Отрывок из моей повести талая вода

Глава 1

Вечер в медицинском институте, истлевая страстями, набирал силу. Малый, но уютный зал едва вмещал всех желающих. Играл духовой оркестр. Так уж повелося издавна по традиции, что студенты противопоставляли ему электронную музыку. Пренебрежение данью моды утвердило за ними не весьма лестную репутацию. Их, в шутку или всерьез, стали называть «старыми девами». Но эта часть общего студенеского сословия мало обращала внимание на заклятие общества.

В ответ она «привораживала» к себе солидную половину военного гарнизона «М». Среди них, в основном, были курсанты училищ. Шефство военных над медицинским институтом незамедлительно потребовало ограничения штатского контингента.
Сегодняшний вечер несколько послаблял традиции. Как выяснилось, он посвящался «дню открытых дверей».
Петров оказался здесь чисто случайно и не потому, что «открывались двери», а просто из обычного человеческого интереса к здешней публике. Хотелось самому убедиться в бытующем мнении о будущих эскулапах.
Как ни странно, он, будучи курсантом, за долгие годы учебы так и не удосужился ни разу посетить избранную касту.
В этом повинна была неприязнь пехоты к морякам, к числу которых принадлежал Петров. Появление его здесь в штатском не вызвало эмоций у противоборствующей стороны.
Среди сторонников эскулапов преобладали выпускники училищ, которым позарез требовались спутницы жизни.

На вечере присутствовали и будущие выпускники школ, которые намеревались связать свои судьбы с поприщем медицины. Держались они в стороне со свойственной для данной ситуации скромностью. На их фоне отчетливо проступала надменность здешних обывателей, средний возраст которых превышал цифру двадцать пять. Контингент студентов-медиков состоял в основном из числа тех, кто уже прошел лечебную практику.
Петров особо не увлекался танцами, так как считал это развлечение напрасной тратой сил и времени. Он предпочитал прогулки по вечернему городу и музыку в исполнении военных оркестров. Его появление здесь оправдывалось желанием приобщить себя в этот вечер к духовным богатствам. Пробравшись в дальний угол зала, где свет прожекторов и ламп доставал его в меньшей степени, он впал в меланхолическое созерцание.

Играли в основном старинные вальсы. Надо отдать должное медикам за их поклонение этому виду искусства. И в самом деле, разве можно воспроизвести мелодию, скажем, вальса «Оборванные струны» или «Крестьянка» каким-либо другим музыкальным оркестром, если не духовым, да еще и в испсййении военных? Нет! В нем чувствуется дисциплина не только в самой организации, но и в исполнении каждого музыкального знака. Здесь фальшь недопустима. Объявили «Дамский вальс». Девушки очертенело бросились в первую, очередь к тем поклонникам, у которых сияли на рукавах, начищенные до зеркального блеска четыре галуна, - предвестники ближайшего выпуска из училища. Такое явление вполне объяснимо и традиционно не только в стенах этого учебного заведения.

Петров не вызывал ничьего интереса, да и сам не желал благосклонности к своей персоне. Его волновала только музыка и удовлетворение любопытства. Со стороны хорошо про-сматривалась некая опошленность современностью старинных шедевров. Движения, идиотские ужимки, развязность, фривольности, не соответствующие интимности, противопоставлялись чарующим и разгоняющим по спине «мурашки» звукам и настроению. Кроме всего прочего, шум и гам мешали духовному наслаждению.
Вальс закончился неожиданно, как это и свойственно ему. Какое-то мгновение танцующие недоуменно пожимают плечами и разочаровано устремляют свои взоры в сторону музыкантов, те, в свою очередь, на капельмейстера. Тот неумолимо отвергает желания, но впадает в форс-мажор и, после некоторого замешательства взмахивает дирижерской палочкой. В обезумевшую от напряженного ожидания тишину вновь полились вдохновенные чары музыки. На этот раз устанавливается атмосфера проникновения в музыкальную гармонию.

Петров повернулся к окну, сквозь вспотевшие стекла которого проглядывались размазанные черты родного города. Неожиданно подступила легкая грусть. Нахлынули безудержным потоком воспоминания прошлых, подходивших к концу, беззаботных курсантских лет.
На улице буйствовала весна, а здесь, в студенческом зале, трепетала последними остатками юность. Всего-то немного остаюсь её: месяц, другой и... Быть может, это обстоятельство и склоняло сейчас Петрова к мятежным раздумьям. Прошли тернистой военной дорогой четыре года его жизни, и чего только не было в этом отрезке времени: и учеба, и общественная работа, и радости, и печали, и невезения в личном плане. До сегодняшнего вечера так и не был сделан сердечный выбор. Все было как-то недосуг.

Петров - очень эмоциональная и легко ранимая натура и с людьми сходился осторожно и долго. Малейшая фальшь в них распознавалась почти мгновенно. Не мог он заставить себя по-кривить душою или пойти на компромисс со своими чувствами. Петров всячески избегал случайных встреч и знакомств. Но если с кем-то сходился, то навсегда. К сожалению, людей мало-мальски соответствовавших, хотя бы приближенно, его идеалу, не оказалось рядом на протяжении этих лет. Друзья детства были, а друзей юности, как ни печально, не было.
Возможно, то обстоятельство, что Петров был намного старше своего окружения и выглядел внешне солиднее своих лет, ложилось в основу его строгой разборчивости в них. Как ни странно, в его-то годы (а их не так уже и много, где-то за двадцать пять) на его висках уже красовалась седина. Она и привлекала, и отпугивала многих. Некоторая загадочность его натуры, обаяние и кажущаяся на первый взгляд недоступность без труда уживались в нем, подчас доставляя ему массу огорчений.

Своими рассуждениями, умом, логикой мышления Петров располагал к себе, вызывая доверие в общении. Среднего роста, нормального телосложения, с вихрастым черным, преждевременно тронутым сединою чубом, карими глазами и античным носом, он повергал многих поклонниц в смятение. Форма придавала ему особую привлекательность и стать.
Здесь Петров мог бы найти приют своему сердцу, и не исключена возможность, что прозрение чувств влекло, вольно или^невольно, в обитель «старых дев». Военная форма, с теми же четырьмя «козырями» на рукаве, могла «сработать» мгновенно в объятиях «дамского вальса», по этот подлог не приемлем для чувств Петрова. Стоя возле окна, он подвергал девичью мораль самому строгому осуждению: «Неужели здешние девы так беззастенчивы в своем выборе? Неужели их мало интересует то, что скрывается за шиком и блеском, за мундиром и галунами? Нет, это не по мне!» - твердо решил Петров, намереваясь покинуть фарисейское сборище.

Вальсы следовали один за другим с коротковременной паузой. Пары не успевали дойти до своих мест, как их захлестывала новая волна чарующих звуков. Казалось, что это не танцы, а соревнование на выносливость. Каждому вальсу предшествовало все то же пресловутое объявление его «дамским».
Пробиться сквозь пришедшее в экстаз танцующее месиво было практически невозможно. Петров выжидал удобного момента. Он по-прежнему стоял у окна и любовался вечерним городом, лишь изредка бросая косые взгляды в зал.

Неожиданно к его плечу кто-то осторожно дотронулся, а следом как-то неуверенно послышалось:
- Можно Вас пригласить на танец?
Петров обернулся, с трудом утихомиривая мысли. Перед ним стояла полная смущения девушка, с поджатыми в бантик алыми губами, с маленьким аккуратным носиком, по обе стороны которого были разбросаны симметрично рыжие веснушки, и массивными, не соизмеримыми с круглым личиком, очками.
Сквозь линзы на него несколько смущенно и умиленно смотрели резко очерченные тушью глаза. В них светилась робкая искорка надежды. Петров согласился, но только после короткого диалога:
- Извините, как Вас зовут? - полюбопытствовал он в желании узнать человека, который первый за весь вечер отдал предпочтение штатской форме.
-.Лида, - бесхитростно ответила девушка. А Вас? -Для Вас я, наверное, буду М.Г.
- Что, так и зовут Вас, «ЭМ», «ГЭ»?
- Да, так и зовите, если в этом возникнет необходимость. Петров явно хамил, чего он себе никогда не позволял.
Видимо, обстановка навеяла и ожесточила неприязнь ко всем здешним обитателям. Лида тоже не была исключением, но шутливая интонация в голосе Петрова не позволила девушке усомниться в злонамеренном кощунстве, и еще в большей степени растормошила любопытство.
- Странно, - протянула она, - впервые слышу такое имя. Доля иронии проскользнула в ее устах.
- Нет ничего проще, - открылся Петров, - просто Михаил Григорьевич.
- А Вы что, уже записались в старики? - съехидничала девушка, - или просто - в цене?

Лида, оказалась из того десятка, которые не прочь и сами, в подходящий момент, поглумиться над невеждой. Хотя Петров и не принадлежал к этой категории, однако получил хороший урок. Девушка в свою очередь приняла к сведению никчёмность изощренности диалога. После некоторой молчаливой паузы Петров все же решился задать девушке мучивший его вопрос:
- Скажите, Лида, честно, без всяких обиняков, - почему Вы, да извините за бестактность, пригласили меня, штатского человека, а не с лампасами? Ведь это у вас здесь процветает!
Лида, было, вспыхнула, и это отчетливо проступило на ее и без того румяных щечках, лукавым огоньком, но тут же хладнокровно заметила:
- У кого это, у вас?
Петров нашелся не сразу. В своем вопросе и поведении девушки он обнаружил несуразность, что заставило его уступить позицию.
-^у, не у Вас лично, а вообще...

Здесь уже Лида не сдержалась и дала волю эмоциям:
- «Вообще» меня не интересует и не касается. Есть и такие! - Девушка обернулась в зал и кивком головы показала неучтиво в сторону танцующих.
- Вон они, кобылицы! Я ведь и сама их презираю. Им кого угодно, лишь бы вояка!
Совпадение мнений сближало Петрова с Лидой, но не настолько, чтобы он мог продолжать свое пребывание в обществе. Его звали весеннее благоухание и напоенная талой водой тишина. Хотелось бежать навстречу своей последней в этом городе весне, отречься навсегда от чуждой, изнуряющей душу философии заведения «старых дев».
Весна, и только она овладевала всеми клетками тела Петрова. С ее приходом он витал, как пчела у полевого цветка. В приоткрытые окна струилась вечерняя прохлада. Она будоражили сознание, воспаляла чувства и звала куда-то. Едва дождавшись перерыва, Петров стремглав выскочил на улицу.