Снова в бой

           Лето  1944  года  было  хлопотливое,  жаркое.  Работы  хватало  всем,  рабочей  силы,  особенно  мужской,  вообще  было  мало.  Во  время   оборонного   боя  получили  ранения  Александр  Макарченко,  Илья  Позняк,  Петро  Доценко,  Сергей  Прорвич  и  Николай  Поляков.  Болен  сердцем  был  отец  Гены  -  Михаил  Сидорович.  Четырёх  партизан,  раненых  в  том  бою, cразу  же  увезли  в  город.
          Задача  нашей  дружины   заключалась  в  охране  территории  ночью, а  скота    на  пастбищах  и  зреющего  хлеба  в  полях  -  в  дневное  время.  Часто  приходилось  недосыпать  и  подолгу  мотаться,  перехватывая  небольшие  группки  немцев, блуждающих  в  лесу.   
          Оборванные, вшивые,  голодные,  они  пачками  сдавались  без сопротивления,  не  имея  даже  оружия.  Но  были  случаи,  когда  большие  вооружённые  группы ,
организованно  продвигаясь  в  западном  направлении,  жгли  на  своём  пути  и
грабили  деревни,  убивали  непокорных  сельчан,  не  желающих  отдавать  последнюю  курицу, поросёнка.
            Слухи  всё  чаще  доходили  до  нас  и  мы  всегда  были  настороже.  По  двое  дежурили  ночью,  а  днём  патрулировали  дороги.
    Кроме  того,  в  совхозе  появилась  и  военная  власть:  раненый   в  ногу  артиллерийский  капитан  и  два  солдата.  Восстановлена  была  телефонная  связь,    заработала  почта.
             В  первых  числах  июля  дружина  в  полном  составе   находилась  на      участке  подсобного  хозяйства  километрах  в  четырёх  от совхоза.  Здесь  в  это  время  женщинами    проводились  основные   полевые  работы,  кроме  того,  на  пастбище    находились  два  стада.
    Во  второй  половине  дня  возле  рощицы  прозвучало  несколько  выстрелов  и  следом   автоматная  очередь.  Потом  мы  узнали,  что  трое  немцев   на  мотоцикле  направлялись  прямиком  к  стаду.  Ребята,  находившиеся  при  стаде,  выстрелили  в  их сторону  и  криками  потребовали  подъехать  к  ним. Но  немцы  ответили  огнём  и, быстро развернувшись,  скрылись.
            Это  нас  насторожило.  Собравшись  вместе,  решили   рассредоточиться  по  обе  стороны  дороги.  Место  было  выгодно  для  обороны  или  засады:  в  роще  находилось  старое  деревенское  кладбище.
    Не  прошло  и  получаса, как  услышали  мы  шум  мотора. Потом  вдалеке показался  мотоцикл,  а  за  ним  два  крытых  немецких  автомобиля.  Подпустили  их  метров  на  двести  и  залпом  ударили  по  этой  колонне.  Мотоцикл  врезался в  дерево  и  замер.  Из  машин  начали  выскакивать  немцы.  Мы  прицельно  били  по  ним,  но  не  ожидали,  что  явится  их  столько.
     Вскоре  они  пришли  в  себя  и,  развернувшись,  широким  охватом,  пошли на  нас. Огнём  мы  заставили  их  залечь.  Но  ими  командовал  опытный  офицер  и  полукольцом  фрицы,  где  ползком,  где  перебежками  приближались.
             Нас  хорошо  укрывали  могильные  холмики  и  надгробные  каменные  плиты.  Стреляли  только  по  видимой  цели,  берегли  патроны.
   -Хорошо  бы  послать   сообщение   коменданту.  Но  как ? -  Подумал   я.
И  тут  ко  мне  подполз  пастух  Степан.  Лёг с  карабином  за  соседнюю  каменную  плиту  и  говорит:  «Я  послал  сынишку   на  лошади  за  подмогой,  как  только  услышал  такой  огонь  здесь  на  кладбище».
            Нам  оставалось  только  продержаться.  Но  враг  был  уже  близко.         Послышались  крик: « Руски,  сдавайся !  Скоро   коровка  кушат  будэм!» -  Мы  отвечали  огнём.               
            Я  лежал  за  каменной  плитой   недалеко  от  дороги.  Густой  кустарник   - метрах в  тридцати.  Слева -  чистое  пространство.  Туда  немцы  не  сунутся.  Они  залегли  за  кустами  и  прижимали  нас  к  земле  короткими  очередями,  а  правый  наш  фланг  всё  настойчивее  захватывали  в  клещи.  И  когда  до  немцев  дошло,  что  нас  всего  горстка,  они  предприняли  отчаянную  атаку
      Помню,  как  из  кустов  показались  три  фигуры.  Два  выстрела  я  успел 
сделать. Потом  какая-то  сила  подняла  и  бросила  меня.  В  глазах  сверкнуло,  потом  грохот  и  темнота  поглотили  моё  сознание.               
Очнулся  от  полнейшей тишины.  Рядом стоят  ребята  и  незнакомые  военные.  Вижу,  они  о  чём-то  говорят,  но  звука  голосов  не  слышно.  Голова  раскалывается  от  тупой  боли.  Глаза  слипаются  от чего-то  вязкого.  Провожу  рукой  по лицу,  она  вся  в  крови. 
               Тут  все  бросились  ко  мне,  заметив  моё  оживание.  Ещё  плохо  соображая,  что  происходит,  сказал  или  спросил  о  чём-то   несуразном.  Громкий  смех  болью  отразился  в  голове  и  я  услышал  первые  звуки  человеческих  голосов.
-Живой ! Слегка  контузило  и  поранило! -  Первое,  что  я  услышал  в  этот  момент.  Действительно,  повезло  мне  и  здорово. Спасла  надгробная  плита. Граната  взорвалась  за   ней.  Меня  отбросило  взрывом,  контузило  и  каменной  крошкой  ранило  голову,  правый  висок,  руки  и  пальцы.
Повезло  и  всем  нам.  Немцы  уже  были  почти  рядом,  когда  их  встретил   огненный  шквал  подоспевших  красноармейцев.  Приехав  по  делам  в  совхоз  на своём  транспорте,  они  тут же  бросились  к   нам  на  выручку,  ведомые  нашим  комендантом  и  мальчишкой -  пастушком.
Легко  ранен  был  Степан  и  Володя  Дрозд.  В  плен  сдались  двенадцать         
             немцев. Обер-лейтенант  и  еще  шесть  фрицев  были  убиты.  Некоторым   из     нападавших  удалось  скрыться.
             Пленные  сказали,  что  командует  ими  полковник.  Они  остановились  лагерем   в  лесу,  у них  там  броневик  и  ещё  две  машины.  Всего  до  сотни  солдат,  но  бензин  и  продовольствие   кончаюься. 
               
             Эта  группа  позже  была  уничтожена  около  Могилёвского  шоссе. Полковник  взят в  плен  живым.
             Я быстро  пошел  на  поправку. Немного  кружилась  голова,  подташнивало.
Иногда  слегка   заикался  при   волнении.  Врач  Беликова  удивлялась  моим  успехам. Зашивая  мне  раны  на  виске  и  руке,  сказала,  что  барабанные  перепонки  у  меня  совсем   разорваны   и  вряд  ли  восстановятся,  но  слышал  я  почти  нормально.
Ребята  за  время,  пока  я   бездействовал,  навещая   меня  на  дому,  хвастались,  что  ещё  сдали  коменданту  несколько  человек  пленённых.  А  в  августе  я  уже  был  в  строю.
Снова   мы  охраняли  и  рабочих  в  поле,  и  пасущиеся  стада.  Всё  было  спокойно.  Бродячих  и  одиночных  немцев  больше  не  встречалось.   Правление 
 совхоза  уже  не раз  намеревалось  нас  разоружить  и  направить  работать  на  лошадях,  но за  нас  горой  стоял  наш  хромой  капитан.  Он  даже  подал  какие -то  бумаги, чтобы  нас  представили  к  наградам  за  тот  бой. Однако  никаких   наград   мы  не  получили.
А  в  конце  августа,  когда  шла  уборочная  страда,  и  на  поле  мы  охраняли  скирды  с  хлебами -  том  самом,  где  меня  ранило -  да  две  молотилки  с  тракторами,  случился  с  нами  настоящий  конфуз.
Спокойная  обстановка, но  постоянное  недосыпание  сыграли  с  нами   злую шутку. Помог  ещё  один  злой  шутник -  агроном.  Возвращаясь  на  лошади  откуда-то, (а скорее  всего,  проверяя),  застал  он  всех  нас  в  ранних  сумерках  крепко  спящими.  Будить  не  стал – тихо  увёз  приводной  ремень  от  молотилки  к  трактору  и  сдал  его  директору.
Утром   нам  устроили  хорошую  пропесочку.  Велели  сдать  оружие  и  с  утра  завтра  выходить  на  работу  ездовыми. Наш  защитник - капитан  ничем  помочь  уже    не  смог.
Агроном  ещё  прицепился  ко  мне,  почему  я  не  сдал  пистолет.  Сколько  я  ни  твердил  ему,  что  пистолет  я  подарил   другу  Володе  Лукашевичу,  когда  тот  уходил  с   партизанами   на  фронт,  он  мне  не  верил. Не  верил  и  ребятам,  подтверждающим  мои  слова.  Потом  мы  убедились,  что  происшествие  с  ремнём,  было  продуманной  афёрой  агронома  и  директора.
Позор  мы  переживали  болезненно,  к  счастью,  не  долго.  В  первых  числах  сентября  в  совхозе  появился  вербовщик  из  Москвы.  Там  был  большой  недобор  учащихся  в  ремесленные  и  училища  ФЗО.
Я  первым   написал  заявление.  Следом  за  мной  подал  заявление  Георгий  Дубинчик,  за  ним  Володя  Дрозд  и  Позняк.
            Изъявили  желание  учиться  в  Москве  четыре  девушки:  Аня, Вера,  Галя  и  Октябрина  (Ляля).  И  как  ни  противились  директор  с  агрономом,  звонок  из  Бобруйска  заставил  их  подчиниться. Даже  выдали   нам  на  дорогу  хороших  продуктов,  среди  которых  был  мёд,  белый  хлеб  и  курица.
     Под  стук  колёс  военной  теплушки, с двухярусными  нарами  и  чугунной     печкой,  началась  у  нас  новая  жизнь,  повзрослевших,  повоевавших  юнцов,
 видевших  и  испытавших  подневольный  труд,  издевательства  оккупантов,
 кровь  и  смерть,  но  не  потерявших  для  себя  значимость  таких  понятий,  как:
 честь, гордость,  принципиальность  и  справедливость !
                Январь   2008 г.