Присоединение Крымского ханства Гл. 24 ч. 2

                ч. 2

                Пётр I в Саксонии

       9 — 10 марта 1697 года посольство отправилось из Москвы в Лифляндию (для тех, кто забыл  теперь это Латвия, Эстония и частично Литва).
       В Риге, которая тогда была владением Швеции, Пётр Первый  хотел осмотреть укрепления этой крепости, но шведский губернатор, генерал Дальберг, отказал ему в просьбе.   Царь очень сильно рассердился, назвал Ригу «проклятым местом».
       Так, для Петра начались европейские реалии! Может царю и позволили бы осмотреть крепость, а вот уряднику Преображенского полка отказали.
       Тем временем, Великое Посольство двинулось через Курляндию в Бранденбург, объехав стороной Польшу, где было как раз обычное польское  междуцарствие ( гражданская война).
       В г.Либаве Пётр Первый  покинул посольство и морем отправился в Кёнигсберг, куда прибыл 7 мая после пятидневного морского путешествия на корабле «Святой Георгий» (отплытие 2 мая).
        Тут возникает вопрос:
        А зачем это было нужно Петру Первому?
         И почему не всем посольством  загрузится на пару  кораблей и с комфортом, так сказать «морским круизом»  прибыть в славный Кенигсберг? Тем более что денег  на это было  больше чем достаточно?
        Но, увы, никто из историков  до этих пор внятно на это не ответил.
        Три главных посла Лефорт, Головин и дьяк Возницын остались на сущее и продолжили пеший путь.
        А кто с Петром Первым поплыл на корабле? Да только  денщик Александр Меньшиков?!
         В Кёнигсберге Пётр I был 9 мая 1697 года, хотя и тайно, но радушно принят курфюрстом Фридрихом III (который позднее стал прусским королём Фридрихом I).

         Справка: Фридрих I (нем. Friedrich I; 11 июля 1657, Кёнигсберг — 25 февраля 1713, Берлин) — первый король Пруссии, представитель династии Гогенцоллернов.
          Фридрих, сын курфюрста Бранденбургского Фридриха Вильгельма, прозванного Великим курфюрстом, родился в Кёнигсберге (сегодня — Калининград) 11 июля 1657 года.
           После смерти отца в 1688 году стал курфюрстом Бранденбургским под именем Фридрих III и в союзе с императором Священной Римской империи Леопольдом I участвовал в войнах против короля Франции Людовика XIV.
          Действующая армия выросла при Фридрихе с 30 000 человек, оставленных ему отцом, до примерно 39 000.
           И всё же интересы Фридриха не ограничивались лишь военной областью он основал Академию художеств (1696), Академию наук (1700), открыл в Галле университет (1694), привлекал на работу учёных, художников и скульпторов. Фридрих воздвиг в Берлине величественный дворец и украсил столицу своих владений новыми зданиями и широкими улицами.
           Для своей жены он построил в Шарлоттенбурге (ныне район Берлина) дворец с парком и здание оперы. Между тем приглашённые из Франции гугеноты (всего их прибыло около 25 000, из них около 5000 поселились в Берлине) начали развивать в Пруссии промышленность.

           Поскольку курфюрст Саксонии Фридрих Август стал королём Польши, а курфюрст Ганноверский Георг, судя по всему, должен был стать преемником королевы Анны на английском троне, Фридрих не желал отставать от своих соперников.
         В герцогстве Прусском, суверенном владении Гогенцоллернов, находившемся за пределами Священной Римской империи, он смог бы закрепить за собой статус короля и без согласия императора.
         Но, поскольку Леопольд искал союза с Бранденбургом ввиду надвигавшейся Войны за испанское наследство (1701—1713), он согласился признать за Фридрихом королевское достоинство, и в ноябре 1700 года Фридрих вступил в союз с Австрией.
        Как мы уже знаем,  Пётр I прибыл в Кёнигсберг инкогнито, поселили его не в городском замке, а в одном из частных домов на Кнайпхофе.
        Следовавшее сухопутным путём посольство отставало от Петра, поэтому в Пиллау (ныне Балтийск), чтобы не терять времени, царь стал учиться артиллерии у прусского подполковника Штейтнера фон Штернфельда.
         Учитель выдал ему аттестат, в котором свидетельствовал, что «господинъ Петръ Михайловъ везд; за исправного, осторожного, благоискуснаго, мужественного и безстрашнаго огнестр;льнаго мастера и художника признаваемъ и почитаемъ быть можетъ.»
        Кроме изучения артиллерии, Пётр много веселился и развлекался. Но кроме веселия  Петра стали привлекать и в европейскую политику.
        Как известно из вышеизложенной справки, курфюрст Бранденбурга Фридрих III Гогенцоллерн планировал объявить себя королём Восточной Пруссии, что позволило бы ему резко повысить свой статус в Священной Римской империи, что и было осуществлено несколько лет спустя.
       В преддверии этого события, Фридрих предложил Петру заключить оборонительный и наступательный союз, однако царь ограничился устным обещанием военной поддержки.
     В составленном договоре речь шла исключительно о торговле — праве России провозить свои товары в европейские страны через территорию курфюршества, а Бранденбургу — в Персию и Китай по российской территории.
           В Бранденбурге Петра больше всего волновал вопрос, касавшийся Польши.
           Во время Великого посольства в Речи Посполитой после смерти Яна Собеского началось междуцарствие.
             Кандидатов на престол было много: сын покойного короля Яна, Иаков Собеский, пфальцграф Карл, герцог лотарингский Леопольд, маркграф баденский Людовик, внук папы Одескальки, французский принц  Конти, курфюрст саксонский Фридрих Август II и несколько польских вельмож.  Главными претендентами были Конти и Август.

           Отношения России к этому избранию были просты: кто бы ни был на польском престоле — всё равно, лишь бы до заключения общего мира с турками Польша не выходила из священного союза четырёх держав; поэтому Россия должна была противиться только одному кандидату — принцу Конти, потому что Франция находилась в дружественных отношениях с Османской империей и враждебных к Австрии.
          Польша с королём-французом легко могла подчиниться французской политике, и действительно, французский посланник заявил польским вельможам обещание султана заключить с Польшею отдельный мир и возвратить ей Каменец-Подольский, если королем будет избран французский принц.
        Так как это заявление очень усиливало французскую партию, то Пётр в посланном польским панам из Кёнигсберга письме заявил, что, если польские вельможи будут продолжать поддерживать принца Конти, то это очень сильно скажется на взаимоотношениях России с Речью Посполитой.
        В связи с этим,  автор  хотел бы немного отвлечь читателя от повествования  и вернуть вдень сегодняшний! Говорят вот, мол, история не повторяется! Повторяется да еще как!
       Возьмем, к примеру,  августовское письмо (2009 г.) Президента РФ  Д. Медведеву  к Президенту Украины В. Ющенко!
      Те, кто знаком с  содержанием, смогут  сами ответить на вопрос, что поставил Д. Медведев  перед украинскими политиками.
      «Будете продолжать поддерживать «принца « В. Ющенко» -«то это очень сильно скажется на взаимоотношениях России» с Украиной!
      А ситуация  в тогдашней Речи Посполитой и нынешней  Украиной  говорится  прямо «тютелька в тютельку»!
       И там и здесь  одно: ВЫБОРЫ! Одни за Ющенко, вторые за Януковича , а третьи за Юлю Тимошенко !!!

       Но вернемся  в Речь Посполитую.
       17 июня совершились  двойные выборы: одна партия провозгласила Конти, другая — курфюрста саксонского. ( Зеркальная ситуация  2004 г. в Украине).
       Это ещё больше отразилось на внутреннем положении страны: противоборство двух враждующих партий только усилилось.
       Приверженцы Августа сильно опирались на царскую грамоту, в их поддержку Пётр прислал ещё другую того же содержания; поэтому саксонская партия начала брать явный перевес.
      ( И в Украине  была в 2004 г. «царская грамота»- сам великий и «ужасный»  Владимир Владимирович Путин тогда Президент РФ,  прислал Януковичу  поздравление с избранием в Президенты  Украины, и говорят, что даже дважды  давал такие грамоты!
      Но Петр Первый  оказался  круче ВВП!)
     « Чтобы поддержать Августа, Пётр выдвинул к литовской границе русское войско.
       Эти действия Петра позволили саксонскому курфюрсту вступить в Польшу и короноваться, приняв католичество.
       При этом он дал ему слово оказывать России поддержку в борьбе с Османской империей и Крымским ханством.
      И заметьте все это происходит  пока Петр Первый находится заграницей!!!

         Закончив  дела в Саксонии, Великое посольство подалось  в Голландию
        Добравшись в начале 1697 года до Рейна, Пётр по реке и каналам спустился до Амстердама.
        Голландия давно уже привлекала царя, и ни в какой другой стране Европы тех времён не знали так хорошо Россию, как в Голландии. Голландские купцы были постоянными гостями единственного русского морского порта того времени — города Архангельск.
       Ещё, при царе Алексее Михайловиче, отце Петра, в Москве, было большое количество голландских ремесленников; первые учителя Петра в морском деле, с Тиммерманом и Кортом во главе, были голландцы, много голландских корабельных плотников работало на воронежских верфях при строительстве кораблей для взятия Азова.
        Амстердамский бургомистр Николаас Витсен был в России ещё при царе Алексее Михайловиче и ездил даже на Каспий.
          Во время своего путешествия Витзен завязал прочные отношения с московским двором; он исполнял поручения царского правительства по заказу судов в Голландии, нанимал корабельщиков и всяких мастеров для России.
          Не останавливаясь в Амстердаме, Пётр отправился в Заандам, небольшой городок, славившийся множеством верфей и кораблестроительных мастерских.
         На другой день царь под именем Петра Михайлова записался на верфи Линста Рогге.
           В Заандаме Пётр жил в деревянном домике на улице Кримп. После восьмидневного пребывания в Заандаме Пётр перебрался в Амстердам.
          Через бургомистра города Витзена он выхлопотал себе разрешение работать на верфях Ост-Индской компании.

          Узнав о страсти русских гостей к кораблестроению, голландская сторона заложила на амстердамской верфи новый корабль (фрегат «Пётр и Павел»), над строительством которого трудились волонтёры, в том числе и Пётр Михайлов. 16 ноября корабль был успешно спущен на воду.
         Но это все  одни историки  из века в век списывают у других. А  ведь имеются и подлинные воспоминания  очевидцев пребывания Петра Первого в Голландии. Вот одно из них. Текс дается с сокращениями авторского текста:
                ПЕТР ПЕРВЫЙ В ЗААНДАМЕ
        «В Эмерике Царь хотел нанять речную гаку (Гака, род грузового судна, употребляемого на нижнем Рейне.), чтоб на ней отправиться  прямо в Заандам; хозяин судна затруднялся исполнением Государевой воли, отговариваясь незнанием пути; однако же, наконец, согласился ехать, с тем, чтобы по прибытии в Амстердам, подробнее расспросить о Заандаме.
        Постановленное было немедленно исполнено. Гака пустилась вверх по Рейну, и 17 августа, в субботу после обеда, прибыла через Утрехт в Амстердам.
        Находившиеся при, Государе особы упрашивали Его остановиться в сем городе отдохнуть; но он не знал усталости. “Царь”, — говорит Нестерусаной, —“промчался через Амстердам с быстротой молнии”. Того же вечера надлежало отправиться далее; но путешественники не уехали далеко, и принуждены были переночевать у восточной плотины.
         В воскресенье, с появлением утра, поплыли далее: около 6 часов прибыли в предместье Форзан (Vorzaan), и подъезжая к городу, увидели Геррита Киста, бывшего некогда кузнецом в России, который, разъезжая в лодочке, ловил угрей.
        Один из русских, знавший его прежде, крикнул ему: “Кузнец, подъезжай к нам!” — Кист осмотрелся, не мало удивился, увидя иноземное судно, но взошел на борт, остолбенел, узрев могущественного Царя Российского, который дружелюбно его встретил, представил своим спутникам, и объявил желание поселиться у кузнеца».
       (Если верить этому свидетельству, то перед нами еще настоящий Петр Первый-автор)
       «Тщетно сей последний представлял, что уютный домик и многочисленная семья не позволяют ему иметь такого постояльца.
       Царь настаивал; решились отвести ему заднюю часть дома; вдове, занимавшей оную, дали семь гульденов, чтоб она переехала жить к своему отцу.
      Квартира сия состояла из одной комнаты с перегородкой и небольшой кладовой: Государь немедленно занял ее, старого приказав Кисту никому ни под каким видом не открывать его настоящего сана.
      Когда гака причалила к берегу, Петр вышел первый с веревкой на землю, и сам прикрепил судно. Он был один в одежде голландского шхипера: красной куртке и белых холстинных шароварах. Прочие особы были в русском платье.
      Неудивительно, что при виде судна необыкновенной постройки, и людей в чужеземной одежде, собралось на верфи множество народу, особенно тому, кто знает, что мастеровые Заандамских заводов, быв свободны в воскресные дни, обыкновенно гуляют после обедни по плотине.
       Увидев сию толпу, Царь был недоволен.
       Чтоб избежать ее, он отправился немедленно в один из Заандамских трактиров, вероятно под вывеской бобра; но вскоре и тут число любопытных умножилось.
      Тогда он потребовал для себя особенной комнаты, а переводчика послал разведать, что о нем думают в народе.
      Узнав, что его почитают принадлежащим к великому Посольству, о котором тогда много говорили, приказал уверить всех, что он и товарищи его суть простые иностранные мастеровые, ищущие в Заандаме работы, но никто тому не верил. Богатые платья некоторых, нежные их руки и золото в кошельках все удостоверяло в противном.
             Свита Петрова состояла из шести человек. Вероятно, находились в ней Меншиков и Нестерусаной .
         Упоминаемый же Настеранов был, может быть, Нестеров. – ; достоверно же  знаем, что между ними были: князь Багратион и Генрих фан дер Гульст, конечно сын доктора Захара фан дер Гульста, который был домовым лекарем купца Фан Лупса.
           Генрих Гульст служил Государю переводчиком. Четыре особы из его свиты поселились на Серебряной улице, в доме, какого то мещанина, в коем жил тогда Якоб Фан дер-Линде.
          Вроде сего последнего сохранилось еще предание, что господа сии не всегда охотно следовали воле Царской: непривычная работа становилась им в тягость, и они горько жаловались на разлуку с родными, особенно один, оставившей в России беременную жену.
            Весьма тягостно было для Петра провести весь тот день в праздности, ибо, когда распространился слух о прибывших иноземцах, любопытные стекались отовсюду.
           В понедельник первым его делом было купить в лавке вдовы Якова Омса, на плотине, множество плотничных орудий, которые сам принес домой. Целый день в одном камзоле трудился: делал ушаты и занимался другими подобными работами.
          Особы, с ним бывшие, разглашали, “что он всю зиму пробудут в Заандаме, учась плотничьему ремеслу, а между тем успеют обозреть весь край”.
            Того же дна Царь нанялся работником на корабельной верфи Линста Теувисова сына Рогге, лежащей на высокой плотине в наружной части города к западу, под именем Петра Михайлова.
          Он являлся к мастеровым с топором в руке, находил удовольствие служить им учеником, и с любопытством расспрашивал о названиях всех малейших частей корабля.
               Петр не замедлил посетить родню Московских и Архангельских своих знакомцев, к которой, как кажется, имел он рекомендательные письма.
         Поутру был у Марии Гитманс, матери Фомы Иосияса, женщины бедной: она поднесла гостю рюмку  джину, что и было принято весьма ласково.
           Обедал он у Яна Ренсена, искусного корабельного мастера, коему Царь оказывал в России особенное благоволение.
              При одном из сих посещений случилось ему встретиться с Анной Мети просившей сказать ей что-нибудь о супруге. Государь хвалился его знакомством, присовокупив, что они работали вместе и он подле Meтиева корабли строил свой.
           “Как,— продолжала Мети, разве ты также корабельный мастер?” — “Да!” — отвечал Царь с уверенностью: “я — плотник”.
             Когда Государь был у Антона фан Коувенгове, у коего в Архангельске была дочь, а сын торговал в Москве, посетили хозяина Иоган Фергеер, реформаторский пастор в Вестзандаме, и церковный староста. Фан Коувенгове, встречая, сказал им:
         “Взгляните на высокого гостя; когда он и товарищи его уйдут, я вам скажу, кто он таков, но с тем, чтоб вы никому итого не открывали” — Вероятно, что сия нескромность послужила к новым,  рассказам, и таким образом слух о пребывании Петра в Заандаме распространился.
             В понедельник Царь приказал всем особам своей свиты переодеться по Заандамскому обыкновенно. Немедленно отправили портных в Амстердам для заготовления потребного платья.
           Во вторник купил Он, посла долгой переторжки, у живописца Вильгельма Гармензсона гребное судно за 40 гульденов и кружку пива, которую выпил вместе с продавцом в одном трактире на верхней плотине.
           После того посещал он вдову Класа Муша, которой прислал прежде в подарок 500 гульденов.
            Получив наставление, как должно ей обходиться с своим гостем, она сказала ему, что не может изъявить всей признательности своей к Царю, и просит, если ему случится видеть Его Царское Величество, доложить ему, как благодетельно было дли нее присланное денежное вспоможение, и много благодарить его. Петр отвечал уверением: “что сказанное ей дойдет до сведения Царя”, и охотно принял приглашение решаться у нее откушать.
              Около того времени Петр начал обнаруживать свое любопытство, и кроме верфи, посещать фабрики и мастерские,  осматривал мельницы, маслобойные, пильные и бумажные, ходил по лавкам, где продавались паруса, веревки, железные и медные изделия.
          Везде показывал он редкое любопытство: о многом расспрашивал, делая даже такие вопросы, на которые не могли или не хотели отвечать.
          Особенно обратил он внимание на остановку мельничного действия посредством шлюз, спрашивал в бумажной мельнице, для чего, остановив ход оной, опять несколько приподнимали доску для удержания воды, и получив удовлетворительный ответ, примолвил:
          “Хорошо, очень хорошо!” — Он внимательно все слушал, скоро понимал и твердо помнил сказанное. Многих удивляла необыкновенная способность, которой Государь пристыжал искусных и опытных ремесленников.
           Таким образом, в одной бумажной мельнице, осмотрев все достойное примечания, взял Он из рук стоявшего у чана работника форму, и сделал десть бумаги с таким совершенством, что заслужил всеобщую похвалу. Царь был так доволен сим опытом своего искусства, что подарил работника талером, — подарок достойный замечания по бережливости, какую Петр обыкновенно показывал! [12]
           Обстоятельство о высоком сане незнакомого гостя было известно уже многом и потому не могло долго оставаться в тайне. Во вторник носился слух, что между чужеземцами находилась какая-то высокая особа.
         В среду тайна обнаружилась: какой-то Заандамский уроженец, обитавший в России, писал к отцу своему, что “в Голландию отправляется великое Посольство, и при оном находится сам Царь; что сей последний скрытно намеревается проехать в Заандам; но что его можно узнать по длинному росту, по трясению головы и правой руки, и наконец, по небольшой бородавке на правой щеке”.
           (Вот отличный совестный портрет настоящего Петра Первого! Запомним эти данные уважаемый читатель!)
            Отец прочел письмо сие поутру в цирюльне мастера Помпа на углу улицы Дампада, и вскоре после того случилось, что чужеземцы прошли мимо.
          Цирюльник тотчас увидел, что главнейший из них имел все означенные в письме приметы, и мог ли цирюльник удержать в тайне сие важное открытие?
          Вскоре, подобно колокольному звону, разнеслось по всему городу, что тот из чужеземцев который всех выше, есть Царь, Император Московский.
         Некоторые сомневались в достоверности сего слуха, и обратились к Герриту
          Кисту, Антону фан Коувенгове и вышеупомянутым женщинам; но все объявили, что они об этом совершенно ничего не знают.
        Между тем случилось происшествие, могшее иметь весьма неприятные последствия.
           Царь купил слив в лавочке, находившейся между его домом и верфью, и наполнив ими шляпу, шел пешком, кушая, сии сливы, и держа шляпу под рукою, через плотину на южную шлюзу. Толпа мальчишек окружила его.
           Петр дал некоторым по несколько слив: другие приступили к нему с тем же требованием, но он отказал им, “забавляясь, — как говорит Номен — радостью одних и обманутой надеждой других”.
          Сии последние, видя, что все их просьбы безуспешны, начали бросать в него грязью, так, что Государь, дабы укрыться от них, принужден был войти в трактир Трех лебедей, где потребовал Бургомистров, чтоб прекратить сей беспорядок.
            Некоторые знатнейшие мещане, быв свидетелями сего происшествия, сочли нужным уведомить об оном Членов Верховного Правительства.
           Между тем шхипер, приехавшей в тот день из Амстердама шкуты, ездивший в Архангельск, и видевший уже Царя в России, подтвердил, что приехавший иноземец есть точно Петр, Государь Российский.
           Бургомистр Алевин Йор, узнав о происшедшем, собрал Членов городового Совета, между коими находился Ян Номен, и решился, с общего их согласия, издать объявление, в силу коего строжайше было повелено: “прибывшим в Заандам знатным господам, кои хотят остаться неизвестными, не делать никаких оскорблений”. Немедленно вестовщики прокричали повеление сие на всех улицах. Между тем Бургомистры дали знать о сем происшествии Бальи в Блоа и Ландфохту Кеннемерландскому, которые и прислали в Зандам своих служителей. Положено также было, по случаю жалоб, принесенных Государем на стечение любопытных у его дома, учредить караул в некотором от оного расстоянии.
            После таковых мер разрешилось сомнение, и все уверились в справедливости носившихся слухов. —
           В тот же день, вечером Царь посетил Корнелии Михайлова сына Кальфа, знатнейшего Заандамского купца того времени: многие богатые купцы пришли туда же из любопытства. Господин Кальф приглашал Царя к обеду, но сей учтиво отблагодарил его, и только отведал поднесенные варенья и ликеры.
           Бургомистр Йор и Ратсман Клас Блум просили переводчика доложить Государю, же угодно ли ему будет на другой день покушать у них рыбы, по Заандамскому обыкновению; но получили в ответ, что Государя между ними нет, и что они еще ждут его приезда.
          Царь, уведомившись, что Бургомистр, по приказанию коего сделано было вышеупомянутое разглашение, находился тут в числе гостей, благосклонно приветствовал его снятием шапки; Петр пожелал видеть Члена городового Совета, Доктора Николая Мелькпота, и по прибытии его к Кальфу, много разговаривал с ним о разных предметах.
         Того же вечера Мейнерт Блум, также один из знатнейших Заандамских купцов, посетив Царскую свиту, предлагал ей обширнейший дом в восточной стороне города с Фруктовым садом. Но иноземцы отвечали, что они люди незнатные, и что занимаемые ими покои слишком для них достаточны. Петр, узнав короче сего Блума, имел с ним частые  сношения, и удостаивал его и Кальфа особенной доверенностью.
         В четверток Царь, сев в упомянутым Мейнертом Блумом на буер, поплыл вверх по Заандамскому заливу, и на сеv пути с особенным любопытством обозревал крахмаловый завод и мельницу для ячменной крупы.
        На сем то путешествии, увидев ниже Ост-Заандама строящуюся мучную мельницу, которая принадлежала Кальфу, изъявил он желание осмотреть ее, и собственными руками отесать для оной несколько бревен. В память сего обстоятельства мельницу сию назвали мельницей Царя Московского и теперь ещё именуют Великокняжеской.
       Нет сомнения, что известие, будто Царь Московский работает плотником на Заандамской верфи распространилось в Амстердаме, и даже во всей Голландии. Многие не верили сему, и держали в противном значительные заклады: одни утверждали, что то был Царь Московский, другие считали его Московским Посланником.
           В среду ввечеру слух сей дошел и до купцов, торговавших в России.
            Один из знатнейших, Адольф Гутман, живший некогда в Архангельске, и даже несколько  раз имевший счастье видеть Царя у себя в гостях, отправил в Заандам главного своего прикащика Якова Избрандса, чтоб увериться в истине носившегося слуха.
             Сей видел Государя в четверток поутру, но не смел подойти к нему, хотя был ему весьма знаком. Возвратившись, домой— говорит Номен — был он бледен, как смерть, и, дрожа весь от страха, сказал домашним прерывающимся голосом:
          “Это сам Великий Князь: я хорошо его знаю, но понять не могу, каким образом он тут очутился”.
          Немедленно поспешил он уведомить о сем своего хозяина. Гутман вскоре потом отправился вместе с Воутером де Йонгом, другим богатым Российским купцом на шкуте, ежечасно из Амстердама отправляющейся, в Заандам.
            Оба изъявили удивление, нашед его в сем городе в матросской одежде. На вопрос: “Вы ли это, Ваше Величество?”— Царь отвечал: “Вы сами это видите”. — Оба были приняты самым милостивым образом.
           Того же дня Царь, купив у Дирка Стофельса за 400 гульденов наличными деньгами яхту со всеми принадлежностями, немедленно принялся за починку оной, и своими руками сделал новый бугшприт,  который, по словам знатоков, был очень хорошо отделан, так, что даже — говорит Номен — надлежало удивляться, каким образом сия столь высокая Особа могла в поте лица своего столь мило отработать ее.
           Царь пожаловал Геррита Муша, брата Класа Муша, о коем упомянули выше, шкипером сего корабля.
           Петр столько любил его, что Муш, жена его и жена брата его имели к нему во всякое время, даже в Амстердаме, свободный доступ; всякой раз были милостиво приняты и отпущены с подарками.
          Имея свое судно, Царь мог на свободе предаться любимой склонности, разъезжать по воде. В Пятницу поутру употребил он 4 часа на таковую поездку, плавал по Форзану и по Эй (Известно, что так называется небольшой залив, на берегах коего построен город Амстердам. - прим. К.), правя сам рулем. Потом, вместе с Корнелием Кальфом, ездил по Биннензану, и отобедав у Кальфа, опять пустился плавать подле Бюйтензана; но как вскоре множество яхт и  буеров пустились за ним вслед, то Государь отправился к Гарлему, где и пристал к берегу. Тут увидели, с каким проворством и ловкостью он действовал на кораблях; при сем случае Петр также показал опыт неудовольствия своего против тех, кои близко смотрели ему в глаза.
            Между тем число любопытным, приезжавших в разных судах смотреть Царя, час от часу умножалось. Петр был сим до того недоволен, что до вечера просидел в одном доме, и уже поздно ночью возвратился в Заандам.
            В тот день после обеда прибыл в Заандам, вместе с двумя известными купцами, вероятно Гг. Тензингами, в их яхте человек пожилых лет и весьма важной осанки, так, что, по словам Кальфа, можно б было даже принять его за самого Царя. Они ждали Петра, до глубокой ночи, но неизвестно о чем говорили, по прибытии Государя.
            Корнелий Кальф намеревался в следующий день поднять на док большой, вновь построенный корабль (Записная книжка Корнелия Калька. - прим. К.). Городовое Правление, полагая, что Царю приятно будет [20] видеть сие действие, уведомило его о том накануне в полдень, прося удостоить оное своим присутствием. Оно уведомляло притом, что для него и всей свиты приготовлены особенные подмостки, и приставлен будет к оным караул, чтоб Он мог, без всякого опасения от теснившейся толпы, удобно все видеть. Вместе с сим пригласили они его сделать им честь, пожаловать на приготовленный для него обед. На первое Государь изъявил свое согласие; во втором отказал, следующими словами: “право не на этой неделе, а разве на следующей”.
            В субботу собралось столько любопытных из Амстердама и других окрестных мест, что все принятые осторожности были тщетны: подмостки были переломаны, и караул не мог удержать толпившегося народа.
            Между тем того же дня поутру торговавшие в России Амстердамские купцы, просили позволения представиться Царю: им в том было отказано.
            Государь был недоволен, и даже до крайности гневался, что все кровли домов и окна были наполнены людьми. Градской Глава Иоганн Гекер, Бургомистры: Алевин Йор и Алевин Сальм, Члены Ратуши: Николай Блум, Клас Грот и доктор   Николай Мелькпот и секретарь Вестзаандамский Вильгельм Громме отправились к Монарху, чтоб лично повторить просьбу быть при поднятия корабля.
          Петр принял их снисходительно, приветствовал пожатием у каждого руки, и объявил, что последует за ними; но увидев множество народа, сделался вдруг боязлив. Бургомистры предложили ему поехать в своем буере в дом, откуда он мог бы все видеть, не быв ни кем замеченным.
        Государь, казалось, на то согласился, и хотел одеться, но увидев снова, что кровли окрестных домов покрыты людьми, дрожащим голосом сказал: “слишком много народу!” — и разгневанный ушел в свою комнату. Члены Правления возвратились, не успев в своем намерении: корабль был поднят без Царя, и толпы людей, прибывших в Заандам, чтоб его видеть, должны были возвратиться.
        На другой день, в Воскресенье, число любопытных в Заандаме еще умножилось; говорили даже, что во время ярмарки, столь многолюдной в сем городе, не бывало более народа. Караулы на мостах были удвоены; но тщетны были сии  предосторожности.
        Царь взирал на сию толпу с негодованием и даже великим гневом. Дали о том знать Правлению, требуя, чтоб оно приняло против того свои меры. Правление нашлось в великом затруднении, ибо число любопытных ежеминутно прибавлялось. Тщетны были всякие советы. Между тем перевезли буер Царский с обыкновенного места подле мельницы, в коей толкли дубовую кору, ближе к берегу, и когда сделали довольно места в народе, Царь, пробиваясь сквозь толпу, пошел чрез мостик южной насыпи, и в час по полудни сел на буер.
       От сильного ветра, дувшего с самого утра, в заливе сделалась сильная буря, но ничто не могло удержать Царя, и он непременно решился пустишься в опасный путь к Амстердаму.
       По пути мачты переломались, и лоцманы, управлявшие буером, объявили о невозможности плыть далее; но Государь тому не верил.
      Наконец, в 4 часа, буер прибыл в Амстердам, и стал у старого городского трактира. Но как  буер был там известен, и притом несколько судов возвратились из Заандама прежде Царского и пассажиры разгласили, о скором его прибытии, то на берегу стеклось также много, народу, и оттого, что теснились видеть Государя, произошли новые неприятности. К счастью затруднение сие было скоро отклонено; Царя привезли в древнее готическое здание, приготовленное для Российского Посольства, и куда уже за несколько дней прибыли некоторые особы из свиты оного.
    Таким образом, проводил Петр время в Заандаме, пробыв в оном не более недели А. Корнилович
(Текст воспроизведен по изданию: Петр Первый в Заандаме // Сын отечества, Часть 82. № 47. 1822)
       Одновременно, была развёрнута деятельность по найму иностранных специалистов для нужд армии и флота. Всего было нанято около 700 человек. Было закуплено и оружие.

     Но не одним кораблестроением занимался Пётр в Голландии: он ездил с Витзеном и Лефортом в Утрехт для свидания с штатгальтером нидерландским Вильгельмом Оранским.
         Витзен водил Петра на китобойные суда, в госпитали, воспитательные дома, фабрики, мастерские.
         Пётр изучил механизм ветряной мельницы, посетил писчебумажную фабрику. В анатомическом кабинете профессора Рюйша царь присутствовал на лекциях по анатомии и особенно заинтересовался способами  бальзамирования трупов, чем славился профессор. 
        В Лейдене в анатомическом театре Бургаве Пётр сам принимал участие в вскрытии трупов.

        Вот- вот уважаемый читатель  мы и подобрались к одной  возможной и вероятной   причине ненасильственной смерти Петра Первого в Голландии.
        Он мог банально, заразится  инфекцией при проведении вскрытий. Это занятие и сейчас при  нынешнем уровне медицины опасно, а тогда и тем более!!!
        Но пока как мы видим версия о подмене Петра Первого "двойником"  не подтверждается. Все видевшее его в Москве голандцы  узнают!

         Четыре с половиной месяца Пётр провёл в Голландии. Но царь был недоволен своими наставниками-голландцами. В написанном им предисловии к Морскому регламенту, Пётр так объясняет причину своего недовольства:

          «На Остъ-Индской верфи, вдавъ себя съ прочими волонтерами въ наученіе корабельной архитектуры, государь въ краткое время совершился въ томъ, что подобало доброму плотнику знать, и своими трудами и мастерствомъ новый корабль построилъ и на воду спустилъ.
            Потомъ просилъ тоя верфи баса Яна Поля, дабы училъ его пропорціи корабельной, который ему черезъ четыре дня показалъ.
            Но понеже въ Голландіи н;тъ на сіе мастерство совершенства геометрическимъ образомъ, но точію некоторыя принципіи, прочее же съ долговременной практики, о чемъ и вышереченный басъ сказалъ, и что всего на чертежъ показать не ум;етъ, тогда д;ло ему стало противно, что такой дальній путь для сего воспріял, а желаемаго конца не достигъ.
             И по н;сколькихъ дняхъ прилучилось быть его величеству на загородномъ двор; купца Яна Тессинга въ компаніи, гд; сид;л гораздо невеселъ ради вышеописанной причины, но когда между разговоровъ спрошенъ былъ: для чего такъ печаленъ, тогда оную причину объявилъ.
            Въ той компаніи былъ одинъ англичанинъ, который, слыша сіе, сказалъ, что у нихъ, въ Англіи, сія архитектура такъ въ совершенств;, какъ и другія, и что краткимъ  временемъ  научиться можно.
            Сіе слово его величество з;ло обрадовало, по которому немедленно въ Англію по;хал и тамъ черезъ четыре м;сяца оную науку окончилъ.»
               
                Великое посольство в Англии
 
          По личному приглашению английского короля Вильгельма III, который одновременно являлся правителем Голландии, Пётр в начале 1698 года посетил Англию.

            В Англии Пётр пробыл около трёх месяцев, сначала в Лондоне, а потом, главным образом, в Дептфорде, где на королевской верфи под руководством известного английского кораблестроителя и политика Энтони Дина (старшего) пополнил своё кораблестроительное образование.

            В Англии он вёл тот же образ жизни, что и в Голландии.
             В Лондоне, Портсмуте, Вуличе осматривал арсеналы, доки, мастерские, музеи, кабинеты редкостей, часто ездил на военные корабли английского флота, детально рассматривал их устройство.
             Раза два Пётр заходил в англиканскую церковь, был на заседании парламента. Пётр I посетил Гринвичскую обсерваторию, Монетный двор, Английское королевское общество, Оксфордский университет.
            Царь изучил технологию изготовления часов.
            Считается, что он встречался с Ньютоном.

           При своём визите английскому королю Пётр оставил совершенно без внимания прекрасную картинную галерею Кенсингтонского дворца, но очень заинтересовался прибором для наблюдения за направлением ветра, находившимся в комнате короля.

           Тем не менее, не надо думать, что Пётр совершенно не замечал, кроме технической, никаких других сторон западноевропейской жизни.
         Все это может и так, но и в Англии сохранились воспоминания  очевидцев  посещения ее  Петром Первым. Вот одно из них:
                ПЕТР ВЕЛИКИЙ В ДЕПТФОРДЕ
             Профессор Оксфордского университета Морфиль любезно сообщил редакции «Исторического Вестника» несколько не лишенных интереса документов, найденных им в Бодлеанской библиотеке и касающихся пребывания Петра Великого в Дептфорде (в Англии) в 1698 году.
     Документы эти, довольно ярко иллюстрирующие русские нравы того времени, состоят из заявления адмирала Бенбоу, арендатора дома, в котором жил Петр в Дептфорде, об убытках, понесенных им от постояльцев, и распоряжений английского правительства по этому поводу.
      
        «Король английский Вильгельм III, бывший также и штатгальтером Нидерландским, имел случай лично познакомиться с Петром, в Утрехте и Гааге, во время приема московского посольства, в свите которого царь занимал скромную должность дворянина.
           Вильгельм оценил необычайный ум молодого русского государя, его энергию и страсть к наукам, в особенности к кораблестроению.
             Желая выразить ему свое сочувствие, король, по возвращении своем в Лондон, приказал изготовить, построенную незадолго перед тем по новому способу, легкую, красивую, двадцатапушечную яхту «Transport-royal» и письменно просил Петра принять эту яхту в подарок.
           Петр остался чрезвычайно доволен таким неожиданным и приятным подарком и отправил в Лондон, к Вильгельму, с изъявлением своей благодарности, майора Преображенского полка, Адама Вейде, которому поручил, вместе с тем, сообщить королю о своем намерении «посетить английскую землю незнатным иностранцем, чтобы видеть корабли и морское поведение».
           Вильгельм выразил искреннее удовольствие еще раз свидеться с царем и послал в его распоряжение королевскую яхту под конвоем трех линейных кораблей.
          Царь выехал из Амстердама 7 января (1698 г.) и на другой день, вечером, прибыл в голландскую гавань Гелветелюйс, к ожидавшей его здесь английской эскадре. Переночевав на яхте, Петр, на рассвете 9 числа, не взирая на бурную погоду, снялся с якоря и после двухдневного плавания, 11 числа, рано утром, высадился в Лондоне, в Йорк-Больдингсе (ныне Бокингам-стрит, в Адельфи), где для него был нанят большой дом, выходивший на Темзу.
           В тот же день, после обеда, король   прислал камергера Бертона поздравить русского государя с благополучным приездом, выразить свою готовность на всякие услуги и спросить, когда можно будет видеться с его царским величеством.
           Петр, поблагодарив со своей стороны за добрый прием, отвечал, что готов на свидание во всякое время, когда это будет угодно королю.
          На следующий день, к Петру явились, назначенные состоят при нем, вице-адмирал Мичель и маркиз Кармартен. Царь очень скоро сошелся с последним и полюбил его за веселый характер, познания в морском деле и всегдашнюю готовность кататься с ним по Темзе.
           Они часто проводили целые вечера вдвоем, в дружеской беседе, попивая «peper and brandy» (настойка коньяку на перце).
           Если верить одной современной английской газете, Петру особенно пришелся по вкусу напиток, называвшийся «Nectar Ambrosia». Эта амброзия была изобретена каким-то  счастливым спекулянтом, поднесшим свою микстуру царю, который не удовольствовался поднесенным количеством, а приказал закупить еще большой запас.
          Король посетил царя через три дня после его приезда, при чем был принят Петром в комнате, служившей спальною, где воздух оказался до такой степени испорченным, что, не смотря на стоявший в то время холод, пришлось отворить окно.
           Царь был у короля спустя дней десять, одетый в московское платье, беседовал с ним около двух часов на голландском языке и познакомился также с его свояченицей, наследницей английского престола, принцессой Анной, которую, в письме к Апраксину, почему-то назвал «сущей дочерью нашей церкви».
           Он не обратил никакого внимания на превосходные картины и другие художественные произведения, украшавшие резиденцию короля, Кенигстонский дворец, но за то чрезвычайно заинтересовался, находившимся в королевском кабинете, прибором для наблюдения за направлением ветра.
             В Лондоне, как и всюду, Петр осматривал преимущественно то, что могло принести ему пользу в практическом отношении. Он побывал в королевском обществе наук «где видел всякие дивные вещи», в Тауэре «где честных людей сажают за караул», на монетном дворе, на астрономической обсерватории и т. п. Раз посетил и театр, где давали пьесу «Королевы соперницы или Александр Великий» и где ему понравилась актриса Крос, с которой он свел, впрочем кратковременное, знакомство.
           Петр несколько раз обедал у маркиза Кармартена и у других английских вельмож, но при этом ставил условием, чтобы они не приглашали посторонних лиц. Он терпеть не мог и тщательно избегал всякой толпы. Когда, Вильгельм, по случаю своего рождения, дал бал в С. Джемском дворце, царь ни за что не согласился выйти к гостям и поместился в маленькой комнате, откуда мог видеть все, не будучи сам замечен. Посетив парламент, Петр не захотел войти в зало заседаний, а глядел на происходившее через слуховое окошко, пробитое в потолке.
             Царь посетил также общество квакеров, осматривал лондонские церкви и не раз беседовал с известным богословом, епископом Салисбюрийским, Джильбертом Бёрнетом о религии и положении духовенства. В Бодлеанской библиотеке хранится, нигде еще не напечатанное, письмо Бёрнета, от 19 марта 1698 г., к доктору Фаллю, начальнику певческой капеллы в Йорке (precentor), в котором Бёрнет, между прочим, сообщает краткие, но тем не менее, любопытные сведения о своих сношениях с царем.
            Приводим из этого письма, также сообщенного нам в копии профессором Морфилем, то место, которое касается Петра:
            «Дорогой сэр!.. После вашего отъезда, царь приезжал однажды в Ламбет, видел таинство причащения и рукоположения и остался очень доволен. Я часто бываю с ним. В прошлый понедельник, я провел у него четыре часа. Мы рассуждали о многих вещах; он обладает такой степенью знания, какой я не ожидал видеть в нем. Он тщательно изучал св. Писание.
        Из всего, что я говорил ему, он всего внимательнее слушал мои объяснения об авторитете христианских императоров в делах религии и о верховной власти наших королей. Я убедил его, что вопрос о происхождении св. Духа есть тонкость, которая не должна была бы вносить раскола в Церковь.
          Он допускает, что иконам не следует молиться, и стоит лишь за сохранение образа Христа, но этот образ должен служить лишь как воспоминание, а не как предмет поклонения.
          Я старался указать ему великие цели христианства в деле усовершенствования сердца человеческого и человеческой жизни, и он уверил меня, что намерен применить эти принципы к самому себе. Он начинает так сильно привязываться ко мне, что я едва могу от него оторваться... Царь или погибнет, или станет великим человеком».
          Лондонские фабрики и мастерские также не были оставлены Петром без обзора. У знаменитого часовщика Карте Петр купил замечательные географические часы и при этом, как уверяют англичане, выучился безукоризненно собирать и разбирать их, а у одного гробовщика он даже приобрел и отправил в Россию образец английского гроба.
          Но главное внимание Петра привлекали Вульвич, с его знаменитым литейным заводом и арсеналом, и Дептфорд с его обширными доками и верфями. В этот последний городок, теперь уже слившийся с Лондоном, а тогда лежавший от него в девяти километрах, у самого впадения речки Равенсбурн в Темзу, Петр решился даже переселиться на несколько недель, чтобы, под руководством опытных и ученых наставников, усовершенствовать свои познания в кораблестроении.
           Английскому правительству было не легко найти в Дептфорде приличное и удобное помещение для царя и его свиты.
            Самым подходящим для этой цели зданием оказался дом некоего Джона Евелина, называвшийся «Says Cort» очень поместительный, хорошо меблированный и примыкавший обширным садом к самым докам. Дом этот нанимал по контракту адмирал Бенбоу, который, не смотря на выгодные условия, не совсем охотно уступил свою квартиру и выехал в гостиницу.
         Дом Евелина на скорую руку поновили, сад украсили растениями, а в стене, смежной с доками, пробили дверь, так что Петр мог во всякое время приходить туда, ни кем не стесняемый.
            Слуга Джона Евелина, остававшийся в доме, следующим образом описывал своему хозяину порядок жизни царя: «Дом полон народа ужасно грязного (right nasty). Царь спит рядом с вашей библиотекой, а обедает в гостиной, что за кабинетом. Ест он в 10 часов утра и в 6 часов вечера.
            Иногда бывает дома целый день. Часто ходит на верфь или плавает по реке в разных костюмах. Король платит за все». В праздничные дни, или по окончании дневных работ, Петр обыкновенно отправлялся с несколькими приближенными в Гоуф-Стрит, в небольшой кабачок, где спрашивал пива, или коньяку, и отдыхал, покуривая свою голландскую трубочку.
            Хозяин заведения намалевал портрет московского царя и прибил его над дверями, как вывеску.
           Эта вывеска провисела до 1808 года, когда некто Ваксель (Waxel) почему-то пожелал ее приобрести и предложил хозяину, взамен старой, написать для него новую.
         Согласно уговору, копия была сделана в несколько увеличенном виде и занимала место оригинала до перестройки дома, после чего, портрет уже не появлялся, но за кабачком до сих пор сохранилось название «Таверны московского царя» (Czars of Moscovy Tavern).
            Изредка, Петр совершал кратковременные поездки в Лондон, Гринвич и Виндзор, для осмотра их достопримечательностей.
          Чтобы сделать приятное царю, король Вильгельм задумал повеселить его примерной морской битвой, близь острова Уайта, С этой целью, на Портсмутском рейде была сосредоточена эскадра из 12 больших военных кораблей. 21-го марта, Петр приехал в Портсмут и, переночевав у губернатора, на другой день осмотрел английские суда.
             Когда показалась царская шлюпка, все корабли открыли пальбу, а матросы приветствовали державного посетителя громкими криками. Окончив осмотр, царь взошел на 80-ти пушечный, адмиральский корабль «Гомбург». Эскадра вступила под паруса и в тот же день обогнула остров Уайт, но по случаю тихой погоды стала на якорь. Во время стоянки, Петр посетил корабельных капитанов и «довольно с ними веселился».
             На другой день, подул благоприятный ветер; корабли выстроились в две линии и дважды вступали в битву, производя, к великому удовольствию царя, разнообразные морские эволюции.
            По окончании маневров, Петр возвратился на рейд, осматривал город, побывал в близь лежащем Сютгей-кестле (ныне Southampton) и на обратном пути в Дептфорд завтракал и  обедал, со своими спутниками, которых было 21 человек, в лучшей гостинице в Годельминге.
             Счет, по которому было уплачено английским правительством содержателю гостиницы, за все съеденное и выпитое гостями, сохранился в подлиннике. Ими было уничтожено за завтраком: полбарана, четверть ягненка, десять кур, двенадцать цыплят, три кварты коньяку, шесть кварт глинтвейну, семь дюжин яиц. За обедом они сели: 1,2 пуд говядины, целого барана (весом 1,5 пуда), три четверти ягненка, плечо и филей телятины, восемь кур, восемь кроликов, выпили две с половиной дюжины столового вина и дюжину красного.
              Живя в Дептфорде, Петр, при содействии Кармартена и с согласия короля, приговорил к себе на службу до 60 человек разных специалистов и мастеров.
            Здесь же, с целью подкрепить русскую казну, царь заключил с Кармартеном условие, которым предоставил ему право исключительной торговли в России табаком за 20,000 фунтов стерлингов (или 48,000 рублей), с уплатою всей суммы вперед.
           Кармартену было разрешено ввезти в Россию и распродать в один год 3,000 бочек, или полтора миллиона фунтов, табаку, при чем государь обязался «всем своим подданным, какого ни есть чина, дозволить никоциан курить и употреблять, не смотря на все прежние противные указы и права».
         ( Так вот где  кроются первопричины причны курения  в России!
         А ведь еще при отце Перта Первого курильщиков  из числа православных назазывали  сурово и жестоко»!)
           Приехав из Голландии в Англию уже опытным корабельным плотником, Петр в три месяца неустанного труда изучил английскую систему постройки судов, узнал размер линейных кораблей и фрегатов, приобрел, необходимые сведения для учреждения верфей и вникнул во все порядки морской службы.
            Теперь, для полного и окончательного усовершенствования своих познаний в кораблестроении, ему оставалось только изучить способы сооружения галерного флота и для этого он решился отправиться в Венецию.
            18-го апреля, царь с чувством живейшей признательности простился с королем Вильгельмом, который, желая сохранить черты гениального русского государя, упросил его дозволить списать с себя портрет.
            По приказанию короля, знаменитый тогдашний живописец Готфрид Кнеллер необыкновенно верно передал потомству прекрасную, мужественную фигуру двадцатипятилетнего Петра.
             Замечательный по сходству и мастерству исполнения портрет царя, работы Кнеллера находятся в аудиенц-зале Гамптон-Корта, одного из королевских дворцов близ Лондона.
            21-го апреля, Петр сел на подаренную ему яхту «Транспор-Рояль», поплыл вниз по Темзе, еще раз посетил Вульвич и Чатам, и 23-го числа вышел в море, направляясь к берегам» своей любезной Голландии.
             Как только царь покинул Дептфорд, адмирал Бенбоу вознамерился перебраться в свое прежнее жилище; но его ждало неожиданное и горькое разочарование.
            Московские гости оказались совершенными варварами. В свое двухмесячное пребывание в доме Джона Евелина они до такой степени бесцеремонно распоряжались чужим имуществом и привели его в такой безобразный вид, что адмирал вынужден был отказаться от намерения возобновить контракт с Евелином и обратился к английскому правительству со следующей жалобой:
             «Джон Бенбоу в почтительнейшей просьбе заявляет, что он несколько времени тому назад нанял дом Джона Евелина, эсквайра, называемый «Сэйс-Корт» в Дептфорде, и обязался контрактом содержать оный, равно как и сад и проч. в хорошем и удовлетворительном состоянии и полной исправности, и сдать его в таком же виде по истечении условленного срока; и случилось, с позволения Вашей Чести, что его царское величество обратился к вышереченному, месяца три тому назад, желая, на время пребывания своего в Англии, занять его дом, со всем убранством, какое в нем находилось.
           Джон Бенбоу охотно согласился на это и немедленно вывез из дома свою семью и передал дом царю в пользование, предполагая, что это будет приятно Его Милости королю, и что царь будет пользоваться нанятым домом, имуществом и садом, иначе, чем вышло в действительности. Дом оказался в таком дурном виде, что едва ли возможно дать полное понятие об этом Вашей Чести. Кроме того, много вещей поломано, потеряно и испорчено.
            «По сему, нижеподписавшийся почтительно просит, не благоугодно ли будет Вашей Чести приказать произвести осмотр дома и проч. для приведения в известность нанесенных ему убытков и дабы ему могло быть дано вознаграждение, и он не вынужден был понести ущерб за оказанную им любезность».
            Просьба Джона Бенбоу была отослана сэру Христофору Рэну, которому поручено было осмотреть дом, сад и движимое имущество, и донести сколько убытка причинено просителю царем и его свитой.
              Рэн произвел осмотр при содействии оценщика по части движимости и гардероба, мистера Севелля, и королевского садовника, мистера Лаудона, и исчислил общую цифру убытков в 350 фунтов стерлингов. Это исчисление основано им на следующих двух документах, подписанных Севеллем и Лаудоном.
            «Счет повреждений, причиненных постройкам и изгородям московским царем и его свитой в Сэйс-Корте, в Дептфорде:
Фун-тов. Шил-лингов. Пен-
сов.
За 150 ярдов окраски. 7 10 —
За 244 ярда беления в доме. 2 — 8
За 300 стекол в окнах. — 15 —
За 20 больших стекол. 2 8 —
За 3 медных замка. 2 5 8
За 9 замков, также испорченных. — 12 —
За ключи ко всем сказанным замкам. 1 — —
За 90 футов голландской черепицы для
поправки каминных труб. 1 1 —
За 100 футов фламандских изразцов
для поправки кухни. 1 5 —
За 90 футов (не разобранное слово). 1 10 —
За починку задвижек. — 10 —
За починку шкафов. — 10 —
За поправку испорченных (не разобранное
слово). — 10 —
За две новых еловых двери. 1 4 —
Все полы попорчены грязью и рвотой. 2 — —
За новый пол в нижнем доме. — 14 —
За починку 300 футов аспидного и камен-
ного помоста. 1 — —
За 240 футов сосновых балясин. 60 —
За 170 футов дубовых балясин и перил. 17 — —
За 100 футов наружной загородки сада. 1 13 8
За полировку заново 4 мраморных сту-
пенек и мраморного стола. 1 4 —
За 3 сломанных и потерянных тачки. 1 — —
Оценено Уильямом Дикинсоном Кларком.
                II.
Фун-тов. Шил-лингов. Пеп-
сов.
Спальная, убранная голубой отделкой, и голубая кровать, обитая внутри светло-желтым шелком, вся измарана и ободрана 4 — —
Японский карниз кровати сломан — — —
Индийское шелковое, стеганое одеяло, байковое одеяло и постельное белье запятнаны и загрязнены. 2 — —
Туалетный столик, обитый шелком, сломан и изрезан 1 — —
Стенной орехового дерева столик и рундук сломаны — 15 —
Медная кочерга, пара щипцов, железная решетка, лопатка, частью сломаны, частью утрачены. 1 — —
Палевая кровать разломана на куски, красная отделка, отороченная полосатым персидским шелком, сильно подрана и испорчена. 62 — —
В кабинете: четыре полотнища тканых дамасских обоев сильно измараны — 10 —
В большой комнате: два больших каминных крюка с медными рукоятями сломаны — 15 —
В смежной комнате обои требуют чистки. 1 — —
В следующей комнате: коленкоровая кровать с занавесями испятнана и изорвана в клочки, а большое индийское одеяло прорвано во многих местах. 3 10 —
14 голландских плетеных стульев все сломаны и испорчены 2 10 —
12 стульев со спинками, обитыми драгетом, сильно испорчены 1 10 —
В следующей комнате: обитая темным камлотом кровать сильно порвана и испорчена. 2 — —
Обыкновенное стаметовое одеяло изорвано и прожжено в нескольких местах. — 10 —
Черный панелевый стол и рундуки сломаны и испорчены. — 10 —
Пара каминных крюков с медными рукоятями, лопатка и щипцы сломаны. — 7 6
В следующей комнате: две кровати, одна обитая драгетом, другая саржей, изорваны и испорчены. 2 10 —
Старый комод, каминные крюки, лопатка и щипцы, сломаны и испорчены. — 10 —
В следующей комнате: голубая, полосатая, коломенковая кровать, обитая внутри пестрой, индийской, вышитой тканью, сильно измарана и попорчена, а карниз сломан. 3 — —
12 кресел, обитых голубой материей, сильно попорчены. 1 10 —
3 старых, голландских плетеных стула сломаны. — 7 6
Ореховый комод и оклейной стол сильно испорчены и сломаны — 15 —
6 белых, тонких, дамасковых оконных занавесей изорваны и испорчены. 1 10 —
Грелка поломана внутри и пожжена. 5 5 —
Внизу: японский стол, два стула и кушетка, все поломаны и испорчены. 1 10 —
7 отлогих стульев сломаны и утрачены. 1 10 —
Несколько других стульев попорчены. 1 — —
Пара каминных крюков с медными рукоятями, пара щипцов, лопатка и решетка сломаны и попорчены — 15 —
Два стола с инкрустацией попорчены. — 15 —
Большой турецкий ковер попорчен. — 15 —
5 кожаных стульев утрачены. 1 — —
3 простых плетеных стула и 4 зеленых, саржевых стула сломаны или утрачены. 1 — —
2 перины и 2 подушки потеряны. 8 — —
3 пары новых, пуховых подушек потеряны. 3 — —
8 перин, 8 подушек, 12 пар байковых одеял сильно замараны и попорчены. 3 16 —
Одна запасная, железная решетка изломаны в куски. — 16 —
3 пары тройных, тонких, голландских простынь утрачены. 7 10 —
3 кресла с ручками и 5 резных деревянных кресел изломаны в куски. 1 — —
Стол сломан и испорчен. 6 — —
20 прекрасных картин сильно замараны, а рамы все разбиты 10 — —
Несколько прекрасных чертежей и других рисунков, изображающих лучшие виды, утеряны и оценены адмиралом Бенбоу в. 50 — —
Дж. Севелль. 9 мая, 1698 г.   Джорж Лаудон.
          «Примечание. Много вреда нанесено деревьям и растениям, что уже оказывается непоправимым, а именно: поломаны ветви у шпалерных и фруктовых деревьев, попорчены три прекраснейшие широколистные липы, поломаны несколько остролистников и других красивых растений».

       ( Ох,  видно и погуляли славно  русские люди, в старой, доброй  Англии! Пивка попили с виски или вот этого самого "peper and brandy" (настойка коньяку на перце)! )
        Или это все же дикая Татария дала себя знать, в форме неприятие всего европейскоьго даже на бытовом уровне???

           Приведенные нами  акта осмотра владений Джона Евелина, были представлены сэру Христофору Рэну, который, в свою очередь, препроводил их в государственное казначейство при следующем донесении:
            «С позволения Вашего Лордства.
             Вследствие предписания Вашего Лордства от 6 мая, 1698 года, на просьбу Джона Бенбоу об осмотре и оценке убытков, причиненных нанимаемому им дому, садам и имуществу его царским величеством и свитой его, в Дептфорде, я поступил согласно сему и оценил поправки дома и двора при содействии опытных людей; пригласил присутствовать мистера Севелля при  оценке движимого имущества, а мистера Лаудона при оценке садов и палисадников, к каковым своим оценкам, при сем представляемым, они приложили свои руки, и я считаю их оценку вполне верною.
            Убыток по дому исчислен в 107 фунтов, 7 шиллингов, и по саду в 55 фунтов, а всего 162 фунта, 7 шиллингов, каковая сумма должна быть, по моему мнению, уплачена мистеру Евелину, владельцу дома, так как контрактный срок уже истек.
           Убыток по имуществу 133 фунта, 2 шиллинга, 6 пенсов; с прибавлением недельного дохода, который я оцениваю в 25 фунтов, всего следует уплатить 158 фунтов 2 шиллинга, 6 пенсов.
           Сверх того, дом, принадлежащий некоему Росселю, бедному человеку, где проживала стража, назначенная состоять при доме, занимаемом царем, почти совершенно разрушен, так что подлежит оплате в полной стоимости. Христофор Рэн.  Мая 11 дня, 1698 г.»
            21-го июля того же года, государственное казначейство приказало уплатить деньги всем лицам, понесшим убытки от пребывания Петра Великого в Дептфорде, согласно исчислению, приведенному в рапорте сэра Христофора Рзна.
С. Шубинский.
   (Текст воспроизведен по изданию: Петр Великий в Дептфорде // Исторический вестник, № 11. 1888)

             Проведя три месяца в Англии, Пётр переехал в Голландию, но после пустых переговоров направился в Вену.

             Политические переговоры в Голландии не удались — голландцы не согласились встать на сторону России в конфликте с Османской империей.
             Русский историк С.М. Соловьёв в своей книге «История России с древнейших времён» объяснил это тем, что Штаты вместе с английским королем хлопотали о заключении мира между Австриею и Турциею.
             Этот мир был необходим для Голландии и Англии, чтоб дать австрийскому императору возможность свободно действовать против Франции: предстояла страшная война за наследство испанского престола, то есть для сокрушения опасного для всей Европы могущества Франции.
             Но во сколько для Англии и Голландии было выгодно заключение мира между Австрией и Турциею, во столько же им было выгодно продолжение войны между Россией и Турцией, чтоб последняя была занята и не могла снова отвлечь силы Австрии от войны за общеевропейские интересы.
             Но эти интересы находились в противоположности с интересами России: Пётр хотел  успешного  завершения  войны с Турциею, но не мог надеяться  окончить её один, без Австрии и Венеции.
       
                Конец Великого посольства

            Дальнейший  путь Петра лежал через Лейпциг, Дрезден и Прагу в столицу Австрии Вену. По дороге пришли известия о намерении Австрии и Венеции заключить с Османской империей мирный договор.
            Долгие переговоры в Вене не дали результата — Австрия отказывалась включать в требования договора передачу Керчи России и предлагала согласиться на сохранение уже завоёванных территорий.
           Однако это перечёркивало усилия  Московии по обеспечению выхода к Чёрному морю.
          14 июля 1698 года состоялась прощальная встреча Петра I с императором Священной римской империи (правителем Австрии) Леопольдом I.
 

  Леопольд I (Leopold I) (1640–1705), император Священной Римской империи из династии Габсбургов. Леопольд, второй сын императора Фердинанда III и Марии Анны, дочери короля Испании Филиппа III, родился в Вене 9 июня 1640. Его готовили к духовной карьере, однако после внезапной смерти старшего брата Фердинанда IV в 1654 Леопольд стал наследником престола. В 1655 он был избран королем Венгрии, в 1656 коронован в Праге в качестве короля Чехии. После того как в апреле 1657 умер Фердинанд, Леопольд, несмотря на происки короля Франции Людовика XIV (который сам претендовал на императорскую корону), был 1 августа 1658 избран императором – во многом благодаря поддержке курфюрста Бранденбургского Фридриха Вильгельма. На протяжении большей части пребывания Леопольда у власти империя находилась в состоянии войны, но воспитанный иезуитами император был плохо подготовлен к исполнению обязанностей администратора или полководца, предпочитая перепоручать их своим генералам и министрам.
       В 1660 вновь разразилась война с турками, но после блестящей победы, одержанной над ними графом Раймундом Монтекукколи при Санкт-Готхарде (на реке Раб недалеко от Граца) 1 августа 1664, было заключено не слишком выгодное для империи Вашварское перемирие, продержавшееся почти 20 лет. В 1683 турки, во главе которых стоял, Кара Мустафа, вторглись в Австрию, чтобы оказать поддержку графу Имре Тёкёю, поднявшему в Венгрии восстание, спровоцированное развязанными Леопольдом преследованиями местных протестантов. Вена была осаждена.
         Император с семьей покинул столицу и нашел убежище в Пассау, но подошедшее в скором времени польское войско соединилось с защитниками города, и совместно они наголову разбили врага. Это произошло 12 сентября 1683 при Каленберге (близ Вены), во многом благодаря полководческому таланту короля Польши Яна Собеского. Война продолжалась еще 16 лет, пока не завершилась рядом блестящих побед имперских войск, кульминацией которых стал разгром турок при Зенте (1697) принцем Евгением Савойским. Согласно Карловицкому миру 1699, к империи отошла вся Венгрия, включая Трансильванию. Между тем еще на рейхстаге, собравшемся в Пресбурге (совр. Братислава) в 1687, венгры признали наследственные права Габсбургов на венгерский трон, отказавшись от права выбирать себе короля. Войны, которые Леопольд вел с Людовиком XIV, были не столь успешными.
       В 1673 он вместе с Испанией и Бранденбургом поддержал Голландию в войне, которую вела против нее Франция с целью овладеть испанскими Нидерландами (т.н. Голландская война). Однако эта война завершилась в 1678 невыгодным для союзников Нимвегенским миром. В 1686 Леопольд присоединился к Аугсбургской лиге, а в 1689 – к т.н. «Большому альянсу» Англии, Голландии, Испании и ряда более мелких государств, желавших положить конец французским завоеваниям.
        Война (известная как война за Пфальцское наследство или же война Аугсбургской лиги) продолжалась с 1688 по 1697 и распространилась на значительную часть Европы, а также на морские просторы вплоть до американских берегов. Она завершилась в 1697 Рисвикским миром, по которому Франция отказывалась от большинства захватов, совершенных после Нимвегенского мира, однако оставляла за собой принадлежавший ранее империи Страсбург.
            Посольство намеревалось выехать в Венецию, но неожиданно из Москвы пришли известия о бунте стрельцов и поездка была отменена.
            Для продолжения переговоров в Вене был оставлен П.Б.Возницын. На Карловицком конгрессе он должен был отстаивать интересы России.
            Однако из-за дипломатических просчётов русскому послу удалось добиться лишь заключения двухгодичного перемирия с Османской империей. Вот одна из подлинных грамот Петра Первого  от 29 июля 1699 г.

...   «Пресветлейший и державнейший государь, друже и брате любезнейший. Небезвестно есть вашему величествию каковы посол  наш при совершении мира у вашего цесарского величества послов в Сирмии в местечке Карловичах  с Портою Оттоманскою токмо двулетния договоры перемирья к стороне нашего царского величества учинил за нежеланием от Порты Оттоманской на предложенные статьи посла нашего на основаниях мира от турков ко всем предложенного како владеете не мог оный по указу нашего царского величества в перемирных летех, яко и протчие доволство себе показать, ниже неколикого времени определително испросить к другим указом себе от нас, великого государя, нашего царского величества, дабы тем договором, что наилутчее мог получить, но принужден дабы не остатися протчих утвердить и двулетняя.
          Но, при оных еще к тому основанию аще ныне совершенно, но некоторое склонение показаны суть, дабы из обоих сторон всяко ко утвержению мира или долговремянного перемирья не отставляя в те двулетния время со желанием искати. Чего ради мы, великий государь, наше царское величество, послали ныне к турскому салтану чрезъ звычайного посланника нашего думного советника и наместника Каргополского Емельяна Игнатьевича Украинцова с товарыщи.
         Но, что у вас, любителнейшаго брата нашего, великого государя, вашего цесарского величества, мы, великий государь, наше царское величество, любително желаем, дабы ваше цесарское величество послу своему, которой будет от вас, великого государя, вашего цесарского величества, у Порты Оттоманской, яко другу и посреднику в договорех посланника нашего не оставляти, и како возможно помогать, дабы в довольное время перемирия, како и протчим союзником, или вечного мира мог оный посланник наш к стороне нашей получить, но всегда по обязанной с нами, великим государем, нашим царским величеством, у вас, великого государя, у вашего цесарского величества поставленным договорам и прошедшим с великими убытки с стороны нашей к вам споможением в том пособствовал, якобы и впредь в обоих сторонах между нами, великим государем, нашим царским величеством, и вами, великим государем, вашим цесарским величеством, древняя дружба и любовь преумноженна была, в чем не усумневаемся, что вы, великий государь, ваше цесарское величество в том нас не оставите. И как прилежнее послу своему всяким к сему радением спомогать повелите, и нас, великого государя, наше царское величество, любително своею цесарского величества грамотою уведомить изволите.
       Сего же ради и искреннего и братцкого нашего еже к величествию вашему благоволения прошение преложивше бога преблагаго просим, яко да величество ваше долго и здраво содержит и благополучно царствовати подаст.
        Писан государствия нашего во дворе, в царствующем велицем граде Москве, лета от создания мира 7207-го, месяца июля 29-го дня, государствования нашего 18-го году.

                Итоги Великого посольства

           Говоря об итогах можно сказать так. Крымское ханство и Османская империя  получила  вначале перемирие, а потом выгодный мир и Московия  в Черное море выхода не получила!
           Поэтому  можно считать что политическая часть Великого посольства  была провалена.
         Но, вот  европейским политикам  удалось  изменить геополитические устремления Петра Первого, отклонив его от Константинополя  на Север, и обратив его взоры на Балтийское море и господствовавшую  там Шведскую империю!

           Но, как говорит русская  пословица "Беда одна не приходит"!  По дороге в Москву царь Петр Первый  узнал о подавлении бунта московских стрельцов.
         Невзирая на это 31 июля в г. Раве Пётр I встретился с королём Речи Посполитой Августом II.
          Общение двух монархов, бывших ровесниками, продолжалось в течение трёх дней. В результате возникла личная дружба и наметилось создание союза против Швеции.
         Окончательно тайный договор с саксонским курфюрстом и польским королём был заключён 1 ноября 1699 года.
         По нему Август должен был начать войну против Швеции вторжением в Ливонию.
          Назревал конфликт между Россией и Швецией, который вылился в Северную войну 1700—1721 годов.
         25 августа 1698 года Пётр I прибыл в Москву.  Начиналось кровавое утро стрелецкой казни….
             (конец  ч. 2  гл. 24)