Великий поход, глава 7, Лина Бендера

                Глава 7.
                «Звезды предвещают беду…»

                Х                Х                Х

  В Тикурее завершались приготовления к светской и религиозной церемониям бракосочетания.   Молодой правитель Тегурей женился на юной дочери одного из почетных граждан столицы – белокурой красавице Орьге.  Освящение брака должно состояться в Храме Всех Стихий, покровительствующих всему живому на земле.  А население Тикуреи с трепетом относилось к любому проявлению жизни.   В каждом доме обязательно держали  мелкого травоядного зверя.  Считалось смертным грехом намеренно убить даже вредное насекомое вроде комара.  Но, несмотря на оригинальное мировоззрение, тикурейцы чрезвычайно редко болели, и такую неуязвимость перед инфекциями объясняли отчасти здоровым климатом плодородных равнин, но в основном, соблюдением непреложных законов человеческого существования, строго оговоренных в духовных заветах церкви.  Причиной хворей считались грехи, и граждане строго следили за собой и домочадцами, не допуская в повседневность ссоры, сквернословие и тем паче худшего.

  При столь благоприятном стечении обстоятельств тикурейская нация могла бы беспрепятственно плодиться и размножаться, заселяя широкие просторы равнин, но люди отнюдь не стремились бездумно отдаваться на волю судьбы.  Наука астрология считалась одной из самых развитых в стране, и прежде чем обзавестись наследником, семья скрупулезно составляла гороскоп, выбирая благоприятное время для зачатия и рождения ребенка.  Таким образом возможно заранее спланировать не только пол младенца, но и его характер, наклонности, таланты.  Наверно поэтому тикурейцы обладали максимумом достоинств и минимумом недостатков.  Существовали целые династии необыкновенно одаренных мастеров: ремесленников, художников или ювелиров.  Родители стремились приобрести себе ребенка, способного продолжить семейное дело и завершить незаконченное ими при жизни.  Многим приходилось ждать годы и годы, прежде чем звезды предсказывали благоприятное для обзаведения наследником время.  По той же причине множество пар оставались бездетными, не рискуя переступить через табу Небес.  В семьях господствовало воздержание от излишеств, поощряемое церковью, и потому нация тикурейцев не плодилась бесконтрольно, а обширные угодья большей части страны оставались невостребованными.  Однако данный факт вовсе не смущал правительство Тикуреи.  При всем том нельзя было сказать, будто тикурейцы чуждались чувства прекрасного.  Всякое творчество поощрялось, и они умели украшать себя, свои жилища и саму жизнь.

  Иногда случались непредвиденные осложнения, и в семье появлялся незапланированный наследник.  По традиции такой ребенок становился монахом и с юных лет воспитывался как духовный послушник, хотя никто не отрывал его от семьи.  Несмотря на господство духовенства над всеми сферами жизни, власть в стране считалась скорее демократической, нежели тоталитарной, но с твердыми принципами и законами, определяющими смысл человеческого существования.

                Х                Х                Х

  С раннего утра, едва взошло солнце, жизнь в городе закипела.  Люди прибывали в столицу со всех концов Тикуреи.  Стражи порядка прохаживались среди собравшейся под городскими стенами толпы, призывая народ не толкаться в воротах.  Охрана проверяла документы – серебряные пластины с выбитым на них портретом, именем и местом проживания владельца, а затем по одному пропускала внутрь.  Не обошлось без эксцессов.  Несколько жителей отдаленных поселений давно утеряли документы и нахрапом норовили проникнуть неучтенными.  С провинившихся взимали штраф и отправляли к мастерам заказывать новые удостоверения личности. 

   Рагван-оби и Дарин-оту не принимали непосредственного участия в церемонии, но могли, если хотели, присутствовать в храме на благословении.  Наблюдая за царившим на улицах необычным для тихого города оживлением, старший проповедник озабоченно поглядывал на большие часы, отсчитывающие лунные периоды текущего годичного круга.  Неясное предчувствие непоправимой беды томило его, и он не мог понять, откуда оно взялось, что послужило причиной…  Может, это связано с калимпонгами, и появление девочки только подстегнуло таившиеся в глубине души опасения относительно полулюдей?  Вполне возможно, но Рагван-оби готов был поклясться, что нараставшая в нем на первый взгляд беспричинная тревога имеет подспудную причину гораздо более важную…  Наверно, надо сходить к Верховнику и посоветоваться, но неловко отрывать от важных дел вечно занятого человека…
- О чем задумался, дорогой брат? – тронул его за плечо Дарин-оту.

- Что?  Да, есть немного.  Но об этом после, после…

- У меня тоже… - Дарин-оту немного помялся. – Нужно было рассказать еще в прошлый раз, но столько хлопот разом навалилось, и вот, память подвела.  Непростительно!

  И в подробностях поведал, о чём прочли в звездных картах монахи - астрологи.

- Звезды предвещают беду, Рагван-оби.  Я думал, может, Хи-орги ошибся и велел ему проверить расчеты повторно.  Они составляли новые карты три раза, и постоянно выходил один и тот же результат.

- Ах, и ты молчал! – с упрёком покачал головой старший проповедник.

  В Тикурее очень серьезно относились к предсказаниям звезд.  Небеса никогда не ошибаются, как оно свойственно людям.  Нужно лишь уметь правильно прочесть написанное на страницах небесной книги.  И монахи - астрологи хорошо умели листать звёздные страницы.
   
                Х                Х                Х

  А между тем безмятежно настроенная страна приветствовала царственных молодоженов.  Тегурей, год назад принесший присягу верности государственному престолу, сочетался браком с очаровательной Орьгой, любимицей горожан.  Доброе сердце, щедрые пожертвования на храмы и благотворительность в окраинных кварталах снискали ей всеобщие симпатии, а поскольку добродетель ценилась тикурейцами превыше прочих человеческих качеств, то молодому Тегурею не пришлось утруждаться выбором невесты. 

  И вот сегодня, в первый день восходящего ночного светила таинство бракосочетания наконец свершилось, и горожане, которым не хватило места на улицах и у храма Всех Стихий, высовывались из окон, свешивались с крыш домов в едином стремлении увидеть жениха и невесту, когда те с кортежем поедут по городу, приветствуя подданных.  Ради такого случая власти разрешили привести с равнин самых мирных и послушных ловов, чтобы звери торжественно прокатили молодоженов по улицам на парадной колеснице.

  Оккупировав лоджии келий, послушницы женского монастыря при храме Всех Стихий не спускали напряженных взглядов с широких подъездных ворот, которых новобрачные не минуют, въезжая для принятия благословения от Верховного Жреца всех культов Ханор-агу, и чтобы поклониться статуе Света и Тьмы.  Так полагалось, и молодожены всех рангов и сословий обязательно посещали основные храмы в день своего бракосочетания.

  Мать - настоятельница Хамида тоже смотрела с балкона вниз, одной рукой придерживая отданную на ее попечение молоденькую самочку калимпонга, норовившую просунуть голову сквозь прутья решетки на улицу.

- Хонга, сколько раз тебе говорить?  Ты застрянешь, как в прошлый раз, а мастеров сегодня нет, все ушли на праздник.  Просидишь весь день, так и учти.  Посмотри, вон и платье снова испачкала.  И где только грязь находишь?

- Не пачкала я, оно само.  А невесту увидим?

- И невесту, и жениха.  А лгать нехорошо, дорогая.  Платье никак не испачкается само, если ты ему не поможешь.  Вот, кажется, едут.

  В глубине улиц  послышался нежный перезвон свадебных колокольцев. Запряженная ловами разукрашенная колесница плавно вкатилась на площадь.  Толпа следовала за ней на почтительном расстоянии. И тут произошла небольшая заминка.  Не привыкший ходить по гладкой мостовой, один из ловов поскользнулся.  Колесница угрожающе накренилась.  Зрители тихо, единым вздохом, ахнули.  Но погонщик, натянув вожжи, сумел виртуозно выровнять кортеж.  Пассажиры остались внешне невозмутимыми.

  Необыкновенно красивой парой были новобрачные: оба высокие, светловолосые и неуловимо похожие друг на друга.  Большинство тикурейцев по праву могли считаться очень светлыми, почти белокурыми блондинами, и лишь немногое имели темный цвет волос, но не кожи.  Невеста, казалось, не шла, а словно парила в воздухе в легком небесно - голубом наряде, причудливо расшитом звездами и диковинными цветами.  Впрочем, роскошь платья ни в коей мере не затмевала ее красоты и обаяния.  Кудрявая светло-русая борода жениха не скрывала правильных благородных черт одухотворенного праведной верой лица.

  Затаив дыхание, люди  за воротами ожидали, когда закончится короткая церемония в храме.  Никто не произнес ни слова, никак не прокомментировал заминку ездовых ловов у ворот.  Но подумали об одном и том же: нехорошая примета в столь важном деле, как бракосочетание правящей четы.  Стояли и слушали чудное пение под аккомпанемент хрустального перезвона колоколов, возносившегося к Небесам и широко разливавшегося за стеной города по равнине.  Никто не уходил, и когда раскрасневшаяся от счастья пара снова показалась в воротах храма, вперед протолкались мастера - ювелиры, держа на расписном подносе изумительной работы ларец с драгоценными украшениями.

- Здесь не простые камни, - пояснил один из самых уважаемых в городе мастеров. – Это привезенная с далекой, уже несуществующей земли шкатулка много веков хранилась, надежно спрятанная в подвалах монастырских келий.  Изготовившие ее люди обладали необыкновенными знаниями и способностями, давно нами утерянными, но шкатулка сохранила магическую силу древнего неземного культа, и с каждым прошедшим годом накапливала ее в себе.  Ларец стоял, никому не принадлежавший, и дожидался своего часа.  И вот время пришло.  Пусть им владеет добрейшая и невиннейшая из смертных, и в процессе жизни откроет для себя и людей волшебные свойства удивительной шкатулки.

С этими словами мастер вручил ларец первой владелице, и на том церемония у храма Всех Стихий завершилась.  Колесница покатила дальше, монастырская площадь постепенно пустела, но люди не заметили того, что бросилось в глаза стоявшим на балконе кельи.  Один из ловов, который поскользнулся, едва заметно прихрамывал.

- А что, разве у костра танцевать не будут? – пытаясь выдернуть застрявшую между прутьями голову,  разочарованно поинтересовалась Хонга. 

  Девчонка успела настроиться на долгое завлекательное зрелище, к которым по складу характера склонен каждый калимпонг.

- Необходимое проделано, и достаточно, - сурово проговорила мать Хамида, умело вытаскивая ее голову из капкана. – И все таки, какая ужасная примета для свадьбы!  Что-то должно случиться, если меня не обманывают предчувствия…

- А когда есть будем? – поинтересовалась Хонга, сбив настоятельницу с показавшейся очень важной мысли.

  Озарение ушло безвозвратно.  Повседневные дела затянули, заставляя работать руками, а не головой…

                Х                Х                Х

  За несколько проведенных в обществе маленькой гостьи дней старая монахиня сделала  важный вывод: калимпонги с большим трудом поддаются очеловечиванию, - и посочувствовала нелегкой доле трудившихся на равнинах проповедников.  Девчонка постоянно рвала и пачкала одежду, находя грязь везде, где только можно и даже где ее нет.  Нередко ее заставали спящей с голым задом и натянутым на голову подолом платья.  Но некоторые особенности быта тикурейцев она усваивала, что называется, на лету.  Например, ей очень нравилась приготовленная в мисках пища, которую можно есть до отвала.  И украшения – ими она обвешивалась с головы до кончика хвоста, и мать Хамида вынуждена была отобрать у нее побрякушки.

  За время пребывания в гостях самочка калимпонга заметно подросла, поправилась и часами простаивала у зеркала, любуясь собственным отражением.   Будь ее воля, настоятельница вынесла бы из кельи зеркало, если бы сумела оторвать от стены.   Однажды монахини застали  девчонку взбрыкивающей около стола, вокруг которого она пыталась плясать за неимением поблизости праздничного костра.

  Однако рано или поздно пребыванию в гостях приходит конец.  Через два дня Рагван-оби и Дарин-оту выезжали на равнины.   Это сообщение вызвало у Хонги приступ бурного ликования.  Честно говоря, ей начинало надоедать в чужом городе, где жизнь  обитателей подчиняется строгому распорядку.  Новизна впечатлений постепенно стиралась, и Хонге вновь захотелось на равнины, на простор.  Там можно сбросить надоевшее, стесняющее движения чопорное платье и помчаться галопом по мягкой траве, громко вопя от избытка чувств и переворачиваясь через голову.  Кроме того, она соскучилась по соплеменникам: отцу, бабке, Хотонгу.  Больше всего, конечно, по вождю.  И тревожные мысли об Ошкуе и Скароне и их кознях отошли на задний план, как всегда случается, если опасность, отдалившись, перестаёт быть актуальной.