё не зная своего будущего. Ты в этом рассказе и Бунин, и Чехов, но откровеннее, без романтизации родной истории. Я под сильным впечатлением! Спасибо! Как на родник за живой водой к тебе прихожу!!! Всего самого...

УЧИТЕЛЬ (растерянно пожимает протянутую к прощанию руку): Спасибо, Женечка. К сожалению, не имею времени проводить время на этом сайте. Ни к кому не "хожу" и ничего не читаю. По уши в совершенно других делах. С благодарностью…

Опять появляется Наталья К. За ней заходит еще одна незнакомка: Светлана Лось.

НАТАЛЬЯ К.(декламирует с легкой грустью):
Неизъяснима грусть...
Тяжёлого багета...
Я знаю, что вернусь
Однажды в это лето,
Стрекозы и вода,
Чуть тронутая тиной...
я не сказала "да"
Ты не назвал "любимой",
Годами ждать дождей,
Страдая от удушья
Мазками на холсте,
Смешали наши души...

Прими как есть...Прибило!!!! (подходит к Учителю, тот совершенно растерян)

УЧИТЕЛЬ: Спасибо, Наташа. Этот рассказ почему-то пылится "на полке" и никто его не читает. Наверное, что-то в нём не то и не так...А тебе - спасибо. Этот рассказ - развитие красивой идеи из миниатюры "Трещина". Миниатюру я удалил.

СВЕТЛАНА ЛОСЬ: Знаете, Велорий! На мой взгляд, миниатюру Вы удалили напрасно. В ней только неблагозвучное название диссонировало с жанром. Рассказ, включивший, по существу, Вашу миниатюру и некоторые бытовые зарисовки, интересен и примечателен менее, чем созданная Вами изящная и очень лиричная миниатюра. Вне зависимости от содержания рецензии, с пожеланием успехов ищущему и талантливому автору, с неизменным уважением!

Девушка пожимает руку Учителя.
Появляется Совесть, и все уходят, кроме Вильгельма.

СОВЕСТЬ (кладя руку на плечо Вильгельма): Ну, что?

ВИЛЬГЕЛЬМ (отрешенно) А что?

СОВЕСТЬ: Ничего не хочешь сказать?

ВИЛЬГЕЛЬМ (раздраженно): Ты своего добилась!

СОВЕСТЬ: Но ты же понимаешь, что ЭТО НЕ СТОИТ ТОГО!..

ВИЛЬГЕЛЬМ (не понимая, все также раздраженно): Что «не стоит»?

СОВЕСТЬ (спокойно и бесстрастно): Я разъясню! Ты – автор, причем тот, в которого верят. К тебе приходят, как на праздник. Посмотри, какие светлые рецензии тебе пишут на твоих страницах и сколько людей! Тебя ждут, ищут! И ты! ТЫ!!! Опускаешься до мести через ГОД, после нанесенной обиды?!


Появляется Фосси Паццо, потягиваясь ото сна.
В руках у него маска Голоса Автора. Бурчит себе под нос.
Вильгельм и Совесть не смотрят друг на друга. У обоих потерянный вид.


ФОССИ ПАЦЦО: Ни на секунду двоих нельзя оставить! (надевает маску, берет в руки текст, зачитывает) «Вильгельм молчал. Совести было безумно жалко любимца. Еще ей было безумно жалко себя! На карту было поставлено больше никогда не увидеть лучезарной улыбки того, кто был бесконечно дорог, но… Сказанное было правдой, а она играла роль Совести. Совесть не могла поступить иначе. Это была ее роль! Которую она должна была сыграть блестяще… На мониторе мелькали буквы. На них долго никто не смотрел. Потом, как будто очнувшись, Вильгельм подошел к компьютеру и просто стал читать:

ВИЛЬГЕЛЬМ: «…Был августовский день, кажется 19-е, одного скоропроходящего года. День был в Минске и предрекал осень. Хотя об этом предречении никто его, то есть тот самый день, совершенно не просил…»


(Второй антракт)

ПРОДОЛЖЕНИЕ следует...
Часть Третья - Сцена 7 – «Солнце» и «Мои потерянные корабли» или Так что же главное? - http://www.proza.ru/2009/08/31/794
Сцена 8-ая и последняя - Что же делать лилиям? - http://www.proza.ru/2009/08/31/796

Еще некоторые пояснения от Автора можно почерпнуть:
От автора для героев с ПРОЗЫ.РУ - http://www.proza.ru/2009/08/31/752


* - Ссылка на диалог:

- «Когда шаблоны морщатся над маршем...» (Вильгельм Параной) - http://www.stihi.ru/2008/12/30/2526

- «К «Когда шаблоны морщатся над маршем» В. Параноя…» (Любовь Тарайкевич) -- http://www.stihi.ru/2009/05/12/321