Аргостопом по грекам в варяги

Глава I. Дела давно минувших дней, преданья старины глубо-кой…


         Нет,  честно я ни в чем не виновата. Если б я знала, что получится из моей летней практики, то фиг бы отпрашивалась у своей маменьки со слезами на глазах в Крым на лето. Как миленькая, пахала на полях родной Нахапетовки и за себя, и за всех парней нашей деревни. Тем более их по пальцам можно пересчитать с некоторого времени, все в город подались. Правда, не мне в их глазах соринки искать, сама после десятого класса сдристнула в Областной центр за синей птицей счастья. Но видимо она только голубым помогает из-за классовой солидарности цветовой гаммы. Остальные могут спокойно отойти в сторонку, и отдыхать в  очереди с надеждой на бесплатную гуманитарку. В общем, халява плиз мне не обломилась. Правда, нече судьбу гневить, в техникум археологический сразу поступила. Опять же таки стипендия у меня повышенная. Из отличниц, мы значит. Место под солнцем, в смысле общежития, тоже имеется. Компания в комнате у нас дружная подобралась: все из тургеневских девиц сельского пошива. То есть всё в розовых соплях по поводу неблагоустроености Вселенной, но без желания активного участия в попытках изменить настоящее. А посему подались в археологию, так как в прошлом поспокойнее будет: все крутые разборки уже произошли, и задача у нас приятственная - по осколочкам об этих разборках судить, и гадости о великих мира сего излагать в научных трудах. Тем более это красиво обзывается: научной гипотезой. Вообщем заключается наша работа в выливании ушата грязных сплетен на своих исторических предков, насколько позволяет полет твоей фантазии. Те же папараци, только к суду нас за клевету никто не привлечет. Вы извините, за это желчевыделение, но после всех катаклизмов, проишедших со мной, что-то с нервишками у меня не в порядке. Хотя юный возраст: мне 18 лет, и здоровое детство с парным молоком в родной Нахапетовке должны были гарантировать мне железные нервы со стальной выдержкой. Такой монолит из металла в форме памятника «Колхозница, меняющая серп на книгу».
    Так: что-то совсем меня в другую сторону занесло, мозги вам закомпосировала, а начинать надо с самого начала и по порядку.Как вы уже уяснили, девушка я деревенская, школу заканчивала сельскую. И жутко повезло всем окрестным ребятишкам, что у нас в школе работали учителя, последние из Могикан. Оп-тимисты из комсомольского набора 60-тых годов, трудоголики, работающие не за зарплату, а ради идеи. Пронеслись мимо них         
социальные революции, не сломав их главного стержня – нести свет людям на ниве просвящения. Не разучились они радоваться успехам своих выпускников, ушедших в большую жизнь. Генадий Сергеевич, наш директор школы, по совместительству работал преподавателем истории, обществоведения, русского языка и литературы, а при желании мог провести урок биологии и географии. Разносторонний гуманитарий, но главное хобби – история. Хлебом не корми, дай о памятных событиях повспоминать, вроде как о близких родственников говорит. Естественно, у такого учителя, ученики должны идти в историки. Вот и я по их стопам собралась. А куда еще, извините, я со своим образованием податься могу? Русскую литературу знаю в совершенстве, по-русски пишу грамотно, исторически подкована получше некоторых нынешнихпреподавателей истории. Но по-украински писать не могу, да и с украинской литературой хуже дело обстоит, хотя украинка по рождению и на украинской мове розмовляю на диалекте нашей местности. Вот такой казус: прислали в украинскую деревню русских специалистов. В шестидесятые годы нормой было всем на великом могучем говорить. После отделения, в свете незалежности пришла указивка говорить и писать по-украински, да специалистов забыли прислать. А те, что в нашей глуши остались, могли только по-русски учить. Всеобщими усилиями и учителя, и ученики старались постичь новую дисциплину, но конечный результат ближе к нулю оказался.
          Ну, это я, конечно, круто завернула, такая вся исторически подкованная – просто жуть! Правда проще: просто в нашей дыре только два храма науки имеются в наличии – знакомый вам уже археологический техникум и училище для преподавателей дошкольного образования и младших классов. Не знаю, как вы, лично у меня племя молодое и пытливое, поросль шаловливая, вызывает такое раздражение, что буквально за пару минут общения я начинаю себя чувствовать унтером Пришебеевым. Мамаши в нашей деревне любили оставлять своих чад под моим зорким оком. Одного визита к моей особе хватало, чтобы ребенок мог в последующем оставаться дома самостоятельно. Не подумайте ради бога, что я их била, пальцем не трогала. Но рвущееся  из меня Терминатором Раздражение выдавало такой командный голос, что головешки моих питомцев вжимались в плечики по самые уши, а речь пропадала почти до вечера. Разгулявшееся воображение, при виде оставленного демонстративно на видном месте веника из розог, приводило их в такой внешний вид, что вроде всей толпой через строй шпицрутенов. Согласитесь с такими генетическими данными меня близко нельзя подпускать к дошкольникам и уче-никам начальной школы: ну, нет во мне педагогической искры, хоть убейся.
          Мое же историческое образование и единственная в районе историческая достопримечательность – археологический техникум буквально толкали нас в объятия друг друга. Надо заметить, что наша исконная Родина – рідна ненько Україна, буквально нашпигована памятниками архитектуры, как хороший шмат сала перцем и чесноком. Куда не плюнь, обязательно в историческую личнось попадешь: тут Кочубей дятлом донос царю Петру стучит, Под этим дубом Дядько Богдан, пытаясь соответствовать своей фамилии, со соратниками производит дегустацию продукции из свеклы, изготовленной местными умельцами, на той поляне местный сумашедший в приступе старческого маразма с песнями перед Мариной Мнишек выступает, а вдоль Днепра певец народной свободы путешевствовал с последней волей и смотра места своего будущего погребения. Наша же глушь как заколдованная: никто сюда на протяжении веков не заглядавал. Вот даже взять такой факт, предки мои были крепостными Кирила Разумовского, но хоть бы раз хозяин в свои угодья пожаловал, его все больше в Запорожье тянуло. Первое шевеление наметилось в конце ХУ!!! века, когда какой то амант так угодил матушке Екатерине, что она своей монаршей милостью отняла сии крепостные угодья у опального гетмана и подарила за одну ночь любви случайному любовнику. Для самых крепостных мало чего изменилось, только в господском доме появился новый управляющий, на что в русском языке есть пословица: “Хрен редьки не слаще”. Почти сто лет си-туация продолжала остоваться такой же: барин в Петербурге при дворе, управляющий В Малороссии при поместье. В середине Х!Х века, аккурат за десять лет до отмены крепостного права, в усадьбе объявился барин с секретарем - иностранцем. Естественно, народ догадки начал строить, чуть ли не цареубийцей не нарекли. Но когда тот стал отказываться от посещений губернатора и местных помещиков, да и к себе не звать, поняли больной. Известно дело у славян: кого боги обидели, люди жалеть должны. А посему, когда помещик со своим помощником стали таскаться целыми днями по степи, и в старых курганах копаться, никто не удивился. Все выразительно крутили пальцами у виска и, крестясь, вздыхали: “ Такой молодой...”
    Должна заметить, местность у нас самая типичная для Украинского региона: степь, да степь кругом, распаханная под пшеницу, дальше если брать плагиат из другой песни – спят курганы темные, солнцем опаленные, речка неказистая, один из притоков Днепра, вдоль которой воспетые всеми нашими народными поэтами хатки в вишневых садах и обязательным подворьем в подсолнухах. Когда же барин в одном из таких опаленных курганов нашел скифское захоронение, народ перестал за спиной помещика шептаться, ну а посля набора работников из близ лежащих сел на раскопки, да оплаты крепостным их труда, вовсе благодетелем прослыл. Весь наш уезд сам за него молился и детям своим велел.
    Захоронение не было каким то значительным, но тем не менее из Петербурга ученые важные приезжали и много чего то болтали не по нашему. А барин наш Василий Андреевич после этого совсем с глузду з’їхав: в столицу он больше ни разу не поехал, женился незаметно на местной дворяночке, а сынка, родившегося, заразил археологическим зудом.
    И если насчет помещика нашего более менее понятно было, почему он в глуши застрял, то зачем грек – секретарь в нашей дыре себя похоронил – тайна, покрытая мраком. Кстати, этот секретарь приходится мне прапрадедом, и мою прапрабабку, первую красавицу уезда, под венец повел. Было бы в то время крепостное право: уломал бы барина отдать местную красотку ему в полюбовницы, очень его Василий Андреевич любил и ценил, ни в чем отказу не было. А так, пока они десять лет курган искали, и по сторонам не смотрели, большие политические перемены в стране наступили, не было больше крепостного права. Они на раскопках познакомились. Родственнице моей в ту пору шестнадцать годков стукнуло. Вот она на заработки и подалась, чтоб семье помочь - лишним ртом не висеть на шее у отца. Без нее еще девять оглаедов было,  она самая старшенькая. Грек ее лет на двадцать старше был, но ежели верить легендам: любовь меж ними была сумашедшая. Любовь любовью, а кушать хочется. В общем, предок мой уже женатый продолжал за своим шефом по всему уезду шляться и копаться в могильниках. Не раз они еще натыкались на скифские захоронения, коллекции найденных предметов из тех курганов, положили начало нашему археологическому музею.
    Уже перед первой мировой войной, сын барина Андрей Васильевич, сам барин уже к тому времени умер, это мой прапрадед долгожителем оказался, раскопал вместе с моим предком один курган, в народе именуемым Чертовым. Когда они тот могильник вскрыли, над степью гроза началась, и вроде перепуганные рабочие поспешили укрыться в кургане, и в страшной спешке половину костей сломали, затоптали. Это официальная версия, отпечатанная на табличке, что висит над стеклянным саркофагом в музее, где эти кости лежат. По слухам из народного творчества, вроде в могиле лежали половина человеческого скелета, половина скелета коня. Лично мое мнение на тот момент было – слухи. Хотя в записях моего прапрадеда, хранящихся в музее, один раз упоминалась могила кентавра. Видимо предок мой, учитывая многочисленные сплетни местного населения, в насмешку так назвал могильник. Сами же дневники погибли в пожаре Второй мировой Войны, а по оставшимся чудом спасенным страничкам более бесстрастно судить невозможно. Следующие официальные странности заключались в следующем: кроме переполоха, вызванного климатическими неурядицами, в результате которых погибла часть ценных экспонатов, отмечалось, что воин был похоронен только со своим конем без обязательных рабынь и слуг, приличествующих любому ратнику. Судя же вооружению погибшего, тот был как минимум сотником. Не было в могильнике и положенных амфор с вином и маслом, не было кувшинов с зерном. Не обнаружили малость ценных украшений, единственный перстень из простенького метала и невзрачным камнем не в счет.  Записи очевидцев не сохранились, так как началась война, плавно перешедшая в революцию - никто не уцелел. Прапрадед мой тоже вскоре после этого умер.
    Революция пришла в нашу Тьму-Таракань в лице интернациональной бригады под руководством Григория Котовского. Конечно, за всю бригаду я погорячилась, но отдельный передовой отряд точно появился в наших краях, гордо водрузил над поместьем красный стяг. Среди красных командиров практически половина в своем славном прошлом имело уголовный опыт, но это не кого не смущало, так как сам Вождь и Отец народов в зеленой юности помахивал кистеньком на дорогах. В общем, понятно какой интернациональный сброд был под руководством таких начальников. Конечно, бывают исключения из правил, но это я больше для собственного успокоения говорю, кому хочется признаваться, что в роду имелся мошенник и авантюрист революционного окраса.
    Когда красная власть пришла в усадьбу, там окромя моих прапрабабки и прабабки некого не было. Местный буржуй в лице барина Василия Андреевича с увечными мужиками, не взятыми на цареву службу в армию, шлялся как всегда по степи в поисках скифских могил. Красный боец Джовани Боржев появился на кухне, влекомый туда потрясно обалденным запахом, готовящихся там блюд. Моя младшая родственница под руководством старшей овладевала искусством запекания фаршированного поросенка, любимого блюда хозяина. На момент начала первой мировой войны, в усадьбе из слуг оставалась моя прапрабабка с дочерью, в качестве экономки, кухарки, горничной и бригада горе - археологов, из инвалидов, не годных к строевой службе. Они по мере надобности выполняли необходимую мужскую работу по дому и саду.В таком составе они трудились до самой революции.
     Белозубый, кареглазый, жгучий брюнет Ванечка сразу покорил нехитрое сердечко моей прабабки. А песни, исполняемые под гитару, всегда сопровождавшую  итальянца, выбили последние мозги из головки сельской дурочки. Головка – правда, надо заметить очень красивая, а насчет дурочки, ну а как по-другому назвать идиотку, которая бросает отчий дом, и бросается в горнило гражданской войны, вслед за любимым.Пока на господской кухне намечался лейтмотив очередной драмы «Ромео и Джульета» в украинском варианте, барина, пришедшего после тяжелого трудового дня, чуть не угрохали революционеры.  Грудью на его защиту встали бывшие крепостные, а ныне археологи – самоучки. На данный момент они являлись единственными представителями пролетариата в нашей дыре. Котовцы не готовы были вступать в конфронтацию с гегемоном, а потому голь на выдумку хитра: В революционные времена восстанавливать против себя имеющийся в наличии пролетариат себе дороже. Вследствие чего на общем революционном собрании постановили считать усадьбу Первым революционным музеем археологии в Красной Украине, а Василия Андреевича назначили его первым смотрителем, переведя его таким образом из буржуев, классового врага просто в интиллегента, то есть сочувствующую революции прослойку.
     Отряд через месяц ушел, оставив после себя музей с красным флагом на крыше, памятную фотографию бойцов передового отряда интернациональной бригады на его фоне и горюющую мою прапрабабку. Беспутная дочка явилась через полгода с пузом под подбородок, без мужа, зато с партийным билетом. Со всей революционной бесшабашностью стала она участвовать в политической жизни нашего района. Как то скоропалительно родила мою бабку в перерыве меж заседаний партактива.  Затем заявилась в кожанке на автомобиле к своей матери , жившей в то время в деревне, куда она переехала после переменования усадьбы в музей, оставила ей новорожденную, и укатила в район укреплять советскую власть. Прабабка говорила, что сам Котовский поженил их с Ванечкой, и она есть вдова красного командира, но религиозная мамаша на такую явнную брехню только плюнула. Церковь к этому времени отменили, вот они не расписанные и остались. У нас после этой бригады много ребятишек неизвестной национальности появилось.
    Если держаться фактов, можно сказать не сильно наш район пострадал и в революцию, и в гражданскую войну. Так уж получилось, что в силу выше указанных причин, наш уезд никому не казался стратегически важным пунктом, из за которого надо рвать жилы. Нет у нас и не было не железной дороги , ни промышленных пунктов, одна достопримечательность усадьба с музеем. Так мебель сразу растащили кому не лень, а черепки и кости ни одной власти в тот момент нужными не показались. В общем, если случайно к нам банды зеленых, красных, белых заезжали, то там они и исчезали. Мужики у нас основательные, привыкшие больше с прошлым иметь дело, в такие игры не играли. Народу, объявившемуся быстро объясняли, где раки зимуют. Кто понимал – остовался на поселении, кто нет – на захоронении, благо могильников у нас много, и могилу рыть не надо. 
    НЭП тоже нашу дыру не затронул, а с продразверсткой проблем в нашем районе не было: все дома сидели, в драки не ввязывались, хозяйством занимались. Начальником ЧК у нас свой местный был: так он, согласно спущенному плану из вышестоящих органов, в враги народа уголовников определял. Там же главное забрать, а после допросов все что нужно подпишешь.  Иначе весь район надо было в Сибирь отправлять, лодырей нет, у всех хозяйства справные. А так и начальство было довольно, и народ спокойно жил.
    Когда ж Великая Отечественная началась, мужиков у нас выкосило: все в армию ушли. Родственники мои тоже на фронт подались: прабабка комиссаром, а бабка переводчиком. У нее феноменальная память на языки оказалась Ее война в Киеве застала, где она на втором курсе университета, на романо-германском факультете училась. Фашистам в нашем районе достались бабы, старики и дети. Изголялись вволю пакостники, единственное спасало, что лесов нет, партизанам негде было завестись. Так то не зверствовали, не было в районе карательных акций, врать не буду. Вот в Германию почти всех детей в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет, да молодых баб угнали. А когда драпали они с Украины весь районный центр, вместе с поместьем, чудом выжевшим во всех политических перепитиях, сожгли. Тогда же убили Андрея Васильевича, внука сумашедшего барина, и хранителя музея. У них в роду было принято сыновей по отчеству нарекать, а дочерей как придется. Вы знаете для всех моих земляков по моему это самое большое горе за всю войну было, когда на обгоревших руинах поместья труп старика увидели. До этого фашисты только на жизнь их покушались, а здесь гордость задета была. Моя прабабка рассказывала: “Ты, доня, сама посуди – мы родились и выросли с этой усадьбой, она нас кормила и учила. Мы все как на родовое попелище пришли. Ведь этот музей наша гордось была, благодаря ему о нас весь мир знал, ученые приезжали, книжки писали. А теперь мы кто, Иваны беззымянные, не сумели кости предков сохранить.”
    Но после войны первым делом начали музей, отрестоврировали центральную часть помещичьего дома, где в холле первого этажа установили уцелевшие экспонаты. Наш Андрей Васильевич оказался героем: когда весь народ после сообщения Левитана находился в шоке, когда фрицы по земле нашей родной шли, а мужики наши из военкомата пешком на позиции шли, когда фронт был уже чуть ли не за околицей, этот старик в одиночку вывозил музейные экспозиции и прятал в Чертовом захоронении, надеясь только на бога и редкостное суеверие фашистов.  Так и получилось, жаль времени у него совсем не было, а поэтому некоторые вещи погибли. Всю оккупацию хранил он эту тайну, и лишь перед самым отходом немцев сказал племянику, так как совсем старый стал, в одиночку не надеялся достать экспонаты. Мальчишка землякам в отстроенный музей и передал все экспонаты спасенные. В честь деда Андрея был открыт археологический техникум и назван его именем. 
     В международной политической обстановке тогда большое потепление отмечалось. Главы правительств так промеж дружкой расшаркивались: “Ах, какие мы дружественные..!”, “Рот фронт, интернацинализм на всех напрвлениях!” Начался массовый обмен специалистами: мы тоже в этот обмен попали. А так как единственная достопримечательность в нашей дыре музей археологический, то и специалист нам достался иностранный археолог.
     Это мы уже потом узнали, что француз специально в наш район попросился. Вышедшая еще до Первой Империалистической войны заметка В Международном Археологическом вестнике, о найденном странном захоранении в Чертовом кургане, жутко заинтересовала профессора археолога, барона де Фо, его деда. Сам барон не дожил до тго времени, когда этот обмен специалистами начался, а внучек, пошедший по дедовым стопам, пользуясь заслугами участника Французского Сопротивления,  напросился в Советский Союз и приехал в нашу дыру за разгадкой скифского кургана.
     Бабуся моя, приходившая в себя после ранения в родной деревне у бабки была востребована в качестве переводчика к французу, как единственный специалист по языкам в нашей Тьму – Таракани. То что, она училась на немецком отделени, а французский был у них лишь факультативно, никого конкретно не заинтересовало: “Переводчик, следовательно переводи”. Хорошо барон на немецком умел объясняться., в общем они друг друга поняли. Франсуа, увидев кости из кургана, пришел в неописуемый восторг, а кольцо с ума свело. Как поняла бабуся из его невразумительного лепета: “Вроде в его родовом замке...” он мало того, что барон, так еще буржуй замком владел, ох уж этот замок потом долго моей бабке на Соловках снился”... в коллекции, собранной со времен крестовых походов...” следователь бабусе весь этот срок, начиная с Первого крестового похода и влепил, мало не показалось “.. имеются браслеты ручные из того же металла, и с такими же камнями...”
     Долго этому капиталисту у нас задерживаться не дали – потепление на политической арене сменилось арктическим холодом. Археолога вернули по месту прописки в родовой замок,
а бабку мою объявили врагом народа, и за связь с агентом французской разведки отправили в края далекие и холодные, где она в тюремной больнице родила мою мать. Так что если матушка  надумает принять Российское гражданство с этим никаких проблем не будет, место рождения у нее Архангельская область Российской Федерации, Соловецкий остров.  Свезло им, что через пять лет Вождь и Учитель загнулся, их отпустили и реабилитировали, вернули все ордена и боевые награды.  Предлагали даже пост в администрации. Бабуся, железная дама, отвегнув все посулы Советской власти, забрав дите, вернулась в родную хату, где поджидала их одинокая и старая женщина, моя прапрабабка, сама же прабабка похоронена в Венгрии, около озера Балатон, Слава богу не дожила она до того позора. Всю оставшуюся жизнь бабушка проработала рядовой колхозницей, все село считало ее весьма суровой особой. Дочку держала в ежовых руковицах, не пустила в институт, даже в техникум запретила поступать “От многих знаний много бед...” Зато к удивлению всех односельчан, даже не обругала, когда ее доня в подоле ребетенка, то есть меня принесла. С понимающей улыбкой приняла внучку, и пояснила всем местным кумушкам: “Не мне ее попрекать, против любви не устояла, от этого шлюхой не станет. Однолюбки мы все .”
     После развала Союза, в середине девяностых объявился у нас в селе адвокат какой то, субтильная личность в очечках. Так вроде этот Франсуа бабусю не забыл, пытался разыскать и привезти к нему, он на то время парализованный был. Но бабка – кремень: “Мне эта любовь колом осиновым в груди стоитП Я только с места стронусь, как меня под белы ручки, да под стенку поставят, Соловки то для нас теперь закрыты. Не поеду, отпишите, что померла давно уж”. Как не крутился юрист, как не уговаривал, нечего поделать не смог. А народ поняд, не осудил. Бабуся после этого чахнуть начала и вскорости умерла. Перед смертью мне призналась: “Не хотела доня, чтоб он меня такой страшной видел. Пусть я у него в памяти молодая и красивая останусь. Мне ж достаточно того, что не забыл, значит не ошиблась я , настоящая любовь у нас была, а что Соловки, то не страшно. Помирать буду, бога только благодарить буду за те светлые минутки. А ты, донюшка, знай есть она любовь на свете, жди своего одного ненаглядного. И в селе не остовайся, иди учись, стань как дед археологом. Мать твою не пустила до знаний, но теперь жизнь другая...”
     После этой истории, сами судите – куда же мне со своим знанием истории и родом своим героическим податься как не в студентки такого героического техникума и местной достопримечательности.
     В послевоенные годы перед техникумом замостили булыжником центральную площадь, напротив здания посадили цветы на аллее Славы, где в последствии установили бюсты моих земляков, погибших в боях за Родину, там же бюст Андрея Васильевича и памятник Ленину поставили. Район наш особенный, все с измальства приучены очень бережно к истории относится, а поэтому когда по всему бывшему Советскому Союзу прошла волна вандализма, компания по снесению памятников, мы в области, да че там в области, по всей стране единственные были кто ни одного памятника не снес. Вокруг площади в последствии уже построили двухэтажное здание исполнительной власти и районного комитета партии, после прихода демократии переименованное мэрию. К пятилетнему юбилею победы над фашистами уже стоял клуб с кинотеатром, стадион, почта, автостанция. Со временем самострой пошел вперемешку с двухэтажными домами для начальства, выросли две общаги, построили универмаг, продовольственые ларьки, школу двухэтажную отстроили, детские садик. Насчет послед-него, это прямо скажем круто, два детсада, причем один потом закрыли, переделали в казино, чтоб идти в ногу со временем, а шесть продовольственных ларьков именуют теперь мини - маркетами, а универмаг супермаркетом, что характерно трудно понять, что они имели ввиду, когда меняли надписи. Если только сочли, что большая площадь, выделенная под универмаг, можно считать большим магазином.
     В общем сами видете: село оно и есть село, хоть обзови его поселком городского типа. А поэтому когда студентки из местных райцентровских фифочек наехали  на нашу компанию: «Типа, деревня, знай свое место.»,  наша тургеневские барышни - крестьянки, полностью повторявшие мое образование, быстро забили местных девиц цитатами из Фолкнера, фразами из Хэма, стихами Лопе де Вега, Ахмадулиной, Цветаевой, Пастернака. Хотя, если честно, я серебряный век не очень уважаю, лирическая поэзия XVIII века мне ближе. А душка Баратынский вообще мой любимец.   
     Нет, вы не подумайте, что я кисейная барышня, крыса библиотечная. В городе, я сразу на курсы борьбы ходить стала, тем более Бог меня комплекцией не обделил: рост метр семьдесят, бюст 100, талия 50, бедра 80. Бегу на дальние дистанции с удовольствием, метр семьдесят в высоту беру без напряга, на велике с пяти лет катаюсь. Плаваю тоже прилично – в деревне у нас речка имеется, так что и на весла меня сажать можно. Пешеходные походы – чуть ли не ежедневное мероприятие, так как с транспортом в деревне всегда туго было, а после отмены Советской власти в нашу дыру только ножками попасть можно.
      В техникуме я в научное общество вступила, и даже под нажимом Македоныча работу, а вернее научный доклад по домашней утвари в древней Греции писать начала. Македоныч – это наш преподаватель по древним векам, Александр Михайлович Македонцев. Помните мальчишку – племянника Андрея Васильевича, что доставил экспонаты обратно в музей, так это его сын, и у него тоже в крови археологический зуд. Ещё один фанат своего дела. Вот он и был назначен куратором нашей летней практики, и всю нашу компашку уболтал ехать в Крым.
       Простите, я не представилась: если стоите, то лучше сядьте – Клеопатра Эдуардовна Киклаиди. 19 лет назад крутили в сельском клубе жутко душещипательный фильм про любовь «Клеопатра» с Элизабет Тейлер в главной роле. Матушка моя на этой почве, сильно расстроившись, были, решили они, значит, побыть женщиной-вамп, и влюбились в заезжего практиканта. Африканские страсти дали пищу всем местным сплетницам аж на целых три недели. После чего жутко сумашедшая любовь исчезла вместе с предметом любви. Студент уехал, а через определенное время появилась я на свет, и в память о том знаменитом вечере, когда в клубе начался роман, обозвала меня мамаша Клеопатрой, а отчество по папеньке дали. По слухам, ходившим среди соседей, был он жидовин. Но матушка твердо стоит на том, что он чистейших кровей пруссак из приволжских немцев. Из-за некоторых черт своего характера, типа въедливости, педантичности, склонна я верить родной матери. Но по отчеству меня до сих пор не называли, а Клеопатрой только директор школы и Македоныч зовут, остальные кличут Клепой. Фамилией нас прабабка наградила, выйдя опять же таки по большой любви за заезжего грека. Но это я уже вам рассказывала. Вообще, женщины нашего рода всегда пылко влюблялись в иностранцев, правда, христианского вероиповедания.  А вот  нехрестей в роду не любили. От великой страсти дети красивые рождались. С законным оформлением этой любви на прабабке Киклаиди все и закончилось. Так что я хоть по паспорту украинка: в крови у меня сплошной винегрет. Так с генеалогическим древом я уже все пояснения дала, а потому возвращаюсь к летней практике с Македонычем. Ему не трудно было прельстить наивных девчонок Крымом и лаврами Шлемана.
      В районе нашем, как выше говорилось, электрички не ходят, до них на автобусе добираться надо, а поэтому с железнодорожным транспортом знакома была понаслышке, исключительно из чтения классической литературы. Садясь в вагон, мысленно представляла себе Восточный экспресс. Сами понимаете, реальность плацкарты сильно меня разочаровала. Правда, когда за стол сели, да снедь достали, повеселела, и дальше ехала с интересом. Зато когда в Симферополе на вокзал вышли, вообще в дикий восторг пришла. Есть у меня у сиротки от папеньки память – открыточка с видом Сочинского вокзала, подаренная моей милой и наивной маменьке. В детстве, я часто мечтала, что появится как в сказке мой отец, и увезет нас с мамой в этот прекрасный город. Когда же я Симферопольский вокзал увидела, сразу открытку вспомнила. Архитектурный ансамбль идентичен, характерен для стиля пятидесятых, после военных лет.
     Нам в сторону Керчи ехать надо было, удобней было в Джанкое выйти. Да Македоныч нас решил порадовать, свет показать. Мы, вроде и начитанные, но книги это одно, а наяву совсем другое. Одних людей на привокзальной площади, больше чем в нашем райцентре. А вид «Макдональдса» привел нас в неописуемую радость. Как те коровы на родео, бросились приобщаться к американскому образу жизни. Взяв по стаканчику колы и мороженному, с независимым видом уселись за столик под ярким разноцветным тентом и так вросли в кресла, что вроде тут родились и живем постоянно.
     Македоныч дал нам понежиться часок, а потом потащил на автобус. Причем до пункта назначения он прямо не шел. До раскопок пришлось всем километров семь с рюкзаками пешком идти. Девушки мы не избалованные, с детства приучены пешком ходить, безропотно выпрыгнули из автобуса на обочину. Под абрикосом, что густо росли вдоль шоссе, нацепили на головы косынки типа бандан, укрепили сумки и бодро под солнышком пошли по полям с еще не созревшей пшеницей, спрямляя себе дорогу. Здоровье из нас прет: бодро маршируем, песни горланим, окружающей природой любуемся, то есть сорняками, что пшенице расти мешают. Это при виде их недалекие горожане умильно сюсюкать начинают: «Ой, василечки, ах, колокольчики, боже, маки! И т. п и т.д.» Они даже не представляют, как эти цветочки хлеб портят.
     Когда зной дневной стал спадать, донес до нас степной ветер такую смесь соли, влаги и свободы, что мы как те боевые кони встрепенулись и поперли не хуже владимировских тяжеловозов на курган. Македоныч, только посмеивался, глядя на наши раздувающиеся ноздри. А с пригорка нам такая волшебная картина открылась, что рты мы открыли и закрыть забыли.
     Вся местность залита багрянцем заходящего солнца, посредини в пламени заката тянется к свету древнегреческий горо-док. Археологи сделали уже приличный кусок работы, отрыта вся центральная часть города с храмом и агорой, центральной площадью. Мрамор, впитавший в себя  за день солнечный свет, светится сейчас изнутри, меж кое где сохранившихся дорических колонн нагретый воздух стремится к небу, набрасывая на окружающие предметы волшебную вуаль искажения. Эта миражная панорама дополняется виднеющимся вдали морем. Огромная мощь воды неописуемого цвета, в котором смешались все оттенки голубого и розового. И резким диссонансом в этой сказке являются два палаточных городка по обе стороны от городища.
     Удивленный до нельзя куратор, подслеповато щурясь ищет знакомые лица, и, наконец рукой дает нам ориентир на палатки, расположенные справа.  Бегом добравшись до людей, сбрасываем рюкзаки, мчимся к морю. Меня может понять только тот, кто всю свою сознательную жизнь плавал в речке, там вода тяжелая, тянет вниз, чтобы удержаться на поверхности надо бороться. А в море тебя подхватили нереиды, дочери вещего старца Нерея, и ласково передают из рук в руки, нежно убаюкивая, как мать в детстве. Из этой колыбели не хочется выбираться, если только взлететь чайкой в небо. «И почему люди не летают как птицы?..» дальше обращайся к первоисточнику. Когда мы словно заново родившиеся поднялись к палаткам, Македоныч уже был полностью посвящен в закулисные интриги местного двора. Помогая размещаться нам в палатках, поведал нам о наличии злого конкурента. В одном палаточном городке жили археологи из Москвы, в другом киносъемочная группа из Киева. На холме виднелись раскопки городища. Москвичи с Македонычем дружат больше 20 лет, вот он нас по блату к ним и устроил. По-хорошему, киношникам здесь делать нечего было, но в свете незалежности москвичи тут на птичьих правах находились. А киевляне, как хозяева, пользовались этим и снимали какую-то историческую эротическую комедию, по-моему, Апулея «Метаморфозы золотого осла» экранизировали.
     Сами понимаете, мы и не рассчитывали, что на время летней практики у нас еще и кавалеры объявятся. А те живое кино снимают, сильно нуждаются  в статистах, да где и в степи найдешь, так что нас сразу в штат внесли и в киносъемочной группе, и у археологов. Наши архивные черви вроде взялись возмущаться, да куратор за нас вступился. Да у нас может быть впервые в жизни появилась возможность так легко подзаработать: мы на роли статисток - то гетерами, то вахканками в туниках по руинам скакали как дикие козы. С утра самого раннего – археологи работают, киношники в это время до 2-х часов спят, потом те снимают до шести вечера, затем опять историки роют, пардон метут, а ночью снова киевляне резвятся.         
     Но наш пострел везде поспел. Ранним вставанием нас не удивишь, в селе со скотиной затемно поднимаешься. В пять утра, мы уже на ногах. Около полудня, во время обеденного перерыва мчимся в море купаться и загарать. После обеда, пока археологи в палатках осколочки от посуды, безделушки древние метелочкой   обметают, под микроскопом рассматривают, о времени находки спорят, мы на съемках фильма толпой в массовых сценах участвуем. Как обезьяны у гримеров перед зеркалом вертимся, пока нам прически, нужные для того времени при помощи париков сооружают, хотя честно скажу у меня и своих достаточно, матушка косу категорически резать запретила. Вообще должна заметить: женщины у нас в роду, только раз в жизни с катушек едят, когда влюбляются. А так по жизни – это такой бронепоезд в женском теле. Всю жизнь сами, как в присказке: «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». С хозяйством сами управляемся: и пашем, и косим, и жнем, и картошку копаем. Мамаша, несмотря на пятидесятник, мешок сорок килограмм, шутя, на плечо кидает. У нас мужики в деревне даже в самой последней стадии опьянения к ней не сунутся. Даром, что курсы борьбы не проходила, ухватом или оглоблей по спиняке протянет, а то просто за грудки возьмет и в ближайшее дерьмо закинет так, что Елизаров только отдыхать будет. У нас в деревне ее уважают за строгость характера. Она в ней (строгости) не только близких и скотину держит, но старается всех к себе под каблук загнать. Это я к тому, что воспитывали меня в черном теле. Наказывали только по справедливости, а потому претензей у меня к родительнице нет. Но ослушаться маменьку и отрезать волосы на потеху окружающим и в мыслях не было.
     После ужина скоморошествовать заканчивали, и начинали на осколки клеять ярлычки с пояснениями какой век, какие раскопки и отчего сей осколок. Затем в вату заворачивать и специальные коробочки укладывать. Ночью киношники оргии снимали, типа вахканалий. Нам Македоныч много рассказывал про празднества, посвященные греческому богу вина Дионисию. Обычно отмечались они после сбора винограда, после того как отжимали первое вино. Селяне наряжались наядами, нимфами. Кого-нибудь заталкивали в козлиные шкуры, чтобы изображал бога Пана, главного тамаду на этом празднике. Народ упивался до чертиков в глазах и предавался веселому совокуплению под одобрительным присмотром Пана. Вот примерно всю эту галиматью мы и исполняли в силу своиспособностей, хотя кто в массовке талант раскроет. Но киношники к нам не плохо относилсь, даже пару легких романов наметилось. Но это дело беспереспективное. У нас в компании только у Наташки парень: сейчас Валерка в родной украинской армии служит, долг Родине отдает. Вернется, поженятся. А, остальные, как и я, поклонницами богини Весты являемся. Если терять девическую честь, так что б потом всю жизнь, что вспомнить было.
    В общем, вот так приятственно проходила у нас летняя практика. Археологи при нашей помощи к очистке внутренних помещений подошли. Обметывали мы один жилой дом из бога-теньких, расположенный недалеко от храма. Меня с моими габаритами в жилые помещения рискованно пускать, а в патио –  внутреннем дворике – я как раз на своем месте буду. Девчонки на другом конце городка у киношников наяд изображали в сцене пленения их охотниками. Меня трудно представить плененной. Поэтому я в гордом одиночестве, археологи и киношники вместе на руинах принципиально не сотрудничали, работала во дворе того дома. Как Любовь Орлова в «Веселых ребятах», с метелкой лазила между колоннами, как вдруг под мою ноженьку попал камушек. И полетела ваша раба божия Клепа, как жар птица в центр дворика  к фонтану. Результат: в позе распятого Иисуса Христа,только попой к верху, уперлась двумя руками в две плитки у основания фонтана, а лбом долбанулась в плитку в бордюре фонтана одновременно. В этот момент дно бассейна, до сего времени казавшееся сплошным монолитом, покрылось в центре мелкой сеточкой.  Одна из мраморных плиток приподнялась, приоткрывая тайник.
     Да, специалисты могли ходить вокруг этого хауза годами, потому что нажать на все нужные точки, чтобы открыть секретный люк, как мне спонтанно удалось при падении, мог человек только точно знающий схему. Умели древние скрывать свои тайны. Хотя на тот момент, устремившись к приподнявшейся плите, я не уразумела, зачем это нужно было так прятать. В небольшом тайничке сантиметров 25 на 25 прямо на голом полу лежала диадема, типа обруча с камнями. Когда ее увидела, мне показалось что где то такое я уже видела, но как то все мимолетно было, быстро эта мысль испарилась.
      Я хоть и не специалист, но что металл к драгоценным, типа серебра, золота, платины  не принадлежал, было видно не вооруженным взглядом. Работа мастера тоже нечего из себя особенного не представляла: гладкий металлический обруч, спереди камень прозрачный в форме правильного октаэдра. А уж камешек совсем
дрянненький, с трудом на феонит или горный хрусталь тянул. Конечно, с веками меняется планка оценки ценностей, но чтоб так! Вообщем, как женщну меня находка не заинтересовала, а как будущий ученый я понимала, какую историческую ценность представляет собой моя находка.
     До сих пор в литературе негде не упоминалось об изготовлении стекла в 3-4 (?) веках до нашей эры, и тем более в Греции. У Конфуция встречались записи, касающиеся  и относящиеся вроде к I веку до нашей эры, но в Поднебнсной Империи.Значит, как только я позову археологов, нас – студенток отсюда попрут. Приедут ученые со всего мира, начнут крутиться большие деньги. Влезут политики; братья славяне грызться начнут. Все взаимные обиды со времен сотворения вспомнят. А обруч этот невзрачный всплывет через некоторое время на аукционе Сорби. Вот такое молодое недоверчивое племя взросло. И такая подленькая мыслишка начала упорно пролизать в мои мозги, пока я разглядывала это произведение искусства, сделанное до нашей эры.« Киношники, в принципе, отснимали все сцены на воздухе, осталось пара эпизодов. Сегодня ночью у меня намечался финал кинокарьеры. Я должна была сняться в роли жертвы, приносимой на алтарь Пана. Действие, относимое к тому времени, когда он еще не был принят в штат богов-олимпийцев. Целую минуту мое лицо и фигуру будут лицезреть миллионы людей у  экрана телевизора. Так почему бы ни воспользоваться ситуацией, и не запечетлить произведение икусства на своей голове, и сохранить память в веках для потомства. Утром положить находку на место,  при свидетелях изобразить падение и выдать неподдельный восторг при виде тайника. Разоблачения я не боялась, логически просчитав, что на киносъемочной площадке вообще не заметят, что у меня за украшения. Археологи же, серьезные люди, сроду такую галиматью смотреть не будут.
     Если у вас всплывают мысли о порядочности, оставьте их в покое, они и рядом со мной в тот день не числились. Во мне разбушевалась настоящая женщина.Характер у меня нордический: решили – постановили – выполнили. Вечерком, когда Валюша из копны моих волос соорудила соответствующую прическу, и перешла к другой клиентке, я мигом сняла бижутерию с головы. Оглядевшись по сторонам, вытащила из сумки диадемочку и скоренько пристроила себе на лоб. Остальную мишуру, типа колье и ожерелья, тоже оставила отды-
хать на гримерном столике. Себе же оставила на шею цепочку с часми-кулоном, мамин подарок на шестнадцатилетие. Пусть ро-дительница порадуется на доню, когда по телику всей деревней этот шедевр искусства смотреть будут.
      На момент выхода из гримерной, на мне была туника, подвязанная ремешком, за который были зацеплены мои ключи с брелком. Извините за нескромные подробности: лифчик и трусы с потайным кармашком со всей моей честно заработанной наличностью. Нечего не могу поделать, деревенские привычки, всосаные с молоком матери, просто так не исчезают. Из украшений: диадема и мамин подарок. Так скромненько и со вкусом, я появилась на съемочной площадке.
      Менады в полном составе скакали по руинам, а возле алтаря меня дожидался Володька Козленко, снимающийся в роле Пана. Наверняка, благодаря своей фамилии его на эту роль взяли. У меня с ним уже были конфликты местного значения: придурок старый клеиться ко мне начал, пришлось объяснить, откуда ноги растут. Тепрь же согласно сценарию, он меня лапать начнет, а я восторг изображать при такой божеской милости. Зная такой расклад, этот гаденыш уже заранее ухмыляться начал.
      Прожектора еще не включили, но света было достаточно, ночь пришлась как раз на полнолуние. Светка щелкнула: «Дубль 1», режисер крикнул: «Мотор!», прожектора ослепили площадку, и я выплыла на сцену.
      В этот момент электричество как взбесилось: весь свет рампы сфокусировался на моем октаэдре, произошла вспышка, на пару секунд зрение у меня отключилось, а земля под ногами дрогнула.Честно говоря, на тот момент решила, что землетрясение, нечего более худшего я придумать не могла. Наивняк!
     Зрение вернулось, земля не дрожит, менады скачут, тирсами (посохами, оплетенными цветами) машут. Иду я, значит жертвенной овечкой к алтарю, и думаю, что самую большую зарплату в этом творческом коллективе должен получать гример.Никогда еще Володькина физиономия такой мерзкой не выглядела. А дух от него идет такой, что аромат навозной кучи Шанелью покажется. Хватает меня этот артист за руку и так конкретно тискает, что я начинаю нервничать. Но чтобы не поднимать кипиш, все-таки работают люди, пытаюсь разрядить обстановку, цедю ему сквозь сжатые зубки: «Ты, гад, давно у стоматолога не был. Играй строго по сценарию, а то я так твоего дантиста обрадую. Целый месяц за твой счет на Канарах отдыхать будет».
      Представьте, этот придурок вместо того, чтобы внять голосу разума, берет и щиплет меня за сосок. Ну, извини – подвинься, я не нанималась унижения терпеть. Приподняла я свою коленочку, и со всей силы промеж ног ему врезала.
      Что тут началось: вахканки визжат, селяне за голову схватились, на коленки попадали, а этот козел старый, держась обеими руками за гениталии орет на весь Крым.
Несчастная, пришел твой смертный час. Ты оскорбила сына Гермеса, и понесешь за это страшное наказание!..
      И все в таком духе. Я его причитания слушать не стала, давай в темноте режисера искать, чтобы объясниться. Когда визг поднялся, снимать перестали, прожектора выключили. Пока начальство для объяснений искала, сзади кто – то предательски подкрался и стукнул меня по темечку.

Глава II. Олимп,( сноска для новых русских, это не украинская водка, а штаб – квартира древнегреческих богов)


-Господи, ну какого фига, мы этот день Взятия Бастилии отмеча-ли? Спрашивается: хоть хохлы, хоть москали, ну каким они бо-ком к этому национальному празднику французов? Нет же: когда Саша Синичкин, второй помощник режиссера, притаранил двадцатилитровую канистру домашнего вина, вся киносъемочная группа так обрадовалась, словно все у нас в группе сплошь французы, и у каждого буквально имеется предок, погибший при взятии этой тюряги. Точно на халяву и уксус сладок. Все накинулись как мухи на мед. Господи, да ведь и выпила всего нечего, что ж так голова гудит? Нет, если уж травиться: так лучше буречанкой, чем этим виноградным коктейлем. Поди разберись, чего крымчаки сюда натолкали, у любого химика шарики за ролики зайдут при выяснении химической формулы яда домашнего приготовления.
                В это время через мое отравленное алкоголем сознание, стали пробиваться звуки музыки:
- Ох, это ж кто такой резвый закаленный, что уже смог очнуться и магнитофон включить? Ведь получается форменное издевательство: в голове и так барабаны стучат, так теперь они будут стучать в музыкальном сопровождении. Ой, а может это еще не выключили с ночи? Ладно, раз народ уже поднялся, не будем позориться и выдавливая из себя раба по капле, попробуем открыть глаза и оценить обстановку.
                Легче сказать, чем сделать. Голова трещала с таким треском, что в Москве слышно было, а очи вроде мне кто клеем замазал. Пришлось сконцентрироваться, мысленно очистить весь организм от интоксикации, подключить себя к Космосу в самом широком понимании этого слова ( в моем состоянии как минимум вся Вселенная должна на помощь ко мне кинуться), и мужественно разлепить глаз-ки.
                Тело мое покоилось на чем - то гладком и теплом. Мимо меня шастали чьи то босые ноги, завернутые в льняные простынки с золотистой каймой по краю. Ничего не поняв, глазыньки устало закрылись.

- Господи, - взмолилась я, хоть матушка всегда ругалась, когда поминали Спасителя всуе, - когда же это нас в сауну занесло? В памяти сплошная черная дыра. Не дай бог маменька узнает, что ее чадо в общественном месте, можно сказать в очаге культуры современного общества бесчувственным телом валялось, упившись как свинья. Убьет на месте! Господи спаси и сохрани… Так, все собралась и села.
                Мысленный приказ прошелся кнутом рабовладельца по моему мозгу: нейроны нехотя отправили этот удар в мышцы. Результат на лицо: ноги подтянулись ближе к туловищу, согнулись в коленочках, тотчас головка дурная на них бухнулась, выгнув спинку горбиком. Сквозь сжатые от боли зубы выдохнула воздух, и открыла глаза, на этот раз окончательно.
       Очнулась я в каком – то крутом навороченном кабаке. В стиле Древней Греции. Столы и скамейки мраморные. Блюда под золото, а кубки и амфоры черно – красные со сценками из греческих мифов, покрытые лаком. Рядом где – то видимо сауна или русская парная: в зале пара полно – углов не комнаты и потолка не видно, да и народ в простынках на голое тело разгуливает. В это время я увидела рядом с собой Володьку Козленко, и мгновенно все стало на свои места. Не от пьянки у меня голова болит, а кто – то чем – то тяжелым мою несчастную головушку погладил. Даже напрягаться не надо, чтобы понять кто? Вроде и не было на съемочной площадке нечего такого тяжелого, чем же он зараза так растарался. Кстати, а где киношники?  И почему мы с Козленко в кабаке?
              Публика здесь культурно, не напрягаясь, отдыхала, и на наше появление с Вовчиком внимания не обращала. У этого Челентано крыша, наверное, хорошая имелась. Скорей всего работает в киноискусстве для собственного удовольствия под мощной защитой. Ведь на съемочной площадке  его даже никто не остановил, когда он меня по головушке сначала ударил, а потом в бессознательном состоянии, куда-то поволок. Причем, так торопился, что не только меня в гриме и костюме оставил, но и сам в козлиной шкуре, рогах и прочих причиндалах явился.
              Ну, не знаю, что у него за блат, но мы были здесь не к месту, и начал он обвинительный спич явно не с той ноты:
- Громовержец славный, Тучегонитель грозный, доколи будет твориться такое безобразие: самая тварь последняя мнит что руку на бога поднять может!
                Я только подниматься собралась, но от этих слов опять на пол бухнулась.
«Нет, если излагаешь факты, так не уходи от истины. Причем тут рука, я ему коленкой в пах ударила.»
              Пахан местный, что за центральным столом лежал, представительный такой мужик лет пятидесяти в теле с небольшим брюшком, с шикарной бородой как у Санта Клауса и хипповскими волосами ниже плеч, недовольно развернулся в нашу сторону. Мужика можно понять, он в это время важным делом занят был: любовно так поглаживал молоденького официанта по попке, пытаясь пробраться к тому под коротенькую тунику. Обслуживающий персонал для душевной обстановки в таком же прикиде разгуливал, что и посетители. Да и вообще общество еще то подобралось: практически все полураздетае и с таким полунамеком на бисексуальные наклонности.
              Правда, в стороне сидели две девицы, одетые более-менее прилично. Они как-то умудрились в простынки укутаться таким образом, что оказались полностью одетыми. Девушки тоже что – то тянули из кубков, но в общем празднике не участвовали. То ли случайно в эту компанию попали, то ли были приглашены развлекать местную публику  каким – нибудь экстравагантным номером, типа лесбийской любви. В противоположном конце зала еще три дамы, прилично одетые, сидели и чинно обсуждали свои проблемы. Весь народ был занят делом: кто пьет, кто базарит по душам, одни мы белыми воронами на этом празднике жизни выглядим.
              Мой травмированный, не желая обращать внимание на такие мелочи, как настроение всей публики в общем, и начальства в частности, продолжал монотонно бубнить перечень нанесенных ему обид. И в своем рвении, дошел он до того, что я своим ударом коронным посягнула на самое святое – божественную власть. Нет, я, конечно, догадывалась, что у мужиков о своем втором сердце самомнение выше крыши, но дойти до такого абсурда: «Микротравма яйца – это оскорбление всех церквей мира, а, следовательно, и их духовных пастырей».
              «Ну, извините, не знала я, что своим ударом в пах обижу православную церковь, а также нанесу лично оскорблние Папе Римскому. Совсем, чиж оборзел!!!»
              В конце концов, своим занудством он достиг результата, правда, не такого ждал. Начальство встало во весь рост, да как рявкнуло на весь кабак.
- Зря Гермес вмешался, когда Дриапа этого ублюдка утопить хотела. У тебя Пан не только вид козла, но и характер такой же. А на фига ты богом числишься, если с какой-то сопливой девчонкой сам справиться не можешь. Да в добавок, решил докучать мне в самый неподходящий момент».
              Пускай минует пуще всех печалий нас барский гнев – публика, собравшаяся в зале, хорошо видимо знала шефа и сей постулат, а потому предпочла незаметно отползти к дальним столам. Только девушки, что сидели отдельно, пить не перестали, а на устах у одной змеиная улыбочка такая появилась, видно было: не любит она Вовца. Я же на выпад о сопливой девчонке обиделась: выпрямилась во весь рост, бюст свой выдвинула вперед, тряхнула горделиво гривой и потупила глазки. Мужик все понял правильно, и гневные интонации в голосе сменились ****скими.
- Да и ты Пан хорош! Мало тебе Сиринги!? Все успокоиться не можешь, что тебе с твоим свиным рылом в калашном ряду не место! Ведь не вооруженным взглядом видно, что девочке, в дедушки годишься. Это же самая настоящая педофилия и синильный маразм в открытой форме. Пусть смертная ко мне подойдет, я сам с ней разберусь».
              Здесь как пелена с моих глаз упала: не кабак это вовсе, да и на наших новых русских окружающие не тянут. Одно из двух: я или в психушке, но зачем Вовчику мне стрелку в больнице забивать; либо я на Олимпе, среди богов олимпийцев, а мужик этот Зевс и жалуется на меня Пан, сын самого хитрого злого изворотливого бога Гермеса, покровителя воров и торгашей. И если я себя ущипну и будет мне больно, то повезло мне обидеть самую неприятную семейку на Олимпе.
              Больно мне было очень, синяк пару недель не сходил, но тогда мне не до этого было. Окинула я внимательным взглядом окружающую меня обстановку. Пол действительно гладкий, теплый, но сквозь него очертания земли видны: горы, реки, города. Вроде съемка ведется с самолета, в прямом эфире. Пар же вокруг меня – облака. Потому то углов комнаты и потолка не видно. Вообще – то  потолок в этом зале очень мне знакомым показался. Если мне память не изменяет, в одной небезызвестной всем школе такой же имеется. Одно отличие: смена декораций зависит не от атмосферных явлений, а от настроения хозяина зала. Освещение естественное, солнечное. Вон мужик напротив сидит, как лампочка Ильича сияет, Гелиос - собственной персоной. Остальные присутствующие тоже мне были знакомы. Недругов моих так вообще не с кем не перепутаешь: Дионисий весь в лозе, ходячий виноградник, да и с рюмкой не расстается. С Паном у нас личное знакомство, так сказать.А рядом с ним батюшка его как фокусник все монетками золотыми и камушками драгоценными играет: то они появятся, то исчезнут. В ходе нашего шоу, он пару раз свои сокровища богам, сидящим вокруг него передал. Понятное дело не задарма – сделки какие – то свои под шумок Гермес сварганил. Мужик с китарой – ясное дело, Апполон. Девушки, в нормально одетые, единственные девственницы Олимпа, Афина с Артемидой. Топ – модель, только в откормленном виде и с фигурой Софи Лорен, понятно всем, Афродита. Гера, настолько властная баба, жена главного босса, двух мнений быть не может. Про мойр я уже сказала, компания из трех дамочек – сплетниц. Остальные боги не столь значительные персоны, чтобы можно было по их внешнему виду судить об их индивидуальности. Надо сказать, одеты они были все более менее одинаковы, без всяких наворотов. Те, кто помоложе в туниках, а кто постарше – в хитонах. Лишь Фетида еще пеплосом (плащом) голову прикрывала. Мужчины без украшений, только Арес и Гефест с мечами. А бабье все в драгоценностях : на головешках диадемы, в ушах – серьги, на груди – пекторали (колье по нашему), а на руках браслеты. В основном, все босиком, одна Артемида, в сандалях – плетенках, как у меня, и это правильно – не очень то по лесам босиком побегаешь. В общем, не стиль у них под Древнюю Грецию, а самая настоящая Эллада. И настоящее мое такое, что в самом страшном сне не приснится. Сами подумайте: во-первых, непонятно как оказалась из XXI века нашей эры в отдаленных веках до нашей эры; во-вторых, оказалась не среди людей в каком-нибудь древнем греческом городке, а на Олимпе, среди богов, и, в-третьих, на закуску, угодила на стрелку с самым опасным противником из олимпийцев.
              Естественно, ноженьки у меня подкосились, глазки закатились, сомлела я у ног повелителя Древней Греции, гиперсексуального дедушки всех времен и народов с извращенными наклонностями. Старичка аж повело от гордости.  Даже он, при всем своем самовлюбленном эгоизме, не ожидал такой реакции от краткой беседы. И чтобы приободрить невинную девушку, велел богам перенести ее на его скамью, предварительно согнав оттуда свою законную супругу Геру.
              Что я в себе ценю, это умение быстро и качественно вы-бирать себе врагов. Как говорится: друзья приходят и уходят, а враги накапливаются.
              Ну, скажите: мало мне было Пана с его папашей Гермесом, так нет – теперь Гера на меня как на змеюку последнюю косится. Нет, я ее понимаю, иметь в мужьях такого кобеля-извращенца, уже геморрой в голове. Даже за обеденным столом спокойно не сидит от зуда в одном месте. Но с Ганимедом, это я про того молоденького официанта, она свыклась. Здесь же  на пирушке, среди богов, ее унизить ради какой-то последней смертной твари. Но на счет меня, она зря разнервничалась.
Маменька меня строго воспитывала, одно из табу: никаких романов с женатым мужиком. Вижу ситуация накаляется, давай потихонечку от Зевса по скамейке отползать. Родственники, Боги по совместительству, заметив мой маневр, решили, что в данном случае им лучше тоже пока отойти в сторонку. Вот если позовут, тогда уже деваться некуда будет, придется на амбразуру кидаться.
                Дедушка шустрый оказался, но не шибко умный:
- Не страшись меня, милая! Ты, верно, скована моим величием. Я строг только с врагами. Кого люблю, тех я одариваю своими милостями. Не бойся моего величия. Я строг только с врагами, кого люблю, те видят от меня только милости.
              Ага, плавали, знаем… Когда Ио, бывшую в образе коровы, оводы, насланные Герой, жалили и гнали беременную, кстати от тебя, до самого Египту, чего не вмешивался?! Язык в заднице был! Так что не надо нам любви и ласки, живой бы до дома добраться. И где это сейчас мой дом? – тут такая тоска на меня напала, хоть волком вой. Взяла я себя в руки, и строго так Громовержцу ответ даю:
- Спасибо за ласку, но мы к баловству не привычные, нам домой надо. Мать-старушка заждалась, одна я, у ней надежда и опора.
              Почто его за умного столько веков держат, – не знаю: не хочет кавалер понимать, что отставку ему даю. Все боги, состоящие в штатном расписании Олимпа, уже врубились, даже Гера повеселела, но тоже в сторонку подалась. Из опыта прошлой жизни, знают, как Тучегонитель гневаться может. А Зевс все не врубается:
- Спасибо мойрам за такой подарок. Юная, наивная, сто лет такой не встречал. Ты, наверное, стесняешься посторонних. Чего  уставились: обыкновенная смертная, правда очень симпатичная. А ну пошли все вон. Так, ты, красавица, не смущайся. У меня отдельные покои имеются, мы сейчас туда отправимся.
- Я же тебе греческой мовой розмовляю, – кстати, мелькнула у меня мысль: «Откуда я знаю греческий язык» – девушка я честная, строгих моральных правил. И хотя в связи с вашим возрастом никто нечего плохого подумать не может, честью своей, единственным богатством, оставшись наедине с мужчиной в комнате, рисковать не буду.
              С выражением на лице «Вот такие дуры, нас носом в счастье ткнули, а мы не заметили», закончила речь, весьма невежливо руку вырвала из длани владыки Ойкумены, после чего резко пересела на край скамьи. Знай наших: «Умри гусар, но чести не утрать».
              Не успели подчиненные приказ шефа выполнить – уб-раться вон. Рано боги обрадовались. Тишина на Олимпе стояла оглушительная, слышно было только чей-то стук зубов. Их ве-личность поднялось, дак как начало гонять молнии в окружаю-щих, Копперфильд и Кио рядом не стояли. Естественно, я приняла самое активное участие в общем марафоне богов на дистанцию «Кто быстрее и дальше драпанет от Зевса по пересеченной местности».
              Правда, через некоторое время сначала я, а потом и боги заметили одну странность. Если олимпийцам  доставалось от этих молний по полной программе, успевай пожар тушить, то на мне статическое электричество гасло и вреда не причиняло.
              В конце концов, Громовержец и сам заметил бесполез-ность своей карательной акции и недоуменно взглянул в дальний конец залы. Там, как я уже выше говорила, сидели три дамы с мотками ниток, не принимающие участие в зрелищном забеге. Если меня не подводит память, то три старухи-стахановки на светлом Олимпе – это богини судьбы-мойры. Судьба самого Зевса в их руках. Властвует рок над смертными и богами, вот и решил сын Крона взять подсказку: «Помощь зала».
              Средняя из сестер, если не ошибаюсь, Лахесис, вынула жребий не глядя и показала повелителю. Опять на Олимпе уста-новилась рекламная пауза – бумажка чистая оказалась, пустышку потянула. Дамы резко оживились; мойра Клото, что главная станоцница-прядильница, давай мотки свои раскручивать, а ниточки моей то нет. Ангропос, над свитком судьбы с пером зависла, челюсть опустила и поднять не может, точняк – жертва стоматолога. Что писать не знает, не было такого в анналах истории Олимпа. Быстренько провели пресс-конференцию и выдали высокому собранию резолюцию:
- Нет этой женщины ни в мотках нитей судьбы, ни в списках. Не принадлежит она к нашему миру. Тучегонитель, не имеешь, ты, над ней власти. Вот наш ответ: знаем мы, кто она и откуда. Если уж так приспичило с ней разобраться, можешь только личным рукоприкладством заняться. Решай тебе, – ехидно закончили сестрицы, видимо блудистый характер начальника и их достал.
              А дедушку я рано в разряд придурков отнесла: взглянув на Пана, продолжавшего держаться за причинное место, на меня и оценив свои небожественные возможности, дипломатично предпочел перевести стрелки на потепление международной обстановки:
- Если ее нет в списках судьбы, и не принадлежит она к нашему миру, значит, есть миры, о которых мы не знаем и, прибыла она из такого мира. Если девушка может путешествовать между мирами, что недоступно даже титанам, лишь праотцу нашему Хаосу было это доступно. Следовательно, наделена она божествеными возможностями, и нам приходится родней. Все боги – родственники, а какие счеты могут быть между равными. Произошло досадное недоразумение, правда, Пан – взглянул Зевс на бедного Козлевича так, что тому пришлось кротко кивнуть в ответ, но глаза при этом у него злобно блестели.
                Вот так я, неожиданно для себя, обзавелась многочисленной родней. Зря матушка, последние годы, все сокрушалась:
- Вот помру я, так тебе, сиротинушке и голову не к кому будет преклонить.
                Радуйтесь, мамо: есть теперь не одно плечо, на которое можно голову положить. А уж сколько особей для меня с радостью распахнут свои жилетки и ширинки… Ведь у них инцест, даже за преступление не считается. Только взгляни на божественный пантеон Олимпа – брат с сестрой живет, отец с дочерью – и все нормально, окружающих действительность не шокирует.
                Так, и кому я такой несусветной радостью обязана? Кто тут в роли машины времени выступил. Печенкой чувствую: это незатейливое женское украшение и мое неуместное павлинье самомнение меня сюда занесло. Теперь понятно, чего  ее так прятали. Эту диадему не от воров укрывали, а людей от этой заразы уберегали. Ведь так хорошо, качественно заховали, никто бы в жизни не догадался. Кто ж знал, что появится такая особь с грацией слона в фарфоровой лавке, и долбанется со всего размаху в тайник, скрываемый тысячелетиями. Какое – то седьмое чувство мне подсказывало, что эта «чума» со времен Ойкумены там хранилась.  Ладно, раз я уже здесь нахожусь, то надо специалистов по божественным раритетам поспрашивать: с чем ее едят и механизм ее действия. Тем более главный божий специалист тут же находится. К своему царскому столу меня пригласил, вот сейчас между бокалами амврозии и будем выяснять интересующие вопросы.    
- Попросим дорогую гостью за наш стол, отведать угощение и пояснить, что понадобилось ей в наших пенатах.
              На добрые, хоть и лживые речи привыкла отвечать вежливо, сказывается сельское воспитание. Раскланившись во все стороны, как артистка на сцене, уселась за один стол с Зевсом и его супружницей. Надо сказать в зале четко отличалось отношение богов к данной ситуации в целом и к моей скромной персоне в частности. Пан, его непосредственный начальник Дионисий и папашка Гермес бросали в мою сторону гневные взгляды. Гера, та никак не могла решить со всей определенностью: то ли соперница, то ли подружка. Апполон, недолюбливавший Пана со времен фестиваля музыки, исполняемой на свирелях в горах Тмола, откровенно издевался над незадачливой жертвой похабной страсти. Сестрица его, Артемида, одобрительно поддерживала его в этих издевках. Вторая одетая девушка, Афина – любимая дочь Зевса, а потому она, конкретно никого не поддерживала и в ситуацию не вмешивалась. Остальные тоже до конца не определились в своих симпатиях, а потому предпочитали заниматься больше амброзией, а не мною.
              Мне же предстояла нелегкая задача, не разубеждая Громовержца в моем божественном происхождении, выяснить, как выбраться обратно: в XXI век, на ридну Украину.
- О, великий сын Крона, выкормленный молоком божественной козы Амалфеи – где-то на задворках моей памяти лежало напоминание, что к Главным богам обращаться напрямую по имени категорически запрещено – с радостью отвечу на все возникшие вопросы. Действительно, я из другого мира, а еще вернее я из далекого будущего, из страны, возникшей на месте современной Скифии, точнее из местности, располагающейся между речками Гиписом и Борисфеном. Сейчас у нас другие боги. Но о вас помнят: вы остались в людской памяти, благодаря древним манускриптам. Люди стараются сохранить все оставшиеся храмы до этого времени. Все мои предки были заняты тем, что по крупинкам и осколкам востанавливали истину, касающуюся древних, - тут, я, конечно, приврала, но что не сделаешь ради красного словца, тем более, что в главном я не соврала. Все мои предки археологи свои жизни посвятили выяснению истины о прошлом.
- Процветает город твоей любимой дочери – Афины,выросший в мраморе на берегах Понта. Люди со всех краев едут взглянуть на былое величие Афинского Парфенона. Храм в Олимпии, где находилась твоя золотая скульптура, храм твоей дочери Артемиды в Эфесе, Колос Родоский, посвященный Гелиосу до сих пор считаются чудесами Света. В память о вас - раз в четыре года проводят Олимпийские игры, в которых участвуют девушки и юноши со всего мира.
              Среди богов начался ропот: их не удивило то, что я из будущего, но то, что на Олимпийских играх присутствуют женщины, потрясло безмерно. Лишь Зевс заметил то, что его власть кончится, как и предсказывал титан Прометей, и на смену им пришли новые боги, у людей появились другие кумиры.
- Печально слышать о таких изменениях в будущем, но это не объясняет твоего появления в нашем мире.
- Я же говорю, о вас помнят, - решила я еще польстить старичку, кашу маслом не испортишь.
- В память о вас розыгрывалась трагедия в театре для очень большого количества зрителей – интересно, а как иначе объяснить окружающим, ни разу  в жизни не видевших кино, телевизор.
- Самые достойные из моего мира участвовали в этом представлении, я была самой главной. На меня возложили диадему, хранимую в одном из уцелевших древних храмов, милионы лучей пересеклись на ней, и оказалась я в вашем мире.
              Логически исходя из выше изложенного, поняла, что своим переносом во времени я обязана своей находке, ведь не зря ее так прятали. Но что это за вещь, и каковы нужны условия для обратного переноса – на эти вопросы ответов у меня не было. Перед лицом своего бывшего отвергнутого поклонника, нельзя было показывать свою беспомощность. Срочно требовалась такая ложь, которая реабилитировала бы меня в глазах окружающих:
- Этот раритет бесценный, находился в ведении наших самых главных жрецов. Знание о диадеме передавались на смертном одре преемнику вместе с титулом Главного жреца. Даже нам, особам приближенным к императору, пардон, приближенным к таинствам, - поправилась я, заметив удивленный взгляд Зевса. Извините, увлеклась.
- Нам было известно лишь то, что эта древняя вещь пришла из мрака веков, имеющая божественное происхождение, обладает огромной силой. Она хранит своего хозяина от посягательств врагов, - это я так, на всякий случай предупредила, что трогать меня себе дороже обойдется. Я вроде такой вариант неисправной бродячей трансформаторной будки из себя представляю.
- Более подробная информация имелась только у Главного жреца, моего дяди. Сам понимаешь, что позволено Юпитеру, не позволено быку.
                Громовержец усмехнулся:
- Хорошо сказано, надо запомнить. Гера, не забудь довести цитату до подчиненных, да и сама ее почаще вспоминай, когда соберешься что – то весьма неразумное сделать, чтоб потом не висеть между небом и землей.
                Вынужденная прерваться из–за дружеского монолога супругов, я продолжила, как только Зевс прервался:
- Просто все произошло слишком быстро. Дядя только возложил на меня диадему, как кто то решил выслужиться, включил раньше времени освещение.
              Последняя фраза была не очень понятна моим вниматель-ным слушателям, но я ее не стала объяснять, чтобы не влезать в физические бредни даже для моих современников, что уж говорить о предках.
- Поэтому, я попала к вам без соответствующих инструкций. Она меня охраняет, но я не знаю как при помощи ее могу вернуться домой.
              Зевс внимательно осмотрел мой обруч, не рискуя однако притрагиваться к нему руками:
- Вещь древняя, металл такой я видел у отца своего Крона. А про камень даже приблизительно нечего сказать не могу. Даже и не знаю, кто тебе под небом, землей и в море поведает тебе о происхождении твоего украшения.
                Гера, как истинная женщина не могла не проявить любо-пытства. Тоже издалека, не приближаясь, она задумчиво окинула зорким взором женскую безделушку:
- Насчет металла, не знаю, Мое знакомство кратким было. Когда папочка меня на обед глотал, мне, новорожденной, некогда было во время его гастрономических изысков рассматривать отдельные детали его туалета. Потом же все предметы, типа мечей, копей, щитов, мой сыночек из обыкновенного металла ковал. А вот камушек, мне что то , связанное с Персефоной, напоминает. Но убей меня Крон, если я помню. Видимо это уж что то совсем незначительное.
                Супруг грозно сдвинул брови:
- Раз это такое незначительное, то и нечего лезть с ерундой своей в серьезный разговор умных персон.
                Зевс по хамски перебил жену, видимо ее он за умную не держал, что же жираф большой, ему видней.    
              В этот момент в наш диалог вмешалась Фемида, богиня правосудия:
- О Тучегонитель, прости меня дерзкую, но может мой сын, пред-сказавший наш закат, знает что-то об этой диадеме.
              Зевс, нахмурившись, выслушал этот совет:
- Может быть, может быть. У твоего сына, особый талант, знать все неприятные для меня вещи и вещать об этом на всю Вселенную. Сколько орел не грызет ему печенку, а с него как с гуся вода, все равно каждый день очередную порцию гадостей выдает.
              Услышав, что, наконец, появилась возможная кандидатура на роль консультанта, который возможно сможет прояснить ситуацию, решительно вмешалась в их беседу:
- Вы, случайно не Прометея имеете ввиду?
              Громовержец нахмурился еще больше, в пиршественном зале начали сгущаться грозовые тучи:
-А что имя этого предателя не затерялось в веках, и его помнят в вашем мире?
- Как же, как же, кого  нам еще помнить, если не его. Он нам можно сказать жизнь дал, не позволил роду человеческому без огня вымерзнуть, опять же таки знаниями осчастливил.
              В грозовых облаках, сконцентривовшихся над нами наметился прогресс в виде мелких молний, типа зарниц – это Зевсушка обиделся на мои непочтительные речи:
- Значит он спаситель человечества, жизнь свою на благо людей положил, а я так просто на бокал вина сюда забежал?
              Необходимо срочно требовалось разрядить обстановку, пришлось ложку дегтя заливать потоками меда:
- Ну что ты, что ты, Победитель Титанов. Без твоего могучего по-кровительства, людишки и мечтать не могли о своем существовании. Ну, проявил, ты, недальновидную близорукость, когда ты решил им заткнуть рты, чтобы не достовали своими жалобами. С кем не бывает. Коню понятно, каждый день, ежеминутно требуется твое высочайшее разрешение во всех их многочисленных просьбах. А где же время на личную жизнь?  Бог ты или не Бог?
- Да Хирон тоже меня правильно понял, не осудил, хотя и попенял за излишнюю горячность, - сделал оригинальные выводы сын Крона из моей речи.
- Вся Вселенная знает о твоей мудрости, о твоем высоком покро-вительстве всем богам, ничто не проходит в этом мире без твоего пристального внимания. Но если будет мне позволительно дать совет, так сказать из будущего, люди не помнят благополучных, но с удовольствием вспоминают мучеников. Где то, когда то в веках был кто то кто страдал больше, чем я сейчас. Оставляя Прометея, прикованного к скале, терзая его каждодневвно мучительными болями, ты, создаешь самолично прецендент для его возвиличивания. Приблизь его к себе, обласкай своими милостями, и ты увидишь, как быстро все о нем забудут.
- В твоих словах скрыт большой смысл, богиня из будущего. Возможно мне следует призадуматься над твоими словами, и сделать соответствующие выводы.
                Я поддакнула:
- Народ любит только убогих и обиженных. Мученики остаются в веках, а имя мучителей покрывается пеплом забвения.
- Ветерок это, пусто…Оставим эти речи, сейчас важнее разобраться с тобой. Видимо, действительно тебе придется повидаться с этим господином Всезнайкой, может чем и сможет он тебе помочь. Но, к сожалению, тебе придется добираться самой. Я бы и рад тебе помочь, но на тебя моя божественная власть не распространяется, а посему  не моих силах доставить тебя в один миг на Кавказ, ты уж как нибудь сама, своими силами. Поэксперементируй, возможно твое украшение и сможет тебя перенести туда. Не мне учить богов из будущего. Будет нужда во мне, заглядывай.
              «Ой, не, вы, видели эту счастливую физиономию, отыг-рался все таки обиженный мужик. Как же хотел показать восьмое чудо меж ног, а тут такой облом – девица не пожелала пройти в экскурсионный зал с гидом, да еще все это произошло на глазах подчиненных. Что, несомненно повлечет за собой подрыв устоев монаршего абсолютизма. А посему этот песионер-извращенец так дипломатично отправил меня в пешеходный тур по Древней Греции со всей ее извечной мирно-взрывоопасной обстановкой, что только диву даешься. Если бы не такая откровенная месть, запросто, мог пристроить ко мне по бокам двух богов в приказном порядке, и, держа меня подбелые ручки доставить в горы Кавказа. Вон Пан при большом желании один справился, на плечо меня закинул, и на Олимп притаранил. В конце концов, можно было ради такого случая, родственица из будущего в гости приехала, доставить Прометея под светлые очи начальника. Так нет же, нет хуже обиженного мужика, оскорбленного в лучших чувствах: не нашей ты, девица, епархии, не могу тебя по божески наказать за наглый отказ, так подставлю просто как смертный. Пешкодралом через воюющие территории с одного горного хребта, через моря к другому горному хребту, без оружия и провианта, имея за плечами дружную семейку Пана и сотоварищи, быстренько гонор свой засунешь куда подальше, и нижайше помощи запросишь. А мы подумаем, стоит недостойную услышать али нет.»
              Вот примерно с такими мыслями, трогательно махая мне платком, счастливый Зевсушка выпер меня с Олимпа.

Глава III. Под небом Греции священной…(или краткий пере-чень услуг, предоставляемых туристической фирмой «Олимп» одинокой девушке, путешествующей в одиночестве по  Древней Элладе).
             
              Интересное кино получается: пока находилась я в этих райских чертогах – было тепло как в Крыму летом. А стоило только покинуть территорию Олимпийского комплекса, то сразу резко похолодало. Распрощавшись с этими новоявленными родственичками, я сделала шаг за Царские врата, то сразу бухнулась каким – то среднестатистическим моржом в снег по самое то… в общем вам по пояс будет. Если не забыли: штаб – квартира Олимпийцев находилась на вершине горы Олимп, а горные вершины имеют обыкновение быть сплошь покрытые снегом. Вот я в своем пляжном ансамбле, в виде туники и сандалет, и провалилась в это белое безмолвие.
- Что делать прикажете? Добираться предложено самой, обмундирование мое, мягко сказать, не соответствует климатическим условиям. Если грубо: замерзну я тут на фиг к чертям собачьим. А по снежному покрову, я как буду пробираться? Вплавь что ли?
                Долго мне думу думать не дал ветерок горный, шаловливо засыпавший меня с головы до пояса такими колючими снежинками. Остальная часть моего туловища замерзала в сугробе, нагло  пристроямщемся прямо у входа в это гостеприимное заведение. Делать нечего: придется, набравшись нахальства, еще раз с родственниками потолковать. Ухватившись двумя руками за створки ворот, точнее – всунув пальцы рук в щели между створкой и оградой, вытянуть свое тело из снега. Попыталась потянуть дверь на себя: а мне – вигвам, жилище южноамериканских индейцев. Закрыто: просьба посторонних не беспокоить. Ага, щас. Когда славян закрытые двери останав-ливали? Мне все равно нужно срочно восстановить кровообращение в конечностях, а то мороженным куском филе здесь навсегда останусь.  Так, разбегайся улица, прячься все в переулочек, ломать, не строить. Мы, братья – сестры славяне, завсегда все от души делаем: разрушаем, так до основания, строим на обломках, обязательно с песней. Не посрамила я своего роду – племени: так начала руками и ногами по двери барабанить, что через некоторое время взопрела.
                Представляю, какая гадкая улыбочка у моего наиглавнейшего родственника при виде моей персоны образуется. Воображение у меня богатое: словно наяву, мне в Громовержец вместе с Паном, Гермесом и прочими скалиться начал – руки, прямо скажу, сразу опустились, а вот ноги, не подчиняющиеся видно дурной голове, продолжали отбивать марш по створкам. Сразу видно, в какое место мои прусские родственники , со стороны батюшки, мозги вколачивали розгами.
                На Олимп, таким образом, видимо еще никто не попадал: сами боги телепортировались, куда хотели, а смертным здесь вообще делать нечего. Они, наверное, даже понять не могли, откуда грохот доносится. В конце концов, и до тугодумов дошло, что весь сыр – бор у входных ворот образовался. В приоткрывшейся щели между воротами, показалось донельзя удивленное лицо Ганимеда. Оттолкнув олимпийскую шестерку от двери, я запрыгнула во внутрь, упав прямо на стоящую перед мною преграду. Мы повалились с ним, в весьма неприличной позе, на пол. Не дав ему открыть рот для вопросов, резво вскочила на ноги, и шустренько устремилась в сторону кухонных апартаментов Олимпа. На виду у всех ошеломленных нимф и сатиров, числящихся в здешнем заведении работниками ку-хонного блока, схватила блюдо самых больших размеров и гордо прошествовала обратно. Бедный Ганимедик еще не успел с пола подняться. Продолжая лежать на мраморе, он ел  обалдевшими глазами мою приближающую персону, в тайне надеясь, что снизойду до объяснений.
                Мотнув головой на блюдо, гордо припечатала:
- Мне, в общем – то, нечего не надо. Но уйти без сувенира, мне показалось зазорным для престижа Олимпа. Ты, Громовержцу, объясни в приватной обстановке, что я, на память, самую завалящуюся  тарелку взяла. Ему – не в убыток, а мне – памятка о родне.
                Для незнающих поясняю: В Ойкумене серебро считалось дороже золота. Глупые туристы восхищаются богатым убранством древнегреческих храмов, а расчетливые американцы даже пересчитывают количество использованного злата на доллары, по курсу Нь –Йоркской  биржы.  По наивности, они не подозревают, что в настоящее время здравомыслящие греки строили бы из дешевых материалов моей современности – алюминия или какого  ни будь сплава. Так что, я ни кого не обманула, когда взяла из Зевсового хозяйства, самое обычное блюдо, причем по их меркам, не самое дорогое.
                С подносом под мышкой, поспешила покинуть эти весьма не гостеприимные для меня чертоги. По дороге, отпихнула не в чем не повинного официанта, злорадно усмехнувшись ему напоследок, представляя как Зевс отреагирует на это представление. Я ведь чего ломилась за этим столовым прибором: у дедушки – олимпийца нечего просить не хотелось – «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях», а добираться до альпийских лугов, пардон, олимпийских как – то надо. Вот вечная память великому русскому полководцу Суворову поможет мне на этом тернистом пути, а гимнастика йогов замерзнуть не даст.
                Смертельный аттракцион, один раз в жизни, помереть – не встать. Держа мысленно перед глазами  знаменитую картину «Переход Суворова через Альпы», я совершила неповторимый съезд с горки на  салазках 585 пробы. Кинув блюдо на снег, брякнулась на него пятой  точкой, и зажмурив глаза, вцепилась изо всех сил за ручки. У древних греков простых гладких подносов не было, в моде наблюдалось сплошное вычурное излишество. Вот самая простая тарелка была слегка изогнутой формы, а по бокам ручки, чтобы слугам удобно было нести кабана или косулю, вдвоем  не так тяжело. Поэтому, благодаря их пристрастиям, мне было за что ухватиться, когда я оттолкнувшись от ворот, начала свой смертельный слалом на блюде по горным вершинам. Запомнила я только жестокий ветер в зажмурившееся лицо, да болезненные подскоки на поворотах. Это сумасшествие закончилось, когда появилась голая земля с отдель-ными островками травы.
             Когда мой знаменитый земляк Николай Васильевич Гоголь говорил о пристрастии русских к быстрой езде, он не пояснил, что к украинцам это никакого отношения не имеет. Могу вас со всей категоричностью заявить: «Быстрота и натиск – точно не мой стиль жизни», Я книжный археологический червь, а потому вариант американских горок, типа экстрим мне не подходит. Что за удовольствие тратить свое время и здоровье для зарабатывания седых волос – никогда не пойму экстримщиков. Приземление не было таким удачным, как сам спуск. Там кроме охватившего меня ужаса, я нечего не чувствовала. Не было даже сил прочитать молитву или с матушкой попрощаться, последнее «Прости» сказать.  Здесь же, когда показалась земля, тарелка продолжала мчаться с огромным ускорением, коэффициент скольжения по снегу и земле, естественно, разный. Две физические константы пришли в сопротивление. Пока они боролись, край подноса зарылся в грязь, и меня как из катапульты вышвырнуло на метров восемь – десять вперед, опрокинув со всего размаха лицом в грязь, туловищем, понятное дело тоже. Отблювавшись олимпийским обедом, пошатываясь от слабости, я побрела в сторону виднеющейся впереди фауны, прочь от снегов. Историче-скую столовую утварь я бросила на радость разбойникам. Если таковых здесь не имеется, значит пусть орлы местные этим предметом займутся. Сил у меня нет  - на ту гадость любоваться, а уж тащить с собой, об этом и разговора не будет.
                Добравшись до переднего края травы, сорвала пук и принялась приводить себя в порядок, насколько возможно в этих условиях. Размазала грязь по лицу, лишь бы очи бачили, куда ноги ставить. Ориентируясь на виднеющийся на горизонте  лес, начала спускаться с горы. При этом вела сама с собой разговор «Завсегда с умным человеком приятно пообщаться»:
- Ну и не надо, подумаешь, мне, что в первый раз ножками на большие расстояния передвигаться. Ничего страшного, тем более я же с горы иду, а не на нее. Нет, Зевушка, ты меня таким турпоходом не напугаешь. Здесь идти благодать, не то, что по нашей распутице по колено в грязи с торбами на выходные в деревню переться. Даже еды, гаденыш, не предложил. Но как же мы смеем богиню обидеть предположением, что она может замерзнуть или оголодать? Нечего мы последнюю неделю перед степендией всей общагой на лечебное голодание садимся. Так что пара дней без пищи мне на пользу пойдут, организм очистится, мозги лучше работать будут. К тому же один плюс во всем этом был – экология у них ещё заводами, фабриками не испорченая, озоновых дыр нет, солнце безопасное, ласковое. Одно удовольствие путешествовать, кабы еще грязь засохшая не раздражала. А от жажды не помру, пока снежок талый в ложбинках имеется. И если мне не изменяют географические познания, то скоро ручей будет.
                Что, что, а память у меня хорошая. Я когда шум ручейка, скрывающегося в камнях услышала, чуть с ума от радости не сошла. Вырыла ямку в земле, чтоб туда вода собралась, такая мини – запруда. Стянула с себя тунику и давай ее мочить в природном тазике. Потом этой мокрой тряпкой стала себя от грязи отчищать, затем опять тунику полоскать и ждать когда  резервуар очистится от поднявшейся мути. И так несколько раз я эту процедуру повторила, пока все напоминание о земле с себя не сняла. Натянула на себя мокрую одежду - нечего солнце теплое, да и на бегу начну сейчас паром исходить, быстро высохнет. Если до сих пор не заболела, то и дальше Христос сохранит.
              Когда лесная растительность показалась, стала я гото-виться к встрече с людьми. Время тревожное, правда более точ-ную дату я не установила еще, но разборки повсеместно. И оди-нокая девица, путешествующая без охраны – вождевленный предмет всех окрестных мужиков. Или наложница, или рабыня, а можно и то, и другое – два в одном, зачем платить больше? Поэтому добравшись до первого же дерева, стала изготавливать индивидуальное средство защиты. Пусть простят меня сторонники Гринпис, но сломала я две ветки и при помощи перочинного ножичка, висевшего у меня на связке с ключами, как могла ободрала их от лозы и попыталась придать им прямую форму. В каждой веточке убрала сучки, листья и сделала небольшие углубления. Сняла со своих часов-кулона линзу и при помощи солнца на месте этих углублений прожгла дырки насквозь. Подрезала ножничками из брелка кожанные ремешки на сандалях, и освободившимся кусочком кожи перевязала эти палочки. Невесть что, конечно, не электрошокер и не газовый пистолет, но тоже душевненькое средство защиты получилось – нунчаки называются. Зря что ли я целый год на восточные единоборства ходила.
              С палочками в руках,  мир как - то окрасился всеми цветами радуги, и вообще, я почувствовала себя уверенней. Мне теперь ни зверь, ни человек не страшен. Электролюкс ( Греция по лицензии) – сделано с умом, в чем мне через пару часов пришлось убедиться на собственном опыте.
              Иду я, значит, любуюсь местными пейзажами, типа живописных горок, весело журчащих ручьев, маслинки, оливки разные  на деревцах, а не в банках, легкомысленно так помахиваю нунчаками. Навстречу мне отара овец бредет, охраняемая со всех сторон волкодавами. Собачки сначала на меня кинулись, потом принюхались и мудро отступили назад. Запах от меня идет чужой, им не знакомый. На мне вроде из вещей всего нечего, туника, да нижнее белье. Но киношный реквизит в машине перевозился, пропитался запахом бензина, угарным газом. Животные -– существа умные, у них незнакомые запахи в первую очередь с опасностью ассоциируются. А раз так, то не суйся, пережди, иначе на-рвешься на неприятности. В полном согласии с первой сигналь-ной системой, уселись волкодавы на задние лапы в сторонке, внимательно следя за развитием событий.
                Стадо только видимо с гор спустилось, а посему у пастухов от длительного воздержания при одном мимолетном взгляде на одинокую девушку спермотоксикоз начался. Не тебе  здрасти, не тебе анкетного опросника, вообще, никакого намека на всемирноизвестное греческое гостеприимство. Халатно пренебрегая своими непосредственными служебными обязанностями, как нашкипидаренные бросились они на испуганную девицу, склоняя ее к груповухе в ужасных антисанитарных условиях. Причем угрожая ей угрожая самым немыслимым образом по поводу ее драгоценной жизни. Повалили ее на сыру землю, не считаясь с возможностью воспаления придатков, и нагло полезли под тунику. Но тут их ждало горькое разочарование. Такой интимный предмет туалета как трусики в Древней Элладе не был известен. У них народ голышом шастает, культ обнаженного тела средит населения культивируется. Так как на позновательный интерес у аборигенов рассчитывать не приходилось, то не давая времени на удивление, а скорее вероломно используя низкий интилект нападающих, легким движением руки выкинула палочки в сторону аркадских пастухов. Кто не видел нунчаки в действии, советую посмотреть видеозапись ведения боя этим видом оружия. Объяснить нельзя, просто надо видеть, особенно, когда палочки летят и разворачиваясь, набирают скорость, превращаясь в один сверкающий диск. Попадание под этот круг чаще всего заканчивается смертельным исходом. Но это если кидаешь нунчаки на дальнее расстояние, при ближнем ведении боя нападающему удается контролировать силу удара. Поэтому аборигены в скором времени улеглись на травку без чувств.
              Пока пастухи пребывали в вынужденой сиесте, я впервые  за три дня поела, запивая нехитрый завтрак кисленьким таким винишком. Прямо скажем, дрянь винцо. Начни день с ароматом Якобса здесь не канает – ни чая, ни кофе сюда еще не завезли. Народ либо воду, либо вино пьет. Правда, в меню еще суп числится, но это из горячих жидкостей. В повседневной жизни греки привыкли обходятся сыром, хлебом и маслинами. Стандартный завтрак туриста в шоп – турах, только без напитков. Пока я насыщалась, мужики очнулись, удивились и убедились, что нужно поделиться имеющимися у них продуктами и информацией. После чего мы расстались к обоюдной радости. Собаки во время инцидента, даже с места не сдвинулись, отчего очень сильно выросли в моих глазах.
              Хоть я и выполнила продовольственную программу в отдельно взятом случае, с информационным эфиром мне так не повезло. Пастухов, окромя своей деревни нечего не интересовало, в отличие от моей любознательной натуры. Должна же я сориентироваться во времени, чтобы знать какие неприятности ожидают меня на пути к Прометею.
              В неведении сладком, я оставалась до бижайшей оливковой рощи, где поджидала меня Афина Паллада во всем своем грозном блеске. Дева – воительница до сих пор мудро пока не высказала своего мнения к происходящим событиям. Внимательно вглядевшись в парадную форму одежды богини, отметила отсутствие головы Медузы Горгоны на сверкающем панцире. Получив, наконец, желаемую зацепку в истории, мысленно развернула учебник по Древним векам, и быстренько-быстренько стала листать страницы, относящиеся к мифам Древней Греции. Выходило у меня следующее: Персей – красавчик, не успел еще совершить своего подвига, а посему богиня пока без подарунка. Но в это же самое время Геракла уже зачислили в штатное расписание к Эфрисфею, куда пристроился он с корыстной целью, в надежде на бессмертие. Значит, если Геракл еще и не начал канализационно очистительные работы в конюшнях Авгия, то в ближайшее время начнет. При окончательном расчете у них произойдет базар по поводу оплаты, в результате чего герой вернется в Элиду с большим войском. Жадность сгубила Авгия. В честь этого знаменательного события, принесет Геракл своему отцу богатые жертвы и учредит Олимпийские Игры около города Писы. По историческим ссылкам, греческое летоисчисление началось с первых Игр, датируемых семьсот семдесять шестым годом до нашей эры. По всему выходило, что занесло меня из двадцать первого века нашей эры в восьмой век до нашей эры, год мне придется еще уточнить.
             Афина невозмутимо следила за моим лицом, на котором ясно читался весь мой мыслительно вычислительный процесс. Дождавшись его окончания, она с величавым достоинством обратилась ко мне:
- Хвала олимпийцам. Не будет ли  считаться дерзостью, если я позволю себе за счет вашего драгоценного времени утолить свое праздное любопытство.
- Не стесняйся, надо чего, валяй спрашивай.
- Извините, я не совсем поняла, что я должна ваять. Я не умею ва-ять, я больше по ткацкому делу. Скульптуры находется в компетенции Апполона.
                С досады я прижала язык, все - таки иногда надо ду-мать с кем разговариваешь, и выбирать выражения, доступные свому собеседнику. И что понятно любому самому тормозному представителю моего времени, совершенно не о чем не говорит древнему греку, в данном случае греческой богине. Кстати, хоть любимая дочь Зевса и говорила со мной вежливо, но она избегала обращаться ко мне как - то конкретно. Видимо оставались у нее сомнения по поводу моего божественного происхождения. Но что - то сдерживало вспыльчивый темперамент богини, и это что - то сильно меня интересовало. На данный момент в моем реестре числились только враги, срочно требовалась мобилизация союзников в свой лагерь. Поэтому, перестав придуриваться, стала корректно вести диалог.
- О, мудрейшая из всех богинь, добродетельная дочь Громовержца, что привело тебя в мир смертных, чем заинтересовала тебя моя скромная персона.
- Признаться надо: у меня были сомнения в том, что ты равная нам богам олимпийцам. Но преодоление снежного пространства таким чудесным образом и твое божественное ведения боя изумительным, но неизвестным нам оружием, которое ты сделала буквально из нечего в считанные минуты, заставило меня признать, что Тучегонитель как всегда оказался прав.
                Честно скажу, друзья мне нужны, но ведь это хамство натуральное: как помочь – это не по божески, а как всем Олимпом за моими мучениями подглядывать, так это в их божеских силах. Небось, этот небесный тотализатор и ставки на меня ставил. Взвилась я как укушенная:
- Не поняла, ты с Олимпа опустилась только для того, чтобы под-твердить мои полномочия. И высказать свое восхищение? Это что еще одно издевательство со стороны Громовержца? Вместо конкретной помощи очередное расшарканье на уровне офици-альных сторон.
- Нет, нет – в невозмутимом лице Афины читался и страх, и любопытство – отец не зает о моем визите.
- Да, ну, - деланно удивилась я, так как уже поняла, что явилась ко мне эта небесная амазонка по какой-то, пока мне неведомой собственной нужде. – Что же тебя любимицу заставило пойти на обман своего богоносного папеньки? Потом, он же у нас всевидящий, как же от ока планеты удалось скрыться?
- Отец сейчас занят очередным любовным приключением – Афина, как девочка-первоклассница, стыдливо отвела глаза и покраснела.
- За кем наш гиперсексуальный павиан сейчас гоняется? Это так сказать не любопытства ради, а просто для поддержки разговора.
- Нет, Тучегонитель не обезьяной, а быком за Европой гоняется.
- Ну, это надолго. Его отсутствие не поясняет чего тебе лично от меня надо.
              Богиня пыталась придать себе невозмутимый вид, но видя, что я демонстративно начала подниматься с земли, где пристроились перед этой беседой, скороговоркой произнесла:
- Научи меня борьбе. Только боги могут воевать так прекрасно, я признаю тебя равной.
              «Ага, взыграло ретивое. Ну, правильно, а чем еще девушке-красавице заняться: или ткать, или воевать, или на Олимпе пьянствовать. А тут что-то новенькое; женское единоборство, до сих пор в Элладе неизвестное. Придется учить, но при этом в первую очередь нужно соблюсти свой интерес»
- Научить могу, но что буду я с этого гембеля иметь, как говорят в Одессе?
- Не слышала про этот город, но с моей стороны, могу дать обещание, что не буду в стане твоих врагов.
- Мне этого мало, мне дружба нужна.
              По нынешним временам, дружба стоит многого, и богиня это прекрасно понимала.
- Ты же понимаешь, я не могу тебе открыто помогать, это не понравится отцу. Но могу предупреждать тебя о происках Пана и его шайки, когда отец будет занят своим гаремом. Могу делиться информацией. Вот, кстати, Гермес в третьей от этой рощи деревушке торгуется с Прокрустом из-за тебя. Никак в количестве амфор сойтись не могут за твою смерть.
- Хорошо, расценивая твой рассказ как акт доброй воли, заключим полюбовное соглашение о ненападении сторон и дружеской поддержке.
               В следующие часы, поляна в оливковой роще конкретно напоминала китайскую штамповку фильмов про карате в Поднебесной империи. Афина, скинув свои нарядные одежды, осталась в такой же легкой тунике, как и я. Как расшалившаяся девчонка, она с удовольствием постигала азы восточного единоборства и ведения боя с нунчаками.
              Ученицей Афина оказалась способной, скоро она вела      бой почти на моем уровне. Когда отработали частично курс молодого бойца, мы  уселись на траву около ручья,   в  котором предварительно искупались. Уж очень мы обе грязные и потные были после драчки. Увидев, как пальцами расчесываю косу, Паллада  улыбнулась и предложила свой золотой гребешок. Не чинясь, я с удовольствием приняла подарок. В свою очередь, я угостила  свою коллегу запасом  еды, экспроприируемой  у пастухов. Богиня к удивлению была девушкой непривередливой, и с  удовольствием вонзила зубки в лепешку с сыром:
 – Хорошо с тобой - неожиданно  грустно произнесла дочь Зевса.
 –Не кляузничаешь, не сплетничаешь, про тряпки и мужиков не болтаешь, воевать умеешь. А мне на Олимпе и с словом переки-нуться не с кем.
–Ну, здрасте, целая толпа родственничков, а ты на тоску жалу-ешься, - удивилась я.
- Да уж родни хоть отбавляй, а папочка каждый день новых строгает. Куда не плюнь: или в сводного брата попадешь, или в сводную сестру. Отец, если не занят очередным любовным романом, споры меж олимпийцами решает. Редко когда свободным бывает и тем более в хорошем настроении. Мачеха, та пилит постоянно: не так одета, не так причесана, смотрешь букой,  останешься  старой девой на все века. Афродита, та наоборот, секунды без влюбленного в нее мужика не может, кто ж будет ее несравненную красоту нахваливать? Ведь без фимиама и состариться можно.
- Подожди, а Артемида тоже девственница, да и воинских навыков у нее хоть отбавляй, - перебила богиню, заинтересовавшись феноменом скуки в самом веселом месте Ойкумены.
- Да достал ее наш гадюшник, - Афина досадливо пояснила, -она редко на Олимпе появляется. В основном все время на охоте проводит. Персефона непохая баба, но она полгода при мужниной ноге, а полгода в мамочкиных объятиях. Когда, никогда в наших краях объявляется. С Посейдоном и его родней, я после спора за Афины переругалась. Остальная компания – или болтуны и бабники, или пьяницы беспробудные, или зануды, не представляющие своей жизни без ежесекундных наставлений и нравоучений. Есть, правда Гефест, но тот из кузницы не вылезает, представляешь, бог, а работает. Прям отщепенец какой то. Да кого я еще забыла? Ой, противник мой извечный на бранном поле – Арест. Но у того мозгов нет, все в битвах растерял. Вообщем, тоска зеленая.
                Нужно было срочно утешить девушку:
- Просто вы за столько веков привыкли друг к другу, вот и надоели слегка. Хочешь, пошли со мной, сразу весело станет.
- Я бы с радостью, да кто мне разрешит. У нас знаешь как строго?
- Ага, шаг влево, шаг вправо приравнивается к побегу, стреляют без предупреждения, - прочитала выписку из тюремного устава.
- Видишь и сама все знаешь. Вот и сейчас мне уже пора, время мое на исходе. Через пару минут надо на Олимп, на очередную пьянку, под бдительное отцовсое око.
- Раз времени мало, давай о деле поговорим, - внесла я реконструктивное предложение.
- Спрашивай, богиня из будущего, - Паллада опять перешла на сухой бюракратический тон.
- Вот официальщины только нам не надо. Целое утро друг друга колошматили, как боевые товарищи, а теперь будем себя вести как полномочные послы великих держав. Зови меня Клепой, а я тебя Фаней звать буду.
- Смешно, но звучит приятно. Никто меня так не звал, - милостиво согласилась богиня, став на некоторое время опять беззаботной дечонкой.
- Фанечка, подружка моя душевная, тебе родственник Персей в подарок голову Медузы Горгоны случайно не дарил? А то может он тебе преподнес, да дизайном не угодил, - закинула я издалека свои удочки любопытства.
- А что должен был подарить? – заинтересовалась Афина.
- Ты, знаешь мне давно хотелось на доспехи какое – нибудь скромненькое такое украшение. Но нечего путного не попадалось, кругом одна вульгарщина. А, ты, вот, подружка, сказала, и я думаю в этом что-то есть. Мне кажется, голова бы там неплохо смотрелась. Как ты считаешь, Клепочка?
- Супер! Классика! Олимпийское бабье пищать от зависти будут. Представляешь: на бронзовом фоне такой барельеф в стиле мо-дерн.
                Богиня представила и аж застонала от удовольствия:
-   Ты права, срочно надо сделать заказ кузену к празднику. Правда, немного перед Горгоной неудобно, но она должна понимать, все- таки как никак тоже женщина. В конце концов, сама виновата, вела бы себя прилично, нечего бы с ней и не случилось. Кстати, ты, не помнишиь какой у нас там ближайший праздник?
                Кажется, мы вплотную подобрались к интересующей меня проблеме:
- У, милочка, моя, я не знаю какой у вас год. Ты, про гулянки местные, меня спрашиваешь. В моем времени при необходимости даже пробегающий по кухне таракан может служить поводом для грандиозной пирушки.
                Афина заинтересовано взглянула на меня:
- Слушай, какая интересная мысль, надо внести на рсссмотрение среди олимпийцев. Ой, какая у вас эпоха предприимчивая…
- Дарю, оформляй авторские права, но мы отклонились от темы. Возвращаясь к подаркам: выяснили, что презента от брата сводного тебе не поступало?
- Не поступало, но поступит, - богиня весьмя красноречевво погладила свой меч.
- Я только никак не могу понять, где тут твой интерес?
                Интерес мой состоит в том, чтобы выяснить время, в какое занесло меня украшение, неожиданно приобретенное. Но за-давать такие вопросы в лоб, будет бестактным по отношению к бо-гине. Мы пойдем окольным путем:
- Объясняю: другой твой сводный брат у Эфрисфея на контракте уже числится?
- Ты, считаешь это объяснение?.. Насчет сводного брата уточнять надо, у меня, их много. Твое счастье, что я свидетельницей оче-редной родительской ссоры была, слышала: как Гера выговаривала папеньке, за то, что ублюдка на царскую служббу пристроел. Мы ведь о Геракле говорим?
- Ну… - промычала я что то весьма невразумительное.
- Он недавно Гидру Лернийскую прикончил. Помню пили мы по этому поводу,- наконец, ответила Афина, задумчиво рассматривая то свой щит, то свой нагрудный панцирь, Видимо мучили ее сомнения, где голова родственицы лучше смотреться будет.
- А Ясон в Колхиду за руном уже отправился? – продолжила до-прос с пристрастием
- Да нет вроде. Хирон, только недавно хвалился своим воспитаником. О руне слова не было сказано. Странные у тебя объяснения, да сих пор не понимаю, зачем тебе все эти мужики понадобились?
- Все, все, не сердись, Фанечка - и действительно не совсем уж я дура, чтоб испытывать терпение божественное. Вздохнув, я стала растолковывать прописные истины, понятные мне, но не доступные богине.
- Я вернулась через века в прошлое Земли, при этом путешевствии, которое хоть и произошло не по моей воле, я утратила все чудесные божественные возможности – выдумывать приходилось на ходу.
- Батюшка твой, рассердившись на меня за отказ от его любви, не предложил по родственному помощи. А как иначе я могу попасть на Кавказ к Прометею? Только как простые смертные, да и честно говоря, не слишком то я от них на данный момент отличаюсь. Посему мне надо попасть на корабль «Арго», отправляющийся в ближайшее время из Эллады в Колхиду. На этом суперлайнере, Ясон за руном поплывет. Другого  транспортного средств еще долго не будет. Из Колхиды до Прометея дойти пару пустяков, исключительно, один Кавказский хребет.
- Подожди, а у тебя откуда сведения, что Ясон за руном отправится, или он тоже должен мне его подарить?
              Это почти детское, такое непосредственное желание:  при-обретения гардеробчика - в богине, ну, практически взрослой женщине, просто умиляло. Видимо совсем никто подарков девушке не дарил. Не хотелось ее разочаровывать, но истина дороже.
- Афина, если я не в состоянии в единый миг попасть в нужное мне место, это не говорит, что за время путешевствия я расстеряла мозги. Будущее я знаю лучше мойр.
- Извини, извини, - засуетилась моя вновь приобретенная подружка.
- Я в ни коем случае не усомнилась в твоем божественном происхождении. Позволь мне загладить свою невольную вину. Скажи, чем могу помочь?
- Хорошо, так и быть, - решила я сменить гнев на милость – дого-ворись по родственному, с сыновьями Борея и Орифии. Они тоже в команде аргонавтов будут. Пусть возьмут меня с собой на корабль в роли слуги или еще кого – нибудь. С эмансипацией у вас напряженка, вряд ли Ясон захочет, чтобы в сланом походе героев участвовала женщина? Да и с денежными средствами у меня плоховато.
              Афина задумалась:
- Не знаю этого мудреного слова, даже вряд ли произнесу, но в корне ты права. Женщине тяжело. Уж, на, что я богиня и то… Видела, какое смятение на Олимпе началось, когда ты сказала, что в Олимпийских Играх девушки участвуют. Сколько отца просила, чтобы дал согласие на мое присутствие на состязаниях по метанию копья. Как же… Заметь, конкретно не отказал, но года два кидал намеки, что некоторые совершенно не думая готовы пуститься в необоснованные авантюры, забыв про престиж. Ладно, это мое личное горе, а ты на роль слуги не пройдешь. Служками у нас обычно мальчики на побегушках, а ты хоть и юного возраста, сиськами своими можешь с Афродитой соревноваться.
- Да, я как - то об этом не подумала, - огорчилась я таким возник-шим препятствиям на пути к овладеванию новой профессии.
               
                Паллада задумалась, прикидывания то так, то этак. Наконец решилась:

- Подожди, у меня тут одна мысль появилась. Ты, в каких отношениях с музыкой состоишь?
- Голос у меня так себе, на пожаре лучше всего тревогу кричать. А так на гитаре неплохо играю, немножко могу на баяне, а что?
- По звучанию твоя гитара схожа с нашей кифарой. Иди до Иолка, там встретимся. Я думаю, что сумею убедить Орифию, что сыновья нуждаются в рапсоде, ведь должен кто – то их подвиги увековечить. Певцы у нас в большинстве своем люди преклонного возраста, и в силу этих обстоятельств, вынуждены носить длинные туниками, да сверху пеплосом прикрываться. Дабы не оскорблять взоры окружающих видом дряхлеющего тела. Под это дело задрапируем тебя так, мама родная тебя не узнает. Волосы и лицо при помощи грима состарим, вот и все дела.
- Фанечка, ты чудо! – бросилась я обнимать свою подругу, но в руках у меня уже была пустота. Да и прямо надо сказать: отпущенные нам пару минут на хороший часок расстянулись.




Глава IV. Есть женщины в русских, ой, пардоньте греческих селеньях.

Да, как-то так мы незаметно с Афиной целый день провели. Со-скучилась я эти дни по человеческому общению, пастухи не в счет. Там лишь допрос III степени, с применением пыток. Олим-пийский диалог с издевками и расшаркиваньями тоже задушев-ной беседой не назовешь. Зато сегодня: и моды обсудили, и про родственников посплетничали, полностью повторили все теоре-тические знания по ведению боя, согласно японским канонам. А уж сведений сколько ценных почерпнула, теперь хоть знаю в каком веке нахожусь. Если же удастся на корабль к аргонавтам попасть, считайте я уже дома. Из Колхиды до Прометея один хороший марш бросок будет.
     Почему я была уверена, что встреча с Прометеем поможет вернуться домой, не знаю. Но сидела в моей душе эта уверен-ность, хоть убейте. Возможно потому что Македоныч наш всегда с уважением к этому титану относился, а возможно потому что изображение Прометея на осколке греческой амфоры находился рядом с единственной дошедшей до потомков фотографией моего прадеда Киклаиди, родоначальника нашей династии, первого археолога в нашей семье. В общем, в силу выше изложенных причин, я верила, что титан вернет меня домой. Так что единственной проблемой на сегодняшний день было мое путешествие в Иолк, где нужно попасть в команду аргонавтов.
     Согласно летоисчислению, на берегах Понта уже существовали греческие митрополии, правда, не многочисленные, и в большинстве своем не дошедшие до современников. Отдельные найденные откопанные городища позволяли судить только о времени существования, о быте древних греков-переселенцев. К сожалению, отсутствовали документы, говорящие о причинах переезда. Хорошо был заселен южный край современного Кавказа, упирающийся в берег Понта, благословенная земля, названная Колхидой, конечная цель моего путешествия.
     Конечно, плавали туда и другие греческие корабли, но без кон-воя, эти путешествия редко заканчивались благополучно. Здесь же плыли воины, при том до потомков дошла весть о славном окончании их похода. С ними мне была гарантирована конечная цель путешествия. Но до Иолка, города-пустыни, откуда аргонавты отправлялись, меня ждала в самом ближайшем будущем встреча с Прокрустом.
       Вот и шла, вспоминая характеристику этого отрицательного типа. Жил в давние времена в Аттике в  долине реки Кефиса разбойник Дамаст, которого обычно называли вытягивателем – Прокрустом. Разбойник этот конкретный садист. Сконструировал он функциональную кровать, на которую укладывал всякого пациента, заглянувшего в его дом. Если ложе было слишком длинно, жертву вытягивали до размеров кровати. Если клиент попадался высокого росточка, ему просто производили ампутацию нижних конечностей в антисанитарных условиях без наркоза.
     От олимпийцев я ушла, на очереди – криминальный авторитет. Только как я умудрилась на него выйти, ведь он совсем в другой стороне должен быть.
       Значит, мне как колобку предстояло уйти от волка. Видимо вот что вышло: спускаясь с Олимпа, я отклонилась от наезженного тракта паломников. Неизведанной тропкой по незаселенной местности, промаршировала через всю Фессалийскую равнину и выбралась к северным границам Аттики. Извините, ориентиры, типа города Ларисы, еще не построили, а ваша покорная слуга путешествует без компаса, по солнцу. По звездам не ориентируюсь вообще: некому у нас в школе астрономию преподавать было. А с солнцем проблем нет, все понятно: где всходит – восход, заходит – запад. Вообщем надо было мне назад и к морю возвращаться, чтобы попасть в столицу Фисалии – Иолк. Но пока я не попаду в более-менее приличный город, где можно раздобыть какое-нибудь транспортное средство, типа лошади, придется идти по инерции. Я проходила мимо мелких деревень, где были дома из известняка, по дороге, мощеной камнем. Посреди селения находились площади с фонтаном перед обязательным кабаком. Возле домов росли апельсиновые деревья, фиги, оливы. Белые стены домов оплетены виноградом. На улицах только старики и дети. Женщины работают в домах, мужчины на полях или в горах пасут скот. В каждой деревне несколько сооружений из мрамора, посвященных богам.
     После третьего поселения я собралась и внутренне сконцентри-ровалась на драку.
     Должна заметить несильно за 30 веков село изменилось. Жинки как порались на домашнем хозяйстве, так и пораются. Мужики тоже – либо пашут, либо пьют. Гуляют тоже одинаково: все село собирается в шинок, сообща потребляют местное алкогольное питьё. Правда, по крепости напитка обошли мы предков: в жизни не сравнить их кисленький виноградный сок с нашим самогоном из буряка. А гужевой транспорт после прихода демократии вновь скатился к животным. У кого есть в селе машина чи трактор, приобретенный при Радянской власти, ржавеет в сараях без топлива. Не выгодно, дорого. То ли лошадки: пускаешь на заросшее бурьяном колхозное поле, и  хай то правительство подавится со своими естественным повышением цен на бензин. Кабак у них, как и у нас, в центре деревни, очаг культуры и просвещения. У нас голова колгоспу во времена мутной перестройки, перестрелки ухитрился стрибнуть где-то дизель, и теперь як шейх какой-нибудь эмиратский может смотреть телевизор. Все остальные односельчане, в виду отсутствия электроэнергии, никому не нужные ящички накрыли салфетками от пыли и пользуются, долго не мудрствуя, старыми керосиновыми лампами для освещения своих жилищ. А на сериалы ходят в дом председателя. Это заслуга моей матушки: подняла она за грудки бывшую Советскую власть на уровень своего лица, и очень внушительно прошипела:
¬¬¬– Если, гад, народ вечером про Иден с Крузом новости не будет знать, то утром и дом, и ворота в дерьме будут. Нам, сам знаешь, вечерами делать нечего, с удовольствием разомнемся, покидаем навоз лопатами. При царях соляные бунты были, а у нас дерьмовый будет.
     Вот такие дела, струхнул председатель, понял, нельзя народ лишать знания о родственниках. За 11 лет и София, и Мейсон спокойно канают за кумовьев из ближайшего села.
Да вот селенья у них подальше, чем у нас, расположены: какая-то не густая численность населения на гектар земли. Нехватка народу у них образовалась из-за постоянных конфликтов местного и общенационального значения. Так что когда я третье село прошла, это уже неделя пролетела с момента нашего общения с Афиной.
Все это время держалась я благодаря гостеприимству местных пастухов. Удобная вещь – нунчаки, и в руках совсем не мешаются. Опять же таки лето: то апельсинчик сорву, то инжиром побалуюсь – вообще, не голодала. Даже излишек фруктов на алтаре в храмах оставался, чтобы олимпийцев особо своей особой не раздражать.
Но чем ближе я подходила к Прокрусту, тем больше мандражировала. Конечно, нунчаки у меня с собой, но Дамаст не пастух, у него меч или топор имеется, ведь чем-то он у несчастных ноги и головы отрубал?! Здесь надо было действовать хитростью.
Как понимаю, Гермес про меня ничего хорошего сказать ему не желал. Обиженное мужское самолюбие может выдать такую изощренную клевету, только диву даешься. Ну, и решила я выглядеть согласно легенде: в ближайшем ручье искупалась и вымыла голову, насобирала на поляне гиацинтов, растерла их в руках и маслянистыми содержимым давай все эрогенные зоны смазывать. Скоро все пчелы из ближайшей пасеки были мои – благоухала я прямо таки неприлично. Тунику выстиранную, пока сохла, разглаживала руками. На распушенные волосы в диадемочку цветы вплела. Нунчаки вьюном закрутила, на манер укороченного тирса. И летящей походкой направилась на встречу судьбе.
Под смоковницами (современный вариант инжирного дерева и библейский вариант фигового) располагалось жилище местного Чикатило. Из открытых проемов окон доносился запах жареного мяса, вызывающий у окружающих обильное слюноотделение. В последние дни мою диету скорее можно было назвать вегетарианской, а зря, мясо я с детства всегда уважала.
В это время на пороге жилища показалась гроза здешних мест – рослый, грубо слепленный мужичок примерно моего росточка в возрасте. Квадратное лицо облагораживала окладистая борода и усы. Выделялся крючковатый нос и мелкие хитро бегающие глазенки под надвинутым лбом.
По Ломброзо – типичный преступник. Оскалившись в полуулыбке, поинтересовался:
– Пусть боги Олимпа будут благосклонны к одинокой путнице. Что за нужда выгнала ее из отчего дома, и куда она держит свой путь, да поможет ей Гермес – покровитель  путешественников.
«Ага поможет, догонит и наложит.» – проскользнула у меня в голове мысль, и быстро исчезла, так как время пришло пить Херши.
– Пусть и тебя не оставят олимпийцы в покое — произнесла я двусмысленную фразу, и качнув бедром, стала приближаться к жертве, дерзко улыбаясь и облизывая языком губы.
К тому моменту, как мы вошли в дом, у мужика из всех наставлений Гермеса в памяти осталось только, что я шалава, каких свет не видел, афинские гетеры по сравнению со мной девственные невесты.
Внутреннее убранство дома не поражало воображение, у нас в хатах побогаче и чище будет. Тракт, на котором находилась, сея, гостеприимная обитель, был не ухоженным и заброшенным, видно не пользовался у селян известностью, или, наоборот, слишком пользовался. Но обычное во всех краях выгодное дело – бандитизм – не приносило своему владельцу дохода, а посему сказывалось на интерьере этой греческой сакли. Мужики сроду чистоплотностью не отличались, а здесь проживает без женского догляду одичавшая холостяцкая особь. И так видно, гостью долгожданную встречал: все крупные кости красноречиво лежали у самого порога, мелкие вовсе незаметны. В дальнем углу комнаты лежбище из дуба, которое из-за необъятных его размеров трудно назвать кроватью. Постельное белье отсутствует, тюфяк, набитый соломой покрыт плотно выделанной медвежьей шкурой. Шкафы, комоды, секретеры заменяет главная гордость хозяина – скованный железом сундук. Посреди комнаты огромный стол, по краям которого две длинные скамьи со спин-ками. Очага я не заметила, как он зимой согревается, непонятно. Готовит он то ли на свежем воздухе, то ли собирает оброк с местных селян. Хотя ввиду их отдаленности, является, наверное, весьма тяжким делом. Но соловья баснями не кормят, а потому, не отвлекаясь от главной темы моего визита, возлегли мы на скамьи за стол отведать то, что сегодня с Олимпа послали. Скажем, не хило, если считать Зевса за шеф-повара: жареные куры, баранина барбекю, уха из свежайшей форели, рыба, жаренная под соусом, свежайшая, только отжатая брынза, горячий, только испеченный хлеб, оливки и маслины, лук, редис, миска с медом, блюдо с апельсинами, виноградом и инжиром.
Главное украшение стола амфора с вином, полученным от Гермеса в уплату за мою смерть. Вино, вообще было в бурдюках, кучей около входа лежало. Только из-за торжественности момента Дамаст его перелил в амфору.
Перед едой, естественно, мы выкинули часть продовольствия на алтарь олимпийцев. Обычай у них такой: самим жрать нечего, а они еще продукты переводят. С моющими средствами у маньяка напряженка была, что весьма удивительно. Греки в этом отношении чистоплотный народ. Вся гигиена с богини Гигиеи дочери Асклепия пошла.
В общем, вздрогнули мы за общих знакомых: Зевса и всех его родственников — вместе и за каждого в отдельности.  Амфоры, естественно, не хватило, пришлось добавлять. Правда, уже не выпендривались, из бурдюков тянули, т.е. Дамаст из бурдюка тянул, предварительно налив мне в чашу. Мне их виноградный сок после родной бурячанки только пищеварение улучшал. Да и то после третьей, я все на пол выливала, благо он земляной, хорошо влагу впитывает. А собутыльник мой поплыл как Мягков в бане. Скоро он готов был лететь хоть в Ленинград, хоть на Олимп. Я ему расслабляться не дала, обняла милого за талию и легонько, по шажочку повела к спальному, печально знаменитому ложу. Пристроила его, родного, на местный вариант французской гильотины, пристегнула и оставила спящего дожидаться Тесея. Я ведь все-таки женщина, и прямое мое предназначение давать жизнь, а не забирать. Так что пусть мужчина потрудится, подвиг совершит, прославится. Надеюсь, не слишком перетрудится. Вот так всегда в нашей жизни: женщины делают всю грязную работу, а лавры достаются мужчинам.
     За домом неудачливого поклонника, меня ждала награда — долгожданная лошадь, правда, без седла. Что она здесь потеряла? Гнедая двухлетка с влажными печальными глазами, не ухоженная, не кормленная. Я девочку мою напоила, хлебушком угостила (не пожалела, сделала шикарный бутерброд с медом). Достала честно заработанный гребень, Афина, за обучение боевым искусствам, не захотела остаться моей должницей, отдала свой, видя в какие нечесаные космы превратилась моя прическа. Расческу, к сожалению, к своему универсальному ремешку я не прицепила. Вычесала лошадке и гриву, и хвост, от репейников всех избавила, такая красотка получилась, хоть сейчас на подиум отправляй. Такая горделивая со вскинутой мордой под кокетливой челкой меж ушами – ну ни дать, ни взять, принцесса на выданье. Лошадка потянулась теплыми губами к моему уху, обсосала его в знак расположения, и мотнула головой, приглашая к путешествию на своей персоне. Никак не могу понять древних греков: документы изучала, сейчас путешествую. Пашут на волах, в повозки ослов запрягают, а лошадей только в колесницу запрягают царям. Цари, умереть можно со смеху, даже на наших губернаторов не тянут: царства по территории что-то среднее между районом и областью. В общем, веду я эти пояснения к тому, что не ездят у них на лошадях. Амазонки не в счет, они иностранки, не эллинского происхождения, больше к нашим прабабкам (скифам) относятся.
Подозреваю, что дело тут в кентаврах. У них по тем временам са-мым  крутым наворотом было получение образования в горах Пе-лиона: у Хирона, матери его Филиры и жены Харикло. Семейный подряд «Хирон и компания» заменял полностью Оксфорд с Кем-бриджем. Чтобы не создавать прецедент дискриминации кентавров и представителей от народного образования, видимо, парнокопытные и не использовались по прямому назначению. Но мне их заморочки «по барабану», а мои мозоли на ногах спокойно перенесут гневно-удивленные взгляды окружающих. В деревне мне часто приходилось в ночное выезжать без седла, так что без особых усилий забралась я на это прекрасное животное и потрусила мелкой рысью в Иолк.
     Нет, что ни говорите, лошадь – это вещь. Три недели я культивировала мозоли, давая работу возможной педикюрше, а тут пара суток, и я уже у ворот Иолка. В город въезжать я не решилась, незачем создавать условия для социальных революций: одинокая женщина, да верхом на родственнике их министра просвещения. Пристроилась я под смоковницей, коллегу свою по несчастью привязала на поляне пастись, а сама решила о желудке своем позаботиться. Я у Прокруста не только транспортное средство экспроприировала, но запасы продовольствия с собой забрала. Разложила только продпаек на траве, сразу стервятниками путники, одинокие, на трапезу стали приса-живаться. Пришлось делиться едой, так как, информация о происходящем заменила мне программу «Время». Вот чего поведали странники.
Ясон, закончив колледж в Пелионских горах, вернулся  в отчий дом к Эсону и потребовал у Пелия возвращения законной власти. А так как требовал он не один, а с родственниками, родными братьями отца: Ферета, царя Фер, и Амфаона, царя Мессении — и их армиями, то Пелий побоялся объяснить Ясону, где он видел его в своих снах, уж очень эротическое место. Начнешь вслух рассказывать, столько желающих может оказаться.
Пришлось сыну Посейдона выкручиваться: «Вроде я со всей душой отдам тебе трон, надоел он мне до смерти. Сам тебя искал, но есть одно условие: тень нашего общего родственника Фрикса, умершего без покаяния в далекой Колхиде, молит, чтобы отправились его потомки за золотым руном. Вроде как сам Аполлон ему это в Дельфах конфиденциально при личной встрече поведал. Но у него уже пенсионный возраст. Передвигается только в инвалидной коляске, а посему, почему бы молодому родственнику, полному сил, не совершить этот подвиг. После чего он, Пелий, с превеликим удовольствием уйдет на покой, отдав законную власть в Иолке Ясону».
Как последний поц, Ясон купился на наживку и бросил клич по всей Греции. Призыв этот на эллинских героев подействовал как красная тряпка на быка. Бросились они как мотыльки на огонь в Иолк, корабль строить. Согласился принять участие в походе сам величайший из героев, сын Зевса – Геракл  (достал его, видимо, работодатель, решил побыть на вольных хлебах, отдохнуть от воздуха канализации). Гордость Афин пожаловал, Тесей, при этом мирно спящему и привязанному мной Прокрусту ампутировав голову. Сыновья Зевса и Леды – Кастор и Полидевк со своими друзьями Идалом и Линкеем. Ага, друзья, такой голубизной прет, в глазах сине. А и то скажите, если равняться на небожителей, то на фоне главного бога Зевса с его извращениями (зоофилизм, гомосексуализм, педофилизм, опять же таки инцест) они ангелами покажутся.
Я пока по этой Ойкумене шлялась, все больше и больше в христианскую религию впадать стала. Нет, в церковь с детства ходила с бабушкой и матушкой, но тут сильно Христа зауважала. Не только сам себя блюл, но и других на коротком поводке держал.
Вон как по Содому и Гоморе шандарахнул: не умеете вести себя прилично, так получи фашист гранату в назидание потомкам. Дали вам заповеди, так блюдите их.
Вы извините за отступление, но сильно меня эти герои достали. Тут как у Асприна: один миф на другом, и каждую минуту лопает. Герои росточку небольшого, я со своим метр семьдесят великаншей кажусь. Что за Тесей герой, уже знаю. Очень хотелось бы за Гераклом понаблюдать, да жаль, у меня другие проблемы.
Расстроилась я очень: мы же с Фаней думали должность рапсода вакантна. А музыкантом пристроился инвалид детства, Орфей золотоголосый. Кастрировали мальца в детстве, гормоны взыграли, но голос действительно, что отрицать, замечательный. Зато внешний вид – оплывшая пивная бочка, древнегреческий вариант Лучано Паваротти с ссылкой на местные условия. Жиртрест, не стесняющийся щеголять в короткой тунике. Туника, под ней фартуком до колен живот. Ножки короткие, кривые, волосатые. Грудь как у бабы, зря Афина волновалась: мои сиськи терялись на фоне такого гормонального уродства. Волосы тусклые, грязные, по плечам сосульками висят. Тройной подбородок, бульдожьи щеки. Кошмар!
Как же, забрали у него Эвридику, сама она от него в ад сдристнула. Вы извините за подробности, сами понимаете, главный конкурент. Он у меня не только кусок хлеба урвал, он меня лишил единственной возможности встречи с Прометеем со всеми вытекающими отсюда последствиями. В смысле моего попадания домой.
Там еще толпа мужиков была: Мелагр из Кализона, могучий Антей, и Адам, и Теламон, друг Геракла. И конечно мои экс - работодатели, потому как я не видела, кем можно еще устроиться на этот лайнер. Отдел кадров уже утвердил штатное расписание, и вакантных должностей не было.
Донельзя расстроенная, вся в растрепанных чувствах, брела я к вершине, где Арг, сын Серестора, строил корабль для героев. За мной потихоньку плелась Зорька. Нашла я лошадь на заре, отсюда и кликуха пошла.
Верфь на самом берегу моря располагалась, вдалеке от жилого района. Где-то на окраине мне под ноги подкатился клубок грязной шерсти, громко визжащий. Рассмотрев это чудо, углядела я щенка с короткой шерстью непонятного окраса, очень большими темными круглыми глазами на примятой физиономии. Данный мутант по эллинским меркам мог быть только порождением Кербера, адского пса. На мой же взгляд, сей гибрид здорово смахивал на своего отдаленного потомка – мопса.
Подобрала я это чудо природы, так как по духу он тоже такая брошенная побродяжка, что и я.
В ближайшей канаве отмыла ценка и накормила остатками продо-вольствия, за что благодарное животное облизало мои руки и лицо, после чего преданно поковыляло вслед за Зорькой к пункту кораблестроения.
Близко подходить я не решилась, пристроилась всей дружной компанией на пригорочке, и оттуда за процессом наблюдала. Деревянная лохань очень больших размеров, отдаленно похожая на корабль только парусом, который как раз укрепляли, в момент нашего появления. Мужички дружно расхватали каждый по своему веслу, вставили в уключины. Теламон разбил амфору с вином о борт ладьи, прося у Олимпийцев защиты для корабля во всех его будущих испытаниях. Дело было на мази, народ собирался отчаливать.
     Тут моя подружница объявилась. Под громкие аплодисменты впендюрила она в корму притаренный кусок священного дуба из рощи оракула Зевса в «Додоне». Под овацию, устроенную моряками, пожелала им семь футов под килем и исчезла.
Я, было, расстроилась, думала, что поговорить не сможем, но Афина уже рядом со мной на пригорочке оказалась, пристально рассматривая моих компаньонов, в виде лошади и собаки.
- Чем больше на тебя смотрю, тем сильнее удивляюсь. Но можно понять, зачем ты, мягко говоря, приобрела лошадь. Хотя твой способ транспортировки очень удивил олимпийцев, и сильно обидел кентавров. Но это несчастье тебе, зачем надо? Или ты знала, что это внук Кербера? И ты решила благоразумно перетянуть на свою сторону Аида, зная его милостивое отношение к порождению Тифона и Эзидны.
Мои догадки, как видите, оказались в отношении использования парнокопытных правильными. Ну, а насчет щенка никакого озарения не было: просто жалко стало, такой маленький, брошенный. Ведь знай его родословную, вряд ли бы подняла. А так в моем реестре еще один молчаливый сторонник появился. Но радоваться было некогда, надо было срочно решать вопрос моего трудоустройства.
– Фанечка, я глубоко чту Хирона как Ушинского и Макаренко вместе взятых, но сил не было уже пешкодралом путешествовать.
И стараясь пробудить в богине родственные чувства, добавила: – Сама знаешь, не привыкли мы, как смертные на ногах дальние дистанции преодолевать.
– Да, я тоже недавно попробовала по Афинам невидимой по улицам пешком пройтись. Два дня ноги в Стиксе лечила. Тяжело, своими ногами ходить, сильная, ты, богиня!
– Фанечка, ты девушка мудрая, скажи, как мне теперь на корабль попасть? Рапсодом у них Орфей зачислен.
Пока богиня погрузилась в размышления, я подхватила кутенка на руки и давай внимательно рассматривать эту вшивость, претендующую на родство с Тартаром.
Афина очнулась с радостным возгласом:
– Знаю, кем ты будешь. Им оракул нужен. Вот я Орифии и велю, чтобы сыновья ее тебя предсказателем в поход взяли. Вот только имя тебе придумать надо.
– Мопс, – ляпнула я, долго не раздумывая, прижав щенка к себе. Его же Оракулом кликать будут. Что вид у него необычный, так это только на меня работать будет. Реклама – двигатель прогресса. Если у меня в услужении родственник Кербера, значит, имею крепкие связи с Аидом.
– А что? – подумала немного дочь Зевса, – Ты права. Чем больше вокруг тебя необъяснимого, больше верить будут.
Афина с удовольствием начала меня вводить в образ прорицателя. Сняла с себя хитон и задрапировала меня в него, предварительно утянув грудь тканью. Волосы пришлось, несмотря на матушкин запрет, подрезать, т.к. не для удовольствия, для спасения живота моего надобно. Из отрезанного соорудили бороду накладную и усы. Прикрепив, обсыпали пеплом и мелом. Навели морщины на лице, и, закутав в пеплос, повели меня под очи работодателей: в смысле, Калаида и Зета.
Вот так у Пиндара в Пифийской оде – оказался прорицатель арго-навтов Мопс.

Глава V. Сказ о том, как аргонавты путешествовали.

«В первых строчках моего письма нижайший поклон Вам, Афина Зевсовна, за работенку, куда Вы меня, горемычную, устроили. Не-пыльная оказалась!
Корабль у нас девятивесельный, по два мужика на весло. Кормчим на Арго избрали Тифия, а на носу корабля впередсмотрящим встал сокол наш зоркий Линкий. От взгляда его ничто не могло скрыться не только на земле, но и под землей.
Мы с Оракулом, взятые на довольствии, сидели за спинами последних гребцов Каллаида и Теламона, и перед носом кормчего, особо никого не раздражая нашим ничегонеделанием. Работа у меня заключалась в наблюдении погоды, выдаче метеосводок и исправлении их последствий.
Непонятно! Объясняю: видишь, к примеру, на море неприличные волны появились, хватай мешок с продуктами, бросай подальше в море и ори благим матом: «О Колебатель Земли, брат Эгидодержавного, не гневись на дерзких смертных. Прими искупительную жертву!» – и тут приводишь краткий список выброшенного в воду продовольствия и продолжаешь: «На благое дело идем, товарища из беды выручать», – это в смысле, тень умершего Фрикса в царстве Тартара воровством шкуры несчастного барашка успокоить. Тут главное: слезу из благодарных слушателей выбить и побольше имен морских божеств перечислить, чтобы народ видел, не зря прорицателя кор-мят.
Голос у меня – на пожаре сиреной работать, как гаркну, мужики к палубе прижимаются. Очень мной довольные были, даже на Оракула не обижались, когда он гадил. Я, правда, быстро морской водой за ним смывала. А вот с моими функциональными потребностями прям беда – приходилось цельный день терпеть. И только ночью, когда все спали, а я вахту держала, за целые сутки удовольствие получать. Вы, вообще, представляете, древнегреческий корабль. Всякие глупые мысли о каютах, музыкальных салонах сразу отбросьте. Длинная большая лодка с одной мачтой посредине, на которой висит всего единственный парус. Когда есть ветер попутный плыть одно удовольствие. Сиди себе, смотри по сторонам, поплевывай от нечего неделывания. А когда штиль, садятся аргонавты простыми гребцами, и на счет кормчего машут веслами.
              Греки-аскеты, с самого детства, не позволяют себе расслабляться, привыкли так к  физическим нагрузкам, что даже не обращают внимания на дополнительную работу. В штатском расписании «Арго» не одного лишнего человека нет, типа слуг, повара. Все равно в лодке негде готовить, питаемся в походе сухим пайком: вяленое мясо, сыр овечий, сухарики. Запиваем только водой, хранящейся в бурдюках, на корабле - сухой закон. Хранится, все это в носовом отсеке. Трюмных помещений нет, на дне лодки располагаются скамьи, на которых аргонавты днем, сидя, гребут, а ночью устраиваются спать, укутываясь в плаще. Некто без дела не сидит: раз я днем, вроде без работы, все ночные вахты мои. Если идем под парусом, бдю, чтобы шли по ветру. Если же корабль просто дрейфует по течению, наблюдаю просто за порядком. При дневной жаре – парус дает тень для гребцов, при штиле хуже – приходятся на голову сооружать платки на предмет египетских.
              У мужиков с туалетом никаких проблем: встали на корму с неподветринной стороны, хитоны приподняли и жизнь опять хороша. Сами понимаете, мне такой биотуалет не подходит. На корме имеется закуток, где есть глиняный горшок с большим горлышком, оплетенный веревкой, для тех кому не нужен «Гуталакс». Но занавесей там нет, чего в мужском обществе смущаются, тем более все спиной к корме сидят. Сделал свое дело, кидаешь горшок в море, сполоснул, и за веревку, что вокруг горлышка закреплена, вытягиваешь. Я же не могу постоянно на корму бегать, решат, что у прорицателя понос – полное уничтожение престижа. Так я старалась днем не есть и поменьше пить, ближе к вечеру к трапезе приступала, чтобы желудок и мочевой пузырь ночью срабатывали. Слава богу, хоть морской болезнью я не страдала и критические дни перед самой посадкой закончились. Надо заметить: эти дни на время путешествия у меня вообще исчезли, видимо из-за нервного потрясения. Аменория нервного характера – как только до дому доберемся, сразу к гинекологу – эндокринологу отправлюсь. Это здесь счастье – не надо о прокладках думать, а дома, я еще родить хочу. Ведь встречу я когда-нибудь своего одного единственного, чтобы как все женщины моего рода потерять голову от любви неповторимой. Такой любви – ради которой не страшно ни на Соловки, ни на войну.   
Но больше всего мне нравилось вещать перед сушой, зря, что ли, и в зимнюю, и в летнюю сессию на отлично историю Древнего мира сдала.
              Выплыли мы в последний день гентобейна, принися обильные жертвоприношения Аполлону и всем богам.
              Лишь только поднялось солнце, устроил Тифий аргонавтам побудку. Взяв значительные запасы пищи и пресной воды, тронулись в путь. Мужики парус подняли, сели за весла, и понес нас попутный ветер навстречу приключениям. Орфей это дело быстренько воспел в стихотворной форме, и так под музыкальное сопровождение мы плыли, вплоть до ближайшего острова.
Остров этот Лемнос прозывался, жили на нем воинствующие феминистки. Беснующихся вакханок, истинных фанаток Пана, в Элладе прозывали безумными менадами. Им поклонялись, но старались оттеснить подальше. Их понять можно: ждать каждую минуту обострения безумия, кому хочется. Вот греки выдели им остров – такой дурдом в естественных условиях. Лемнистки эти в одну из вахканалий, так напоклонялись Пану и Дионисию, что совсем с катушек съехали. Ликвидировали они мужское население на корню, единственно, царю Фоанту повезло, не смогла доченька отцеубийцей стать, спасла его и схоронила до времени.
Коню понятно, ой, Зорьку вспомнила, продать ее пришлось, с собакой они смирились, а лошадку  негде пристроить на корабле. Так вот, повторяю, коню понятно, я мужикам за то утро Стрелецкой казни рассказывать не стала. Приняв задумчивый вид, выдала пару туманных фраз: «Цветущ сей остров и плодороден. Отведаешь всех его плодов, и благосклонна к вам будет Афродита. Но можете потерять друга, сильно не расслабляйтесь»
А че еще можно сказать – полный остров одиноких женщин. Понятное дело, установились у них нетрадиционные сексуальные отношения. Но природу не обманешь, она свое требует. Несбалансированные гормоны играют как хотят, в результате у всех ранний климакс во всех проявлениях: приливы, бессонницы, нервность, опять же таки вегето-сосудистные реакции.
              А остров то чудо. Лежит в Эгейском море посреди Срединно-морских широт. Климат субтропический: растительность зеленым покровом каждый участок суши покрывает. Ткни палку в землю, зацветет. Сил прилагать не надо, сам урожай в руки просится. Вообщем, сублимаций здесь не пахнет.                Женсовет лемниянок в корне пресек возражения юной царицы Гипсипилы. Чуяла кошка, чье мясо съела, очень она тревожилась, что узнают мужчины за бойню и отомстят. Ну, дурных нема им такую информацию на пейджер кидать. А потому натурпродукт, сперма
незаконсервированная, был принят с объятиями, как я и обещала.
              Дамочки в порту на руки героев приняли, и на руках по спальным апартаментам разнесли. Вот Пан здесь постарался. В плавании пакостить боялся, ведь путешествие было санкционировано в самых высоких инстанциях Олимпа. На суше – натравив своих фанаток на мужиков, сильно затянул по времени наш поход. Явно не придерешься, но нервы мне основательно попортил.
              Одна радость подружка моя объявилась, исчезнув с Олимпа, когда бдительное око отвлеклось на очередную женскую особь. Женщины, занятые мореплавателями, даже не обратили внимания на двух женщин с собакой, спешащих к водопаду. Такой чудесный день получился: потренировались, чтобы не терять боевой формы, накупались, позагорали. Затем мне Фанечка снова личину старика восстановила. Быстро время пролетело, даже никаких сплетен про Олимпийцев не услышалала.
Пару дней мы с песиком моим отъедались, отмывались, а потом заскучали. Аргонавты все при деле: лемниянок обслуживают, компания наша голубая в отдельные покои удалилась. Их понять можно: на корабле и негде. И некогда этим заняться. Один Геракл не у дел оказался, подружка его верная Теламон от Гипсипилы не отходит. А этот с нами корабль сторожит, слава богу, мой возраст объяснял, почему прорицатель в оргиях не участвует. Геркулес же жертва бодибилдинга – мышцы просто так не наращиваются, папаша небесный постарался, напичкал мальца анаболиками естественного происхождения. В результате у сынка ранняя импотенция и сублимация сексуальной энергии. Мочи нет, дай подвиг совершить.
Неделю я терпела, а потом стала Геракла заводить, чтоб бодягу эту прекратить, да дальше плыть. Мне, что, всю оставшуюся жизнь в Элладе провести, меня мама ждет, волнуется. Вообще, зудю я, зудю, как та муха цеце. Наконец, Геракл собрал аргонавтов на стрелку, да такую разборку устроил, любо-дорого глядеть. Как наскипидаренные собрались, и корабль понесся по морскому простору, оставляя на берегу горько рыдающее женское население.
Все, как я и обещала.
А дальше опять мифы Древней Греции начинаются. Плывем мы, значит, по Пропонтиде, современному Мраморному морю. К полуострову Кизик пристаем, с виду ваша мечта - отдых в Анталии. Но я то помню, чем этот отдых закончится, вещаю на полном серьезе: «Славно это царство, да опасны здесь дары Дионисия. Отвергните это питье и спасите вы друзей». Щас, слышали они меня как финны после сухого закона, попадающие в Ленинград, пардон, Санкт-Петербург. 
              Здесь Дионисий, бог алкоголиков, расстарался. У меня впечатление было, что вино по артезианским трубам во дворец поступает. Пока мои герои пьянствовали, мы с Афиной на коротке посидели, красоту мне навели, между делом она подтвердила, что Дионисий и компани хотят моих спутников споить. Лично слышала, как Пан своему папашке хвастался, что даже в ручьях вино течь будет. Хорошо, я на встречу с подругой собиралась, в баклажку воды захватила для Ракуси. Справедливости, ради, замечу, когда собака моя шла лакать из ручья, там вода протекала. Стояло подойти кому-нибудь из людей – бесплатный винный магазин. Так что Оракул пил из природного резервуара, я запивала, принесенную снедь водой из фляги, а Паллада все равно ничего кроме вина не пила. Перед отплытием, когда из всего экипажа только мы с псом были трезвые, пришлось Ракусе бурдюки пресной водой заполнять, мне их завязывать, и сообща на корабль тащить.            
Нализались они с царем Кизиком так, что местные жители, живущие на Меневенсьей горе,  им шестирукими привиделись. Как на исповеди, вот вам крест православный целую, нормальные мужчины с двумя руками, просто высокого роста. У меня метр семьдесят, у них метр восемьдесят - метр девяносто.
Рыбачили себе мужики, никого не трогая. А наши алкоголики, не трезвея, после сильно обильных возлияний на царском пиру на Арго взошли, и корабль прямо на мирных рыбаков направили. У тех даже оружия не было, к горе отплыли и камнями стали кидаться, чтобы от нежданных гостей избавиться.
Ой, что тут началось: такая мочиловка, страшно вспомнить.
Перебив всех рыбаков, герои не успокоились, алкоголь в крови играет, с ориентированием на местности проблемы. Меня никто не слышит: мы от греха подальше с Оракулом под кормой спрятались. Эти же аргонавты хреновы пристали к Кизику в темноте, и на вчерашних собутыльников кинулись. Пока солнце не взошло, много народу полегло. Вы думаете, они правильные выводы сделали. Да ни хрена: три дня тризну справляли - на старые дрожжи новые добавляли, и только потом в путь тронулись.
В Мизии, это на западе Малой Азии, мы трех героев лишились. Не думайте ничего плохого - все живые, просто душка Гилас стал сексуальной жертвой у химер. Полифем же, разыскивающий несчастного, был отправлен олимпийцами в страну халибов, градоначальником главного города Киоса. Геракл же, участвующий в поисково-спасательной партии, возвращался на службу к Эфрисфею. Погулял на свободе, подышал морским бризом - хватит, аромат Авгиевых конюшен тебя, герой, дожидается.
Что на корабле творилось, кошмар. Сколько я этим остолопам ни твердила, что все тип-топ, не хотят верить и точка.
Теламон, тот вообще с катушек съехал. Ясона упреками замучил.
В общем, пока из волн моря не показалась увитая водорослями голова вещего морского бога Главка, подтвердившего мои вещания, веселье было еще то. Зато потом все успокоились и опять брататься начали, а Орфей в рифмах все озвучил.
Следующая остановка по курсу у нас на северо-западе Малой Азии, на берегу Вифинии была. Я им прямо сказала: «Тут, ребята, вам ничего не светит. Если попить-поесть же хотели, даже не надейтесь, прокатят по полной катушке. Царем у них фанат кулачного боя. Фанатизм Амик этот культивирует и активное участие во всех боях проявляет.»
О, как красная тряпка на родео, моих молодцов речь моя взбодрила. Во вздрюченном состоянии они насмешки царские встретили и из своей среды выставили участвовать в кулачном бою Полидевка, сына Зевса и Леды. Спокойно он принял вызов царя бебриков.
              Бебрики народ жестокий, воинственный. Всю свою жизнь проводят в боях и сражениях. Царем у них не по наследству становятся, а выбирают чемпиона – победителя. Отличаться он должен исполинской силой. Царь всех чужестранцев на бой вызывал, и безжалостно убивал их могучим ударом кулака. Насмешками встретил аргонавтов, а тем как малые дети заживку заглотнули, на самоубийство пошли. 
Амик в черной униформе с дубинкой на плече под грозного Тифона клеил. Полидевк же артподготовку своей божественной красотой, от папаши переданной с генами, проводил. Кинули на землю кулачные ремни, наматываемые эллинами во время боя на руки до локтя. Кожа эта вследствие медных украшений смертельный удар вызвать могла.
Бойцы  ими обвязались, и бой начался. Сначала перевес боя на стороне Амика был, но затем Зевсов сыночек развернулся, да как вдарит по уху. В итоге у Амика черепно-мозговая травма в виде трепанации черепа в ушной области. Ну а дальше, как полагается, началась всеобщая мочиловка до победного конца. Враг будет разбит, победа будет за нами. Затем праздничный обед в честь героев, и все это под звуки кифары Орфея. Нет, чтобы задницу свою толстую от палубы оторвать и помочь ребятам. Нет, он только поет, соловей ты наш. но, увы, не разбойник.
Мы тоже с Оракулом поучаствовали, я веслом бебриков по головам и хребтам обрабатывала, а песик мой подросший особо ретивых за конечности цапал.
Утром отправились мы в дальнейший путь, и скоро высаживались на северо-востоке Балканского полуострова во Фракии, родине Орфея.
Мои спутники, убедившиеся в походе в стопроцентном попадании моих пророчеств, внимательно выслушали мой сеанс-прогноз а ля Кашпировский, даже вернее, Ванга. Ведь мы почти на территории современной Болгарии. Медленно, но верно идем правильным пу-тем, товарищи.
На острове этом Финей проживал, вернее, отбывал заключение. Очень достал Аполлона мой коллега прорицаниями. Сильно много знал, за длинный язык и пострадал. Лишили его зрения, хотя вот при чем тут глаза, не понятно. И наслали на него гарпий (полудев-полуптиц), которые каждый день участвовали в его трапезе, объедали несчастного слепца. Одна надежда у него была, что явятся на остров два сына Борея и смогут уговорить своих дальних родственников по крылатости оставить бедного в покое.
              Только на землю сошли старец нам на встречу, старый аж трясется. Скелет из кожи и костей, вечный клиент Бухенвальда. Еле дойдя до порога своего дома, сразу опустился на пол. У мужиков аж скулы свело от жалости, ну, как не помочь доходяге.
Мои работодатели, ребята душевные, согласились. Только трапезничать начали, эти нахалки заявились. По хамски все стола тянут, не дают присутствующим обедать.
Тут по принципу: «Какой павлин-шмавлин? Не видишь, обедаю я!» Зет с Калаидом шугнули этих хамок, и до того времени, пока Ирида, посланница с Олимпа, не остановила, учили их правилам хорошего тона в приличном обществе, в частности, ознакомили, как вести за столом. Но раз есть приказ из штаба отпустить, бореады гарпий отпустили и во Фракию вернулись.
До сего времени скалы Строфадами зовутся, островами возвраще-ния.
Естественно, на стол по новой собрали, и Финея за много лет до отвала накормили. А тот в благодарность все алкогольные запасы достал.
Недолго аргонавты там побыли, очень быстро воздали должное запасам винным. И в состоянии, когда похмелье плавно перетекает в пьянку, отправились к Симплигадам.
Будь ребята потрезвее, они б меня повещать попросили. А так море по колено, поперлись в сейсмо-неустойчивую зону. Балканы сроду землетрясениями славились. Тут же полный букет. Симплигадские скалы трясет, вулкан на всю катушку полыхает, море вокруг них клокочет, брызги взлетают при каждом толчке. По шкале Рихтера баллов девять, не меньше.
У Линнея пьяная фантазия разыгралась, предложил голубя сначала пустить. Да где же тебе, милок, на сто верст вокруг птицу мира найдешь. Чайки да альбатросы только летают.
Тут буревестник гордый на горизонте показался и как раз в пролет устремился. Мои алкоголики усекли, что он пролетел, и эти дуриком поперли. Они от радости, что птичка пролетела, только перышки от хвоста потеряла, так взревели, что мертвых подняли. Мы с псом же пока живые были, а потому от рева всякого сна лишились. Вскочила со сна, спутники в это время так дружно на весла налегли, прямым курсом на крематорий плывут. Шум такой, что я кричу, никто не слышит видимо пока спала, Гермес моих аргонавтов глухими до всяких доводов рассудка сделал. Я, честно говоря, Оракулу глаза прикрыла, нечего собаке психику травмировать, да сама зажмурилась, чтобы всего этого безобразия не видеть. Но подруга моя боевая не бросила меня и всех аргонавтов в трудную минуту. Могучей рукой удержала она одну из скал, а другой так Арго толкнула, что вылетел он как пробка из бутылка шампанского.
Скалы же за кораблем сошлись навеки. Ну, естественно, Орфей как всегда запел, я же согласно штатному расписанию благодарственный спич олимпийцам закатила.
Долго плыли аргонавты вдоль берегов Эвксинского Понта. Наученные горьким опытом, старались запасы пресной воды делать на необитаемых островах, поменьше с людьми общаться.
В один из солнечных дней пролетающая птичка перо скинула. В результате на плече Оилея колотая рана, кровь ручьем. На руку сжимающая повязка, а перо по кругу пустили для обсуждения. По всему выходило, что птичка эта симфалида, с острова Аретиада. Народ быстренько щиты поднял и организовал бронзовую такую «маркизочку». У нас с Оракулом насчет доспехов проблема, так мы в середку залезли. Под такой защитой медленно дрейфовали в сторону острова.
Пернатые, врубившись в тщетность попыток нашего убийства, поднялись всей стаей и скрылись за линией горизонта.
Только мы решили отдохнуть в первом подвернувшемся кемпинге, появились четыре паренька, внешним видом конкретно напоминающих жертв Освенцима. Оказались родственники Ясона, сыновья Фрикса. Вследствие кораблекрушения они пару недель из себя то Робинзонов изображали, то Пятниц, по очереди. Старший из юношей, Аргос, лоцманом вызвался до Колхиды.
Вскоре на горизонте засинели вершины Кавказа. И, естественно, неотъемлемая часть пейзажа - царь птиц, спешащий на каждодневный обед к Прмоетею. Не зря титаном он числится, вздохи его до аргонавтов долетели.
А тут уже устье Фазиса. Мужички приналегли и на веслах подня-лись вверх по течению, и бросили якорь в заливе реки.
Понятное дело, остатки еды олимпийцам кинули в благодарность, что живыми до конечного пункта назначения добрались.
              За сим заканчиваю письмо, Афина Зевсовна. Нижайший поклон Вам, еще несколько шажков сделано мною по пути к конечной остановке.

Глава VI. Добыча Золотого руна или сеанс массового гипноза.
С утра пораньше: не пожрамши, надеясь на халяву, тронулись мы в путь к Эету: Ясон, сыновья Фрикса и я, Оракула пришлось с Орфеем оставить, у них такая душевная дружба наметилась, что любо-дорого послушать: когда один запевал, другой ему в такт подпевал.
Ну что сказать, Колхида есть Колхида. Кто в Гаграх отдыхал, меня поймет. Море в гавани портовой бирюзой отдает. До самого берега корабль дельфины сопровождали. Так сказать: почетный эскорт от Повелителя морей – Посейдона. Набережная вся в пальмах, а пляж, кстати, и тогда галечный был. Только в отличии от современности никто не загорал. Я почему так о Гаграх знаю: еще в советское время деда Никифора премировали как лучшего тракториста в районе путевкой на Кавказ. Так с тех пор, у нас все село знает Гагры как собственное подворье. Какой пляж, какие топчаны, какие санатории, а уж какие кабаки и забегаловки. Ночью моего любого односельчанина спроси: «Сколько будет два на два?», спросонья может не ответить. Зато на вопрос: «Как пройти до шашлычной «Кавказ»?», без запинки ответят три варианта: один маршрут следования от моря, второй – от центральной площади, а третий – от вокзала. Задолбал всех дедок своими рассказами. И если при Советском Союзе - основной публикой была местная детвора, в том числе и ваша покорная слуга, то сейчас его с удовольствием слушают и мужики, и бабы. Такой местный вариант бразильского сериала с местом действия в Гаграх. Так что, я внимательно вглядываюсь в приближающий пейзаж, пытаясь найти до боли знакомые ориентиры. Прямо как в анекдоте: «Уеду в Санта-Барбару, я там всех знаю». Если увижу еще когда старика, придется его расстроить. Местность сильно изменилась, а климат тот же. Магнолии благоухают, олеандр цветет, самшит озонирует, с моря бриз воздух йодирует. Рай, да и только!
     В общем, подходим мы ко дворцу царскому. Чертоги в стиле ампир плюс восточный колорит. Судите сами: Петербургские перспективы поражают простотой и благородством линий. А здесь Гефестушка постарался: мрамор золотом заляпал, в глазах блестит, смотреть больно.
Фриксовы отпрыски к этой малахитовой шкатулке привычные, спокойно шли. Ясона же сильно задело это благополучие. Эллины - ребята простые, к золотому тельцу неприученные, мрамором простым везде пробиваются, а тут ауромные прииски, самолюбие пощекотали, глаза повытыкивали.
В сакле этой Эет с женой, сыном Абсиртом и двумя дочерьми про-живал. Старшая дочь холопа – жена умершего Фрикса, на данный момент скорбящая мать. Информации, что пропавшие без вести сыновья нами найдены, во дворец еще не поступало. Младшенькая, всемирно известная волшебница Медея, служительница богини Гекаты.
Мы, когда в чертоги вошли, она как раз по своим делам во дворе пробегала.
Кто мифы Древней Греции читал, помнит, наверное, что Гера с подружкой моей Афиной к Афродите наведывались с просьбой заслать Эрота в Колхиду, чтобы стрелой зажечь любовь у Медеи. На мой взгляд, зря старались. Я думаю, они к Фраде по своим женским делам забегали: тряпки обсудить, комплименты  друг другу в виде гадостей сказать. Чего зря мальчугана в Абхазию гонять, без него все дело сладилось.
     Смотрите сами: Абхазия на Кавказе располагается, проживают здесь лица кавказской национальности, известные своим сексуаль-ным темпераментом. «Без еды неделю могут, без воды три дня без женщины тоже некоторое время дня могут …»  Это при Союзе с ними для знакомства в Батуми, Сухуми и прочие курорты ехать нужно было, а при отделении и независимости Кавказ географиче-ски как-то перелез на территорию Украины и Москвы. В любом городе на базаре потомков Эста встретить можно. Так что читающие это эпохальное произведение хоть раз в жизни лично с ними общались. Женщины у них жертвы сексуально-гормонального взрыва. Темноволосые, носы орлиные, над губой усики, руки, ноги волосатые - депиляция им как мамонту. А что сделаешь, тестестерон в крови прогестерон забивает.
Вот вам портрет Медеи, добавьте возраст - тридцатник, да репута-ция. Среди местных женихов не котируется, да и кавалеры все в сторону реки Ра и Борисфена за невестами подались. Тут же во всей красе живой мужчина с шоколадно-бронзовым загаром, рельефными мышцами. Ну, прямо Аполлон Бельведерский. Опять же таки у них мода диктует закрытые одежды, а мой шеф по путешествию в одной тунике, ничего не прикрывающей. Про интимные предметы одежды, как я раньше упоминала, никто еще не слышал. В общем, шоу - мужской стриптиз в действии.
Ясончик, бедный, после длительного воздержания: когда лемниян-ки-то были, на старуху бы запал. А тут еще не старая женщина, ну и не урод совсем: фигура под платьем формы соблазнительные выдает. Ну, что сказать, туника у нашего командира спереди красноречиво приподнялась, так что девушка покраснела и закрыла лицо ладошками с растопыренными пальчиками, в покои подалась.
Получили наши герои все нужные импульсы корой головного мозга: гипоталамус с гипофизом зафиксировали, железы внутренней секреции на всю катушку заработали. Через полчаса никакая сублимация не помогала, либидо било в одно место у обоих.
А бедный капитан с повышенным экологически чистым белком в голове должен был общаться с царем, обсуждать высшие материи. Я же измучилась, на него глядучи. Все таки мужчины настолько предсказуемые существа, примитивные как компьютерный коврик. У них напрочь отсутствует вторая сигнальная система, работает как у зверей только первая. Живут потакая своим инстинктам: жрать, спать, совокупляться, воевать или охотиться. Современный мужик вычеркнул из своей жизни последний, а третий оставил под большим вопросом причем видно склоняется к тому, что он тоже не нужен. Не знаю как у вас, а у нас на Украине уже два года смертность превышает рождаемость, вырождаемся мы как нация. Так о чем это я? А, возвращаясь к мужчине как взрослой половозрелой особи, должна заметить, что он является легкой добычей для умной женщины. Причем даже умной быть не нужно, требуется просто быть женщиной, со всеми ее эмоциями и страстями. Ее огромный душевный непредсказуемый мир, в котором как в котле кипят чувства, сам слепит из кусочков жертву и полюбит это травмированное существо. Хорошо, когда инвалид покидает эту бренную юдоль; тогда она никогда не узнает насколько оригинал отличается от изготовленной в ее душе копии. Это бывает настолько редко, что чаще всего мы об этом читаем в балладе, саге, в любом эпосе всех времен и народов.
Чаще всего, покойника не предвидится, и происходит извечный конфликт копии и оригинала, это трагедия! Но трагедия только для женщины, мужчина же этого просто не заметил. Его в женщине никогда не интересовала голова. Мужской взгляд задерживается на женской груди, но чаще всего их интересует все что ниже пояса. И можно это понять: вся пресса сегодня пестрит статьями о втором сердце мужчины, но ум у них тоже в районе копчика располагается. Естественно, они пытаются контактировать с женщинами на своем интеллектуальном уровне.
Вас может заинтересовать, откуда у столь юного создания как я, такой пессимистический взгляд на вторую половину человечества? отвечу: жизнь реальная заставила сделать такой вывод. В селе оставшиеся мужики только пьют от безнадеги в жизни, бабы на селе все хозяйство и семью тянут. Думала в местечке по-другому: нет, работают только женщины. В магазинах, на лотках, на базарах торгуют. В школах, детсадах воспитывают, учат. В больницах лечат. Дороги ремонтируют. За целый год мужиков только в барах и кафе видела. Работать не работают, пьют на женины деньги, а потом эти пьяные амебы идут строить свое семейство по струнке, – придушила  бы на месте. У тех, кто в кишени гроши мает, еще хуже. Они думают, что полный кошелек заменяет им мозги. У них девушка ассоциируется только с органом деторождения. Конечно, есть исключение из правила: директор нашей школы, Македоныч, старички-археологи из Москвы, но их единицы, по пальцам пересчитать можно. Нет, в душе где-то очень далеко спряталась романтическая надежда, что обязательно появится принц на белом коне, и полюбим мы друг друга, и будем мы жить долго и счастливо, и умрем в один день. Ведь повезло моим прабабкам, бабкам встретить настоящую любовь, за которую ничего не жалко отдать. Пока же в редких исключениях мужские особи заслуживают мое уважение.
Я в своих прогулках по Греции, слегка заплутала и вынужденно заглянула в Спарту. Чисто из женского любопытства постояла у дворца Менелая, дожидаясь утреннего променада его женушки. Ну, дождалась: огромные влажные с поволокой бараньи глаза, а остальные ж…а. Из-за толстозадой бабищи, которой в подметки слониха не годится, развязалась Троянская война, убейте, не понимаю. И вот опять: Ясон – талантливый организатор, храбрейший мореплаватель, умничка среди героев Эллады, потерял голову из-за страшнючей карги. Правильно Фрейд говорил: «секс – это основной инстинкт, движущий человеком и всеми его поступками».
     Вроде нечего особенного Медея и не сделала, это я уж чисто женским взглядом заметила, как она стала вихлять бедрами, заставляя ткань натягиваться на ягодицах и вырисовывать спрятанную под длинную юбку ножку. Все, контакт на уровне крестцово-копчикового сочленения произошел, выше капитан уже не взглянул. В общем, спекся парень, а нам ведь переговоры еще вести необходимо. Срочно требуется реанимация в виде хорошего застолья или драчки.
А Ясон и компани нарвались на грузинское гостеприимство. После известных крепленых вин «Южная ночь», «Улыбка» пошли базары типа «Ты меня уважаешь?»
Эст за кинжал хватается, отстаивая свои права на престол. Ясон с пеной у рта доказывает, что ему окромя каракуля ничего в жизни не надо.
Ну, не слышат алконавты друг друга, пришлось мне вмешаться. Хорошо, на Востоке старших уважают, выслушал царь «старца», погрузился в раздумья и выдал резюме:
— Хорошо, будет тебе ценный мех, если ты вспашешь поле, посвященное Аресу моим персональным плугом, в который запряжешь огнедышащих быков. Засеешь поле зубами Дракона, а когда из них вылупятся воины, сразишься с ними. Перебей их, и руно твое.
Пить уже было нечего, жрать тоже. Подумал Ясон и согласился.
На «Арго» паника воцарилась, когда услышали выдвинутые царем условия. Я же, из истории знающая об успешном окончании дела, не нервничала – занималась на тот момент важным делом – Оракула  кормила костями, прихваченными с пи-ра.
     Тут долгожданная птичка, неутомимый борец за мир, спасаясь от коршуна, в плаще Ясона спряталась.
     Естественно, я давай вещать на весь корабль:
— Это счастливое знамение богов, сами олимпийцы велят тебе, Ясон, к Медее идти и помощи просить. Птица, посвященная Афро-дите, спаслась на твоей груди. Молите богиню, Олимп нам поможет, союз «Мопса и Оракула» поддержит. Дуй, Аргос, к матери, пусть просит сестру о помощи.
     Послушались вещего Мопса аргонавты, принесли жертвы Афродите, Аргос к матери побежал.
     Между тем царек местный с перепою решил ночью Арго вместе с героями сжечь, внуков своих мучительной казни предать.
     Да, Медея, любимица отца, его генетическая копия, подстрекае-мая Халкиопой, переживающей за сыновей, пожаловала в покои Эста:
— Батюшка, не губи моих племянников и своих внуков, не возму-щай народные массы этим постыдным поступком. Лучше яви свою мощь, народ давно зрелищ не видел, в твоем могуществе сомнения иметь стал. Ты только намекни мне, и я помогу тебе лиходея извести.
     Эст призадумался, не зря царем числился, согласно кивнул дочери:
— Встреться с Ясоном, дай ему какой-нибудь мази смертельной из твоей аптечки.
      Медея, девушка умная, знала: без разрешения царя покинуть дворец незаметно не удастся. Наружная служба слежения так по-ставлена, ГРУ обзавидуется. Тут же царевым указом лично на явку отправилась, предварительно туда Ясона вызвав.
     Боролось в девице кровное родство с либидо, победило послед-нее. Лишь только занялась заря, розовым светом окрасились вершины Кавказа, Аргос заявился на корабль, весточку притаранил о встрече в храме Гекаты.
Место встречи изменить нельзя. Двинулись мы: Ясон, Аргос и я с Оракулом. Думаю, все-таки они с Гекатой сродственники, может где послабление будет.
Фармацевт местный, с утра в аптечке порылась и согласно указаниям отца мазь достала. Смертельной не назовешь, но безобидной назвать рот не откроется. У нас в деревне, когда быки производителями работать не хотят, коров этой гадостью мажут. Афродизиак для коров! Во всех интим-шопах продается.
В общем, встретились голубки на моих глазах, в храме Гекаты. Молчали долго, но воздух от их молчания так сконцентрировался, «Дикую орхидею» смотреть не надо. Затем в объятия кинулись, ни на кого внимания не обращая, петингом занялись. Вижу, что эротика кончается, сейчас порно пойдет, молодым людям кайф ломать начала.
Обалденными глазами на меня зверем смотрят. А что делать? Надо ж проблемы насущные решать, сексом позже заняться можно.
Чуть слышным, еще вздрагивающим от волнения голосом подает Медея мазь и говорит:
— Ночью искупайся в реке. — Правильно, когда последний раз идиот мылся, нельзя к девушке в таком виде суваться – это я комментировать про себя постулаты волшебницы начала.
— Надень черные одежды — естественно, национальный цвет.
— Вырой глубокую яму и принеси в жертву Гекате черную овцу, предварительно облив ее медом. — Не, без обязательной порчи продуктов все дело не в масть у них  идет.
— Иди спокойно, не оборачиваясь на лай собак, ничего не бойся — вот местным шавкам халява обломилась, надо Оракула пристроить на это пиршество.
— Когда же наступит утро, намажься мазью, тело и доспехи. — Нужное дело, ни один бык корову не тронет, единственно, если догонит, то покрыть может. Ничего, у Ясона ноги крепкие, хорошо бегает.
— Единственно, когда воины вырастут, кинь камень в них, создай сумятицу, они сами друг друга перерубят. Бери тогда руно, езжай, куда хочешь, только не забывай меня, несчастную. — Умница, старая дева, свой интерес надо в первую очередь блюсти!
Ну, мужик, естественно, после такого «Динамо» неудовлетворен-ный, все что хочешь скажет, лишь бы начатый коитус закончить.
— Я увезу тебя с собой, лишь бы отец твой согласился.
Мне эти сопли, честно говоря, надоели. Время обеда, а мы еще с песиком моим не завтракали. В общем, схватили Ясона за шкирку и потащили на корабль.
Ночью Ясон все по списку выполнил, Оракул за ним незаметно следующий, очень довольный явился: целый день, гад, сытно отрыгивался.
С вечера Теламон и Мемагр от Эста зубы драконьи притащили. Врать не буду, может, зубья и рептилии какой принадлежали.
Народ вокруг поля как на стадионе расселся. Эет на колеснице заявился. Парад-але начался. Всех кубками с вином обнесли, в которое галлюциногены местные отечественного происхождения кинули. И начался сеанс массового гипноза - куда Кашпировскому с тем чудаком, который теледурикам воду заряжал.
Царь встал так, чтобы все его видели, мелодия расслабляющая на флейтах звучит.
— Народ мой возлюбленный и вы, чужестранцы! Вино отпейте и плесните богам, олимпийцев почествуйте, раз. Усядьтесь поудобнее, два. На счет «три» отключитесь и внимайте моему ком-ментарию.
      Меня, честно сказать, гипноз не берет. У нас в колхозном клубе как-то факир с гастролями затесался. Так весь зал дрых, одна я как дура с открытыми глазами сидела. Хотя, может, народ в три утра поднялся на работу, целый день отпахал, жатва как раз была, на стулья сели да сами и отрубились. Факт только, что я не спала. Зная же, что хорошее нас вряд ли ждет, кроме воды, взятой в устье Фазиса, в рот ничего не брала.
Тут Ясон выходит, бледный как жмурик и трясется как осиновый лист. Я, естественно, его приободрила:
— Не ссы, Маруся, Дубровский в курсе!
И пошел, бедняга, по пашне, быков ловить. Здесь он зря напрягался, они как запах его унюхали, сами к нему бросились.
Волы, конечно, переростки, удачная мутация. Морды фосфором намазаны, в предутренней темноте светятся. Обступили милого, давай языками лизать и прочие телячьи нежности.
Эет же комментирует, хотя в голосе удивление слышится:
— В упорной борьбе эллинскому защитнику удалось побить нашу команду. Быки запряжены, началась пахота.
А что еще ему остается, надо же держать марку. Не будет же абхазский Озеров народу про бычью любовь рассказывать. Я же гляжу, весь фарс зрелищным актом зоофилии на поле может закончиться. Пробилась на поле, ярмом по голове Ясончика двинула, привела в чувство, пахать заставила и сеять.
Из-за ближайшей трибуны, с которой Эет радиовещал, воины, си-девшие в засаде, стали в сторону нашего пахаря продвигаться.
Эет комментирует:
— Да, славна Эллада своими героями, но сев уже закончился, показались первые всходы. Посмотрим, как удастся Ясону справиться с воинами Ареса.
Причем Арес, когда это его личная охрана из элитных войск.
Но Ясон, под воздействием галлюциногенов тоже участвует в сеансе массового гипноза, а потому действительность воспринимает только со слов главного чревовещателя.
Опять наш герой в коллаптоидном состоянии, срочно требуется реанимационная бригада. Нам с Оракулом слабо справиться с этой кодлой, нужно подкрепление.
— Ясон, проси помощи богов, а, вернее, богинь. Пусть Фаня с Герой разомнутся, кулаками помашут.
Красавчик, хоть и в отключке, но на имена богинь встрепенулся, как боевой конь, услышавший сигнал к битве. Это у них как у собаки Павлова, безусловный рефлекс. В общем, на коленки бухнулся, давай скулить о помощи.
Подружка моя боевая только этот скулеж и ждала. Она против лиц кавказкой национальности завсегда с удовольствием в разборках участвует. Единственно, не престижно богине без мольб смертного в драку влезать. А так все по правилам: Фаня этих внебрачных отпрысков быстро в нокаут отправила. Оракул, схватив за тунику, трупы в один угол оттаскивал. Мне же пришлось, несмотря на гневные взгляды царского семейства, Ясона за подмышки держать.
Сами посудите, битва практически закончилась, а герой в сиесте пребывает. Надо же для мифов хоть легенду держать.
Фаня, продолжая утреннюю разминку, удачно применила пару приемов из восточного единоборства, и явно сожалела о невозможности применения нунчаков. Противник хлипкий попался, без нунчаков справилась.
Отряхнула подружка рученьки, погрозила Нью-Кашпировскому копьем, и в тот же миг на Олимп вознеслась.
Что делать бедному грузинскому парню, когда четкая директива от правления с Олимпа пришла:
— Сильна наша команда, но сами олимпийцы в сборной Греции. Бой закончился 5:0 в пользу Эллады. На счет «три» очнитесь и поведайте потомкам, как справился Ясон с огнедышащими быками, как запряг их в плуг, засеял поле зубами дракона, и с выросшими из этих семян воинами справился. Раз, два, три.
Народ очнулся, разразился приветственными криками в честь победителя, и пошел гулять миф по векам.
После утреннего ревю Эет вернулся во дворец с гипертоническим кризом от гнева. К врачам обращаться не стал, позвал друзей, в смысле, советчиков и за пиршественным столом до полуночи заси-делись. Все решали, как моих путешественников извести.
Вообще, главным богом в Колхиде, после Зевса, Дионисий считался. Все храмы, виноградники, кабаки ему посвящались Он их идол. Глаза зальют, с места двинуться не могут, только губы шепчут «Хвала Дионисию»
      Мой недруг еще на первой пирушке пытался поссорить Эета с Ясоном. Он в их пьяньи головы гадости разные втолковывал насчет визави, еле-еле дело до смертоубийства не дошло. Только мои седины тогда нас спасли. А уж после такого позора Дионисию даже подсказывать ничего не надо, только лей вино не уставая. Надо заметить, враги мои старались до этого времени вредить мне через других людей. Убрать меня чужими руками – не божеское это дело – мараться об такую презренную особь. Вот и теперь пытались склонить Эета к убийству, советников его подстрекали.
Что во дворе делается, знали мы от сестер, славших постоянно на корабль весточки голубиной почтой.
Эет догадывался, что любимая дочь кинула его как последнего лоха, но доказать не мог.
      Медея же понимала, что недостаточность улик надолго папашку не остановит, а поэтому надо делать быстро ноги. Собрала она свои вещички в саквояж и, пока весь дворец участвовал в траурной пьянке, шустро прошелестела в устье Фазиса. Вызвала полюбовничка, навешала лапшу про ее злые предчувствия, и велела жертве Гипноса, надев бронежилет, двигать в сторону священной рощи.
     Весь парк в темноте, только на главной аллее иллюминация, руно сверкает. А у священного дерева реликт разгуливает привязанный. Откуда у них динозавр взялся, не знаю, они вроде после последнего ледникового периода все вымерли. Но факт остается фактом: руно сторожил оставшийся единственный в живых ящер.
Для устрашения царь ему на морду макияж фосфором навел. Видать, у Эета прииски фосфорные имелись, так как вовсю он им пользовался.
     Но суть не в этом, Медея не зря любимицей была, гипнозом тоже владела. На Кашпировского не тянула, а на уровне Чумака запросто могла его подменить.
В общем, она этот артефакт усыпила, и любимый по главной улице с оркестром совершил акт воровства на государственному уровне, почему-то возведенный окружающими на пьедестал почета.
      Когда эта бригада форточников, совершив злостное деяние, в смысле кражи, вернулась на корабль, был объявлен общий аврал. Дурных нема, все понимали, что дубинка народного гнева начала уже подниматься, а когда она опустится, от них только мокрое место останется.
Я же, собрав свои пожитки, сунула их Оракулу в пасть и отправила его на берег. Пес явно удивился, но спорить не стал, покладисто залег в камышах на берегу реки. Когда же корабль тронулся, дождалась всеобщего внимания, завела в полный голос лабуду о прославлении олимпийцев, и когда все расслабились, закончила свой спич неожиданно для окружающих:
– Все в руке божьей, и отдал Олимп указание покинуть вас, верных друзей,  посетить памятные места Кавказа, и оставить на скале у Прометея надпись: «Здесь были Мопс и Оракул». А что дальше делать, указивка свыше на месте поступит.
С дисциплиной в Элладе строго, «дан приказ ему на Запад, ей в другую сторону», надо выполнять. Махнула своим бывшим спутникам рукой, нырнула с кормы в речку, и вольным брассом отправилась назад.
Оракул, заскучавший во время представления, радостно кинулся мне навстречу, не дожидаясь, когда я выйду из воды. Давай меня языком облизывать, хвостом вилять. Вообще, должна сказать, за эти месяцы мой песик, мягко говоря, подрос. Он мне где-то под грудь подходил, спокойно можно было как вьючное животное использовать. Когда эта милая мордашка весело скалилась, у незнакомых с ним людей возникало жгучее желание сдать анализы мочи и кала одновременно.
Умница какой, все понимает, только говорить не может. Кстати, а почему не может. Родственником он у Ехидны и Кербера, те запросто щебечут, а у этого что – дефект речи? Стесняется?
Я внимательно взглянула на своего найденыша:
– А ну, колись, как на духу, можешь размовлять на греческой мове?
     Вы бы видели эту картину: с грацией левретки этот мутант ньюфаундленда стыдливо прикрыл морду лапами, закатив глазки, изображая, видимо, собачий обморок.
– Ты, тайный агент белогвардейской клики, казачок засланный, прекращай изображать институтку из Смольного. Если не получу разумного ответа, ухожу одна. Мне в моем стане враги без надобности.
Пес вытянулся в струнку, присев на задние лапы, вскинул морду и, преданно смотря в мои глаза, пролаял:
– Гав, яя, мой дженераль, гав.
Я мягко приземлилась на пятую точку.
– А какого хрена ты глухонемым прикидывался, Штирлиц, собачий сын!
– Так Вы же меня младенцем подобрали, а у нас новорожденные тоже сразу не разговаривают. На корабле, сами понимаете, не то общество, чтобы беседы вести. Я же не самоубийца – среди безграмотного населения пасть открывать. Они и так на меня косились, только благодаря Вашему авторитету, мадам, держался.
Из всего спокойного монолога моего бывшего щенка я восприняла слово «мадам».
С ужасом вспоминала я все мои душещипательные беседы с питомцем по поводу критических дней, отсутствия тампаксов, физиологических потребностей и нехватки памперсов.
– Я тебя уполномочивала работать моим психотерапевтом, по со-вместительству гинекологом, Фрейд из Тартара?
Пес задумчиво полизал передние лапы, по пути куснув пару блох.
– Ну и зачем Вы, мадам, нервничаете?
– Я мадемуазель, диктофон ходячий, это во-первых. А во-вторых, я спокойна как капитан Титаника в момент погружения.
– Насчет капитана не знаю, мы с ним одну кость не грызли, но вы, хозяйка, когда нервничаете, много непонятных слов, относящихся к своему миру, произносите. Некоторые я уже перевел на привычные для нашего общества, но многое еще мне не понятно.
¬– Ах, ты дед Щукарь образованный, астролябия ходячая, он меня еще воспитывать будет. Вскормила змею на груди своей, а он мне втихаря фигвамы, оказывается, строил.
– Ну, а я что лаю?! Сильно Вас взволновал факт моей речи. Что Вы из будущего прибыли – это нормально? А собака решила поговорить – нонсенс! Или Вас возмущает, что этот факт от вашего внимания ускользал?
– Да, мы славяне такие, – подумав, согласилась я. – Если кого из грязи вытащить, тварь убогую пожалеть, очередь желающих стоит. Но если нам в душу плюнули, обиделись смертельно, на веки вечные. Опять же таки, я девица, как вспомню, чему ты был свидетелем, от стыда умираю.
– То же мне, проблема? Что я не видел, как суки писают или текут.
– Ну, спасибо, ты теперь меня еще и обзываешь.
– О Тучегонитель всевидящий, чем прогневил тебя, что приемная мать от меня отказывается, – взмолился несчастный пес, умильно возведя морду к небу.
– А признаешь, что мне жизнью обязан? – уличила я этого Януса двуликого
– Так я об этом только и лаю, а вы меня, хрен знает в чем, обвиняете! – оправдывался Оракул.
– Я тебя, сукин ты сын, подозреваю в преступной связи с Паном, Гермесом и компанией, – припечатала я питомца.
– Грех Вам, хозяйка, честную собаку приравнивать к козлам и бродягам, – скулил мопс.
– Нет, – подумав, решила я, – не смогу тебе доверять по-прежнему. Каждую минуту буду ждать нож в спину.
– Да где я тот нож возьму и чем??? – вскричал Оракул, выведенный из себя моими инсинуациями.
– Вам, наоборот, сейчас друзья нужны. Теперь на суше, без прикрытия аргонавтов, Пан с Гермесом напрямую попытаются от вас избавиться. Здесь Вы одна, без всякой защиты богов.
– Ладно, на богов надейся, а сам не плошай, – махнув рукой, в гордом одиночестве побрела по будущей Военно-Кавказской дороге.

Глава VII. По долинам и по взгорьям
     На душе у меня, честно скажу, кошки скребли. Так хреново мне еще в этом мире не было. Мы с этим лазутчиком почти полгода вместе пили, ели, спали. Хлеб делили, одним плащом согревались. У меня даже в нашем мире такого друга не было, а если учесть, что я его буквально вскормила, можно представить, что со мной творилось.
     В общем, когда эта компания монстров из ближайшей пещеры на моем пути объявилась, мне прямо не до них было.
     Ужас, летящий на крыльях ночи – агитбригада дедушки Щукаря: Эхидна (женщина-змея), красотка с змеями в волосах – Химера, страшный кошмар новорожденных детей и их матерей – Ламия. Облачком над ними висело приведение мужского пола с лицом пассивного представителя сексуальных меньшинств, стыдливо завернутое в набедренную повязку, из которой торчали ослиные ноги. Кликуха его в миру Эмпус. Родоначальник наших чертей и вампиров, любимое хобби: уволочь в темный угол для принятия пинты крови. Тучка эта плотоядно облизывалась.
     Главной в этой команде, естественно, была Эхидна. Во-первых, из-за возраста; во-вторых, из-за самой прямой связи с Тифоном – злобным порождением Тартара. Это высохшее пособие по геронтологии заканчивалось мощным хвостом питона. Сверху она мудро задрапировалась в плащ, причем голову укутала капюшоном, что наводило на мысли о полном облысении. И, хотя, змеиный хвост грозно выбивал быль из горной тропинки, красные глазенки, изувеченные катарактой, подслеповато разглядывали жертву. Химера, растолстевшая старуха с дряхлым телом и обрюзгшем лицом, не постеснялась разгуливать в одном хитоне. Шамкающий рот что-то шипел по моему поводу, подозревая моих родственников в различных извращениях и кровосмесительных связей. Ей дружно подпевал клубок змей, заменяющий данной особе волосы. Интересно, а перхоть ее не достает.
     Самой деятельной была Ламия, она напоминала мне жизнерадостных пенсионерок, активно пикетирующих против Белого дома. Но только до того момента, пока не открылся рот. Тройной ряд зубов давал фору любой акуле.
     Жаль, они начальницу свою не притащили, вот ужас алкоголиков – три женских тела, три женских лица. По трезвяне решишь, что белочку схватил. Геката – мать ваша, страх всех зятьев, что-то не удосужилась почтить своим присутствием мою персону.      
     Если они рассчитывали, что я умру от одного их вида, сразу говорю: – Ребята, вы лажанулись! В Голливуде лучше гримируют. У нас «Кошмар на улице Вязов» дети вместо «Спокойной ночи» смотрят, а вы хотите, чтобы я изобразила коматозное состояние. Наивняк!
     Агитбригада, естественно, растерялась. Народ перышки чистил, себя в порядок приводил, чтобы девицу в ступор ввести. А тут такой облом!
Через некоторое время старушка-поскакушка зубки кариесные ре-шила мне продемонстрировать.
– Говоришь, не боишься нас, сейчас кровь пить начнем, другое запоешь.
У меня руки привычно на нунчаки легли, раскрутили и кинули в сторону родственников Тифона женского пола: то ли Эхидну, то ли Химеру, а может, Ламию. Приведение Эпмуса с ослиными ногами шустро вверх сигануло от палочек, а бабушкам досталось на полную катушку. Бабульки крепкие оказались, с земли поднялись и опять в атаку кинулись.
Понятно, их много. Я одна, скоро роль жертвы опять на меня просилась.
     Пока я двойной захват с Эхидной производила, ленивая Химера просто-напросто присела за моей спиной. Так как вела она себя пацифисткой, то я имела неосторожность не обратить на нее внимания. Тем более моя визави упорно долбала своим змеиным хвостом по моей многострадальной головушке. Вообще, этот хвост универсальный: она умудрялась и стоять на нем, и драться одновременно. Ламия в этот момент упорно пыталась прокусить по очередности одну из моих конечностей. Понятно, что при двух таких агрессорах, когда Эмпус пикировал на меня сверху, пытаясь вцепиться в горло, я просто забыла о сидевшей, смиренно как мышка, Химере. Машинально отшатнулась назад, получив подножку, произвольно поволокла за собой Эхидну, и вместе с ней опрокинулась на землю. Эта полузмея радостно обвила мое туловище хвостом, парализуя конечности. Пока она меня обездвиженную придерживала хвостом, остальные родичи семейства Адамсов мотались за веревкой, которой меня крепко связали, позволив бабуле, наконец, освободить хвост.   
     Битва титанов в сумерках начиналась, когда же меня спеленали, совсем ночь спустилась. Старушки откушать мной собрались.
Пенсионерки меня в пещеру затащили, костерок синего цвета со-орудили, сами рядышком присели. Они и так цветом лица похва-стать не могли, а тут неоновое освещение все их проблемы со здо-ровьем высветило. Лежу, лица бабулек рассматриваю, с тоской Оракула вспоминаю, может, помог бы.
Да что говорить, все кобели одинаковые. Вот хоть старушек взять – не ради же собственного удовольствия из ада вылезли, чтобы общаться с моей персоной. Это ведь Гермес в царство Аида спустился, чем-то соблазнил женщин.
              Среди живых мужиков и богов храбрецов сразиться со мной не нашлось, пришлось для этого дела мертвых женщин потревожить. Вот и сидят бедняжки, мучаются со мной, ждут, когда от меня здыхаются.
              Тут, со стороны входа послышались шаги и, под высокий свод пещеры  величаво прошествовал Оракул и с достоинством уселся перед остолбеневшими бабушками. Эмпус к этому времени исчез в прозрачной дымке горизонта.
– Здравствуйте, прабабушки, как здоровье прадедушки, дедули? – начал сыпать вопросами мой персональный мутант, обращаясь к той старушке-резвушке с кариесными зубами, которая женские бои в грязи начала.
У женщины, возраст узнать зряшное дело, но года летят и здоровье уже не то, а потому со зрением проблемы.
Подслеповато щурясь, пенсионерка разглядывала моего пса.
– Это что еще родственничек у нас объявился?
– Что, бабуля, склероз уже Вас мучает. Забыли, как в прошлом году в Тартаре у Вас тень пса царя Спарты объявилась и внучку вашу обхаживать начала. Заметили Вы эту тень, уже, когда родственница брюхатой была. Когда же внучка ощенилась, на семейном совете решили приплод сгубить. Выбросили щенка из Тартара на верную гибель. Да не сгинул я, – и в подтверждение Оракул так красноречиво клыками щелкнул, не знаю как бабушки, а меня всю передернуло.
Боже мой, как это дом престарелых встрепенулся. Все бабульки бросились к псу. Давай его тискать, обнимать. Эхидна преслезилась:
– Внучек, прости нас, засранок. В горячке, без злого умысла… Внучка со мной не разговаривает, зять только рычит. Химера, ты гляди, копия дедушки в молодости, – толкала она рядом сидящую уродину.
«Интересно, Оракул, копия какой дедушкиной головы?» – мелькнул у меня перед глазами образ адского пса Кербера.
Ламия тоже внесла свою лепту.
– Племянничек, как сестрица обрадуется. Сейчас дамочку сдадим Гермесу, и давай домой. Вот радость у нас сегодня какая!!!
Тут гордость разлилась по моему связанному телу. С чувством собственного достоинства на гордо вскинутой морде пес отверг все их притязания:
– Мало того, что меня младенцем чуть не угробили, так мою приемную мать погубить решили.
Пенсионерки разом оглянулись на мать-героиню. Химера удивленно поинтересовалась: «Это каким вороном ее угораздило к тебе в приемные матери попасть?»
     Когда вытащила она меня из домов Иолка, отмыла, накормила. Взяла к себе на корабль, делилась последней крошкой хлеба, от себя отрывала, но я не разу не лег голодным. На собственной груди отогревала, не давая замерзнуть бедному подкидышу, - произносил Мопс патетическую речь.
– Так что, это благодаря ей мы тебя живым лицезрим? – вынесла вердикт Ламия.
Оракул утвердительно кивнул мордой.
Эхидна первой рванула ко мне, спотыкаясь на ходу и всплескивая руками:
– Кума, дорогая, что же ты сразу не представилась. Ты уж не оби-жайся на родственниц. За внучечка тебе подземный поклон. А этот гад, задрыга, что задурил голову старой женщине, получит от меня по первое число, покажу ему, где вороны летают.
Какой позор на мою голову, приемную мать Оракула нашего чуть не продали. И было б за что?! Тьфу…– плевалась старушка.
— А что предложил он Вам за меня? — решила я выяснить интересовавший меня вопрос.
Старушка смущенно присела на свой змеиный хвост и стыдливо объяснила:
— Совсем зубы замучили, сыпятся, скоро нечем жертву грызть будет. А он, торгаш паршивый, средство для укрепления клыков обещал.
— Вы, бабуля, кожуру от сырого яйца в порошок измельчите, и принимайте три раза в день перед едой. Очень кальций зубную эмаль укрепляет, — решила я задобрить песью прабабушку.
     Пес мой, почуявший ветер перемен, сменил гнев на милость. В два прыжка пересек разделявшее нас пространство, и в один присест разгрыз веревки, державшие мое бренное тело. Преданно заглянул в глаза и тихо проскулил:
– Мир?
– Мир, Ракуся, мир, пес мой любимый.
     Взяла я двумя руками эту гипертрофированную морду мопса, притянула к себе, взглянула в эти умнейшие, преданнейшие глаза и так себя хорошо почувствовала, вроде уже дома в родной де-ревне.
     Но раз недоразумение разъяснилось, решили отметить это радостное – воссоединение семьи. Оракул не поленился покинуть на пару с Ламией пещеру, чтобы доставить на праздничный стол достойное угощение. Химера исчезла на полчаса, после чего появилась с амфорой вина в одной руке и свежевыпеченным хлебом в другой. Пока мы с Эхидной стол накрывали: брынзу, лежащую у меня в котомке, нарезали, вертел над костром соорудили, как раз пес мой с родственницей с тушей горного барана пожаловали. Ламия со своей тройной челюстью в один момент ее освежевала, а шкуру, чтобы не пропадала проглотила. Химера располосовала барашка, внутренности проглотила, не жуя, и давай в мясо втирать горную соль и травки, заботливо собранные Эхидной. Пока еда зажаривалась, Ракуся приволок пару куропаток. Мы их обмазали глиной с травами, и целиком зажарили в костре. Пир удался на славу: и я там была, и вино пила, усов нет, так в рот попало. Отпечаток наложила на возлияние, местность, пиршество проходило: пили немного, зато тостов за присутствующих звучало не мало. Эхидна исплакалась: то переживала за внучка, росшего в таких передрягах, то мучилась тем, что благодетельницу семейную чуть не погубили. 
Когда все сантименты и комплименты иссякли, стали мы прощаться с новообретенными родственницами.
Солнце показалось, а у них с Гелиосом свои разборки, пора под землю. Очень в гости звали, но мы решили как-нибудь в другой раз, сегодня нам еще не по пути.
Не знаю уже, как они с Паном и компанией разобрались, но неделю нас никто не тревожил.
     После примирения наши отношения с Оракулом напоминали сплошной диалог. Пес у меня любознательный оказался. Если раньше он с интересом слушал мои монологи, впитывая информацию, но не имея возможности что-то уточнить для себя. То теперь я работала словарем Даля и справочным бюро по совместительству. Очень его интересовал мой мир, моя Родина. Много у него накопилось непонятных для него слов.
      Погода стояла прекрасная, солнце светит, ласково проникая лучами через тисовые и самшитовые деревья, наполняя воздух ароматом, дали море блестит. Собеседник душевный. Форма у нас физическая в норме, без одышек горный подъем осуществляем.
На привале, что бы меня не смущать, он еще не забыл горестные вопли по поводу вмешательства в мою интимную жизнь Ракуся пропитание добывал: кроликов там разных, птичек. В общем, парадиз!
      Неприятности начались в первом же горном ауле. Гермес, убе-дившись, что под землей у меня блат. Посейдон при всем желании весь кавказский хребет не зальет, а значит без надобности. Олимп ни во что не вмешивается, слава Зевсу и за это, уступил бразды правления Дионису и Пану.
      А что эти алкаши могут предложить? Правильно, напоить местное мужское население. Нарядившись в местные одежды; типа меховых пеплосов (прародителей бурок), а Пан, чтобы спрятать рога, и шапку меховую натянул, что позволило местным аборигенам впоследствии пошить себе папахи, заявились в деревню на арбе, полностью загруженной бурдюками с вином. Наплели какую-то муть про бесплатную выпивку, да кто же будет выяснять причину халявы?
Выставили они это вино мужикам и направили этих предков Шамиля на славянскую душу.
      Кавказцы всю жизнь народ воинственный, сразу же ввязались в конфликт местного значения. А мне что делать? Я же не российская армия, у которой и время, и желание воевать имеется. Опять же таки, хоть у меня нунчаки, но мы с Оракулом на «Альфу» не тянем.
Пришлось взять ноги в руки и удирать марафонским пробегом по бездорожью Кавказских гор, на зависть Осе и Кисе. Хорошо, хоть дистанция бега с траекторией нашего похода совмещалась.
Через пару дней бега на дальнюю дистанцию с препятствиями стоны Прометея, как телик в общаге, стали постоянно слышны.
Вы не подумайте, что все эти дни мы бежали без перерыва. Разве такие неутомимые мужики встречаются? Они нас гонят, гонят, затем пить сядут, потом валятся спать и затем опять гонят. Как только джигиты жертвами Гипноса становятся, мы тоже падаем на землю от усталости. Затем мальчики налево. Девочки направо. Ракуся слева обязательно что-то на продержание сил притащит. Я за это время так научилась костер разжигать при помощи часового стекла, что диву даешься. Пока пища готовится, Оракул ручей или источник обязательно для меня находит. То, что без воды можно от жажды умереть, все знают, но пес мой уяснил, что у его хозяйки без обязательных гигиенических процедур может наступить умопомешательство. Поэтому заботясь о моем душевном покое, всегда стремился обеспечит меня душем – водопадом или ванной – водоемом. Быстренько ели, засыпали с последним куском  во рту. Мужчины с похмелья долго просыпались, мы успевали позавтракать и надолго опередить их. 
Не знаю, чтобы без Ракуси я делала. Он меня то в ногу толкает, то из пропасти достает, пока я перед джигитами княжну Беллу изображаю.
Что они нас в ловушку загоняют, поняла я поздно, когда уже там оказались.
     Позади аборигены, справа и слева пропасть, а впереди выступ, за которым расщелина, а потом опять гора идет. Чтоб на ту гору попасть, надо через расщелину перебраться. А на это время и снаряжение необходимо. Хоть я с физкультурой дружу, без подпорных средств, я через расщелину не перепрыгну. Оракул свободно это препятствие преодолеет, но меня бросить совесть не позволит. Чтобы меня спасти время необходимо. А чего нет, того нет. Аборигены в паре шагов от нас.
      Взглянули мы с Ракусей друг на друга, попрощались, решили смерти в лицо гордо смотреть. У меня перед глазами Украина милая с бескрайними степями да несобранным урожаем показалась, село родное без электричества, да матушка родная, любимая, вместо трактора на земле работающая. Все, последние секунды.
      Вдруг, как гром среди ясного неба «Сулико» в греческой аранжировке послышался. Не знаю как, но на наше счастье Орфей сладкоголосый среди джигитов сольный концерт устроил. Три вещи для лица кавказской национальности дейтвительно важны: война, выпивка и песня. Милитаристические наклонности и алкогольная зависимость в эти дни удовлетворялась, а песни не было.
      Тут Орфейчик плясовую грянул: пока мужчины, ушедшие на звуки песни вниз к певцу, начали исполнять что-то среднее между лезгинкой и сиртаки исполняли, Оракул, ввиду отсутствия альпинистского снаряжения, взял меня за шкирку и просто-напросто перебросил на ту сторону. Затем, промчавшись мимо танцующих мужиков, поволок к расщелине поющего Орфея и перекинул его ко мне, затем уже спокойно перебрался сам.
Все-таки гены — великая сила! А Орфей молодец. Еще с полчаса пел, пока мы удалялись от ансамбля народной пляски, оставшегося на той стороне.

Глава VIII. Во глубине кавказских руд храните гордое терпе-нье...

Когда на Лучано Паваротти закончил солировать, мы толстяка чуть не задушили в объятьях. Все-таки у животных на хороших людей нюх лучше. Ведь не зря Оракул с ним на корабле дуэтом подвывал.
Толстые люди по природе своей обычно добродушны. А потому помог нам певец по склонности характера. Когда же узнал он Оракула, безмерно возрадовался, но тем не менее удивленно во-просил:
— Священная собака, а где твой хозяин? Думал я вместе с Мопсом и тобой, пес, до Прометея дойти, узнать, как мне встретиться с Эвридикой. Я рад был вас спасти, но миссия моя оказалась безрезультатной.
Оракул, за эти вкусивший радость общения, посчитал нужным свой талант не скрывать:
— Погиб мой хозяин в водах Фазиса, зацепившись головой за корчагу. Выловил я его бренное тело и предал земле, предварительно лапами вырыв яму. Совсем собрался я умереть от скорби на его могиле, как приснился мне сон:
«Афина-Паллада, Дева-воительница явилась ко мне во всем своем блеске. Сказала она мне величаво: «Не вытащили еще мойры твой жребий. Иди, как хотел твой хозяин, к Прометею. Через три дня пути в тисовой роще встретишь ты девушку, будет она твоей новой хозяйкой. Пути ваши совпадут, охраняй ее, будь надежной защитой, и исполнятся твои заветные мечты». После этого богиня исчезла». А я проснулся и отправился в путь. Девушку встретил и охранял, пока на нас не напали гарпии. Спас я свою новую хозяйку и заговорил человеческим языком.»
Древние греки - наивный народ, любую сказочку скушают, не подавятся, не то, что современные детки.
Встала наша знаменитость в позу и давай хвалебную оду исполнять в честь Фани, папашки ее и всех остальных, числящихся в штатном расписании Олимпа.
На следующий день добрались мы до места назначения. Все как полагается: скала, к ней мужик прикован, и царь птиц обедающий.
Зря он, по-моему, это делал, печень наверняка циррозная, уж очень Прометей желтенького какого-то цвета.
Надо признать, крепенький мужичок оказался. Сами подумайте: вам на протяжении веков ежедневно холецистэктомию делают, а вы держитесь. Это трижды титаном надо быть, чтобы из века в век, без наркоза такую боль терпеть. В моей практике это вообще, единственный мужик, который боль терпел!
       Правда, я думаю, его не столько физические муки терзали, сколь душевные. Он против начальства пошел, карьеру коту под хвост пустил, только чтобы людям свет дать: знания, здоровье. А эти твари неблагодарные его мучителю храмы строят, оды хвалебные слагают, а Прометея даже не вспоминают.
Так что, мужика можно было только пожалеть, не зря его Карл бородатый назвал «самым благородным святым и мучеником в философском календаре».
        Надо заметить в этом свете, что его распятие к скале кандалами очень напоминало христианский крест, что наводило на определенный раздумья. Но эту мысль мне додумать на дали, так как измученный герой как раз приподнял голову и глаза его уперлись в меня взглядом.
— Кто вы, решившие презреть гнев Громовержца и явившиеся к заброшенному всеми несчастному.
— Это чьего гнева страшиться я должна? — горделиво тряхнув гривой, поправила свою диадемочку, — извращенца с гиперсексуальным темпераментом?
Но Прометей уже не слышал продолжения моей фразы. Если вначале при виде трех странников в его глазах только мелькнуло удивление, то при моих словах его посетила уверенность в приходе единомышленников. Вид моего украшения сказочно преобразил героя. Вместо измученного болью, прикованного чудака, висевшего на цепях, стоял интересный, странно молодой мужчина, скрестивший руки в кандалах на груди. Надежда в глазах заставляла забыть его лицо, заросшее волосами, и весь грязный вид.
Теперь, глядя на него, было понятно, как он смог пойти против богов. Одно слово - титан!
— Ты, посланница Геи! Ты принесла мне свободу!
Честно говоря, мне было не столько жалко, сколько стыдно лишать мужика надежды. Я кивнула, внимательно следившему за развитием событий, Оракулу, и мой умный пес, несмотря на жгучее желание, присутствовать на нашей беседе молча поволок Орфея подальше от нас, по пути шугнув прилетевшую тварь на обед.
Незачем, во-первых, унижение испытывать разочарованному титану, когда лишу его надежды, а во-вторых, ни к чему чужие уши, раз нашелся консультант по моему ювелирному вопросу.
— Как мне не прискорбно, но освобождение тебе принесет Герку-лес, убив этого представителя семейства орлиных, а Хирон, стра-дающий от отравления, сойдет вместо тебя в царство Аида.
— Благородно с твоей стороны, посланница Геи, не отнимать у не-счастного последней надежды. Утешает, что освобождение про-изойдет наверняка, надо только подождать. Но что в таком случае привело тебя в столь убогое место? – благодарно ответил мне Прометей.
— Ты ошибаешься, приняв меня за посланницу Геи. Я, обыкновенная девушка из будущего Земли, проживающая на месте современной Скифии. Случайно наткнувшись на тайник в руинах дома, около заброшенного храма, нашла я эту диадему. Тщеславие заставило меня одеть ее на зрелищное событие. Свет зажегся, заплясал, дрогнула Земля, и оказалась я в вашем времени, на Олимпе. Одновременно отвергнута похабные желания Пана и не оценила любовные притязания Зевса, который, кстати, ничего о моем украшении не знает. Так как у мойр обо мне информации нет, то он надо мной не властен. Громы и молнии его мне по фигу. Ну не получилось у него непокорную к ногтю прижать. Пришлось гостеприимство оказывать. А на мои вопросы ответов не оказалось. Тут мать твоя вмешалась: что если кто и разбирается в колбасных обрезках у вас, то только ты. Отвергнутый старичок с удовольствием меня отправил в пешеход-ный тур по Греции, с тайной мыслишкой, что путь мой быстро за-кончится в каком-нибудь борделе с последующим путешествием на кладбище. Ошибся бабник престарелый в своих расчетах, добралась все-таки до тебя , несмотря на все происки Пана, Гермеса и Дионисия. Даже друзей приобрела.
      Честно скажу, так откровенно я даже Оракулу про свои беды не рассказывала. Но этому мужчине мне хотелось все поведать: вроде  как подспудно я почувствовала, что он не предаст и все поймет. Прометей слушал внимательно про все мои приключения, переживал за меня и заразительно смеялся вместе со мной над моими победами. И так тепло у меня на душе было, вроде наконец ко мне, сироте, отец долгожданный вернулся.
Когда же мое повествование закончилось, он задумался надолго, а потом заговорил, а вернее зашептал:
— Чудна твоя речь, дщерь из будущего, но верю я тебе без всякого подтверждения. Не может  лгать носительница короны матери-Земли. Поверь, случайно эта вещь не находится. Очень многие из титанов хотели бы ее иметь у себя, но тщетны были их поиски. Диадема исчезла задолго до битвы титанов и Олимпийцев, потому то Громовержец понятия не имеет о столь чудном, могущественном предмете. Если б он знал малую толику правды, ты бы не выбралась с Олимпа. Знание о сей диадеме настоль секретно, что все носители данной информации предпочтут погибнуть, чтобы не снять печать молчания со своих уст. Еще ребенком мать захватила меня к бабке в гости. Гея была прекрасна в своем убранстве, но на все комплименты мое матери только грустно улыбалась. Когда же я потянулся ручонками к красивой блестящей безделушке, ласково, но строго, отстранила меня, и пояснила недоумевающей Фетиде:
- Дочь моя, это опасно не только для младенца, но и для взрослого. Хоть убор не полон, но и одна диадема способна на многое. Былое могущество утеряно, мне достался лишь символ Власти. Нас ждут страшные времена.
      Потом эта вещь исчезла, почти перед самым сражением, все словно по приказу не вспоминали о ней. Позже общаясь с хранителями информации, мне удалось по крупинкам восстановить истину.
      Увидев на незнакомке драгоценность своей матери, Фетида на-правила тебя ко мне, зная, что на сегодняшний день я - единствен-ный знающий. Что же слушай. 
Чтобы ты поняла, надо начинать с самого начала. То, что я тебе поведаю, известно не всем богам, а нечто неизвестно никому.
Вначале существовал Хаос,  вечный, безграничный, темный. Но в нем заключался источник всего живого мира. Весь Хаос состоял их малого. Это малое двигалось, сталкивалось, вспыхивало. Из вспышки рождалась жизнь.
«Ты посмотри-ка, космогонические теории возникновения Земли практически совпадают с мнением наших астрономов», — подума-лось мне.
Там, где жизнь, там всегда появляется мать-Земля. Из Хаоса, источника жизни, родилась могучая сила, всеоживляющая Любовь-Эрос. Начал создаваться мир. Из Безграничного Хаоса возникли Вечный Мрак - Эреб и темная Ночь - Нюкта.
«Значит, первыми были Хаос, Гея, Эрос, Эреб, Нюкта. А теперь внимание: если те просто возникли, то теперь начинаются рождаться дети от брачных союзов», — анализировала я поступающую ко мне информацию.
— От Нюкты и Эреба родились Свет-Эфир и радостный светлый День - Гемера. День стал сменять Ночь.
«Движение Земли вокруг собственной оси нормализовалось, появились сутки», — комментировала я про себя события.
Без отца Гея породила Небо-Урана, Горы, Море. Но Гея и Уран многолики и многополы, это же относится к их детям.
«Отец неизвестен, стало быть, они появились практически одновременно с Геей и находятся с ней в родственных отношениях. Скорее всего, клонирование с ускорением процесса роста», — проясняла для себя ситуацию.
Уран взял себе в жены благодатную Гею, шесть дочерей и шесть сыновей — могучих и грозных титанов родилось у них.
«А затем инцест, братья и сестры начали вступать в кровосмеси-тельные браки, рожая детей-мутантов».
От Океана и Фетиды возникли все реки и моря, морские богини – океаниды. Гипперион и Тейя дали миру детей: Солнце – Гелиоса, Луну – Селену и румяную Зарю – розоперстую Эос.
От Астрея произошли все ветры: северный Борей, восточный Эвр, южный Нот и западный Зефир. И каждый отвечал за возложенное на него бремя, без их помощи не могла существовать Земля.
«Делаем выводы: в результате вспышки в Космосе образовалась планета, на которую была послана экспедиция во главе с капитаном Геей. Вместе с ней прибыли ее родственники, а также члены корабля Эрос, Эреб, Нюкта. Здесь уместно вспомнить, жаль нельзя уточнить, Прометей и так выдает мне все крохи информации, собранной за века, многоликость и многополость Геи и Урана. Возможно, экспедиций было несколько, или как там у писателей-фантастов. На орбите космический корабль, а катеров со специалистами несколько. Или другой вариант – дежурство, растянувшееся на несколько веков. Тогда становятся понятны мифы Египта, суть миросоздания практически одинакова, но у более ранней цивилизации египтян Небо – женщина, Земля – мужчина. У греков наоборот, Земля – уже женщина,  Небо – мужчина. Впоследствии, учитывая у женщин функцию вос-произведения себе подобных, решают оставить Землю – женщиной – матерью. Кстати, не забыть, уточнить что произошло с Геей? Что интересно, во многих религиях в некоторых случаях четко говориться, что отца не было. Не отговорка, что неизвестен, а не было – и баста. Космос же тоже всегда вечен, и власть его безраздельна, какое бы имя в какой бы религии не носил.  Хаос контролировал экспедицию издалека, возможно, с их родной планеты. Команда занималась геоформированием планеты, созданием атмосферного слоя вокруг земли. Акваформированием занялось второе поколение инопланетчиков - их дети, клоны. А затем от кровосмесительных браков вовсю пошли мутанты - отсюда мифы про циклопов и гекатонхейров - сторуких и пятидесятиголовых уродов. Мутации тоже отличаются во всех религиях. Египтяне вообще изображают богов в виде зверей, не зная о множестве форм андроидов, приближали образ уже к виденным существам на земле. Уран, как особь мужского пола, особо не отличающаяся эмоциями, понимал возможность эволюции этих монстров и необходимость последующей ликвидации. Гея не могла полностью атрофировать в себе материнские чувства и, пойдя на поводу своих эмоций, начала подстрекать своих детей - членов экспедиции против своего мужа, подавляя всех своим авторитетом руководителя проекта.
Но революционную ситуацию разрешил Крон, лишив обоих родителей власти. Мутации продолжались, в результате которых появились Таната-смерть, Эрида-раздор, Апата-обман, Гипнос-сон со сновидениями и многие другие, у которых резко гипертрофировался какой-нибудь генетический признак.
На Олимпе, месте посадки инопланетного корабля с функцией гео-формирования планеты и контроля всех процессов, идущих в огромной лаборатории-Земле, происходило следующее: первые инопланетные ученые и их дети - второе поколение, сильно раздражали третье, сильно мутированное, рожденное уже в земных условиях, потомство.
Естественно, Зевс начал борьбу с титанами, так как первые уже погибли, оставив после себя только мифы и имя. Возможно, в экспедиции были не только андроиды, ведь откуда-то появился Тифон. Это уже потом от его брака возникли Эхидна, Кербер и прочие. Самое интересное, Зевс не мог убить титанов. Возможно, в клоны андроидов записывалась информация о невозможности нападения на особь, давшую клетку. Здесь понадобились смертные, у которых в хромосомах нет такой записи, такого табу. Видимо, срочно брались клетки у мутированного потомства, но возникло несколько но... Сравнивая мифы древности, знаем борьба между членами экспедиции происходила в несколько этапов.
Ученые, создавшие и хорошо знавшие этот процесс, погибли, исчезли. Аппаратура устарела, начала выходить из строя. В общем, технология процесса была нарушена, вследствие чего особи, выведенные без табу с ненападением, получились ущербными, смертными. Огромное количество веков, члены экспедиции были единственными обитателями планеты Земля. Когда на планете учеными были созданы все условия для появления человека, начался опыт по выведению вида Гомо сапиенса. Та технология, что была привезена специалистами из Космоса утеряна, или в процессе времени потеряны какие-то пункты в процессе, отсюда австралопитеки и тому подобные. Человек современный произошел в результате сильной радиации. Атлантида (кстати Атлант – один из титанов) погибает в ре-зультате катастрофы, кто поручится, что это был не ядерный взрыв, перешедший в ядерную зиму – Первый ледниковый период. То, что не все погибли тогда, известно по появлению этих исполинов на острове Пасхи, Стоунхендже. Видимо кто-то из ученых спасся вместе с экспериментальными особями.
Титаны, привыкшие к всевластию, страшно напугались и полностью попали под диктатуру клона Крона - Зевса. Прометей, единственный, кто помнил наставления матери-капитана о необходимости контроля, попытался изменить ситуацию. Космосу, читай Хаосу, не нужна планета с выжившими из ума особями, которые в конце концов вымрут. Эксперимент обречен. Он рискнул, но был остановлен расшалившимся клоном, который о себе как о боге не помышлял. Олимпийцы не знали Хаоса, Гея для них богиня, цели эксперимента забыты, стали жить для себя.
Но бессмертие заставило общаться со смертными людишками. Об-щение меж собой на протяжении стольких лет обрыдло, из-за скуки стали вмешиваться они в дела земные. Единственное, что надо отметить, даже не зная конечной цели проекта, каждый из них осуществлял возложенную на него функцию. Афродита была скорее всего из лаборатории психологов-генетиков. Арес же наоборот из лаборатории ОТК, контроль за извлечением неудавшихся особей из эксперимента.
Сомневаться в словах Прометея не приходилось: такой регенерацией гепатоцитов не мог ни один из олимпийцев похвастаться. Опять же таки, раны богам наносились, и, несмотря на бессмертие, быстро не заживали.
Физиологические параметры смертных вообще внушали уныние. Вмешательство Прометея позволило эксперименту существовать.
И тут вырисовывалась интересная картинка: при смене власти у Геи исчез обруч лобовой, поддерживающий ее связь с Хаосом. Крон еще видел на матери этот знак капитанской власти, Зевс-клон этот атрибут власти уже не знал. Прометею, одному из титанов, было знакомо это украшение, но и он не знал всех его функциональных возможностей. Однозначно одно: носителю или носительнице этого обруча не грозит никакая беда. Обруч придет на помощь при явной угрозе для жизни обладателя сего предмета. Так как со всеми ситуациями я справилась сама, то система защиты не включалась. Обруч каким-то образом влияет на время и может осуществлять перенос во времени. Видимо, инопланетчики открыли неизвестные нам хронозаконы, по-зволяющие путешествовать по эпохам контролерам, оставленным на дежурстве экспериментальной планеты. Только с контролерами произошла накладка: они исчезли. исчезли их клоны, осталось на планете весьма мутированное потомство от клонов, никем не кон-тролируемое. И как взбесившиеся лабораторные крысы, они начали творить чудеса и портить экологию планеты. Земля - живой, сформировавшийся организм, терпела сколько могла эти издевательства, именуемые в науке прогрессом. А когда уже достало выше некуда, решила поискать пути спасения. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих: поэтому вдруг отыскался погребенный в веках обруч, связывающий экспериментальную планету с планетой-маткой, откуда прибыли инопланетчики, основатели нашего мира. Или не Земля, а контроль из Космоса решили возобновить; подкинули взбесившимся лабораторным крысам наживку, и собираются вернуть эксперимент на старые рельсы. А я та крыса? Почему мне отведена роль в этом шоу - неизвестно? Также непонятно, как по-слать сигнал помощи ученым. разработавшим этот проект? А также, лично мне непонятно, а нужно ли этот сигнал посылать!
Понятие помощи - понятие растяжимое - предмет двусмысленный: а то прибытие этой помощи в Библии как конец света расценивается, возможно. И если честно, то положа руку на сердце, роль спасательницы Вселенной мне не по плечу, я домой к маме хочу!!!
Прометей внимательно выслушал мои аргументы и грустно заметил:
— Как никто не интересовался твоим мнением при нахождении этого атрибута власти, так никто не спрашивал твоего согласия о подаче сигнала. Интересно, по каким признакам Гея выбрала тебя, но нам это не узнать. Также никто из живущих на земле не знает не только, как связаться с Хаосом, но и вообще что от этого украшения можно ждать.
- А Гея где? – выдала я мучивший меня уже долгое время вопрос.
- Вопрос интересный, - усмехнулся титан. Гея есть и, в то же время ее нет. Во время бунта, лишившись власти, Гея умерла, но я точно знаю, что она живая. Вот тебе еще одна загадка!
- Какая загадка? В анабиозе, она скорее всего, а вот где камера, и как ее разбудить – это точно загадка. Потому мне здесь помощи больше ждать не от кого, - выдала я резюме, грустно рассматривая снятую с головы диадему.
      Вляпалась как кур во щи: так что, если бы не мое честолюбие, в XXI веке была сенсация: женское украшение из неизвестного металла, а голова болела у маститых ученых.
Я же, дурочка сельская, непонятную. надежно спрятанную цацку скорей себе на дурную голову нацепила, ну и получила себе на голову приключение.
Прометей начал меня успокаивать:
— Вернуться домой, по идее, проще простого. Надо вернуться в тот самый городок, где на руинах храма шли съемки фильма. В ночь на полнолуние организовать так освещение, чтобы лучи сфокусировались на октаэдре, и перенос обеспечен. Алтарь считать камерой перехода.
Извините. я эту речь героя на современный язык перевела. Сразу же возникал вопрос, как обеспечить освещение, так как электриком у нас числился Прометей. то и вопрос был, естественно, к нему.
Немного подумав, он посоветовал:
— Придется спуститься в царство Аида за адским огнем. Это еще от Геи осталось. Может, кстати, там отыщешь какие-то намеки о подаче сигнала SOS. Хотя, по идее, такие знания должны храниться в храмах, где жрецы различных религий собирали знания.
— Не нужна мне такая идея, — решительно отмела я всякие намеки о моем участии в великой миссии. — Если нужно добыть адский огонь, так нас родственники Оракула в гости приглашали. Никаких проблем, пойдем с собачьей родней знакомиться.
К концу разговора появились мои спутники. Ну невтерпеж им было без информации, вернее, пса моего любопытство сгрызло.
Прометей, довольный общением с единомышленницей, с удовольствием обратил свой взор на эту любопытную пару: толстяка с собакой-мутантом.
— Что привело тебя, Орфей сладкоголосый, в чертоги холода и одиночества?
— О Прометей всемудрый, ты правильно заметил —одиночество. Нет мне жизни под светлым небом Ураном, под ласковыми лучами Гелиоса. Не радует меня желтолицая Селена и розовая Эос, когда нет со мной моей спутницы жизни - Эвридики. От матери своей, музы Каллиопы, получил я в дар прекраснейший голос. А отец мой, речной бог, Эагр подарил мне жену - нимфу красивейшую. Вспыхнула сразу меж нами любовь. Счастливо мы жили с ней во Фракии. Но недолго продлилось наше счастье. Однажды, после свадьбы, Эвридика с подружками нимфами собирала цветы и, не заметив ядовитую змею в траве, наступила на нее. Мгновенно пресеклась ее нить жизни, не успел я даже попрощаться с ней.
Пытаясь смириться с утратой, уехал из Фракии, не мог жить в краю, где был счастлив с женой. Участвовал в походах с героями, но боль утраты не утихает. Если б мог я ее увидеть хоть еще один раз, попрощаться - мой голос прославлял тебя в веках, не переставая.
— Это жутко интересное предложение для человека, постоянно терзавшегося от боли. Просто необходимая вещь, — заметил мой практичный пес.
Права я оказалась, предположившая, что Прометея терзает больше зависть, чем боль.
Прометей заметно заинтересовался этим предложением.
— Исполни свое обещание, когда увидишь свою суженую.
Орфей бухнулся на коленки и пополз лобызать стопы висевшего на цепях титана, при этом не изменяя своим привычкам, сразу же затянул хвалебную оду.
Пес мой, фанат оперного пения, от восторга стал подвывать в пол-ный голос, в такт отстукивая хвостом. Прометей, лишенный зрелищ, тоже получал удовольствие. Одна я, поклонница современной эстрады, в частности, бардов и авторского пения, скучала в одиночестве, размышляя, каким образом мне попасть в Тартар, а оттуда в Крым.
Когда же концерт закончился, Прометей посоветовал певцу:
— Твоим спутникам необходимо в царство Аида, договорись с ни-ми, вместе вы спуститесь через пещеры под землю. Найдете источ-ник по ходу льющейся из него воды, пойдете до вод Стикса. Когда увидите Харона, знайте, вы добрались.
Я поблагодарила героя, поцеловав его напоследок перед дорогой, и с легкой душой отправилась в путь. Радость очутиться в скором времени дома окрылила меня, а посему не обратила я внимания на его задумчивый вид и странное напутствие:
— Пусть благосклонна будет к тебе Судьба. Никому не дано ее из-менить. Надежду черпай в Вере, и Любовь придет на помощь.




Глава IX. И в царство скорбное Аида ведет Орфея зов жены

Оракул извелся от неизвестности: мало того, что он вынужден, был покинуть место переговоров в целях секретности, так до сих пор он не узнал содержания беседы из-за присутствия Орфея. Мой пес прекрасно относился к певцу, но уже пару раз зубы красноречиво клацали, намекая на отдых, в смысле сна.
Орфей, охваченный надеждой встречи с Эвридикой, спать не хотел, он, собирался радостно солировать, ориентируя всех местных волков на наше местопребывание.
Пришлось вмешаться, иначе ситуация грозила закончиться катаст-рофой.
— Орфей, вы извините меня за вмешательство в Вашу семейную жизнь. Но если Вы хотите очаровать Аида, сегодня Вам стоит поберечь голос, хорошо отдохнуть, выспаться. Мы со своей стороны гарантируем Вам поддержку родственников Оракула, если Вы попросите у владыки Подземного Царства для сопровождения своей жены адского пламени.
— Да зачем мне огонь, я ее и без света, во тьме выведу, — добро-душно проговорил толстяк.
Оракул, выведенный из себя его говорливым присутствием, рявк-нул:
— Р-р-р-р, гав, сказала хозяйка, в сопровождении адского огня, значит, никаких походов во тьме. В противном случае. иди один.
Орфей испуганно закивал головой.
— Хорошо, хорошо, как скажете.
— Тогда, р-р-р-р, гав, отбой!
Я, честно говоря, уже засыпать начала, когда, наконец, раздался долгожданный храп толстяка.
Оракул нетерпеливо заскулил:
— Ну, что там тебе этот большой энциклопедический словарь поведал?
Неожиданно я почувствовала обиду за титана, хотя пес высказался в обычной для меня критической манере разговора:
— Не обзывай его. Он действительно титан! Существо с большой буквы.
Оракул заревновал:
— Это что же получается? Какой-то инвалид за пару часов вызвал у тебя уважение, только болтая языком. А родная собака, жертвовавшая своей честью, спасшая тебе жизнь, не удостоилась даже хвалебных слов.
— Ах ты, хвастунишка ревнивый, хорошо, слушай. Ограмадное Вам мерси за мою скромную персону. За мной антиблошиный шампунь.
Этот спекулянт в собачьей шкуре решил поторговаться:
— Я бы предпочел Педи-Гри, - высказал свою осведомленность о моем мире, подчерпнутую в наших неиссякаемых диалогах.
— Не знаю, не знаю, не советовала бы.
      У нас в селе на Велико Свято дед Панас перепил бурячанки, забрел в речку и упал. Кабы не Полкан, утоп дедок. Он старика за шкирку, да выволок на берег. Панас Тарасович дождался, пока государство вернуло ему задолженности по пенсиям за пару месяцев, и на эти горши решил купить сбалансированное питание для своего пса. Отблагодарить таким образом за свое спасение.
       Уселись они на крыльце: Полкан с пакетом Педи-Гри, а дед Панас с бурячанкой. Закуска, естественно, была, но после пары-другой чарок запала старику мысль: «Значит, собака ваша достойна сбалансированного питания, а он, прошедший всю Войну, потом до самой пенсии горбативший на колхоз - нет?!» В общем, употребил дед вместо пса весь пакет на закусь. Полкан демонстративно даже пакет от Педи-Гри обходил, не захотел его метить. А Панас Тарасович сказал. что по вкусу напоминает плохо приготовленную мамалыгу, только с запахом давно не стиранных носок. Даже на фронте ему никогда такой гадости есть не приходилось. И если собака достойна такого дерьма, то страшно даже предположить, что достойного смогут предложить человеку.
Дед потом в запое неделю находился, пытаясь отбить вкус Педи-Гри, а Полкану матушка моя принесла полную миску костей после куренка, которого мы на день Незалежности варили. Тот даже очень обрадовался.
Оракул задумчиво покрутил мордой из стороны в сторону:
— Ладно, твоя взяла, согласен на замену. Только не томи больше неведением, а то умру от любопытства.
— Ну что, я была права, что своим появлением в этом мире обязана своему украшению. Чтобы попасть домой, мне нужно добраться до Крымского полуострова, на место киносъемок. Сейчас там находится какой-то греческий городок. В храме, став на алтарь в ночь на полнолуние, сфокусировать свет на октаэдре, тогда перенесусь в свое время. Освещение я могу обеспечить адским огнем, взятым в епархии твоих родственников.
— И все это время вы обсуждали твое путешествие? — недоверчиво поинтересовался мой мопс-переросток.
— Нет, конечно. Я рассказывала, как попала сюда, что со мной произошло за это время. Он, как и ты, очень интересовался будущим. Ну, это я тебе не пересказываю, ты и так все это сто раз слышал.
Я не стала забивать голову собаке всеми теоретическими выкладками об инопланетном происхождении Земли. Каким бы умным ни был мой пес, но вся история явно не для его мозгов.
Привычно обняла моего питомца и, прижавшись к его теплому боку, сладко заснула.
Утром мы начали спуск, как я понимаю, в известные в моем мире Ново-Афонские пещеры.
Мы прошли буквально несколько метров, когда нас обступила тьма. Оракулу бар бир, у него инфракрасный спектр в зрении присутствует. Орфей же и я спотыкались на каждом шагу, толкая друг друга. Все это сопровождалось моим непрерывным матом, благо, древние греки его не понимают. Правда, уже через минут десять, пес мой весьма чопорно поинтересовался:
— Соблаговолит хозяйка утолить мое праздное любопытство, гав! Если Это - то, что я думаю, как на практике Вы, мадемуазель, собираетесь Это проделать с неживыми предметами, гав?
Благо темнота, и никто не увидел, как я покраснела. Ругаться, когда никто не понимает, это одно, ежели нет, то вы сами понимаете, негоже молодой девушке рот свой загрязнять. Собака, тем не менее, терпеливо ждала ответа, никуда не трогаясь с места.
— Это абстракция, не имеющая к реальности никакого отношения, — буркнула я невразумительно.
Во время нашего диалога Орфей особо не вслушивался в разговор, запутался в тунике и упал. Эллинский темперамент немедленно дал о себе знать.
— О боги, какая необходимость брести в темноте?
— А что, у вас имеется альпинистское снаряжение и там завалялся лишний фонарик? — недоуменно поинтересовалась я.
— Не знаю, уважаемая Клеопатра, что Вы имеете в виду. Но пере-двигаться в темноте очень неудобно.
— У тебя есть чем, свети нам, Данко, Прометей доморощенный.
— У нас есть с вами палки, которые помогают при ходьбе. Если мы намотаем на них промасленные тряпки, то их можно будет зажечь. Света, конечно. не много, но все равно лучше, чем ничего.
— Так, а где мы возьмем промасленную ветошь? В хозтовары побежим? — заскрипела я зубами.
— О боги, от хитонов полоски оторвем да смочим оливковым мас-лом. Оливки имеются, отжать их плевое дело. Кресало для добывания огня у меня имеется.
— Так что же ты, Кулибин Фракийский, до сих пор язык в заднице держал, как на допросе? — злилась я, на ходу отрывая ткань.
— Подумал, что нам темнота для незаметного проникновения в Тартар нужна.
Чувствуя себя виноватой, что не продумала заранее спуск и дала маху с факелами, я попыталась собраться и, не плюясь особенно ядом, объяснить эллину его ошибку.
— О многоголосый, понимаете, аборигены Тартара видят в темноте лучше, чем на свету. Поэтому мы обязаны своими падениями только моей глупой голове, — признала я свои ошибки.
— О мудрая Клеопатра, не клевещите на себя. Это я, единственный мужчина в нашей компании, должен был продумать все детали нашего похода, — раскланялся певец.
Так как самопальные факелы мы уже зажгли, тьма отступила и идти стало немного легче, то китайские церемы расшаркивания продолжались, пока долго молчавшему Оракулу не показалось, что он уже долго не принимает участие в разговоре.
— О многоуважаемые двуногие, гордо носящие звание «человек», заткнитесь. пожалуйста, и посмотрите, какую красоту мы проходим!
Действительно. мы подошли к пещерам, полностью заполненным сталактитами и сталагмитами. Наше самопальное освещение не сравнить с прожекторами, но даже свет от наших чадящих факелов заставил сверкать это хрустально-ледяное великолепие, преломляясь на гранях и разлагаясь на весь спектр радуги.
У меня сразу ассоциации с Волковым «Семь подземных королей» появились, невольно начинаешь ждать появления рудокопов, Элли с Тотошкой. Самая моя любимая сказка в детстве. Я же не знала, что это плагиат, и вообще не догадывалась, что все в нашей жизни - плагиат.
Действия точно по книге разворачивались: шли мы, шли, пока не вышли сначала к ручейку, затем переросшему в речку. К сожале-нию, собранной байдарки у нас не имелось, и честно сказать, спе-леологи из нас плохие. Тут я замерзать начала, и естественно, в скором времени в такт шагам отбивала зубную дрожь.
Спутники начали на меня оглядываться, пока Орфей не выдержал.
— О боги, не могли бы Вы, юная Клеопатра, унять эти звуки. Они мне напоминают могильный стук земли о гроб. Я понимаю, что чистую невинную девушку пугает наше путешествие в царство мертвых...
— Причем тут испуг, когда я элементарно замерзла, — невежливо прервала я певца.
Оракул и Орфей с довольно внушительной жировой прослойкой, вследствие чего не чувствующие холода, даже остановились в недоумении. Мол, как же так? А вот так: жира у меня нет, а одета только в короткую тунику и сандалии. Мне бы, идиотке безмозглой, в Колхиде обзавестить надо было местной одеждой типа шерстяные носки с начесами, теплые штаны, рубашку с длинными руками, или по крайней мере длинное платье-макси с рукавами. Я же из себя на потеху местным аборигенам изображала моржиху.
— Не знаю, что такое моржиха, но признаю правдивость твоих аргументов, и осознаю свое недостойное поведение. Гав! — пес понуро опустил свою голову, выслушав высказанные мной вслух претензии к собственной персоне.
Я уставилась на мопса:
— А ты при чем?
— Имея толстую шкуру, и не испытывая холода, я и помыслить не мог, что моя дражайшая госпожа мерзнет. Может, только это и из-виняет меня, а также честное собачье слово, что при малейшей возможности обязуюсь обеспечить достойный для моей хозяйки наряд.
— Заметано: при удобном случае ты сопрешь мне прикид, подходящий для условий этой местности, — успокоила я пса, ласково потрепав его холку, и нежно почесала за ушами.
Эта собака Баскервилей зажмурилась и только что не заурчала от удовольствия.
Так как с плавсредствами у нас была напряженка, то приходилось пробираться вдоль стен, по каменной кромке вдоль подземной реки.
Шли мы долго, пару раз делали привал, прежде чем Оракул не зарычал на весь подземный грот.
— Гав, гав, гав, наконец я дома! Гав, р-р-р, гав, хорошо в краю родном, — радовался пес.
— Пахнет сеном и дерьмом, — добавила я, правда, чтобы не оби-жать питомца, шепотом, слышным только мне. Хотя Орфей чего-то на меня оглянулся.
На берегу реки около парома сидел мужчина в преклонном возрасте. Седые заросшие и переплетенные волосы с сальным налетом и перхотью. Во где реклама «Хэд энд шолдерс» нужна. с руками бы шампунь оторвали! Хитончик тоже не первой свежести, грязный, с заплатками. Ногти на конечностях отросшие, скрюченные. Суставы ревматические. Одним словом, типичный общестандартный СНГевский бомж.
Я эту публику не очень уважаю, поэтому вперед себя представите-лей мужского пола пустила вести переговоры.
Дохлый номер: сольный концерт Орфея не достиг ушей слушателя, глухой он, блин, от старости. Оракул тоже зря бил себя в грудь, доказывая, что он на побывку к родичам приехал. Старик еще и слепым притворился. Есть приказ «Живых не пущать!», вот и не пущает.
Действительно, сами подумайте, если кто ни попадя с того света на этот шастать будет и наоборот. Во наш криминал развернется, рэкетиры и в гробу не оставят.
Сижу я, слушаю дебаты оппонентов, ну, точь в точь, как депутаты в раде и Думе выступают, только рукоприкладства не хватает. Вижу, надо власть в женские руки брать:
— Дедуля, признавая аргументированность Ваших доводов, тем не менее должна довести до Вашего сведения, необходимость нашего пребывания в Вашей епархии предопределена сверху. И в свете этих решений сплоченность наших рядов только приведет к извечной конфронтации сторон, что несомненно вызовет нарекания Вашего начальства. Если же учитывать генетическую породу одного из моих спутников, то весьма вероятно, скоро в Ваших рядах появится здоровая оппозиция. Оппозиционеры не будут сидеть, сложа руки, и попустительствовать Вам лично при выполнении Вашего служебного долга. Радикальность принятых ими мер может привести к нестабильности вашего мира в общем и освобождение одной штатной единицы в частности. Уф...
— Радикальные методы, это конечно, — очумело вертя мордой из стороны в сторону, подтвердил пес.
Орфей, тот просто поперхнулся песней, она у него в горле застряла. Паромщик окаменел, барельеф «Жертва царизма-демократизма».
Мой спич произвел впечатление: я сама не поняла, что произнесла, что же говорить за слушателей. Вижу, обстановку надо разрядить:
— Пан Харон, треба Ваша допомога. Мы приводим Вас в божеский вид и меняем Ваше семейное положение, а Вы перевозите нас на ту сторону. Гарантируем, у Вас не будет неприятностей от начальства.
Старик, немного пришедший в себя, слабо сопротивлялся:
— Да вас Кербер даже за ворота не пустит.
— Ха, дедушка, рыдать начнет от радости, — самодовольно объявил Оракул.
В общем, операция «Только невежды не чистят одежды» производилась в полном объеме. Оракул обгрыз ногти на руках и ногах старика. Орфей изображал банный комбинат для отдельно взятой личности - паромщика. Я же работала прачкой, швеей и парикмахером по совместительству. В скором времени перед нашими глазами предстал мужчина среднего возраста, со стильной стрижкой и аккуратно подстриженной бородой, в чисто отстиранном хитоне. Дедулей назвать его язык не поворачивался. Харон, взяв пальчиками  за подол хитона, кокетливо крутился перед зеркальной гладью Ахеронта, довольно покрякивая, конкретно напоминая девушку на выданье.
Мы терпеливо ждали конца смотрин, но первым, как всегда, не выдержал Оракул:
— Ну блин, прям сватовство гусара. Гав, тебе в силу возраста пиджачок из дуба примерять надо или к осиновому макинтошу примериваться. Тебе надо как можно быстрее нас сплавить, чтобы открыли брачное агентство «Последний взгляд». Глядишь, будет кому на старости лет тебе косточку поднести, блох поискать. Гав!
Мужичок резко развернулся:
— Насчет супруги, правда, поможете? А то круглый год одна работа, на личную жизнь времени нет.
— Ах ты, милашка! Перпетум мобиле на переправе, сгоришь на работе! Ловелас речной, будут тебе невесты. Веди нас, Сусанин, проклятый старик.
Все как всегда: много шума из ничего, больше болтали. чем плыли.
У мужичка от наших посулов, видимо, спермотоксикоз начался, что он нас решил предостеречь от Кребера; чтобы сватов раньше времени не съели.
Тут надо дать географическую сноску: в подземном царстве имеются три бассейна рек — Стикса, непосредственно катящего свои воды по Тартару, и Коцит с Археронтом, которые являются пограничными реками, нейтральными водами. Именно через Ахеронт перевозит Харон души умерших.
Источником водоснабжения у них Лета. Территория практически низменная с изредка попадающимися холмами. Сельским хозяйст-вом здесь не занимаются, все поля заросли бледными цветами асфодела, дикого тюльпана. Работа здесь рассматривается в виде наказания, там Сизиф или Данаиды, в качестве примера. Те души, которые не имеют в своем реестре карательной акции, просто носятся по царству, сетуя на свою безрадостную жизнь без света и без желаний. Тихо раздаются их стоны, подобные шелесту осенних листьев.
     Начальство со своими лизоблюдами исполняют миниатюру Олимпа под Землей. На погранзаставе у них главный таможенник сидит – трехглавый адский пес Кербер. На шее у него колье из жи-вых змей, которые непосредственно и осуществляют погранкон-троль. Появился контрабандист – этот террариум резко просыпается, вырастает в размерах, целует своим змеиным поцелуем, в результате которого нарушитель становится автоматически легальным пассажиром в царство грозного Аида.
Мы даже от берега не отошли, как эти гадины брачные игры затеяли. Так кокетливо извиваются, заигрывают с усами Кербера. Собачка заснула на посту, а эти твари бдительность не теряют, прям в глаза морды свои суют, и шипят, шипят как сплетницы у деревенского колодца. Естественно, дедушку разбудили; он только спросонья зевнул, в нас клубок пламени полетел. С этим родственником разговаривать – огнетушитель надо под рукой иметь. Понятно, второе поколение инопланетных предков не помнит, самомнение в генетической памяти только божественное происхождение держит.
Я вперед питомца выпустила:
¬– Маэстро, Ваш выход.
Мопс горделиво встряхнулся, и печатая шаг, направился к родственнику. Надо сказать, мельчают потомки, никакой акселерацией не пахнет: рост дедушки с пятиэтажный дом, а внучек даже до коленки не дотягивается. Но шельмец держится уверенно, даже мысли не возникает, что его здесь не ждут.
       Дедушка потянулся и пасть на нас развернул «Жуйте Орбит без сахара после еды, восстанавливает кислотно-щелочной баланс, устраняет неприятный запах изо рта». Лично мне больше ничего не требовалось, я от запаха гнилостных и кариесных зубов сознание потеряла. Орфей тоже сомлел, единственно Оракул – стойкий оловянный солдатик продолжал рваться в родственные объятья.
     Кербера такая настойчивость только умилила:
– Ну и ну, такой молодой, а уже самоубийца. Что за трагедия у тебя, несчастный? Сучка бросила, так сучки, они все такие. Не стоят, юноша, они Вашей смерти. Я сегодня добрый, уже пообедал, так что отпускаю с миром.
     Ага, щас! От нас так быстро не избавишься, Оракул кинулся на дедушкину лапу, сжал ее в своих объятиях и зарыдал от счастья.
– У-у-у, дедуля, какая радость! У-у-у-у, сколько лет мечтал об этой минуте, у-у-у.
      Кербер аж на пятую точку присел, все три головы внимательно рассматривали камикадзе в собачьем виде.
Левая голова поинтересовалась у своих соседок:
– Вы что-то понимаете?
Средняя задумчиво рассматривая моего питомца, изрекла:
– По-моему, типичный случай маниакального обострения шизофрении.
Правая поинтересовалась:
– Это не заразно? Может, перекинуть его за речку?
Страх потерять моего питомца, где-то материнская совесть привели меня в чувство.
– Эй Вы, мутант трехголовый, поосторожнее в диагнозах. Между прочим, это Ваш родственник, а если точнее, внук.
Все три головы синхронно развернулись в мою сторону:
– Чей внук?
- Ваш и Эхидны, дочерью вашей, сынок, прижитый вне брачного союза и выкинутый из семьи к людям. Жена Ваша нам торжественную встречу обещала, Ламия грозилась пирогами угостить, а Вы нам только гарбуза что не дали.
Головы опять синхронно переместили взгляд на мопса и растерянно поинтересовались:
– Що, таки внук?
– Ну, – подтвердила я кивком головы.
– Ракуся, любимый, ты, где же, блудный сын, бродишь? Бабуся вся извелась! Мамуся рыдает! Папаша рычит и всех кусает, – кричали все пасти одновременно, при этом, мешая, друг другу, пытались облизать родственничка.
Наконец, средняя морда изловчилась, и чмокнув внука, схватила его за шкирку и поднесла на уровень своих шести глаз.
– Какой красавец! Вылитая моя морда в молодости! А исхудал, как, бабуля откормит! Голодал, небось?
– Так, никаких грязных инсинуаций, что сама ела, тем и его кормила, – пресекла я в корне все сомнения.
Кербер развернулся в мою сторону туловищем и всеми головами, продолжая держать внука за шкирку.
– Это хто? – поинтересовалась левая голова, она самая любопытная оказалась. Правая, казавшаяся мне до этого времени трусихой, в этот момент красноречиво цыкнула зубами, на что змеиный клубок резко зашевелился. Средняя – интеллектуал, была занята внуком.
– Это же моя приемная мать, у-у-у, – заверещал Оракул, висевший на высоте пятиэтажного дома.
     Кербер по-джентельменски изогнулся, щелкнул задними лапами как военный и представился:
– О боги, когда хотят наказать, отнимают разум. Ведь супруга говорила о благодетельнице нашей. Позвольте представиться: Кербер трехглавый, главный охранник службы защиты царства Аида. Разрешите провести Вас, многоуважаемая Клеопатра, в наши пенаты для знакомства с родней. Мы все Вам премного благодарны за спасение нашего любимого внука.
Крайняя морда - любознательная, высунув язык, лизнула мою руку, деликатно сдерживая огненную одышку, третья голова, перестраховавшись, осторожно щелкнув зубами, схватила меня за хитон и вознесла вверх, к Оракулу. Мне пришлось соблюдать осторожность во время поездки, чтобы не задеть змей. Очень неприятно видеть перед собой этот клубок, они вроде и радостно шипят, но точно никто этого не скажет. Я же не Гарри Поттер, змееязычный волшебник, их шипение не понимаю.
Гигантский пес развернулся и пошел прочь от входных ворот, у которых метался всеми забытый Орфей.  Я поспешила разобраться в ситуации:
– Извините меня за вмешательство, но с нами есть еще один спут-ник, услаждающий нас пением в нашем походе к вам в гости. Нельзя и его захватить?
– Почему нельзя? Бог троицу любит, – буркнула свободная голова и подхватила зубами упирающегося певца.
«Интересно. Какой бог и какую троицу он у них любит?» – мелькнула у меня мысль и быстро исчезла, потому как я могла думать только о змеях в этот момент.
Честно скажу, ад я плохо рассмотрела, так как все воспоминания упираются в одну большую пьянку.

Глава X. Из допущенных в рай и повергнутых в ад
Никогда и никто не вернулся назад. (О. Хайям)


Сначала пьянка была стихийная, это когда Кербер нас притаранил и бросил в объятия родни. У Оракула ее столько много, что всех не перечислишь. Я только наших старых знакомых да родителей Оракула запомнила. Остальные обнимали, целовали, шипели, рычали, плевались ядом. Потом кинули на стол, что Аид послал, и началось застолье на пару дней, и от наше стола мы пошли по родне, дабы никого не обидеть. Так как все к тому моменту хорошо загрузились и не помнили, где уже были, то к некоторым заползали несколько раз.
Потом помню, как шеф их объявился, клон Аид. Сначала без суп-ружницы. Очень его заинтересовало, что за беспробудное пьянство у него в государстве объявилось, и почему штатные единицы забросили свои дела, в результате чего у погранпункта образовалась очередь из желающих проникнуть в Тартар согласно купленным билетам. Танат, бог смерти, понимаешь ли, трудится как многостаночник, а уже целую неделю нет ни одного покойника. Это же нонсенс! Безобразие! У ворот Ада картина из 1917 года, когда эмигранты как крысы покидали Россию, это, пардон, мое сравнение.
Когда начальство бушует, подчиненные трезвеют на глазах.
Быстренько застелили столы чистыми скатертями, достали все по новой из закромов, выставили угощение, начальника во главе стола посадили и началась организованная пьянка. Нас представили, познакомили и начали по новой пить.
              Во время всех этих возлияний одна Ехидна трезвой оставалась. Грозным божком она внимательно оглядывала свое хозяйство, возвышаясь над всеми на всю длину своего змеиного хвоста. Души мертвых, исполняющие здесь роль слуг, носились со скоростью звука: моментально убирая залитые скатерти и грязную посуду. Гость – алкоголик не успел сфокусировать взор свой на беспорядке, а перед ним уже все чистенькое стояло. Блюда с остывшей пищей мгновенно меняли на свежее, горячее. Данаец приспособили на разливе вина, а Сизифа пристроили у вертелов: кабанчиков и быков жарили постоянно.
              Мне аж стыдно стало: старая женщина, а уже который день обслуживает бесперебойно гульбище. Это же столько грошей сожрали! Да, и я хороша, сижу как барыня, не хрена не делаю. Матушки моей не меня нет, давно ухватом по спине протянула за  такую лень – срамотище!
              Собралась до кучи, начала среди алкашей пробираться к хозяйке дома, торчащей пограничным столбом с эмблемой двуглавого орла, посреди зала:
– Ехидна Тифоновна, подмога не треба?
– Клепушка, деточка, отдыхай. Тебе еще столько всего предстоит, успеешь на всю жизнь натрудиться.
– Да, неудобно, вам в ваши годы, наоборот, гостьей на самом почетном месте сидеть, а молодым навроде меня бегать.
– Хвала Аиду, свезло нашему проходимцу обрести такую хозяйку! Не волнуйся, девочка, делают все слуги, а я все равно не есть, не пить не могу. На зубы уже жаловалась, так и желудок болит от пищи.
– Ой, у вас верно язва! – пожалела я от души бабушку.
– Точно глаголешь, эта последняя тварюга, что я проглотила язвой, мором была. Ядом плескалась в разные стороны.
– Вы про что? – изумления явно прозвучало в моем голосе.
– Про то, что и ты. Клепа, я когда последний раз обедала, жертва мерзкой оказалась. Не стоило ее, есть, вот после этого у меня язва в желудке живет.
              Мы неудомевающе разглядывали друг друга. Затем вразумив для себя, что со столь различными психологиями, мы друг друга не поймем, решила перевести беседу на практический совет:
 – Вы, Ехидна Тифоновна, попейте масло из облепихи: кустарник такой я мелкими желтыми ягодами, растет на берегах Борисфена. Оно вашу язву растворит, вам легче станет. У меня родная бабушка травами всю деревню пользовала.
– Спасибо тебе родная, - всплакнула старушка в пеплос.
– Чем отблагодарить тебя за доброту твою не земную?
– Ой, бросьте не стоит благодарности. Вы скажите лучше: есть у вас среди родни – особи женского пола без мужчин?
– Этого добра у нас завались: сплошь разведенки, брошенки и старые девы – плюнула с досады женщина в угол, оттуда вместо плевка полетела гадюка.
– Радость то какая! Так у нас купец есть, давайте товар смотреть – обрадовалась я за Харона
Старушка радостно засуетилась:
– Правда, что ли?! Ламия, глупая девка, бегом до нашей благоде-тельнице. Клепушка, ты уже подсоби этой дурынде по родственному. Если наш бабий серпантарий узнает, момент жениха на кусочки растащит. А наша уродина так мужика в жизни и не потрогает.
              Пока бабуся, снизив голос до шепота, подозрительно оглядывала гостей женского пола, около нас объявилась, глупо хихикая, Ламия. Ехидна, заботливо оправив на ней хитон, строго объявила ей глядя прямо в глаза:
– Ламия, тебе выпал единственный шанс выйти замуж. Поэтому заткни свою пасть, чтобы жених раньше времени от радости не помер. Молчи, глаза опусти, ручки с прошлогодним маникюром спрячь, глядишь за умную сойдешь. Клепа, где жених, куда за ним податься надо? Из каких краев? Какого роду-племени?
– Да, не волнуйтесь вы так, - успокаивала я как могла взволнаных женщин; мужчина видный, главное что по нынешним временам, с постоянной работой. Оплата чуть ли не ежесекундно натурпродуктами, иногда деньгами.
– Такое сокровище, и еще не женат? Что с ним не так? - засомнева-лась Ехидна. Ламия же услышав, что на ее грешную душу нашелся мужик, застыла каменной статуей. Только жутко вращавшихся обалдевшие глаза говорили, что невеста еще живая.
– Все с ним так, он еще и не поет, просто трудится не переставая. Из местных он, пан Харон.
              Теперь замерла Ехидна, зато отмерзла Ламия:
– Этот противный вонючий старикашка, вечно пристающий с сальными шутками?
– Обижаете сударыня! Лично с вашим родственником привели его почти в божеский вид. Если облик понравится, то ваше супружье дело поддерживать его такой имидж. Что до сальности, это только о его нерастраченной мужской силе говорит. А вообще, чего я вас уговариваю, сейчас клич кликну – охотниц до незанятого мужичка много найдется.
              Я стала разворачиваться в сторону столов, как Ламия вцепилась в мою левую руку, а мгновенно пришедшая в себя Ехидна в правую:
– Ты че, дочка, ты че? Это мы от радости великой, невесть че городили. В зобу дыханье сперло… Все сейчас по родственному решим, Ламия бегом к жениху, пока никто не перехватил.
               Пока мы с Ехидной смотрели вслед исчезнувшей невесте…
В какой-то момент на пиру объявилась Персифона, благоверная Аида. Все правильно, осенью у мужа живет, это только в летние месяцы у матушки своей Деметры гостит. С ней весь штат подчиненных пожаловал: богини мщения Эринии с бичами и змеями (мечта каждого преступника), власть законодательная – судьи царства умерших Минос и Радамант, служанки Таната - крылатые Керы, не пропускающие ни одной битвы, пожирательницы героев. Один бог Гипнос, на чьем лице взгляд отдыхает. А остальные типичная семейка Адамсов.
В общем, когда все в сборе были, взял Орфей кифару, приблизился к Аиду и запел. Как он пел! Все протрезвели, во как он пел! Вам, звезды эстрады, и не снилось такого пения. Без фонограммы такой концерт, посвященный своей жене и их вечной любви, закатил Орфей. Леонтьев бы на акробатическом этюде скопытился бы, Киркоров бы усох, Боря Моисев сексуальную ориентацию сменил бы. И все от зависти. Один Басков, может бы, оценил этот текст. Персефона рыдала как простая деревенская баба, сморкаясь в подол хитона. Тантал забыл муки голода, Сизиф прекратил вкалывать, Данаиды прекратили водоснабжение, Гекаты все глаза прикрыли, чтоб слез не видно было. Наконец, слезу пробило у Аида, достиг певец чего хотел, бросил петь, а то так и голос можно сорвать, на пьянках подрабатывая.
Замолчали все, стоит могильная тишина. Прервал молчание босс и поинтересовался, зачем Орфей в Тартар пожаловал, и о чем бы тот не попросил, клянется священными водами Стикса – нерушимой клятвой богов – исполнить.
Орфей все правильно понял, а потому конкретно объяснил, чего он хочет.
– Не жди от меня гадостей, начальник, типа, когда Геракл родственника нашего Оракула сманивал. Одна радость в моей жизни – жена моя Эвридика. Кто, как не ты, может меня лучше всех понять. У тебя Персифону каждые полгода забирают, сам знаешь, как без супруги стремно. Отпусти ее со мной в отпуск долгосрочный, в конце концов, все равно она к тебе вернется.
Задумался Аид:
– Хорошо пел, за душу взял. Клялся я тебе нерушимой клятвой (это типа как у криминала «Век свободы не видать»), значит, слово держать надо. Бери свою бабу и веди назад к семейной жизни. Но знай, проводником у тебя Гермес будет, слушайся его во всем и не смей оглядываться назад.
Мы с Оракулом как имя это, нам любезное, услышали, только переглянулись. Зря мужик мучился, страдал, ни хрена у него не получится. Но, как говорится. своя рубашка к телу ближе, Орфей себе жинку выпросил, а у меня насчет адского огня – пока прочерк стоит. Я пса толкаю незаметно ногой, и мопс мой догадливый Орфей в локоток толкает:
– Без адского огня не доведем, потеряем.
Певец встрепенулся:
– О, повелитель царства мертвых, могучий Владыка Аид, а не дашь ли ты нам в путь какого освещения, типа адского огня.
Аид, в это время пьющий на брудершафт с Персефоной, благодушно ответил:
– А че ни дать. Надо – возьмите. Эхидна, внука будешь провожать, покажи, где он находится.
Бабуля встрепенулась. подползла к нам, опираясь на змеиный хвост, прижала Оракула к себе и запричитала:
– Ой, на кого же ты нас покидаешь? Да на фига тебе это надо? И какого рожна тебе в путь-дорогу от семьи и дома тянет?
– Бабуля, Вы чего по мне как по дохлому воете? Когда я кроха был, выкинули, не переживали. Когда ж я в возраст вошел, свет хочу поглядеть, себя показать, крылья режете, в смысле лапы, – дал отпор Оракул.
Внука неожиданно поддержал дед:
– Правильно, внучек, не слушай этих баб, им лишь бы нас к юбке своей привязать. Не хочет дорогу показывать, сам покажу. Вот только допью, ик-ик, и покажу, – Кербер свалился на стол всеми головами в пиршественное блюдо.
– Сиди уж, алкоголик, сам всю жизнь гулял, и мальца с пути истинного сбиваешь, – пустила опять Эхидна слезу.
– Одна надежда, Клепа, на тебя. Не дай дурню этому пропасть.
– Не волнуйтесь, Эхидна Тифоновна, Вы же знаете, он у меня за сына. Вы извиняйте, если чего не так, но мы уж в гостях засиделись. Нам бы припасов каких в дорогу, но и адский огонь.
Старушка засуетилась:
– О боги, дура старая, чуть голодных вас не пустила, – давай метать со стола в котомку, которая подозрительно не увеличивалась в размерах, если учесть, что количества пищи, брошенной туда, хватило б на взвод молодых ребят сроком на неделю.
– Бабушка, хватит, – запротестовал мопс, – все пропадет. А я собака, а не гиена, тухлым не питаюсь.
– Не боись, внучек, все будет в самом свежайшем и горячем виде, вроде только готовили.
«Надо же, какой-то гибрид сумки-холодильника и походной микроволновки» – удивилась я.
В это время мы подошли к полям асфодели. Среди широкого поля цветов светились огоньки, резко выделяющиеся на бледном фоне.
– Вон наши адские огни, – добродушно показала Эхидна рукой на эти огоньки.
– Это что, цветы? – изумились мы с Оракулом одновременно.
– Ага, наша гордость! Сами видите, многие из нас огнедышащие, но а которые нет, чего делать. Света у нас нет, зато есть эти цветы. Нарвешь букет, поставишь в вазу, вот тебе освещение, лучше дневного.
– И как долго они стоят, не вянут? – уныло поинтересовалась я.
– Если без корней держать, неделю; ежели с корнями и дерном, то и месяц, и больше. Можешь даже пересадить.
– А на свету, при дневном освещении они жить будут?
– Конечно, а че им не жить. Это же слезы матери-богини Геи, вон у тебя в обруче такой же горит.
– Подождите, у вас здесь неувязочка, сами говорите – цветы, а у меня камень? – решила я уточнить обстановку.
– О боги, да чем ты слушала? Цветы как отстоят, увядают, светить перестают и падают камнями. В зависимости от срока стояния, ве-личина камня зависит. У тебя от силы день стояли, редкий, надо заметить, случай. Первый раз встречаю, знаю только, что старики о нем болтали. Вроде в тот день Гею так сильно обидели, что она первый раз в жизни заплакала. От слезы ее цветок расцвел, да сразу семена бросил и отцвел, камнем богине в руки упал. Древняя вещь у тебя на голове, девонька.
«Да, в генной инженерии я профан. Нет у нас таких технологий, вот и незачем голову ломать.»
– А на земле они светить будут? – продолжил Оракул распросы, увидев, что хозяйка опять впала в грусть-тоску.
– Посади, где тебе надо, поливай кровью, через месяц новые цветы, способные при солнце светить, вырастут. Старики говорили, такой вид на полнолуние аж сверкает, глаза слепит.
– Погодите, Эхидна Тифоновна, и много крови надо? – робко поинтересовалась я у старушки.
– От глупая да молодая. Хоть каплю возьми, хоть ведро – кровь все равно кровью останется.
«Да, тут не только генная инженерия, здесь еще информационная ботаника присутствует, Мичурину надо в гробу от зависти перевернуться.»
Теоретические изыски закончились, надо приступать к практиче-ским действиям. Оракул подбежал к лужайке с цветами и осторожно лапами стал откапывать кусок дерна с корнями. Вырыв приличный кусок, кустов двадцать, положил на холщовую мокрую ткань. Эхидна бережно обернула мокрой тряпкой корни, засунула в пустой бурдюк из-под вина и закрепила рюкзачок на внуке, мне же выдала котомку с продовольствием.
– Ну, догоняйте своего спутника. Он уже далеко ушел, вам поспе-шить нужно. Только когда он жены лишится, ему во Фракию налево, а вам в Скифию направо.
– А Вы откуда знаете, что он жены опять лишится?
– Аид слово дал, жену отпустил, да из царства мертвых никто и никогда не возвращался. Вот он ему Гермеса-хитрюгу в проводники дал. Тот дня не проживет, если кого не обманет, тор-гаш паршивый.
Попрощались мы со старушкой, остальная родня все равно невме-няемая. Бросились догонять толстяка, хорошим он человеком ока-зался, верным другом и надежным спутником. С женой мы помочь не успевали, но хоть утешить смогли.
В это время папашка Пана, пылая гневом праведной мести, решил отыграться на Орфее. Свежо еще в памяти то представление перед горцами, когда певец нас от верной смерти спас.
Помаячил он тенью Эвридики перед Орфеем, как красной тряпкой тореадор, и бегом в путь, пока нас нет. Практически мгновенно выбрались они из царства Аида, переправил их Харон. Начался подземный горный подъем. Мы спускались, нам легче было. А тут крутой склон, Эвридика босиком. Орфей за жену переживает, А сволочь эта крылатая, что богом числится, берет и камень сбрасывает.
У Орфея сердце из груди чуть не выскочило, перепугался за Эвридику, обернулся, и все. Только тень мелькнула, как усмешка на губах Гермеса, и растаяла. Исчезли как дым, как воспоминания.
Мы честно спешили, но где ж за судьбой угнаться. Выскочили мы, Орфей стоит, окаменев. Второй раз вдовцом стал, и себя он в этом винит. Его же не убедить, что боги с ним в рулетку сыграли. Нас не слушает, кинулся обратно, но Харон в обиде, что невесты ему не сыскали, даже слушать его не захотел. Забрали мы его, безутешного, вывели от берегов Стикса, надо расставаться.
Сидит мужик, не есть, не пьет, сам на тень похожим стал.
– Зачем не оставили меня на берегу Стикса?  Не жить мне без Эвридики! О боги, возьмите мою жизнь, чтоб только мне рядом с женой быть. Доколе мне мучиться, страдать!
Пожалела я несчастного и сказала, что ждет его трагическая смерть через четыре года в родной Фракии. Оракул же пообещал воспользоваться родственными связями и по блату пристроить его тень рядом с женой.
Больше мы ничем не могли ему помочь, обнялись и расстались.
Орфей отправился во Фракию, а мы на Крымский полуостров.

Глава XI. Холмы Тавриды, край прелестный, я снова посещаю вас (где бы вас не носило, обязательно стукнет о прежние неприятности)

Шли мы с Ракусей и сокрушались по поводу божеской несправедливости, жалели несчастного Орфея. В этот раз наше путешествие было почти цивилизованным: походная кухня при нас – все свежее и горячее. С освещением тоже все путем: Оракул один адский огонь приспособил, и нам пусть словно прожектором освещал. А самое главное, мой верный пес сдержал свое слово, спер мне одежонку, и шла я полностью экипированная. На все мои распрося этот миляга отмалчивался:
– Какая Вам, хозяйка, разница?
– Ты не понимаешь, это не праздное любопытство, а чисто научный интерес.
– Ой бросьте...
– Собака, тебе не кажется, много власти забрал.
Бедный пес услышал в моем голосе непривычные начальственные нотки, встревожился:
– Ну, Сизифа одежонка, ему она все равно без надобности – пашет как каторжный. Когда Орфеюшка запел, все вокруг зачарованные сидели. Хоть Аида раздень, не заметил. Но Вы у меня девушка скромная, божьи одежки Вам ни к чему, и так врагов хватает. Я выбрал из числа слушателей самого безвредного, ну и как Вы говорите, экспроприировал.
– Молодец! – гаркнула я.
– Служу Вам верой и правдой, – не менее ретиво рявкнул в ответ мне пес.
       
   
              В общем, в целом и в частности, наше спелеологическое турне проходило спокойно. Адский огнь не просто светил, но и направление лепестками указывал.
             Давно мне так спокойно не шлось. Дорога удобная, собеседник приятный. Недруги мои не территории Аида показываться не решаются. И в таком приятном мире, протекают дня четыре.
              Как – то вечерком, уткнулись мы в заграждение явно не естественного происхождения. Решили ночью не мудрить, переночевать здесь на месте, а утром будем разбираться.
              Как я уже выше говорила, что пару дней ощущала какой – то энергетический подъем сил. За ночь эту, я так выспалась, ну, наверное, как на любимой перине в родной хате. Проснулась и ахнула: мозоли, царапины, ссадины все исчезло. Про самочувствие вообще молчу… Горы могу своротить. Пес мой кругами бегает, вроде рядом течная сучка объявилась.
              – Ракуся, ты тоже себя обкурившимся наркоманом чувствуешь? – поинтересовалась я у изрядно веселого мопса.
              – Клепа, насчет травки не уверен, но признаки эйфории явно присутствуют.
              – Это, ты, точно отметил. Притом не один наркотик не обладает лечебным действием, по крайней мере мне об этом неизвестно. Давай уточним, что нам путь преградило? Может в этом наш источник восторга?
              Мы приблизились к завалу. В пещеру, по которой мы шли, вдавался правильный угол трапеции или пирамиды. Так как мы с Ракусей находились у основания, то сооружение тянулось метра на четыре вверх, а затем скрывалось за скальным сводом, а посему было трудно точнее определить геометрическую форму завала. Грань угла была острой, отточенной – коню понятно, здесь не природа постаралась. Обе грани угла напоминали равносторонний треугольник, основание два – три метра. Покрыты они были металлическими пластинами. Когда Оракул провел когтями по этим плитам, то оставленные им глубокие царапины странно заблестели знакомым цветом. Этот цвет был знаком не только мне, у моего пса он высветил неизвестные мне до сели черты характера – наживу и скопидомство:
              – Золото, золото!!! – бешено орал пес, остервенело царапал пластины.
              Выходят не только люди, но и псы гибнут за металл.
              Схватив питомца за хвост( извините это вам не домашний мопсик с купированным хвостиком, некогда мне этим в странствиях своих было заняться ), с ограмадным трудом оттащила его от непонятного сооружения. В упор глядя на оскаленную морду своего взбешенного пса, отчеканила:
               – Я считала тебя умней. Мне стыдно думать, что я выспитала тебя таким, надеюсь это гены.
               Молча начала собирать свои манатки, деля ровно пополам наши припасы. Собрав адский огонь, упорно ждала, пока цветы не посовещались, и дружно лепестками не показали нужное направление через дальний угол, где оказалась спрятанная от человеческих взглядов неприметная расщелина. С трудом протиснулась через нее, попав в следующий пещерный коридор.
              Оракул догнал меня где – то через час. Не сказав ни слова, мы продолжили свой путь, и только вечером, устраиваясь на ночлег, меж нами произошел трудный неприятный разговор:
               – Клепа, ты прости меня пожалуйста – гав, если не знаю, что на меня нашло – гав – повинился Оракул.
               – Золото в голову ударило, а не разумеешь, что вещица это непонятная. Боги о ней не ведают, ну на что твоя бабка всех знает, нас о ней, цветы и то сразу не приметили, через нее путь показывали. Уже потом видя тщетные попытки обойти ее, показали окольный путь. Эйфория у нас непонятная, раны все затянулись. Значит обладает огромным положительным энергетическим полем. Где уверенность, что от положительных эмоций коньки не протянем? Правильно, нету ее у нас. Спрятана она хорошо; кроме нас, ни одной человеческой и божьей ноги здесь не ступало. И сколько веков еще не ступит. Не нами положено, ни нам трогать. Тем более золото, оно еще некому счастья не приносило, а вот жизнь укорачивало. Не твоего, не моего мира это сооружение. Нам к нему близко подходить не надо было, а ты на плиты как торгаш какой накинулся. У меня единст-венный выход был – уйти. Ты меня не видел, у тебя перед глазами конкурент был. А когда ты один остался, над тобой власть золотого тельца ослабела.
             – Да, я когда понял, что ты ушла, чуть с катушек не съехал, у-у-у. Некоторое время только выть мог, а потом бросился тебя догонять. Прости у-у-у, - плакала моя личная собака Баскервили.
             Притянула я этого пушистого дурака за уши и прижала к себе, а он, всхлипывая, начал усиленно лизать мое лицо своим шершавым языком. Вот и хорошо: слез моих не видно, ведь я этого ренегата сильно полюбила. Так плача, мы заснули в обнимку.
             Последующие дни нашего путешествия прошли без проис-шествий. Единственное, спутник мой блохастый, себя упреком из-водил:
             – Тьфу, как паршивая дворняжка на кость, кинулся: Гав р-р гав, и зачем порядочному псу золоту? Тьфу, ну была бы приличная мозговая косточка, а то кусок металла, р-р-р – гав. Позор на мою дурную голову р-р-р.
             В сопровождении этих звуков наше турне подошло к концу.                На десятые сутки дорога резко стала подниматься вверх, и через некоторое время впереди замаячил дневной свет. Адский огонь, честно служивший нам это время, мы закопали в углу пещеры, выросшей на нашем пути. Особо мы ее рассматривать не стали, очень по дневному свету соскучились, рванули как спринтеры к выходу.
Господи, благодать-то какая. Солнышко светит, ласково греет наши бледные вурдалачьи физиономии. Впереди зеленое пятно, а по сторонам не скалы, это слишком громко, а скорее, скалистые пещеры с дырками пещер.
Что-то это мне очень напомнило, в памяти щелкнуло, и вспомнились страницы с иллюстрациями первых христианских монастырей на этих территориях. В пещерах этих как в кельях монахи жили. И если мне не изменяет память, то вышли мы или в районе будущего Севастополя, или Бахчисарая. А по количеству зелени склонна я была согласиться с последним вариантом, хотя столько веков прошло, могла и ошибиться.
Но вести научный диспут хорошо в удобном кресле под теплой крышей, а так как я в путешествии уже десять месяцев, то в Крыму мы появились весной. Не скажу, что холодно, но желательно все-таки более теплой погоды. Все цветет, благоухает, шевелится – живое о живом вспомнило.
С трудом, но выбрались мы с Ракусей на ровное место, я думаю, вам не интересно, как мы с камушка на камушек перепрыгивали, поэтому я так кратко. И остановились мы в растерянности, а куда дальше стопы свои направить. Я, как выше уже говорила, ориентируюсь плохо. Но Оракул, усиленно нюхавший воздух, категорически мотнул головой прямо перед собой:
– Там море, пахнет рыбой и солью.
Я спорить не стала. Вам трудно представить Крым без людей. В наше время кругом человеки находятся, на один квадратный метр по трое-четверо приходится. Тогда же сплошная дикая природа, кругом горы, ручьи, леса. Эллины сюда пока не добрались.
Я  всегда Крымской автономной республике хотела предложить рассмотреть вопрос о присоединении к Греции. При чем тут русские, украинцы или татары? Первыми здесь греки появились и свои метрополии освоили: Херсонес, Пантикапей. А наши дураки все спорят, необразованность свою показывают. Хотите до истоков докопаться, пожалуйста, мало не покажется.
Естественно, я своими мыслями с Оракулом поделилась. Незаметно в спорах, где мой пес всегда олицетворял собой здоровую оппозицию, выбрались к морю.
Тяжелые черные волны под ударами западного ветра грохотали и разбивались о берег. Время весенних штормов. Громадный вал, который эллины почтительно прозвали «Посейдоновым быком», поднял на свои «рога» какой-то мусор и с оглушающим грохотом выбросил его на песок.
Под наши ноги и лапы полетели доски, поломанные остатки судна, попавшего в кораблекрушение.
– Ракуся, не стой скифской бабой, собирай деревяшки, мы из них костерок сообразим.
Целый час мы честно трудились не хуже Сизифа, собирая на берегу весь корабельный мусор в одну кучу.
На наше счастье, светило солнце; погода существовала как бы в двух ипостасях – на берегу рай, в море ад. Выбрав более-менее высохшие досочки, накрыли их сухим кусочком ткани и при помощи линзы от часов (я не потеряла за это время ни маменькин подарок, ни диадему) зажгли костер. Ой, честно, сильно обрадовались мы пламени, уж на что Оракул зверь, огня бояться должен – как же, чуть лапы в костер не засунул.
Всю ночь проспали мы на берегу, по очереди охраняя пламя. А утром шторм утих, и  никто бы в жизни не назвал его Черным морем. Через прозрачную голубовато-бирюзовую воду отчетливо просматривалось дно, на котором скопились медузы. Вчерашний «Посейдонов бык» исчез, уступая место робкому барашку, чьи кудряшки ласково шипели у берега.
Не сговариваясь, мы с псом бросились в воду. Я орала на весь Крым благословенные строки Чуковского:
«Да здравствует мыло душистое, и полотенце пушистое.»
«Надо-надо умываться по утрам и вечерам.»
В общем, все, что помнила из «Мойдодыра».
Сами подумайте, столько не мыться: последнее приличное омовение в горах Кавказа, месяц назад было.
Когда мы, чистые, к костру присели, меня приятный сюрприз ждал: мопс, купаясь, наловил глупой рыбы, прибитой штормом к берегу. Экология не порченная, тут не только шаланду – баржу запросто кефалью забросать можно. Конечно, Ехиднина сумка нас здорово выручала, но хотелось свежатины, надоели консерванты.
Кинули мы рыбешку на угли, и скоро перед нами турецкая коронка лежала: скумбрия, зажаренная на углях. Оракул, даром что пес, смолотил рыбу не хуже кота.
Когда эта комнатная собачка гигантских размеров вылизала лапы, выбрав все между когтями, она поинтересовалась:
– Дальше что будем делать?
– Идти вдоль моря, это вглубь территория неосвоенная, а на берегу обязательно уже люди должны жить. Если встать к морю спиной, исходя из того, что выбрались мы в месте будущей ханской резиденции, то направо будет Керчь, или Пантикапей. Где-то на середине этого пути должен быть мой городок.
– Направление ты выбрала, а что врать будешь людям, когда встретишь?
– В смысле, врать?
– Греция – страна обжитая, деревушки повсеместно, народ по дорогам постоянно шляется. Удивительно, что девица одинокая бредет, но вполне объяснимо – бабушка в соседнем селении околевает, некому рядом побыть. А здесь что девица забыла? За каким ее в неизведанное потянуло?
– Зришь в корень, – похвалила я мопса.
– В какой? – заинтересовался Оракул, пытаясь тщетно разглядеть у моих ног корень.
– Это так говорится, никаких корней нет. Просто ты действительно прав, нужна легенда...
– Легенда – это что за вещь? Я не помню, чтобы у нас в котомках эта вещица числилась.
Несмотря на незаурядный ум моего питомца и постоянно пополняемые знания, словарный запас у него сильно отставал от моего, но уже зашкаливая по сравнению с Эллочкой-людоедочкой.
– Легенда. Как бы попонятнее объяснить. Это то, чего нет, но могло быть. Понятно?
Пес задумчиво вертел мордой из стороны в сторону, пока наконец догадливо тряхнул ушами.
– Это типа, что вырос я в холе и неге, а на самом деле фиг с мас-лом?!
– Вот-вот, все правильно понял.
Оракул насмешливо оглядел меня, хмыкнул и демонстративно зевнул.
– Я же говорил, вранье. Любите вы, люди, ложь красивыми словами обзывать.
– Хорошо, пусть будет ложь, но давай заканчивать дебаты, а будем думать, что сказать?
– Извините, врать не обучен. Это привилегия людей, а не честных собак.
– Ой, скажите, какие мы белые и пушистые. Подумаешь, сама буду мучиться.
– Тем более, не впервой, – ехидно добавил мопс, обидевшись на «пушистого».
– Хорошо-хорошо, я это запомню. Но вот зачем меня действительно в Крым занесло? – задумчиво вопрошала я пустоту.
Ответа не было, и мы молча грелись на солнце. Наконец, когда солнце поднялось достаточно высоко над горизонтом, и моя спина приобрела розоватый оттенок, я решила сменить диспозицию и подставить живот солнечным лучам. Переворачиваясь, задела ногой корабельный мусор. Боль озарила догадкой.
– Эврика! Я жертва кораблекрушения.
– С чем тебя и поздравляю, – лениво тявкнул Оракул.
– Да нет, ты не понял. Мы всей семьей перебирались из Эллады в метрополию. Корабль попал в шторм, спаслась я одна.
Пес заинтересованно открыл глаза:
– Ну, ну...
– Жили мы под Афинами. У деда моего, пусть душа его будет спо-койной в царстве Аида, было два сына. Оставил он им многочисленные виноградники и сады. Но старший сын Менелай с детства мечтал не о полях Деметры, а о полях Посейдона. Не жилось ему на одном месте, продал он свою долю моему отцу и исчез. Меня в это время еще не было. Отец мой, верный подданный Деметры, честно трудился, приумножая отцовское богатство. Выгодно тяжелея, пошли у него дети: четыре сыночка и лапочка дочка. От дяди приходили весточки с заезжими купцами. Все это время носился он в поисках птицы счастья. Но три года назад братья мои, работая на виноградниках, убили огромного змея. Сначала мороз уничтожил наши сады, затем солнце сожгло виноград. Кроты уничтожили остальное. Бедный отец поехал в Дельфы. Оракул сказал, что убили братья мои подземного змея, любимца Персефоны, которого она с собой в гости к матери Деметре для охраны брала.
– Ага, придворного любимца замочили, – внес свою лепту долго молчавший Оракул.
– Вот, вот. Обиделась богиня и требует кровавой жертвы. В ужасе бежал отец, не в силах он погубить своих детей. Вспомнил, что не-сколько лет назад брат звал его на новые берега Понта. Говорил, что земля такая плодородная, палку воткнешь и зацветает. Продал он отцовское наследство, снарядил на эти деньги корабль и всей семьей поплыли с надеждой, что все бедствия позади. Что успокоит богиню эта жертва. Но безжалостны боги в своем гневе. Колебатель Земли Посейдон обрушил на нас своих быков, смяли они корабль как щепку. Как я спаслась, не помню, очнулась на берегу. Не знаю, может кто еще спасся. Одна надежда найти дядю Менелая, помогите ради олимпийцев сироте.
– Молодец, побольше слез в голосе, и прям Антигона в горе, – ут-вердил мою легенду пес.
– А я с какого боку рябом с тобой объявился? – уточнил мопс.
– Нет, ты, родной, чтобы обывателей не пугать, селения будешь за тысячу стадий обегать. Маскируешься на местности и ожидаешь моего появления в одиночестве. Задача ясна?
– Ну, – буркнул сердито мопс.
– За работу, товарищи.
Быстро собрав манатки, тронулись в путь. На закате следующего дня мы, наконец, заметили хижины. Спрятавшись за камнями, я скинула одежки Сизифа и переоделась в старую киносъемочную тунику. Искусство требует жертв: босиком, растрепанная, в рваной тунике я выглядела как честно спасенная богами утопающая. За эти дни успела загореть-сгореть, и кожа клочьями слезала с моей морды лица. Обруч я задрапировала волосами и, извинившись вслух перед неизвестно кем, замазала грязью.
В общем, чудом воскресшая Офелия была готова к выходу на люди. отдав свою котомку Оракулу, велела ждать на том конце селения.
Когда пес исчез вдали, с трудом передвигая ноги, побрела в сторону селения. Чем ближе я приближалась, тем отчетливее становилась видна греческая манера построения городов по системе Гипподама – регулярная планировка с распространенным типом жилого дома, с перистилем (прямоугольный двор, сад, площадь, окруженная с четырех сторон колоннадой). Ошибиться было нельзя, это была греческая метрополия. Добравшись до площади, я картинно упала около фонтана. Собравшийся люд я потешила своей печальной повестью, обильно снабжая свое повествование горьким плачем. Народ сердобольный: сироту пожалели, с земли подняли, усадили, напоили и начались прения, где этот Менелай может находиться. В конце концов, все сошлись на том, что раз здесь его нет, то надо искать в соседнем городе, возникшем где-то десять лет назад. Город славен виноградниками и вином, не зря ведь он назван в честь своего покровителя – Дионисиополис – город Дионисия.
Вот тут-то я брыкнулась в настоящий обморок. Я достигла конца пути, но конец неожиданно оказался другим. И то ведь правда, от конца никогда не знаешь, чего ждать, и чаще всего он не такой, как думалось.
             Очухавшись, поблагодарила добрых людей, и отправилась на лавку с псом.

Глава XIV. Хайре и Гелеайне (что в переводе с древнегреческого примерно соответствует нашему: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», «Начинай читать отходную молитву»)

Первое, что я произнесла, увидев мопса, было:
– Писец котенку!
Пес резко вскочил, так, что лапы заплелись меж собой:
– Где?
– Что где?
– Кошка где?
– Успокойся, в данном случае кошка или, вернее, котенок – я.
Мопс недоверчиво оглядел меня.
– Не похожа.
– Ничего, когда писец придет, очень даже похожа будет.
– А писец, это кто?
– В данном случае, Пан, Гермес, Дионисий.
Оракул грозно выпрямился во весь свой рост и начал оглядываться в поисках врагов. Не видя противника, вопросительно мотнул мордой в мою сторону, типа чего чудишь?
– Я, Ракуся, верный мой пес, с ума не сошла. Конечная цель нашего путешествия в ста стадиях отсюда, но хозяин этой метрополии сам Дионисий. И не идти туда не могу, а пойду – прямо в пасть гиенам этим угожу.
И такая безысходность навалилась на меня, что передернуло таким плачем, любые кликуши обзавидовались бы. Мопс Растерянно бегал вокруг хозяйки, видя ее в таком состоянии первый раз в жизни. Он пытался облизать мне слезы, но они лились таким потоком, как прохудившаяся бочка Данаид. Язык, сначала мелькавший как вентилятор, выдохся и повис увядшей лозой. В конце концов собака не выдержала и завыла вместе со мной. И такой красочный подлунный дуэт получился, что окружающее нас живое моментально заткнулось и тревожить нас не решилось. Когда наконец слезы иссякли, а воздух в легких закончился, мы смолкли.
– Душевно получилось, – заметил пес.
– Ага, считай, поминки мы справили, а похоронят нас без нашей помощи.
– Клепа, а может, не все так плохо, до сих пор мы с ними справля-лись.
Ввиду близости смерти питомец позволил себе фамильярность. Но мне держать дистанцию давно обрыдло, а теперь уж, считай, вовсе одна родная душа до конца жизни осталась.
– Ладно, пошли. Как говорили трое моих родственников-славян, авось бог поможет.
Ранним утром вышли мы к граду Дионисия. Алой кровью окрасил Гелиос стены домов и храм. Он стоял на пригорочке, совсем не разрушенный, сияя своими новыми мраморными колоннами. Совсем этот городок не напоминал место моей летней практики. Вместо выгоревшей степи кругом виноградники, вспаханные поля. Дома утопают в садах. По вымощенной булыжником мостовой спешат люди по своим делам. Их еще немного, большинство спит. Но пастух уже погнал стадо, а пекарь зажег огонь. В общем, ничего общего, но я знала, что добралась куда надо. Богатый дом. находящийся недалеко от храма, не оставлял сомнений, это место, где в тайнике я нашла диадему.
Я повернулась к питомцу:
– Здесь мы расстанемся. Нас не должны вместе видеть, постарайся держаться ближе к храму. Если что, не поминай лихом, пусть сле-дующий хозяин будет лучше.
Я хлюпнула носом и неожиданно повалилась на землю, так как в непосредственной от меня близости воздух заструился и сконцентрировался, и на этом месте появилась Афина.
Буквально в считанные минуты я успела ухватить своего волкодава за загривок. Паллада хоть высокомерно и щелкнула пса по носу, все равно слегка выглядела испуганной. Потом от обидчика пепел останется, а укус лечить придется. Разгневанная богиня рявкнула на всю округу:
– Ты на кого, шавка, пасть открыла?
Виновато пряча глаза, пес отползал в сторону:
– Думал, Гермес или Дионисий.
– Все равно, бога кусать – последнее дело. Себе дороже обойдется.
– Не знаю, не знаю, чем бессмертная пища от смертной отличается, но на досуге все равно поэкспериментирую, – ехидно закончил мопс. – Как Галилей, за истину пострадаю.
– Ты посмотри, как быстро рядом с тобой вольнодумством заражаешься, – задумчиво бросила Паллада, оглядывая нашу сладкую парочку.
– Нет, срочно тебя надо из нашего мира эвакуировать. А то скоро все богохульствовать начнут.
– Фанечка, ты со мной перед смертью проститься решила, – растроганно всхлипывала я.
– Нет, ты точно плохо соображать стала. Мы с тобой договор заключили, я свое слово держать привыкла. Ты права: в городе тебя ждут. Жрецы получили от Дионисия прямое указание тебя схватить. Но ты не все мозги растеряла, ждут двоих. А ты одна. Пусть Оракул твоим вторым фронтом будет. Все станут искать юную девушку в ободранной тунике с чудовищем. А в город войдет женщина средних лет, укрытая гиматием, одинокая, с котомкой.
Богиня говорила и быстро приводила мои нечесаные космы в порядок. Скоро на моей голове была шикарная корона из волос, более приличествующая женщине, чем девушке. На хитон одела химатион, застегнула сандалии и покрыла плащом. Загорелая, с ввалившимися глазами и появившимися первыми морщинами, благодаря богине, на дороге стояла женщина средних лет из бедной семьи. Богатые в одиночестве не путешествуют. Прикрыв голову плащом, я взглянула на своих спутников.
– Ну что, хайре, еще увидимся, надеюсь.
Улыбаясь сквозь слезы, побрела по пыльной дороге. В городе никто не обращал внимания на одинокую бедную женщину. Со стороны храма раздался гулкий звон гонга:
– Свободные граждане славного города Дионисия, в двенадцать часов пополудни нужно собраться на аюре для важного сообщения.
Горожане, пожимая плечами, переспрашивали друг друга, что бы это значило. Не сойдясь во мнении. Спешили дальше по своим де-лам, решив, что через пару часов все равно объяснят, зачем же ломать голову. Да, метрополии сильно отличались от Эллады. Крикливе афиняне не тронулись с места, пока бы не узнали причину переполоха. Афинская аюра – площадь для собраний – самое базарное место в подлунном мире. Здесь же народ сосредоточенный, не привыкший попусту терять время.
Но в двенадцать все горожане были на месте. Из храма, располо-женного против агоры на холме, торжественно вышли жрецы.
– Слушайте, граждане славного Дионисиополиса! Хвала олимпий-цам за солнце, за море, за хлеб и вино! Сегодня в нашем городе произошла кража. У племянницы главного жреца храма Дионисия, покровителя нашего города, украли семейное украшение – обруч с камнем. Ценность диадемы не в злате и драгоценных камнях. Эта семейная реликвия была подарена первой жене Рода богиней Герой. Если драгоценность не будет возвращена на место, на наш город обрушатся бедствия. Не простит Гера такого кощунства.
Ловко подставили: ловлю девушки с собакой надо горожанам как-то объяснить. А тут граждане сами облаву устроят, и приметы давать не нужно.
Только я намылилась из толпы незаметно вылезти, как над площа-дью объявился, невидимый для всего народа, кроме меня, мой давний знакомый, бог Гермес. Усиленно работая своими крылатыми сандалиями, устроил он в городе небольшой ураганчик. Начало сносить гимнатии, задирать хитоны, трепать волосы. Все это представление, затеянное ради меня одной, прекратилось как по мановению волшебной палочки, лишь только плащ, скрывавший мою голову, слетел, обнажив победно сияющий обруч, якобы украденный, среди ахнувшего от удивления народа.
Финал, сами догадываетесь, какой был: благо, храмовая стража быстро вмешалась в избиение «воровки». Вся в синяках от побоев, со связанными сзади руками, я была доставлена в храм, под светлые очи главного жреца.
Пока бедный старичок тщетно вздымал очи к Дионисию в попытках получить дальнейшие указания начальства, я разгля-дывала храм.
Как все греческие храмы, он был выстроен на самом высоком месте города, настежь открытый и светлый, дающий тайну единения с небом, днем – с солнцем, ночью – со звездами и луной. Белые мраморные широкие ступени вели к колоннаде, средь которой на пьедестале возвышалась статуя бога из розоватого мрамора. Кристальный воздух, характерный для пустынных стран на южных берегах, придавал всему сооружению и статуе волшебную четкость. С любопытством я рассматривала сцены из жизни Дионисия, запечатленные на мраморных порталах.
В это время фимиам, наконец, сработал: воздух в храме заструился и заколыхался, набросив на все окружающее покрывало изменчивости, обмана и искажения. Казалось, статуя ожила и бессмертный бог во всем своем блеске явился на землю для праведного, в кавычках, суда.
Дионисий победно усмехнулся, из-за его спины показались довольные рожи Гермеса и Пана:
– Какие мы были гордые да непокорные. Как приятно будет видеть тебя, тварь, коленопреклоненной.
Я решила хамить, терять мне нечего, окромя цепей, а приобрету, возможно, весь мир:
– Эта ты кому? Мне?
– Тебе, сучка, тебе…
– Болт тебе по губе, а потом по двум, чтоб набрался ум.
Лицо бога исказилось от гнева:
– Ах, какие гадости изрекают эти губки. Звучит возбуждающе, да и губкам можно найти другое предназначение.
– Не знаю, как губкам, а зубкам точно, садист паршивый, – достойно клацнула я в ответ красноречиво челюстями.
Видимо, вышло это у меня достаточно убедительно, что мужики аж передернулись. Больше придурки о минете не заговаривали, так как из опыта наших совместных общений уяснили, что у меня слова с делом не расходятся. Эта воинствующая троица настолько меня боялась, что даже к связанной не решилась подойти, передав через главного жреца указание стражникам о моем избиении.
Эти хамы рады стараться, кольями меня оглаживать. Не верьте тем, кто говорит, что умирать не страшно, и что побои врага достойно встретят, боли не чувствуя. И страшно мне было до жути, по-настоящему, потому что по глазам их я видела, что убьют они меня не сразу, а прежде помучат. И больно мне было, когда копья падали плашмя на мою спину. После третьего удара стон из моего рта перерос в один звериный вой. У меня не было сил ругаться, желания высказать им все, что я о них думаю. От боли крутило позвоночник, как вроде меня пропустили через огромную мясорубку. Веревки вокруг моего тела не давали упасть, так как стражники поддерживали меня в подвешенном состоянии. Мне не давали потерять сознание, поливая постоянно водой. Пытаясь избавиться от боли, я перекусала свои губы, и рот выглядел одной запекшейся черной дырой. И только когда вода перестала приводить меня в чувство, веревки отпустили, и мое тело упало на пол храма. Тогда боги, настоящие мужчины, решились подойти к одинокой избитой девчонке и самолично попинать меня ногами. Что произошло потом, знаю только из шепота окружающих меня странствиников. Наконец, моя побрякушка оценила мое состояние смертельным, не совместимыми с жизнью. Как я понимаю; пока хозяин находится в сознании, он сам должен активизировать защиту при явной угрозе. При потери сознания владельца диадемы, защита включатся автоматически.
             Когда душа на пару минут покинула мое бренное тело, меня накрыло силовым энергетическим куполом. Придурки, решивши не провести гимнастику для ног, отлетели в разные стороны, как только они притронулись к неведомому барьеру. Молнии Громовержца им блошиными укусами показались. Приборчик – то изобрели в столь давние времена, когда о людях на Земле вспоминали только в лабораторных отчетах, так что защита была поставлена на бессмертных. Смертные, сразу электрическим разрядом громадной мощности, просто дух испустили. Так что изумленным жрецам и храмовой страже привиделось изумительное зрелище: мое неподвижное тело в центре сияющего круга, вокруг которого валялись поверженные боги. Картина страшная настолько, что они бухнулись ниц, и принялись молиться.
             Через пару часов очухались мои недруги, мой травмированный оракул продолжал оставаться бессознанителным в мощном силовом куполе.
             Попытки забросить веревки на это сооружение, закончились крахом: только они притронулись к барьеру, они сгорели. 
             Гермесу пришлось смотаться в срочном порядке за Бореем – бурным северным ветром. Удалив из храма всех сметных, они устроили показательный ураган, который сдвинул энергетический кокон в сторону подземелья. Тарсионнное поле спокойно сворачивалось в пространстве, поэтому Гермесу с Бореем удалось мою защитную скорлупу вместе с моим телом загнать в каземат, захлопнуть дверь, повесить замок и выставить стражу. Силовой барьер исчез, как только я пришла в себя. Эту историю я почерпнула из изумленного шепота охранявшей меня стражи. 
А Пан рвался изнасиловать мое беззащитное тело, но его уговорили подождать до следующей ночи, когда селяне на полнолуние придут с дарами и мольбами о хорошем урожае в храм. При скоплении народа наказать дерзкую прямо на алтаре для устрашения остальных.
Стражник подцепил меня за веревки крюком и потащил в потайную камеру. Я пришла в себя от холодного мраморного пола. Попытка поднять голову закончилась резкой болью, что привело к повторному обмороку.
Когда я открыла снова глаза, в зарешеченное оконце комнаты падал лунный свет. Вот теперь мне умирать было не страшно, страшно было жить с такой болью. Руки они мне развязали, в комнате стояла баклажка с водой и горшок для естественных нужд. С меня ничего не сняли, видимо, решили не связываться с древним обручем, мало чего от него можно ждать. Проще снять с мертвой, тем более украшение не мешает издеваться над его хозяйкой. Получается, обманул меня Прометей, никакой защиты я от диадемы не видела.
С трудом перевернувшись на живот, я подползла к горшку и выблевала в него содержимое своего желудка. Головокружение не исчезло, но стало слабее. Со страхом наблюдала я за движением своих конечностей. Жуть просто брала быть травмированной в позвоночнике. Но храмовая стража хорошо разбиралась в анатомии человеческого тела: они не перебили мне ни одной косточки, но ни одного живого местечка на моем теле не было. Один сплошной синяк плюс сотрясение мозга. Убедившись в целостности своего скелета, начала осматривать свое хозяйство. Плащ остался на площади, хитон порвался в нескольких местах, сандалии слетели по дороге в храм, но на поясе по-прежнему находились брелки с ключами, в лифчике украинская гривна, завернутая в платочек, на шее часы, а на голове злосчастная диадема.
«Да уж, деньги мне теперь ни к чему, а платком можно выте-реться».
Полезла за пазуху вытаскивать импровизированное портмоне. От-стегнула булавку, и на пол полетела моя национальная валюта и какой-то кусочек картона.
С удивлением я подняла полоску бумаги и обнаружила, что это таблетка аспирина-УПСА. В голове вспыхнуло: перед последней съемкой мы с девчатами перезагорали, и одна из археологов сердобольно предложила болеутоляющее. Я же спешила и лекарство не выпила, а машинально сунула к деньгам. Сейчас эти таблетки были кстати: набрав в пригоршню воды, кинула одну таблетку, и когда она, зашипев, растворилась, сглотнула, не долго думая. Затем улеглась на спину и начала заниматься аутотренингом, как меня учили на занятиях по восточному единоборству:
– Мне удобно, приятно лежать на полу. На меня расслабляюще действует лунный свет. Мои руки – плети, мои ноги – плети, я их не чувствую. Я не чувствую свое тело. Я парю в невесомости, вся боль ушла из меня. Сейчас я засну и проснусь здоровой…
Не знаю, подействовал тренинг или лекарство, но я заснула. А когда открыла глаза, в лицо мне бил робкий солнечный лучик. Сказать, что я проснулась здоровой, это большое преувеличение, но голова не кружилась и, стиснув зубы, я смогла подняться на ноги. Цепляясь на стенку, я поползла к окну.
Над землей поднималось красно солнышко, птахи беззаботно щебетали, и никому нет дела до меня. Всем наплевать, что в полночь я отдам концы. И в общем-то, их можно понять: кто я им? Что я сделала такого, что они должны волноваться за меня? Матуся меня давно похоронила, подруги забыли, Оракул… Стойте, а где, кстати, пес?
Словно в ответ на мой вопрос, около окна послышалось слабое повизгивание.
¬– Ракуся, милый, это ты?
– Клепа, Клепа, я нашел тебя, – скулил мой питомец, заставляя меня плакать.
– Клепочка, я разорву их на клочки, пусть на Олимпе потом штопают. Мне без тебя все равно не жить. Плевать мне на их божественность с высокой горки, – скулеж стал переходить в рык.
– Ракуся, подожди, родной. Меня сегодня должны казнить, предварительно обесчестив на алтаре. У нас один шанс из миллиона: сегодняшняя ночь приходится на полнолуние, обруч с меня не сняли. Высади сейчас адский огонь, пока народ не проснулся…
– Клепочка, я еще вчера, когда от тоски и злобы не знал, куда себя деть, обсадил ими алтарь как клумбу по пересеченной местности. Только что сажать закончил. Так как с водой была напряженка, пришлось весь цветник собой пометить. Одна проблема – крови нет. Ты же знаешь, бабка велела кровью человеческой полить. Если б моя подошла, лапу расцарапал – нема проблем.
Я внимательно осмотрела себя: крови кругом было предостаточно, но она вся засохла. Что же делать?
– Ракуся, у меня все губы в запекшейся крови, я сейчас расковыряю ранки, а ты оближешь меня с кровью на языке бегом к цветам, сплюнь мою кровь на растения.
Мой пес, скуля от жалости ко мне и рыча от душившей его злобы, быстро языком слизывал кровь и мчался к цветам.
Мои душегубы настолько были уверены в отсутствии у меня сочувствующих, что даже не выставили у храма стражу. А поэтому никто не мешал нам провести процедуру полива.  Когда солнце осветило своими лучами алтарь, Оракул увидел результаты своего труда. Цветы расцвели с невероятной быстротой и наполнили воздух вокруг алтаря неземным ароматом. Пес, счастливый этим обстоятельством, издали мне помахал лапой и, не желая привлекать к себе внимания, залег недалеко от алтаря, предварительно замаскировавшись.
Я же, с трудом сдвигая распухшие губы, начала подкреплять свои силы едой, переданной мопсом мне из Ехидниной котомки. Делать мне до вечера все равно нечего, а поэтому я опять занялась аутотренингом. В этот раз, так как боль была не такая сильная, в последнее мгновение перед сном мне почему-то привиделся Прометей.
«Обруч защитит своего хозяина от смерти. Он не только осуществляет перенос во времени, но я, к сожалению, не знаю всех его функций. Но при смертельной угрозе защита срабатывает автоматически…»
 Проснулась я именно с этой мыслью; видимо, титаны были покрепче, и обруч просто не обратил внимания на мое избиение. А смертельной угрозы в тот момент действительно не существовало. Если б знать, как включить режим защиты? Но это никому неизвестно. Правда, Прометей намекал, что на Земле экспедиция была, возможно, не в единственном числе, и надо покопаться в религиях других народов. Где-то может и быть информация об этом украшении. Хотя на фига мне это надо, живой бы остаться, да домой попасть.
В раздумьях ночь пришла незаметно. В камеру, иначе у меня язык не поворачивался назвать эту комнату, вошли стражники. Нацепи мне на руки цепи, повели, как цыгане медведя на ярмарку, к алтарю.
Прошлое мое восхождение было не таким. Селяне и горожане в полном составе с жертвенными дарами на коленях присутствовали на аутодафе. Гермес и Дионисий, видимые только мне, заняли места в партере, устроившись на фронтоне храма. Пан поджидал меня у алтаря, и рожа его также мерзко ухмылялась.
Стражники пинками втащили меня на алтарь и распяли на камне, натянув цепи так, чтобы я не могла двинуться.
Жрецы запели священные гимны, наступили последние мгновения перед полнолунием. Пан, недовольно морщась от необъяснимого аромата, покусывающего ноздри, стал неторопливо обнажать свое травмированное хозяйство. В приступе злобной похоти не обращая на расцветшие в одну ночь цветы. Подонок разорвал на мне трусы и практически развалился на мне, мучая меня неизвестностью: защитит меня диадема или нет? Ведь это тоже не смертельно.
Победоносно взглянул на своих покровителей, торжествующе оглядел смертных:
– Хвала Тучегонителю и всем олимпийцам. Бог Дионисий принимает жертву, – и начал процесс дефлорации. Но в этот момент черной тушей метнулось тело громадной собаки, и клыки сомкнулись на козлиной заднице.
Под сокрушительный визг Пана стражники ослабили цепи, позволив мне поднять голову:
– Лучше умереть девственницей, чем жить с зоофилом. Стукнем кулаком онанизма по гидре олимпийского разврата, – выплюнула я лозунг слюной в широко раскрытый от крика рот Пана.
В это время наступило полнолуние, адские огни засияли во всю мощь, их рассеянный свет сфокусировался на моем октаэдре. Вспыхнул свет, задрожала земля, во время подземного толчка я свалилась с алтаря, больно стукнувшись головой о камень. Последние секунды перед потерей сознания заглушил отчаянный крик моего пса:
– Осторожно, Клеопатра…

Эпилог. “Ось я прийшов до тебе” (что с древнеегипетского переводится ритуальной фразой встречи далеко не с родственниками)

Очнулась я под могильной плитой: в глазах темнота, нос забит, дышать нечем, на сердце камень, руками, ногами двинуть не могу. В мозгу единственная мыслишка: может ввиду смертельной опасности, обруч меня в защитный кокон спрятал. И это он меня давит. А не могильный камень.
И вдруг надгробие зашевелилось, по глазам ударил дневной свет, по лицу прошелся шершавый язык. На меня преданно смотрели собачьи глаза. Ага, с могильной плитой все ясно – это питомец мне своей тушей памятник воздвиг нерукотворный. Так как чудовище это мое родное сползло в меня, я смогла с трудом, но осмотреться. С надеждой я вглядывалась в окружающий меня ландшафт. Местный антураж мало напоминал съемочную площадку. По горячему песку к нам приближались темнокожие гиганты в белых головных платках и белых льняных фартуках на чреслах. Мопс радостно визжал на ухо:
¬– Что, съемки продолжаются?
Совершенно отупевшая, я ответила скорее автоматически:
– Ага, вторая серия… Судьбу изменить нельзя.