Мы живём для прошлого

эмоциональный рейд в историю человечества.
Часть 3.  Мы живём для прошлого,
и сегодня  себя не замечаем, а только чувствовать хотим желанное.
Смотрю я на сегодня, и, кажется сном, что дело происходит в сумасшедшем доме. Я пытаюсь вздохнуть, но воздух в лёгкие не поступает, он вроде бы есть, но рафинированный; точно также – все происходящее в голове не укладывается, а оседает, и становится нормированным понятием: все так считают и ты считай, не то - общество тебя уволит. Принимаю все, надо же как-то добраться до противоположного берега. Принимаю все потому, что ничего другого нет. И люди питаются своими несъедобными порождениями и, заглотав, не принюхавшись, восклицают – О-о! Радуются, восхищаются тем, что оказалось на воле у неразумной стихии на виду своей единственностью и несравнимостью (не с чем сравнивать), и оно даже нелогично с жизнью, как для мотылей, летящих на свет, но так и не успевают осознать гибельность тяги к свету.
       А Историю своего прошлого так чтят, что сегодня не замечают, и сегодня мы никто, мы сегодня не нужны, надо стать прошедшим, что бы нас заметили, мы сегодня – призраки, да еще залезаем с головой в призрачность прошлого, которое нас учит, удивляет. И чем дальше мы в прошлом, тем меньше нас.
История выперла личностей пышных, мордастых, самодовольных, с сабельками, которых мне, скорее всего, хочется разместить в историческую тюрьму, за то что они с нами сделали, ведь мы у них учимся, ведь они наши кумиры, они вырастили такое современное - криминальное, наркоманное поколение. Графы, князья изображены художниками с цивильными бесцельными лицами, в которых много я. Следующее поколение училось у них и сегодня у нас на виду такие, как Махно, Петлюра, Сталин.
Я в Истории не вижу ни одного благородного человека, а только гениальных. Культ личности давно на передовой, и может потому  называем Культ\урой прошлое и свою причастность к преступному прошлому, которое порождает сегодня мутантов. Ты культурный, если поклоняешься прошлому, и сегодня, значит, тебя не волнует.           Икона - История  и бог – две неоправданные морально вещи, которые требуют только поклонения, исключая вашу историю жизни в сегодня, которую нам приходиться учиться терпеть, потому, что сегодня мы уже не сможем жить по человечески, и к этому нас вело прошлое.
От Культуры попахивает нафталином, она как старая вещь, за которую дорого заплачено – человеческими жизнями, напрасными смертями.  Биографии великих усердно писаны-переписаны, их чтят, любят. Они боги в нашей небогатой внутри жизни. И внутрь нашей маленькой жизни впихнули здоровенную золотую фигуру гения. Сегодня я боюсь Пушкина – его  слишком много одного на всех. Пушкин так хорош, что оказывается единственным. Вы спросите людей кого они знают? Да не многих. Знают Моцарта, Бетховена, да вспомнят вдруг Чайковского, а благодаря раскрутке у всех на устах “Мастер и Маргарита”, хотя я знаю и более благородные вещи и  множество. И наша жизнь ценна, если мы умеем всем разнообразием пользоваться, а не восторгаться избранными, навязывая их большинству. Меня Пушкин очень удивлял своим умением раскрутить умирающий русский язык, но он не мог меня научить жизни, этого слишком мало. 80% населения не назовут вам больше тех имен, что я уже перечислил, но разве что болезненная навязчивость  - “люблю грозу в начале мая”, а уж – Махно, Петлюру, Сталина каждый малышка знает. А по Майклу Джексону полпланеты страдает. А вы тут – Гомер-Гомер.
Для меня всегда главное были не имена, я лихорадочно искал ответа в литературе, философии для оправдания своей жизни. 
А психика отдельного человека развивается по иным законам, чем общественное поведение, которые имеют внутреннее и внешнее развитие. Внешнее развитие находиться под прессом политических амбиций, и раскручивается скорее по сценарию и по капризу фанатов и приверженцев, у которых в руках сосредоточена власть и информативность. Внутренняя более богата новшествами, но они как крупинки, и для произрастания требуется благородная почва, а это возможно в обществе свободном от предрассудков, от власти единомышленников.
У всех существует подсознательная тяга к дикой природе,  любовь к разнотравью, удовольствие от питания естественными продуктами и просто отдых – это вызвано не прихотью, а  ощущением свободы, заложенной в самой природе, которая создаёт меру жизненности, свойственную для гор, пустынь, в воде, в тайге.  А если в обществе отсутствует разнотравье, а идёт культивация, прививание живым организмам потребностей не свойственных отдельным индивидам, и якобы это даст добро, то это уже зло - приглушать индивидуальность. Если в советское время культивация была плановая, то сегодня – сеет тот, у кого деньги, и добро то, что дает деньги. Да сегодня ничего не культивируют, а просто плуг сорвало и понесло, топчут молодые ростки хозяева жизни, они сеют религию-однотравье, по непонятным причинам назвав это богатством.
Да поможет ли музыка созданная за столетия? когда человека не отвлекало телевидение и радио, да и писалась она людьми в достатке, трудом не обреченные, и возможно от скуки и для скуки и потому она так зачаровывает, или останавливает на время, с щемящей тоской о времени потерянном, но и не приобретенном. В ней, прошлых излияниях сохранилась память о способности думать и стремиться к разуму, что сегодня потеряно физически. А потому сегодня слушают и не наслушаются потому, что мозжечок то окончательно атрофировался.
А где-то в Анголе, или в затерянных уголках планеты крестьянка усердно окучивает грядки от и до, чтобы дожить до чего-то, и зачем ей общественная ‘рулетка”, игра в банки, завывания певческих див, скрипача приросшего к скрипке, тонны сжигания бензина на катание озабоченных тел от офиса к офису, засыпающих с сосиской, просыпающихся  со страхом потерять собственность. Совесть их не мучает, их мучает страх потери. А Анголка окучивает для жизни, что бы вырастить следующее поколение для труда, а то - аристократия помрёт и, Моцарта не дослушают.
       Что за время такое сегодня наступило бесплодное? Почему прошлое –единственный ребенок в семье и то из пробирки? И сегодня не находим ростков. И, вновь родившийся, попадает в прошлое, потому что сегодня - нет, его место заняло не разрешившееся прошлое.
Слышен “Реквием ” Моцарта.