Орлы в неволе не размножаются

2009 - 2012

Мимолетные путейно-житейские заметки.


. Стою на перроне, курю. Чем еще заняться? Нужно убить полчаса, оставшихся до отхода поезда. Краем уха слышу галдеж в кучке пассажиров, столпившихся у еще закрытого, ближнего вагона. Тема разговора у разношерстной кучки мне не совсем понятна. В этот вагон можно, в те тоже, а в последний - нельзя. Может я пропустил что? Неподалеку стоящая женщина, поймав мой взгляд, поясняет, что последний вагон купейный, и если накинуть десятку гривен к уже купленному билету, то можно и проехать «купейно». Смотрю на заветный последний – в отличие от других, дверь рабочего тамбура открыта. Есть шанс спокойно поспать пять часов, подрываю на плечо рюкзак и не спеша, пыхкая сигаретой, направляюсь в хвост поезда. Я в двух шагах, и тут по ступенькам сползает пузатое тело. Мочалка крученых черных волос срослась с форменной фуражкой, характерный нос и черты лица не вызывают сомнений. Передо мной сын кавказских гор, гордый орел, в каждом глазу фраза: «Дэнги сам пришёл». Автоматом в голове проносится старый анекдот: У кавказца на рынке спросили – почему им дома не сидится, почему расползлись по миру, как тараканы? Ответ потрясен:
- Здесь мы работаем, а на Кавказе у нас офис.
Достаю билет, сверху кладу десятку. Умеют они, отработали мимику.  Глядя в сторону, как будто нет до меня дела, с выражением на лице, типа: «Не хочешь – не бери», спустившийся с гор сын гордого народа, ставший проводником, сквозь щелку мясистых губ цедит:
 - Нэт, ти што? Двадцат.
Но тут на ступеньках появляется второй проводник, при появлении которого, жгучий брюнет поворачивается ко мне спиной. Второй и по возрасту старше, и на лице признаки предков – запорожских козаков. Молча, берет билет и деньги, жестом указывает в проем двери. Я загрузился. Курить уже не хочу, стою у окна в малом тамбуре, наблюдаю, как цепочка людей на перроне передает посылки и передачи за наличные. Когда с грохотом тронулись, я уже в купе – созерцаю пестро одетую даму, совмещающую чтение дорожного романа и щелканье семечек. По скорости перелистывания страниц, примерно определяю: три слова – семечка. (Или читает медленно, или через силу пересматривает буквы).
 Почти час пути. Курю в нерабочем тамбуре. В окне задней двери зрелище гораздо интереснее, чем в боковых окнах. Откуда-то, из под брюха качающегося вагона, с шипением и повизгиванием, вырываются рельсы.  Они остаются лежать, впечатанные бетонными шпалами в щебеночную насыпь. Помню, когда в детстве, впервые увидел эту картину, представил себе, что впереди тепловоза раскручивается огромная катушка, на которую эти самые рельсы намотаны. Улыбнуло, но и от воспоминаний, и от окна отвлекла ввалившаяся компания. Их пятеро. Душа компашки – Жека в мешкообразном джинсовом комбинезоне с огромными оттопыренными карманами, из которых торчат две бутылки пива. Перегар от вошедших явно водочный. Ржут, гогочут, дружно закурили. Жека возмущается по поводу закрытого туалета, все спорят о протяженности санитарной зоны. Ему, видать, уже не в терпеж, но молодому организму и здоровому мочевому пузырю под силу очередная порция пива. Не проходит и минуты, как яростный любитель пива, пританцовывая, вновь бросается к закрытому туалету, затем бежит к проводнику. Компания закуривает по второй. В тамбур вваливается раскрасневшийся Жека с еще одной откупоренной бутылкой пива.  Материт проводников, санитарную зону и какую-то Зинку, что-то не давшую, накануне вечером. Все ржут. Видно переполненный пузырь прибавляет креативного интеллекта. Особо страждущий рвет ручку задней двери и …. Вот удача! Она открыта. Я уже предвижу предстоящую сцену и подумываю покинуть тамбур, но продолжение действия слишком скоротечно. Жека, широко расставив ноги, расстегивает зиппер, один из приятелей держит его за лямки на спине. В этот момент ссыкун теряет равновесие и, прогнувшись, нависает над убегающими рельсами. Еще две руки его приятелей моментально ухватывают перепившего за рубашку. Четвертый также пытается дотянуться, но места у двери слишком мало. Вагон качнуло, и вот уже висят двое. Жека  совсем горизонтально, а тот, кто держит его за лямки уже над ним. Четвертый, упираясь ногами в приятелей, держит второго за пояс. Сам не помню, как оказался в этой куче. Левой рукой держусь за открытую дверь, правой за джинсы нависшего над Жекой парня. Торможение состава помогло – рывком припечатало всех к противоположной стенке тамбура. Жека, с раскрасневшейся, ошалелой физиономией, все еще проводит манипуляции с обмоченным комбинезоном. И только теперь замечаю перепуганный взгляд горного орла в проеме двери.
 - Ти шьто? Тэбэ харанит, мэня тьюрма. Зачем такой делать? Сиди, пей купе свой. Я туалет сичас аткрою.
 Дважды отказавшись от «опрокинуть стопарик» с бурной компашкой, заваливаюсь спать на верхнюю полку. Может любимая дорожная книга поможет забыть мимолетное приключение.

  Спустя несколько минут замечаю, что взгляд сверлит страницу книги, не замечая букв. Бывает такое – сколько не возвращаешься к тексту, а сосредоточиться не можешь. В голове засела фраза: «Орлы в неволе не размножаются». От кого услышал? Конечно же, помню – от Алика. Тогда упитанный дагестанец угощал нас своими фирменными пельменями. Его взяли в еще строящийся ресторан шеф-поваром. Тогда у нас с обедами проблем не было – кухню мы оборудовали в первую очередь. Видел своими глазами волшебное «действо» - производство начинки для пельменей. Именно начинки, а не фарша. Помню пропорции – такое трудно забыть. На килограмм говядины еще по килограмму курятины и свинины. На три кило мяса – три кило лука, соль, перец. «Сол и перец не на глаз. Сол и перец на доску сыпать надо. И на этой доске мелко все резать ножИком. Никакой мясорубки – толко нож. Мясорубка из мяса сок выдавит, а после нож мясо сочное остается». Затем измельченные, обвалянные в соли и перце ингредиенты Алик заливал в миске кислым домашним молоком и ставил в холодильник. Тут же доставал такую же миску, но помещенную в холодильник днем раньше – начинка промариновалась в кислом молоке сутки, тщательно перемешивал и уже после начинял пельмени. Они действительно были сочными, но по-мужски большими. Наверное, сказывалась привычка готовить огромные манты. Со временем узнал Алика поближе, стали «разговоры разговаривать». Где его только не носило, кем только не работал, а стремился только к одному – открыть свое дело. Пусть шашлычную, или пельменную, но непременно свою. Не работать на хозяина, а только на себя. Месяцев через шесть примерно мы отмечали Алика день рождения. Отмечали скромно – только те, кто объект готовил к сдаче. Алик тогда всех удивил своими шашлыками. Куски мяса вместе с луком мариновались ночь все в том же кислом молоке. В миску с маринованным мясом чудо – повар насыпал муки и специй, перемешал и нанизал на шампура, чередуя мясо, кольца лука и помидоры. А потом…  А после мы уже глаз не отрывали от мангала. Постепенно вращая шампура, Алик не выпускал из правой руки самодельную кисть из куриных перьев. Ее он макал в жидкое тесто на кислом молоке и продольными мазками смазывал подрумянившееся мясо. Это, как в кляре, только на шампурах тесто обжаривалось слоями. Главное, чтобы не пригорало. Уже приготовленный шашлык с шампура снимался цельным длинным батончиком, укладывался на тарелку  рядом с огромным пучком зелени. Гора тонкого холодного лаваша и строй уже откупоренных бутылок с сухим вином – вот и весь стол ко дню рождения. Мы, заведенные головокружительным запахом во время приготовления, с трудом отвлекались на тосты за здравие именинника. И где-то после четвертого, или пятого тоста Алик сообщил, что уходит с этой работы. В подробности не вдавался – все и так понимали, что оплачивался талант повара скупо. Тогда и сказал именинник ту фразу, глядя, как играют лучи солнца в стакане с янтарным вином: «Орлы в неволе не размножаются. Нужно думать, что потомкам оставить».
   После я его часто встречал на рынке. Он всегда громко подзывал меня к своему прилавку и, взвесив то, что мне приглянулось, обязательно клал в сумку что-то еще сверху. Потом с рынка пропал. На его торговом месте уже стоял другой продавец. Лишь несколько лет назад я узнал, что Алик взял в жены местную девчонку и перебрался на ЮБК. Поваром.
Искренне – удачи ему.