2. Седой. Первый сексуальный опыт

01.09.09

  После Нового года все как-то поменялось в жизни у Седого. Отец с удивлением отмечал, что сын засел за учебники, а в свободное время пожирал глазами двенадцатитомник Грина. Ромка купил себе перчатки и записался в секцию бокса. Теперь друзья просили его показать фирменную капу в прозрачном футляре, которую привез его брат, работающий водилой в «Совтрансавто». На день рождения Седому родители подарили сразу два кляссера для почтовых марок, а Ромка принес б/у-шный этюдник, от которого пахло краской и растворителем.
  И Седой рисовал. Рисовал везде – на уроках, на перемене. Одноклассники с интересом открывали последние страницы его тетрадей, в которых каждый день появлялось что-то новое. В то же время возненавидел он некоторых учителей. И нетерпимость была связана скорее с манерой вести урок. Математичка – старая набитая дура, ни разу не пыталась остановить беспредельщиков в классе, распивающих пиво и портвейн, курящих на задних партах. Химичка – вечно орущая маразматичка, не способная провести урок без учебника. Скучно было и на уроках литературы – дома ждал томик Грина, а тут – дебилизм о том, как мужик двух буржуев на острове прокормил. Наверное единственным предметом, который Седой впитывал, как губка была география. От пристального рассматривания атласа его даже громкий окрик учителя не мог оторвать.
  Седой нашел выход из положения. Все чаще он отпрашивался в сортир. Выкурив там сигаретку, поднимался на третий этаж и осторожно постучав, входил в библиотеку. Осторожность соблюдал скорее из чувства вежливости, после того, как застал библиотекаршу в объятиях низкорослого ловеласа грузино-армянской наружности. Постучав, и выждав несколько секунд, Седой входил. Библиотекарша – дама с фигурой далеко не Дюймовочки, но с невероятно «одуренным» бюстом, встречала его в проходе между стеллажей. Увидев, кто вошел, молча указывала на последний стол в читальном зале и уходила в объятия любовника. Несколько раз Седой отвлекался от выбранной книги и наблюдал в щели между книжных полок за любовными играми парочки. Однажды их игра достигла того эпогея, когда глаза уже отказывались различать буквы. В какой-то момент он, отложив книгу прокрался поближе, что бы рассмотреть бурное действо сопровождаемое протяжными вздохами обоих. Похожие звуки доносились из родительской спальни по ночам, а вот увидеть собственными глазами – это другое дело.
  Армянин сидел на стуле, его брюки спущенные ниже колен сложились в бесформенную гармошку на полу, скрыв под собой лакированные туфли. Хранительница кладезя знаний, задрав юбку и кофту, восседала на коленях кудрявого карлика и, ухватившись руками за полки по обе стороны прохода, ритмично приподнималась, яростно елозя сиськами по глазам, горбатому носу и бакенбардам завсегдатая школьной библиотеки. Лицо горного орла заливал обильный пот, к тому же он жадно чавкал губами поочередно по каждому «футбольному мячу» превращавшему его лицо в намыленную стиральную доску. Нечто однородное (которому Седой тут же придумал название – сиськоморда), издавало чавкающе-плямкающие звуки. На слух и, не видя что происходит, можно было подумать, что в большом тазу одновременно полощут белье и месят тесто, периодически подливая постное масло. Седой, не утруждая себя тем, что бы поставить выбранную им книгу на полку, тихо, на носках выскользнул за дверь в коридор.
  Только в прохладном воздухе, поскрипывая паркетом в направлении туалета, он почувствовал, что уши его горят, а воротник рубашки стал влажным. Вытащив из кармана пионерский галстук, Седой вытер пот со лба и достал сигарету. Но только он собрался прикурить, как в коридоре послышались быстрые и осторожные шлепки обуви и, через секунду в туалет ворвались двое. Это были старшеклассники, известные в школе раздолбаи, отъявленные драчуны, кличка одного была у всех на слуху - Патлатый. Раньше Седой с ними близко не сталкивался и сейчас от неожиданности пребывал в некотором напряжении. Но взлохмаченным парням было не до него. Они подбежали к окну, распахнули створки и глянув вниз заматерились. Старое здание с высокими потолками и высоченными окнами, второй этаж, а до земли около семи метров – прыгать вниз было безумием.
- Бля .. , что делать? Куда, на х…. ?
  Что-то подсказало Седому, что парней нужно выручать и, он показал «нычку» где с одноклассниками прятался во время облавы на курильщиков. Парни по очереди выбрались на жестяной подоконник и, держась за откосы, прошли по карнизу снаружи на соседний подоконник. Соседнее окно было заколочено листами фанеры. Не раз Седой с приятелями проделывал подобное. Если тихо стоять на гремящей жести и держаться за края фанерных листов, можно было переждать любую облаву. Ни разу их там не замечали входящие бесцеремонно в туалет учителя.
  Так и в этот раз, только двое выбрались в «открытый космос», как в туалет вбежали три милиционера и директриса. Быстро осмотрев туалет и, даже не догадавшись подойти к наспех прикрытому окну, все четверо резво удалились. В коридоре слышались звуки шагов и грохот открываемых и закрываемых дверей. Выждав минуту, Седой отворил окно и впустил слегка подмерзших парней. Минут десять еще постояли, курили …. Потом беглецы тихо прокрались в коридор. Седой докурил свою сигарету, высвободил из прилипшей обертки мятную конфету, и гоняя «дюшеску» от щеки к щеке отправился на урок. Звонок его застал на пороге класса.
Спустя неделю с небольшим, в класс вошел один из парней, которым Седой помог спрятаться. Бесцеремонно ткнув пальцем в направлении Седого и обращаясь к «училке» Патлатый звонко провозгласил:
- Его!!! К директору, срочно.
  Не дожидаясь согласия «математички», Седой встал и подталкиваемый старшеклассником вышел. Но к директорскому кабинету они не пошли. Через минуту Седой уже стоял перед компанией, рассевшейся на фанерных ящиках на чердаке. Про чердак в школе ходило немало разговоров, и не всякому удавалось здесь побывать. Ключи от огромного амбарного замка были у завхоза. Перед Новым годом Седой с учениками других классов вытаскивали отсюда ящики с елочными игрушками, мишурой и костюмами.
  Их было семеро – пять парней и две девчонки. Одну Седой знал не только по встречам в школьном коридоре, но и по фотографиям гулявшим по школе. На двух снимках гадкого качества, сногсшибательной красоты коротковолосая блондинка позировала фотографу нагишом в ванной комнате на фоне коряво выкрашенной стены.
  Седого приняли в «нормальные пацаны», налив половину граненого стакана азербайджанского коньяка. Он сделал глоток, второй, но больше пить не стал. Внутри все обожгло. К глазам стали подкатывать слезы. Загрызая коньяк яблоком, Седой совладал с собой, к тому же приходилось концентрировать внимание на словах, которые говорил Патлатый. Разговор был недолгим и закончился тем, что Патлатый презентовал Седому блондинку. Такого поворота событий четырнадцатилетний мальчишка не ожидал. Моментально покрывшись стыдливым румянцем, под пристальными взглядами собравшихся, пряча глаза в пол, Седой, боялся даже взглянуть на десятиклассницу. Ему уже хотелось выбежать с чердака, когда Патлатый жестом остановил зарождавшиеся насмешки. Он помог подвыпившей девчонке встать и, подталкивая впереди себя Седого и свою подружку, отвел обоих за широкую кирпичную трубу, где в наклонном положении располагалась неизвестно откуда притащенная дверь. На двери лежала шуба Деда Мороза.
  Внутри Седого, где-то в районе груди завис «свинцовый» ком. Не было и речи о том, что бы в брюках, что-либо зашевелилось. Но Патлатому видно было не в первой, помогать пацанам становиться «настоящими». Он что-то горячо зашептал блондинке на ухо, от чего она придурошно захихикала. Правая рука парня скользнула под юбку сексуального символа школы, с тихим, едва различимым шорохом по капроновым чулкам грубые руки с разбитыми костяшками пальцев словно лепили из пластилина округлые формы красивых ног. Затем Патлатый подтолкнул девчонку к Седому и прежде, чем отойти за трубу, сказал:
- Не робей. Вжарь девочку, видишь горит вся. Давай …
  Все, что было дальше, плыло перед глазами. Впервые выпитый коньяк, пелена сизого сигаретного дыма, стелившаяся в пространстве чердачного помещения, шустрые пальцы девчонки щелкающие по пуговицам брюк, отдаленные смешки компании за трубой – все смешалось в звуковое ассорти. Возбуждение пришедшее внезапно объединилось с желанием. В какой-то момент Седой поймал себя на том, что его руки обхватив шелковистые волосы, нащупывают пальцами уши, пульсирующие скулы девчонки, к которой он и не мечтал прикоснуться. А затем перед глазами возникли два «лимона» – две белоснежные груди с темными пятнами сосков. Тут-то и пригодился опыт посещения библиотеки во время уроков. Губами, языком Седой ласкал, теребил тугие наросты на «лимончиках». Своим «смыслом жизни» он чувствовал мокрое и теплое «то, что внутри». Оно обволакивало, туго оттягивало плоть. Пальцы нащупывали ребра и мягкий теплый живот. Издав два глубоких стона, девчонка прервала оргию, щелкающие звуки презерватива Седой воспринял спокойно. Его трясло, хотелось продолжения.
  Она кончила раньше, с глубинным рыком тигрицы, который он почувствовал пальцами сквозь ее кожу раньше, чем ушами. Она рычала, кусая его губы в то время, как пальцы Седого судорожно сжали оба соска. Затем сползла. Шлепнулся упавший презерватив. Когда губы блондинки довели Седого до оргазма, он думал, что глаза выскочат из орбит и повиснут на стропилах.
  Он отпросился с уроков. Наверное в его лице было что-то такое, что не вызывало лишних вопросов у «классухи». Пришел домой и лег, в ванную наполненную горячей водой. Меньше всего ему хотелось, что бы о происшедшем знали одноклассники. А еще не хотелось видеть родителей, и потому к их приходу он уже спал мертвым сном, рядом с подушкой лежал так и не раскрытый томик Грина.
На следующий день Ромка, пожимая ему руку, с едва заметной улыбкой сказал одно слово:
- Мужик.
..................................................... будет еще