Жизнь - игра

               До приезда в Австралию слышал такое мнение, что там люди спят на ходу.         
               И действительно. Тут такая сытость, такой покой, что глаза слипаются.
               Но не у всех. Попадаются такие неугомонные, которых австралийское снотворное не берёт.
               И вот их-то тихая и ровная австралийская жизнь, вздыбившись вдруг, может так прокатить по крутым горкам, что дух перехватит.
               Я – из таких.
               Я – игрок.
               Кто не знает, что это такое, того Бог миловал. Ну, а тот, кто сам примерял доспехи рыцаря Фортуны, лишь посочувствует мне. Для приличия. А потом подмигнёт.
               Люди наивно думают, что игроки играют только ради денег. Чушь. Если бы это было так, все игорные дома разорились.
               Играют ради тех чудных мгновений, когда Фортуна соблазняюще смотрит тебе в глаза, – только протяни руки...
               – Кому-то достался драчун, кому-то – пьяница, а мне, вот, игрок, –  сокрушалась моя жена, – и не известно, что хуже.
               Она водила меня к разным там психологам, но они только руками разводили. Дескать, заболевание наследственное, ничего поделать не можем.
               А насчёт наследственности они правы. Мой родитель был помешан на петушиных боях. А деда, знаменитого бегунка*, до сих пор поминают ветераны ресторана 'Бега', что при Московском ипподроме.
               Жена не успокоилась и потащила меня к ворожее, приговаривая:
               – Уж она-то тебя, тронутого, вылечит от бесовского сглаза.
               Ну, к ворожее, так к ворожее. Я очутился в тёмной комнате, заполненной какими-то странными вещами. На столе чадила свечка. Рядом зеркало и тарелка с водой. Из темноты возникла старуха с котом на плече. Она принялась бормотать и дуть на воду.
               Я было почувствовал себя не в своей тарелке. Но она выложила на стол... колоду карт. Не знаю, от какого сглазу она собиралась меня излечить, но мои глаза засверкали.
               – Перебросимся в картишки, бабуля? – предложил я, встрепенувшись.
               Она сгребла карты и стала меня выпроваживать. Почуяла старая ведьма, чем пахнет. Я бы её так заворожил, что она распрощалась бы и со своими бесовскими причиндалами, и с котом.
               – Горбатого могила исправит, – проворчала она мне в спину.
               
               Так бы я и протянул ноги за карточным столом, если бы не переехали в Австралию.
               Но и тут не всё пошло гладко.
               Слоняясь по Мельбурну, я заметил вывеску: пожилой джентельмен в шляпе, а вокруг – карты веером. Сердце моё ёкнуло. Однако я уже дал зарок начать здесь новую жизнь.
               Долго крепился.
               Но этот старичок в шляпе, – очень похожий, между прочим, на моего деда, – подмигивал мне с каждого перекрёстка.
               В один прекрасный день я и не заметил, как ноги сами принесли меня под ту вывеску.
               «Взгляну, что это за штука, и уйду», решил я, хотя хорошо знал изнанку этой предательской мысли.
               Зашёл, взглянул. Вижу, дело не по мне. Мура какая-то.
               Ведь в картах как? Там нас трое: я, соперник и Фортуна.
               Фортуна –  Фортуной, но и самому соображать надо. Свои ходы просчитать, намерения соперника предугадать. Осязать надо его замыслы.
               А попадаются такие асы, они сами твои мысли прочитывают. Да что там мысли, они в душу тебе впиваются. Так загипнотизируют, так заворожат – сам себя не чувствуешь. Делаешь то, что они от тебя ждут. Против воли. Куда уж там до них той старухе с котом.
               Тут тебе и математика, и психология. Наука, короче. И искусство тоже. И тест на ум и характер.
               А здесь, что? Сидят, таращатся на экран и дёргают ручку, как роботы. Как у кого-то жетоны посыпятся с грохотом – остальные чумеют. Начинают так отчаянно дёргать ручку, будто от этого зависит их судьба.
               – Ох, и дурят нашего брата, – посочувствовал я австралийским коллегам. Пора, думаю, когти рвать отсюда.
               Но что-то удерживало меня. Чем дольше вглядывался в экран, тем явственнее в мелькающие фигурах мне чудился скрытый смысл. Нутром почувствовал, что загадка разрешима.
               
               И началось...
               Каждый вечер я нырял в табарет. Часами дёргал ручку и записывал выпадающие фигуры. Бессонными ночами просчитывал возможные комбинации.
               Я высчитал-таки ту хитрую вероятность, при которой машина сама не проигрывает, но и не даёт потухнуть азарту игрока.
               Кажется, мне даже удалось вывести формулу беспроигрышной игры. Но экспериментальная проверка формулы требовала баксов, и не малых. Как говорят, астрономических. А я и так второе, и, может быть, уже третье своё пособие по безработице ухлопал на эти исследования.
               Дело безнадёжное, ослу понятно. Но как остановиться?
               Этот дедуля с рожками под шляпой, то и дело нашёптывал мне на ухо:
               – Следующая игра твоя.
               Исхудал я. И это в Австралии!
               Глаза стали, как у того кролика, что общается с удавом. Сны – не сны, карусель мелькающих фигур на экране.
               Жена причитает. Проклинает и австралийские злачные дома, и меня, и свою злосчастную судьбу.
               А дети! Их укоризненные взгляды было особенно тяжело переносить. Достался же им папаша, как и мне в своё время.
               
               Как-то раз объявился мой дальний родственник, давно проживающий в Австралии. Жена ему тут же о нашем горе.
               – Клин клином вышибают, – изрёк родственник и предложил мне попробовать то, чем он сам занимался много лет.
               Он был золотоискателем. Его увлекательные описания жизни 'ловцов удачи' и легенды об их потрясающих находках заинтриговали меня. Он показал золотой самородок.      
               Этот самородок в форме карточной фигуры пики окончательно пронзил моё сердце. Я загорелся.
               Родственник посоветовал мне испытать судьбу в Балларате*. Жена согласилась не сразу.
               – Хрен редьки не слаще, – сказала она, но потом махнула рукой. –  Езжай хоть в Балларат, хоть в Антарктиду, хоть к чёрту на кулички, только подальше от этих проклятых табуреток, – благословила она меня.
               Насобирали деньжат. Долго пришлось клянчить. Там-сям, у того, у другого. Если давали, то, скорее, из сочувствия к моей жене. Под честное слово, под процент, под залог.

               Я застолбил участок. И всё с начала...
               Я как крот зарывался в землю, выползая из норы лишь глубокими сумерками. Вскакивал под свист предрассветных птах, – и в нору. Черенок кирки отполировался до янтарного блеска, а мои ладони – лучше не видеть. Красная глина и песок намертво въелись в кожу. Робинзон Крузо выглядел бы рядом со мной изысканным денди. Пещерный человек признал бы во мне своего брата.
               Вскоре участок стал смахивать на театр боевых действий. Штольни – окопы, карьеры – бомбовые воронки, траншеи, брустверы…
               Шла битва. За метры проходки, за тонны породы, за миллиграммы металла и, Бог знает, за что ещё.
               А противник кто? Чарующая Фортуна? Чёрт рогатый? Я сам?
               Впрочем, какая разница! Всё – одно. Выбор сделан. Мною сделан.
               Мне уже потребовалась нить Ариадны, плутать начал в лабиринтах подземных ходов. Вот если бы я копал в прямом направлении на юг, прорыл бы, наверное, туннель до Тасмании. А если на север, – докопался бы до сказочных кладов индийских махараджей. Но в Тасмании ловить мне было нечего, а золотой клад я надеялся найти на своём участке.
               Поначалу мне в каждом куске породы чудился самородок. Я кожей ощущал дыхание подземной Фортуны. Но она оказалась такой же неуловимой кокеткой, как и её наземная сестрица...

               Прошли месяцы, а в моей мошне скопилось золотого песочка столько, сколько соседи намывали за несколько недель. Мне выпал участок, что в покере называется закрытым мизером. Но, в отличии от карт, он не сулил выигрыша. Похоже, здесь не то, чтобы самородка, ржавого гвоздя не сыщешь. Мой пыл начинал иссякать.
               Я позвонил жене и сказал, что участочек этот, кажись, не того... и что мне этот сизифов труд того... При упоминании о Сизифе жена сочувственно вздохнула. Я осмелел и спросил, как она насчёт... если я удочки того...
               Жена тотчас меня оборвала и выпалила, что, вместо того, чтобы мямлить 'того-не того', я бы лучше подумал, как выплатить мои долги. Потом, понятное дело, в слёзы, и сквозь всхлипывания я разобрал, что в Мельбурне строится большое казино, и я могу там совсем того...
               Прошло ещё два-три месяца с прежним результатом. Мрачные предчувствия оседали в душе, как грязь на дне лотка. Вся прошедшая жизнь представлялась бессмысленной погоней за фантомом.
               Этот Сизиф, несущий кару за прошлые грехи, крепко засел в моей голове. Я даже завидовал ему. У него была одна забота – толкать свой камешек. У меня же, не говоря о всём прочем, чувство вины перед семьёй было камнем, куда тяжелее сизифова.

               Я совсем сник и в первый раз за долгое-долгое время забрёл в паб*. Раскошелился на бутылку водки. Попросил врубить музыку. Что-нибудь для души. Подыхать, так с музыкой.
               Какой-то незнакомец подсел. Зачуханный видок, воспалённый взор – беспокойно в пол, выискивая там что-то, невидимое для других. Свой парень. Золотоискатель. Родственная душа.
               Рюмка за рюмашкой, слово за словом, разговорились. Пока по трезвянке, жаловались на судьбу-злодейку. А когда захмелели, потянуло, как положено, на хвастовство. Мой новый друг показал увесистый самородок, висевший у него на шее. Сказал, что за него предлагают большие деньги, но самородок не продаётся, так как он – его талисман.
               – Золото липнет к золоту, – заявил он.
               Во мне взыграл игрок. Оставить  козырный ход соперника без ответа?! Я небрежно бросил на стол мошну со всем своим золотом и сказал, что это – моя сегодняшняя добыча.
               – И так – каждый божий день, – заявил я.
               Я был пьян, но не вдрызг. Что-то ещё соображал. Во всяком случае, прощаясь, попросил дружка держать язык за зубами.

               На следующий день, когда я тоскливо ковырялся на своём участке, подъехал роскошный Мустанг, и из него вышли два джентельмена, одетых с иголочки. Один даже был при белой бабочке.
               Они сказали, что скупают здесь участки и хотели бы купить мой. Я буркнул, что они ошиблись адресом. Однако  они затеяли странную игру, предложив цену гораздо больше той, чем платил я.
               В другое время такой заход всколыхнул бы меня. Но сегодня я был не игрок. Коротко и ясно я описал свой участок, одарив его парой самых популярных в английской речи эпитетов. Смачно сплюнул и отвернулся, давая понять, что игра не состоится.
               Они не уходили. Они уставились на меня хорошо знакомым мне взглядом. Так соперники смотрят на блефующего игрока. После приличной паузы тот, что при белой бабочке, объявил новую цену. Высокую до неприличия.
               В воздухе запахло... По телу прокатилось волна... Я принял боевую стойку. Нужна была только команда свыше...
               Позвонив жене, я рассказал ей о предложении этих чудиков. Воцарилось долгое и тягостное молчание.
               Наконец, она трагическим голосом сказала, что мельбурнское Казино уже пущено в ход, и я, один чёрт, промотаю там любые деньги. Помолчав ещё минуту, решительно добавила, что, ежели я продам участок, рискую потерять семью.
               Рисковать семьёй мне не хотелось. Не вдаваясь в подробности, я процедил скупщикам, что моё место только в буше*.
               Они состроили понимающие мины и сочувствующе закивали. Затем попросили разрешения осмотреть участок. Я равнодушно махнул рукой.
               Они вытащили из машины суперсовременный металлодетектор, по сравнению с которым мой дешёвенький искатель выглядел подзорной трубой Джеймса Кука. Будь это полгода назад, меня от этого чуда техники было бы не оторвать. Но мне всё уже осточертело, и я не сдвинулся с места.
               Издали я наблюдал, как они, не жалея шикарной одежды, лазают в штольни с детектором, размалывают породу, разминают её пальцами, даже зачем-то нюхают, разве что не пробуют на вкус.
               Потом после бурной перепалки между собой тот, что был уже не при белой, а грязно-бурой бабочке, подошёл ко мне и торжественно произнёс, что раз уж я такой любитель деревенской идиллии, он предлагает обменять участок на ферму в Шепартоне*.
               Мне с детства не давали покоя лавры великого комбинатора Остапа Бендера и я умел, как он, моментально ориентироваться в любой ситуации. Однако непредсказуемые ходы соперников совсем сбили меня с толку.
               Я снова позвонил жене. На этот раз она сходу заявила, что нечего и раздумывать, так как это лучший и, может быть, единственный выход из нашей ситуации.
               А затем осчастливила меня, вспомнив, что её далёкие предки были помещиками, и она тоже не прочь поухаживать за козочками на лоне природы. Дети, оказывается, уже выросли и в родительском уходе не нуждаются.

               Так я стал хозяином фермы.
               Как потомственный горожанин, я, откровенно говоря, даже не знал с какой стороны подходят к корове и чем отличается пшеница от овса.
               Но это было не важно. Я ведь снова ожил.
               Хотя сельский бизнес – не карточная игра в дурака и пришлось попотеть, постигая его тонкости, наши дела, на удивление, быстро пошли в гору. За три года мы рассчитались с долгами и даже кое-что отложилось в банке.
               Жена говорила, что если бы моя смекалка и энергия с самого начала были направлены куда надо, мы бы давно были миллионерами. Она попала в точку. Накопить миллион стало моей новой мечтой.
               Где-то я услышал, что в мельбурнском Казино есть колонна, заполненная миллионом однодолларовых монет. Я установил у себя на ферме такую же, и дно моей колонны уже покрылось долларами.
               Между тем, на моём прежнем участке новые хозяева докопались до очень богатой золотой жилы. А я, как оказалось, был всего-то на пару ударов кирки от успеха.
               Но я не жалею. Наземная Фортуна, наконец, заулыбалась мне.
               Жизнь – большая игра, в которой выигрыш и проигрыш, как два брата-близнеца, которые ходят в обнимку. Никогда не знаешь, с кем из них имеешь дело
               Моя дочь учится в университете на психолога. Она мечтает найти средство для лечения болезни игроков. Я выразил сомнение в успехе, но она с жаром стала отстаивать свою мечту. Наша жилка! Наследственная.
               Мой сын тоже пошёл в меня. Он с детства бредит небом. На пилота учится. Верю, что небесная Фортуна будет к нему благосклонна.
               Когда навещаем их в Мельбурне, я стараюсь не смотреть в сторону Казино.      
               При одной мысли о нём внутри поднимается волна, которую я с трудом подавляю. У меня просто ещё нет таких денег, чтобы испытать свой метод.
               Но ещё не вечер... Битва предстоит.
               И это будет сражение не на жизнь, а на смерть.
               Или мистер Пакер*, – или Я!
               Или его Казино, – или моя Ферма!
               Третьего не дано.


*Бегунок (сленг) – игрок на конных скачках и завсегдатай ресторана 'Бега' в Москве.
*Балларат – городок в штате Виктория, недалеко от Мельбурна. Австралийский Клондайк, где в 19-ом и начале 20-го веков свирепствовала золотая лихорадка. В наше время только неизлечимые 'ловцы удачи', продолжают рыскать в его окрестностях.
*Паб – забегаловка, излюбленное место отдыха австралийцев, особенно, сельских.
*Буш – австралийский  лес, отдалённая сельская местность, глухомань.
*Шепартон – сельский район в штате Виктория.
*Керри Пакер – считался самым богатым человеком  Австралии. Будучи совладельцем Мельбурнского Казино, сам был заядлым игроком. Говорили, ставок меньше, чем на миллион, не делал.


На снимке: Знаменитое Мельбурнского Казино на берегу Ярры. Фото автора.