Вопреки всему...

Он остался один в тишине квартиры, оставив за дверью весь остальной мир, надёжно заперев за собой дверь на замок, имеющий дистанционное управление, открыть который мог только тот, кто знал специальный код, и замок этот тоже был его изобретением, тоже запатентованным, как и большинство его других изобретений.

Впрочем, тишина окружала его всегда. Тишина и темнота были его пожизненными спутниками с самого рождения, так же как и неподвижность. Вместо ног имелся лишь их рудимент. Зато, руками он владел почти свободно, чувствуя на ощупь всё, что бы ему ни попадалось, ощущая своею, до невозможной степени обострившейся, чувствительностью, такое, о чём слышащие и зрячие даже помыслить не могли.

Он включил компьютер. «Интересно, что пишут по электронной почте друзья?». Между тем, целая груда писем, - тоже полученных от друзей – пришедших со всего мира, - пришедших по обычной почте, будучи написанными браилевским шрифтом, едва ли не на всех европейских, и не только европейских, языках – громоздилась на столе. И на каждое из этих писем, так же, как и на каждое из писем, полученных по электронной почте, он обязательно ответит, подобно тому, как отвечал он на каждое письмо прежде, и непременно будет отвечать на каждое письмо во все последующие дни и годы своей жизни, сколько бы их ни было ему отпущено.

Многие из тех, с кем сводила его судьба, будучи покорены его личным обаянием, его интеллектом, его фантастической эрудицией, да и просто – его чисто человеческими качествами, где бы и в какой бы точке страны, в каком бы уголке земного шара ни состоялась их встреча – а поездить-то ему по стране и по миру довелось изрядно! – где бы, в какой бы точке страны, в каком бы уголке земного шара сами они ни проживали, какие бы религиозные, этические и политические убеждения ни исповедовали, желали завести с ним дружбу, пусть даже – дружбу заочную, пусть даже на огромном расстоянии. И многие из тех людей, специально ради этой цели, начинали изучать браилевскую письменность, поскольку ему были недоступны телефонные переговоры, недоступными были для него и звуковые послания, вполне доступные тому, кто только не видит, хотя и слышит.

Правда, поток браилевских писем в последние годы, под бесспорным влиянием всё более и более шагающего вперёд научно-технического прогресса, постепенно начал идти на убыль, уступая место другому, всевозрастающему потоку писем, приходящих по электронной почте, которые он прочитывал посредством специального рельефного принтера. Но всё равно, поток браилевских писем, приходящих по обычной почте, пока ещё оставался огромным. И на каждое письмо он непременно отвечал. Отвечал обстоятельно, по существу.

…Его дедушка – отважный герой Гражданской Войны, позднее ставший председателем колхоза, - вместе со своей женой, то есть – его бабушкой, оба были осуждены по доносу бывшего белогвардейца. Дело вёл следователь, происходивший из житомирских евреев, позднее – и он, и судья, и прокурор были судимы и расстреляны как троцкисты, каковыми и являлись. А его дедушка с бабушкой – тогда ещё совсем молодые – бесследно сгинули в лагерях.

Их дети – брат и сестра, ей было в ту пору три годика, ему четыре – воспитывались, как нередко бывало и бывает в подобных случаях, в разных детдомах, отдалённых друг от друга на сотни километров, под разными фамилиями, разумеется – у обоих вымышленными, не зная о своих родителях ничего, за тем, по прошествии многих лет, по какой-то роковой случайности, встретившись во взрослой жизни, по ещё более трагической ошибке приняв, возникшую между ними, на каком-то, скорее, чисто интуитивном уровне, родственную симпатию, за настоящую любовь, объясняя сходство своих отчеств исключительно простым совпадением, а говоря предельно откровенно – вообще никак это не объясняя, и даже вовсе об этом не задумываясь, соединились брачным союзом. Трагическая правда выяснилась тоже совершенно случайно. Выяснилась уже через год с небольшим после его появления на свет. Оттого и родился он таким – с неразвитыми ногами, так и оставшимися рудиментом на всю дальнейшую жизнь, без глазных яблок, с изначально отсутствующим слуховым аппаратом. Мать, не выдержав душевных переживаний, покончила с собой. Отец запил, и вскоре умер.

Он рос и воспитывался в специализированном заведении. И – представьте себе! – каким-то чудесным образом, научился говорить. Позднее он разработал особую, тоже запатентованную со временем, методику обучения разговорной речи слепо-глухо-немых от рождения детей.

Слух и зрение ему заменили осязание и фантастически высокое чувство ритма. Ритма буквально всех процессов, протекающих в окружающем мире. А это подтолкнуло к изобретательству. А изобретательство, в свою очередь, привело к поиску и открытию новых идей в философии, в психологии, в логике, в логистике, в этике, в педагогике и во многом, многом другом. С годами он возглавил одну весьма интересную международную организацию, объединяющую в своих рядах слепо-глухо-немых представителей интеллектуального труда.

…Письма, пришедшие отовсюду. Он ответит на каждое из тех, что пришли. Ответит и на каждое из тех, что придут потом. Но сейчас его ждут чертежи. Чертежи его нового, пока ещё ведомого лишь ему одному, изобретения, с которыми предстоит основательно поработать. Чертежи эти – тоже рельефные.