Централ парк, до востребования

 
                (рассказ-блюз)


     Осень наступила внезапно, но пока ползучая жара не унималась, плевать мне было на осень, и вообще на всё…
    Жизнь дала трещину  и трещина эта ширилась и грозила в скором времени  стать Гранд Каньоном, а это зрелище не для слабонервных!
     Засранец Жорик оставил меня ещё в мае, когда понял, что я влипла основательно, и без  дозы  загибаюсь в конвульсиях.         
     Он  выскользнул из моей жизни, как обмылок из мокрой ладони, скромный белорусский парень из Вилейки…Колхозник с незавершённым дипломом, каких немало сейчас шастает по Нью-Йорку. Я думала, что год совместной жизни, если и не обязывает ни к чему, но ведь даже кошку нельзя бросить, как он бросил меня: в неоплаченной квартире, с пустым холодильником…  Нет, не пустым: пять доз, заряженные в одноразовые машинки, он всё-таки оставил.
     Можно было броситься по эскортам, массажам и баням, но это было выше моих сил. 
     Первое время выручали старые связи.  За пару палок, как правило, они давали сотню, старые похотливые кобели.    
    Звонили они беспорядочно, а когда пришло лето, настолько редко, что денег стало хватать исключительно на дозу.
     Наконец, пришли три бугая, назвавшись красивым словом «маршал» и выставили мои скромные пожитки прямо на улицу.
      Жить по-птичьи я не умела, но давно хотела попробовать. Разумнее всего было сразу рвануть в Манхэттен, но
тормозом была доза. Её мне аккуратно привозили в уборочные  дни на гарбич-траке два весёлых итальянца  на угол Уэст шестой и 65-ой  ровно в 11 утра.  Доза висела на рычагах управления снаружи в жёлтом пакете от «Бест-Бай», деньги же я бросала прямо в трак, в чёрном пакете, набитом газетами.  Связь эта была от Жорика, поэтому, когда в один прекрасный день приехали другие весёлые итальянцы, и дозы на рычагах не оказалось, я поняла, что пора двигаться дальше.
       Я поселилась в даунтауне – в Бэттэри Парке. Днём тут людно, c  голоду не умрешь, а по ночам копы не гоняют, как в Централ Парке.
       Тут мне и подвернулся Сэм, рафинированный мальчик, сын каких-то преуспевающих бугров с Вест-Сайда.
       Бруклинских доз мне хватало ещё на  две недели, если совсем не  отлетать, и терпеть до появления первой боли в коленях, поэтому я и не парилась, предоставив всё судьбе.
       Выглядела я неплохо, но морочить голову ему не стала, показала свою тележку с манатками и сказала, что живу на улице. Глаза его так и загорелись!  Он, оказывается, тоже мечтал пожить бомжем.  Но мама с папой не велели.
       В сентябре я поняла, что задержка у меня не из-за героина: скот Жорик  капнул, когда я была в отключке.
        Тогда умница Сэм принёс какой-то «дедушкин порошок».  Дедушка Сэма был  известный в прошлом музыкант, и знавал самих Леннона, Хендрикса и Моррисона. На самом деле это был не порошок, а  цветные картинки, типа почтовых марок.  Картинок было не меряно – целый конверт! А дома, говорил Сэм ещё целая полка таких конвертов!
       - Съешь – и думай, - посоветовал Сэм.
         Я проглотила знак Зодиака «Скорпион» и задумалась о совершенно никчемном ребёнке. И вдруг ребёнок изнутри заговорил!
    «Ну и чего ты тут сидишь? – говорил Ребёнок, - я тоже не шибко хочу такую мамочку, как ты, потаскуха юная! По мне так лучше – в унитаз с головой! Раз – и навсегда!  Ну-ка, марш в сортир!!!»
     И я помчалась в туалет  Ритц Карлтона.  Туалет там из чёрного мрамора и всегда идеально чистый.
     Я заперлась в кабинке, задумалась, но Ребёнок молчал.
     Несколько раз мне стучали в двери, я каждый раз бодренько отзывалась, что бы не позвали прислугу открыть.
      «Чао, бэйби!» - вдруг я услышала голос и  ребёнок из меня вытек!
        Я, не глядя, смыла реактивной струёй что бы там ни было.
        В двери снова постучали. Настойчивее.
        - Секундочку, - снова отозвалась я бодро, но поняла, что хватит меня ещё от силы на несколько минут.
         Наспех протря остатки крови на унитазе, полу и раковине, я выскочила вон и спустя минуту была в объятиях умницы-Сэма.
        Этой ночью он не уехал домой. Я долго спала у него на коленях. Потом мы курили траву, а ночью ввели по дозе и съели по «дедушкиному порошку».
      Было хорошо.
      Статуя Свободы танцевала вальс, ребёнок мой прислал СМС с того света, и ещё пришло письмо от мамы, но его не удавалось открыть, так как адреса у меня не было, такая вот чертовщина: письмо было, а адреса не было! И мы хохотали с Сэмом до упаду.
       А днём мы перебрались в Централ Парк, поближе к его дому, потому что уже стало холодать, да  и чего ему было таскаться ко мне через весь город!
       Всю осень днём мы  бродили по Централ Парку, или 5-ой авеню, опускаясь не ниже Сант Патрика, а ночь я проводила одна в пиццерии «Фамилия» на сотой и Бродвей. Портрет дедушки Сэма в обнимку с Хендриксом украшал одну из стен ресторана. Сэма там знали, и поэтому меня не трогали.
       Вот и зима наступила!  Но зима в Нью-Йорке – не зима вовсе!  Чуток приморозило,  но Сэм не оставлял меня, хотя никакого секса у нас так и не случилось! Мы курили траву. Кололи дозу и  глотали «дедушкин порошок». И были счастливы. 
     После «картинок» было забавно ходить и глазеть на рождественские витрины!  Герои сказок оживали, а порой выбегали из витрин прямо к нам!  Однажды сам Микки Маус с Диснеевского магазина спрыгнул на тротуар, растолкал прохожих и пол часа раскланивался перед нами. Сэм знал нескольких лошадников и за «дедушкин порошок», бывало, нас часами катали на коляске, запряжённой лошадьми.
     А на Рождество мы расположились на берегу озерца, что  на Вест Сайде, напротив Стробери Филдз. Мы уплетали  всевозможные тарияки, суши и сушими, голодные после нескольких косяков.  Потом Сэм откупорил бутылку бренди, и в этот самый момент появился…
     Господи, появился колхозник-засранец  Жорик!
     Как он выглядел!
     Морда рябая и покарябанная, от одежды – одни ошмётки.
     Кроссовки – обмотаны тэйпом, видимо подошва отклеилась совсем!
     Разумеется, меня он не узнал! На мне были дорогие вещи покойной бабушки Сэма, и похожа я была, скорее, на даму из исторического фильма, чем на саму себя!
     - Ну что, гондон штопанный, свиделись! – захохотала я.
     Он вздрогнул.
     Потом обрадовался, узнав меня.
     Ну что ж, от нас не убудет!  Мы дали ему допивать бренди и доедать  джапониз.  Сами же закатили по дозе и приняли по «порошку».
      Жорик быстро осоловел, и видимо забыл, где находится. Он достал член и стал орать, что бы я ему отсосала немедленно! Но тут над озерцом повисла летающая тарелка, я раззявила рот, а когда очнулась, Жорик лежал на земле без сознания. Рядом стоял Сэм с окровавленным булыжником в руке.
     - Надо его в воду, а то поймают и посадят, - сказал он.
      Мы подтащили Жорика к озерцу, Сэм проломал ногой тонкий лёд, и мы сбросили тело в воду.
     Но Жорик не тонул.
    Он даже начал смеяться нам прямо в лицо, строить кукиши, показывать язык, а в завершение всего снова стал трясти своим мерзким членом!
      Мы выволокли его на берег.
     - Надо набить его камнями! – догадалась я.
    -   ОК! – сказал Сэм, задрал Жорику рубаху и распорол ему, как рыбе, живот.
      Я подавала камни, а Сэм их аккуратно укладывал. Потом мы завернули Жорика в наше одеяло, и он плавно ушёл под лёд.
       Мы вздохнули облегчённо, и съели ещё по «порошку».
       Небо осветилось огнями многочисленных дискотек. Только музыка была какая-то неприятная, воющая.  Из-за деревьев вышли здоровенные копы.
      - Это за нами, - сказал Сэм, и метнул из всех сил булыжник в ближайшего.
       Тот увернулся, достал пистолет и выстрелил.
       У Сэма не стало пол головы.
       Тогда я заорала и побежала.
        Я летела, испуганная, как выпущенная стрела давно истреблённых тут индейцев, и ненадёжный нью-йоркский ледок жадно затрещал и стал расползаться у меня под ногами, пугая мирно спящих королевского вида лебедей. Ещё шаг – и я провалилась в чёрную растущую пасть полыньи.  Ещё одна пуля, наверное, просвистела, рикошетом скользнув  ото льда – под водой выстрел показался особенно  громок и отчётлив. Уже не сопротивляясь, я задрала голову вверх и последнее, что увидела – две красные лапы лебедя, прозрачные в лучах солнца, гребли настолько суматошно и по - мультяшному смешно, что я засмеялась, теряя последний воздух…
    Я ещё надеялась на какое-то  прощение и чудо, жаждала этого пресловутого тоннеля и света в конце него, архангела, или чёрта,  но свет померк, и холод становился абсолютным, как и тишина.
  «Мама, мамочка, - подумала я, - пиши, пиши, пожалуйста…  Нью-Йорк, Централ Парк. До востребования, - и  тьма первозданного хаоса охватила меня навсегда.


                (31 августа 2009 г. Бруклин )